Одинокий Ворон из племени Черноногих

— Угу, — кивнул тот, перезаряжая снаряженный барабан, — Я лучше умру!

— Нет, Пит, пусть лучше умрут наши враги.

К счастью, на этом война закончилась, кроу ушли в прерию. Нам тоже нельзя было задерживаться, дав им возможность вернуться и забрать тела своих людей. Но, когда Питер стал обходить врагов и быстрым круговым движением клинка начал снимать скальпы, я промолчал и не возражал. Это сделает его великим воином. Этого требовала многовековая вражда между нашими народами. Кто их убил, тайны не будет, ибо то, что здесь находились шестеро черноногих, в том числе двое мужчин, по следам 'прочитает' любой индеец.

— Мои скальпы тоже прибери, а я спущусь за женщинами.

Мама выполнила все указания абсолютно точно. Вьючные лошади стояли в сторонке, а девчонки, выставив винтовки, укрылись за спинами уложенных на землю лошадей. Увидев меня, все вдруг радостно заговорили, подняли лошадей и уже через минуту тронулись в путь. А ещё через десять минут мы помогли Питеру собрать трофеи, после чего направились к каравану.

Здесь тоже была деловая суета: врачевали раненных и собирали трупы, приводили в порядок фургоны. Здесь уже знали, что помогли им именно мы, Грант опознал, когда увидел в подзорную трубу, как я ловил трофейных лошадей.

— Здравствуйте, мистер Сухи! — ко мне навстречу вышел глава торговой миссии с перевязанной правой рукой, — Рад приветствовать ваше семейство.

— Здравствуйте, мистер Грант. Рад, что наша встреча состоялась.

— Эндрю! Мне вас так можно называть?

— Конечно, мистер Грант.

— Эндрю, хочу выразить вам и вашему индейскому другу...

— Это брат моей жены Томы, его зовут Питер.

— Да, Эндрю, вам и Питеру хочу выразить искреннюю признательность за оказанную помощь. Скажу откровенно, если бы не вы, то кто знает, чем бы всё это закончилось. Конечно, мы бы их постреляли, но потери были бы большими. Вас и вашу семью приглашаю сегодня на ужин к своему столу.

— Благодарю вас, — учтиво кивнул ему. Почему бы не воспользоваться предложением, когда этот человек излучает настолько доброжелательную энергетику.

— И да, Эндрю, пожалуйста, представьте меня своим дамам...

Глава 4

Вечернюю стоянку организовали на берегу реки Найобрера, которая разделяет земли кроу и дакота, племени языковой группы сиу. Частые стычки, в основном из-за лошадей, дружелюбия между нашими народами не добавляет. Впрочем, из-за совместной неприязни к ассинибойнам, с дакота у нас чаще перемирие, чем война.

К сожалению, реку форсировать не успели и пришлось организовывать и укреплять стоянку на вражеском берегу, при этом, семерых убитых похоронили рядом, на небольшом холме. Возничие в роще срубили нетолстую берёзу, ошкурили, соорудили крест и водрузили на могиле, а один бывший монах, который вернулся к светской жизни и взял в руки оружие, прочитал короткую молитву.

Лично я заявил мистеру Гранту, что был помощником шамана по лекарскому делу, вытащил иглы, кетгут и изготовленную Головой Бизона мазь, которой мы смазывали раны как людей, так и лошадей, после чего занялся осмотром раненных. Первым пациентом стал сам глава торговой миссии. Его рана оказалась пустяшной: стрела разорвала рукав камзола и разрезала предплечье. Честно говоря, я его не столько мазью лечил, сколько своими умениями. И ещё троих таким же образом фактически вытащил с того света.

После тяжёлых перипетий ушедшего дня, ужин не затянулся, уж больно все были напряжены. Да и ночь прошла беспокойно, в ожидании нападения. Но, обошлось. Утром успешно форсировали реку, едва не замочив товар (вода стояла ещё довольно высоко) и стали углубляться в земли дакота.

За предыдущие дни мы привыкли к более интенсивному походу, сейчас же скорость движения снизилась раза в два. И это несмотря на то, что каждый фургон тянули по четыре крепких пони, запряженных парами друг за другом. Как бы то ни было, это нас совершенно не беспокоило, главное, что мы сейчас находимся в составе серьёзно вооружённого отряда, который может нашинковать свинцом любую банду. Между прочим, к моему персональному каравану добавилось шесть трофейных лошадей: запутавшийся в поводьях крупный скакун-жеребец какой-то Центрально-Европейской породы, хороший мерин полу-испанец и четыре пони, остальные убежали. Кроме того, в трофеи нам досталась кентуккийская винтовка походного вождя, семь луков, около сотни стрел, двенадцать железных томагавка и два десятка самых разных ножей. Ну, и скальпы. У меня под седлом висело двенадцать, в том числе сушилось десять свежих, и у Пита шесть.

Теперь во время пути Грант избрал меня объектом для общения, чему я был только рад. Проявив любезность, предоставил ему трофейного мерина под седлом и мы вырывались в авангард; земля уже подсохла и караван здорово пылил.

— Андрэ, мне ваш пистоль кажется знакомым, — как-то сказал он, кивнув на револьвер, торчащий из открытой кобуры, подвешенной на ремешках к поясу и пристёгнутой к правому бедру, — И владел им совсем другой человек. И винтовкой вашего родственника Питера... Ничего не хотите сказать?

— Мистер Грант, вероятно вы слышали историю гибели моего отца?

— Да, его убили индейцы, кажется, ассинибойны, но какое это имеет отношение к пистолю?

Я отстегнул ремешок, вытащил револьвер и подал его рукоятью вперёд.

— Возьмите. Здесь на обушке рукояти, на одной и второй щеке стоит клеймо владельца: русские буквы П и С, что значит Павел Сухий или Пол Сухи, как он записан в документах Штатов. На револьверной винтовке Питера стоит точно такое же клеймо.

— Вы хотите сказать?..

— Да, его убили не ассинибойны, а банда братьев Шмидт. А у вас они появились в прошлом году, целенаправленно разыскивая меня, мою маму и моих сестёр. Чтобы убить.

— Невероятно! — воскликнул он, отвёл взгляд от обушка рукояти и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

— Разрешите? — протянул руку и он мне вернул револьвер обратно, — Когда вы встречались с Уолтером в Сент-Луисе, то рассказали, что торгуете с племенами дакота и всеми черноногими. Не правда ли?

— Да, было такое, но...

— Нет-нет, я не в претензии. Искренне верю, что вы не могли знать об их грязных делишках и взяли с собой лишь из добрых побуждений, — сказал я, тогда как всеми фибрами души чувствовал, что как раз о деловой нечистоплотности Шмидтов он, как минимум, подозревал.

— Да, это правда. Уолтер говорил, что для остроты ощущений, они бы хотели до весны пожить среди индейцев, но почему вы решили, что они хотели вас убить?

— Их племянник признался. Он был тяжело ранен и перед смертью облегчил душу, рассказал о своём участии в убийстве моего отца, а затем о подготовке убийства всей моей семьи.

— Не понимаю, но зачем?

— Всё дело в том, что мой отец не продавал свой пай. Пай торговой компании, которой вы сегодня владеете.

— Позвольте, — вдруг твёрдо сказал Грант, а его душевное состояние упорядочилось; теперь рядом со мной сидел опытный делец и воин, — Все документы перепроверены двумя нотариусами, сумма продавцу через Западный банк оплачена полностью, компания зарегистрирована в канцелярии правительства штата Миссури.

— Документы на компанию поддельны, они сфальсифицированы адвокатом Крайзелем, — резко ответил я, а затем мягко добавил, — Оригинальные паевые документы моего отца до сих пор хранятся у нотариуса в Детройте.

— Кошмар! — пробормотал он и надолго замолчал, в нём бушевала буря чувств.

Ещё бы! Дело обещает быть громким! По моему заявлению компания и все её активы будут немедленно арестованы, Шмидт попадёт на виселицу, а Крайзель в тюрьму. Пай отца мне, естественно, выплатят и компания опять начнёт работать, при этом понеся потери не только в материальном, но и в репутационном плане. То, что пресса демократической партии выльет несколько бочек дерьма на головы семейства Грантов, в этом нет никаких сомнений.

— Не хотелось бы, чтобы это дело получило огласку, — он тяжело взглянул на меня, — Я готов заключить с вами мировое соглашение: вы привозите оригинальные документы, а я готов выплатить отступные в размере стоимости пая вашего отца, плюс двадцать процентов недополученной выгоды. А Шмидт и Крайзель, то это уже мои проблемы, я с ними разберусь и этих людей вы больше никогда не увидите. Как вам предложение?

— В отношении огласки согласен, давать делу официальный ход я не намерен. Всё остальное — не годится!

— Не улавливаю вашу мысль, юноша... Хотите больше денег? — холодно спросил он.

— Естественно, — улыбнулся я, — Во-первых, хочу вернуть свой дом; во-вторых, моя семья нуждается в более солидной компенсации, чем вы можете предложить; в-третьих, Клаус Шмидт и Шлёма Крайзель — мои кровники, а значит и моя проблема. Что же касается оригинальных документов, то я вам их отдам бесплатно, но с одним условием — вы мне будете должны услугу. Как вам предложение?

— Хм, — лёд его души ещё держался, но слегка подтаял, — Вы так легко отказываетесь от двадцати тысяч долларов?

— Сэр, в своё время при покупке компании вы рассчитались полностью. И не ваша вина, что вы тоже стали жертвой мошенников, поэтому денег я с вас не возьму. Я их возьму со своих обидчиков, и не двадцать тысяч, а больше, гораздо больше. Сэр, мне бы хотелось, чтобы нынешний разговор остался строго между нами.

— Принимается, нетрудно догадаться, что мне бы этого тоже хотелось. И вы что-то говорили об услуге?

— Я её придумаю в другой раз, но поверьте, она вам ничего не будет стоить.

Минут через двадцать пути Грант полностью успокоился, стал шутить и перешёл на тему литературы, надеясь присадить какого-то полу-индейского выскочку. Как же он был внутренне шокирован, когда я непринуждённо поддержал разговор о творчестве Фенимора Купера и Неда Бантлайна. Помнил о них не только из прошлой жизни, но и из этой. Отец не был большим грамотеем, но к повышению нашего образования относился серьёзно, а старшая сестра Элен свою неукротимую энергию направила на светское воспитание младших брата и сестёр. Здесь считается, что наличие книг — это признак приличного дома, поэтому, они у нас появлялись в подлинниках и зачитывались до дыр именно благодаря Элен.

Ещё несколько дней мы продвигаясь по землям далеко не дружественного племени, часто встречали их разведчиков, но благодаря бледнолицему окружению, обошлось без инцидентов. Вскоре должны пересечь границу индейцев-айова, врагами которых не считали, но бдительности всё равно, не теряли.

Банды ассинибойнов имели дурную привычку бродить по чужим территориям. Торговцев вряд ли тронут, они не на столько отморожены, ведь те возят товары. Даже если эти товары продаются врагам, то ничего страшного, всё равно они попадут к ассинибойнам, только теперь уже в виде воинских трофеев. Но! Если в прериях увидят путешественника в мокасинах и одежде с расцветкой и орнаментами черноногих, то не отстанут, пока не убьют. Или пока не убьют их самих.

Видать, накаркал. Когда мы с Грантом и большей частью фургонов форсировали очередную речушку, прямо перед нами, как бы из ниоткуда возник воин-ассинибойн (вместе с лошадью поднялся из травы).

— Наш народ с бледнолицыми не воюет, они могут идти своей дорогой, — сказал он на корявом английском, глядя в глаза Гранта.

Это ты сейчас так говоришь, промелькнула у меня мысль, а лет через десять ваш народ станет самым большим ненавистников всех европейцев.

— А черноногие должны остаться здесь, — ткнул пальцем в берег.

— Они наши друзья и мы их не оставим в беде. — ответил Грант.

— Тогда вы все умрёте! Я сказал! — воскликнул ассинибойн, треснул себя кулаком по груди и потянул уздечку, разворачивая лошадь.

То, что он здесь не один, а с большой бандой, нисколько не сомневался. И действительно, из-за холма, расположенного метрах в трёхстах от реки выехала толпа воинов, все в боевых нарядах; насчитал около тридцати стволов огнестрела. Необходимо принимать немедленное решение.

— Стой! — крикнул на языке нашего народа, — Говорю тебе я, глава рода Одинокий Ворон, сын Белого Облака, самый молодой воин из всех черноногих, который убил двенадцать врагов-кроу, — при этом провёл руками по подвязанным к седлу скальпам, — Вызываю на поединок самого могущественного воина вашего племени. Если он победит, мой род примет смерть и навсегда отправится вслед за отцом, в Страну Песчаных Холмов. Если победа будет за мной, то мы уйдём отсюда беспрепятственно.

— Ты не в том положении, враг, чтобы ставить условия, — едва заметно улыбнулся он.

— А ты просто передай мои слова вождю. Или, может быть, в вашем племени нет великих воинов? — в свою очередь улыбнулся я.

— Что вы творите, Андрэ? — удивился Грант, который знал наш язык плохо, но смысл диалога понял, — Вас же убьют.

— Сэр, думаю, сделать это будет нелегко. Да, ассинибойны — это признанные бойцы, виртуозно владеющие томагавком, и я уверен, от такого развлечения они никогда не откажутся.

— Вы так в себе уверены? — спросил он, одновременно давая отмашку возничим и охранникам, чтобы сбились в круг и откинули тыльные борта.

— А нельзя иначе. От этих, — кивнул на приближающуюся толпу, — вы бы нас никогда не защитили. Впрочем, и не стали бы, не надо лицемерить. А так, у меня есть шанс. Сэр, вы знаете, кто такие Донские и Кубанские казаки в Российской императорской армии? Это великолепные рубаки-фехтовальщики, которые несут окружающим страх и ужас. Мой отец, Царствие ему Небесное (я перекрестился, заработав волну доброжелательных эмоций от наблюдающих за нами охранников), был одним из них. Держать в руках клинковое оружие он научил меня с детства; сабельный бой, сабля и кинжал против томагавка и наоборот... Фехтованию шпагой учил шевалье де Блан. По договору с отцом, он мне дал ровно сто уроков и, поверьте, учил добросовестно. Так что есть, есть у меня шанс. К сожалению, единственный.

К этому времени банда ассинибойнов не спеша подъехала и остановилась метрах в пятидесяти от импровизированной крепости, а народ укрылся за фургонами и наблюдал, что же будет дальше. То, что они нас, если не перебьют, то сожгут или выморят голодом, даже сомневаться не приходилось, силы слишком не равны.

— Мы пошли, — кивнул Гранту.

— Андрэ, вы удивительно разумны для столь молодого человека, тем более прожившего последние два года в среде дикого народа. Идите с Богом, — хмуро сказал он, после чего я вывел свою вооружённую до зубов родню за территорию гуляй-города.

— Божьей помощи вам! Удачи! — слышались в спину пожелания охранников, но меня не обмануть, они прощались навсегда.

Один из врагов спрыгнул с лошади, шагов на двадцать вышел вперёд и снял с себя рубаху, оставшись лишь в набедренной повязке и легинах. Я оглянулся на своих родных; они молча рассаживались цепочкой в полутора-двух метрах друг от друга, выкладывая под руку всё стреляющее оружие. Лица мамы и Томы натурально посерели, Питер и Катя (вся в отца) казались невозмутимыми, младшенькая Маруся (папа говорил, что она похожа на его младшую сестру из неведомого казачьего городка Аксай) прикрыла глаза, из которых ручейками текли слёзы. Они приготовились умирать. Или нет, как истинные черноногие, они приготовились продавать свою жизнь подороже.