Одинокий Ворон из племени Черноногих

С удовольствием слушая пение полевых птиц и тихий стрекот насекомых, влажными мокасинами рассекал росистую траву американской степи, зелёные холмы и прибрежные рощи, вдыхал чистый утренний воздух, радовался жизни, здоровью, молодости и открывшимся колоссальным перспективам. Постоянно посматривая по сторонам и обозревая окрестности, в голову пришла мысль, что такое огромное количество самых различных диких животных, цивилизованному европейцу даже невозможно вообразить.

Больше всего внимания привлекало огромное количество бизонов. Как-то в той жизни интересовался историей покорения Америки, и мне было известно, что местный ареал насчитывал около пятидесяти миллионов голов. Но аборигены, в том числе мои нынешние родичи, даже не догадываются, что через каких-то тридцать лет на материке останется всего около восьми сотен бизонов, и понадобится вмешательство федеральных властей, чтобы сохранить это животное, как вид. В свою очередь, поголовное их уничтожение спровоцирует тотальную гибель коренного народа. По разным причинам. Даже не знаю, сколько пикуни останется в живых лет через пятьдесят.

Каким-либо образом вмешиваться в этот процесс даже не собирался, прекрасно понимая, что с объективным процессом эволюции один частный субъект ничего сделать не сможет. Но свою семью в обиду не дам и вытащу из той нищеты, в которую мы все угодили.

Местное зверьё одинокого путешественника совершенно не боялось, даже совсем наоборот, попробовал бы подойти к бизонам ближе, чем на пятьдесят метров, то могли бы и затоптать. Да, без специально обученной лошади к ним лучше не приближаться. Между тем, волки обходили стороной, решительного охотника они чувствовали издали, тем более, что пищи им хватало, старых и слабых копытных было достаточно в любом стаде. Другое дело зимой, вот тогда стоило бы поостеречься.

Всё же идти домой было сложно, истощение организма давало о себе знать: голова болела, и желудок играл марш. Охотиться не стал, притом, что какого-то тетерева или куропатку можно было снять стрелой неоднократно, просто не хотелось делать привал для длительной готовки пищи. Зато два птичьих гнезда бессовестно разорил, употребив полтора десятка вполне свежих яиц. Вначале думал, что мне от них будет тошнить, но нет, пошли за милую душу, да и почувствовал себя намного лучше.

Абсолютное большинство молодёжи, пожелавшей стать на тропу воина, а желают все (за редчайшим исключением), идут поститься для получения тайного духа-покровителя в ближайшие рощи. Там на уединённом участке высоко в ветвях дерева они сооружают лежанку и живут без пищи и воды, пока не приснится вещий сон, при этом домой возвращаются не ранее, чем через четыре ночи.

Трактуют сны и определяют наличие духа-покровителя жрецы кланов. Они же изредка отправляют поститься в дальнее и сложное место своих учеников или тех молодых охотников, в ком видят какой-то потенциал. Любой одиночный поход считается делом почётным, но и весьма рисковым, так как нередко испытуемый просто не возвращается. Вероятно, жрец Голова Бизона имеет на меня какие-то виды, если посчитал возможным выделить таким образом.

Как бы там ни было, и чего бы он не удумал, но теперь я перейду из категории "дети" в категорию "ставшего на путь воина", смогу ходить в боевые походы, участвовать в военных действиях и иметь право на трофеи. А ещё совершать подвиги, о чём мечтает любой индейский мальчишка. Такие же мечты до вчерашнего дня грезились и мне, но сегодня смысл жизни и приоритеты моего бытия неслабо изменились. Нет, праздновать труса не собираюсь, я же всё-таки наполовину пикуни, и подготовлен "уйти в Страну Песчаных Холмов", то есть умереть, ещё с самого детства.

Для большинства индейских народов чувство боязни смерти приглушено. Не без того, что бывают и трусы, например, в нашем трёхтысячном племени в клане "Никогда Не Смеются" есть парень по имени Дырка, которого уличили в трусости, после чего нарядили в женское платье и теперь не разрешают жениться. Сейчас-то я понимаю, что он, вероятней всего, психически болен, но не скажешь же этого другим, потому как народ знает, что все больные умирают в малолетстве.

Мальчиков и девочек в племени рождается приблизительно поровну, но регулярные стычки, набеги и войны ополовинивают взрослых мужчин, и обычно их в два раза меньше, чем женщин. Очень много гибнет жаждущей подвигов самонадеянной молодёжи, впрочем, до вчерашнего дня я и сам был таким.

Солнце перевалило за полдень, до стоянки лагеря оставалось пройти совсем немного, километра четыре, когда из-за холма выскочило небольшое стадо испуганных антилоп. Ничего в этом странного не было, здесь ежедневно можно встретить наших охотников, однако, с таким же успехом можно нарваться на вражескую разведку или охотников за охотниками. Не раздумывая ни секунды о том, кто бы это мог быть, немедленно устремился с открытого пространства к небольшому редкому кустарнику, росшему метрах в двадцати от меня.

Нырнуть рыбкой под крайний куст я успел буквально за секунду до появления трёх всадников. Чисто автоматически выхватив из тула стрелу, а из сайдака лук, распластался в траве и притворился окружающим ландшафтом. Уж воинские науки, в том числе и эту, в течение многих лет старики-наставники племени хворостинами вбивали в детские и юношеские задницы крепко.

По белым мокасинам всадников определил, что это кроу, наши враги. Открытых мест они избегали и перемещались рысью, вплотную к холмам и кустарникам. Таким образом, они могут выйти прямо на меня, а это чревато катастрофическими последствиями. В душе зашевелился червяк страха, но я сжал зубы и несколько раз повторил про себя: "Я пикуни! Пикуни! Буду драться, пока жив!"

В отрядах разведчиков не мальчишки ходят, а опытные воины; шансов, что я их всех смогу расстрелять, фактически нет. Ну, вначале одного из них запросто свалю, а остальные-то "танцевать" умеют, и один мой лук против двух вражеских не спляшет. Правда, мой имеет серьёзное преимущество — он более дальнобойный, этим-то и нужно воспользоваться.

Этот составной кленовый лук, с животами, оклеенными пластинами из рога антилопы и спинками из сухожилий, папа изготавливал лично в течение двух лет, но оно того стоило. В разобранном виде лук сворачивался в обратное кольцо, при этом постоянно снимать тетиву ненужно, разве что при длительном хранении. В боевом положении он имел высоту восемьдесят пять сантиметров, при этом усилие тетивы не превышало усилия обычного индейского лука, более высокого, зато убойная дальность стрелы была не сто шагов, а триста, и летела гораздо быстрей. Вообще-то папа предпочитал стрельбу из английских капсюльных пистолей, которые за год до гибели сменил на револьвер "Кольт Патерсон", а так же из Кентуккийской капсюльной винтовки, лупившей на восемь сотен шагов удивительно точно, но и лучный бой, к которому его пристрастил на далёком Дону родной дедушка, он любил и не забывал.

Некоторые мои индейские родственники хотели этот лук купить, и последний раз давали за него пять лошадей. Первым порывом души было — согласиться, этим бы я сразу поднял материальное благосостояние семьи, но подумав, отказался, менять оружие великолепное на обычное не хотелось, но главное, претило изменить памяти о покойном отце.

Просчитав последовательность своих действий в бою и намереваясь вскочить на колено для открытия стрельбы, увидел, как враги свернули правее, обогнули холм и скрылись в прибрежной чаще. А ещё прямо перед моим носом была кладка яиц куропатки, и я понял, что мне только что повезло дважды. Первый раз потому, что когда я сюда прыгал, на кладке не оказалось курицы, иначе бы она взлетела и выдала моё местонахождение, а я бы отправился к Богу или в Страну Песчаных Холмов. А второй — то, что они свернули в сторону.

Честно говоря, особо набожным себя не считал, наш папа был более религиозен. Молитву Господню, Символ Веры, молитву о живых, молитву об усопших и Закон Божий мы знали и, выполняя наставления родителя, на православные праздники молились. К сожалению, православного священника в радиусе трёх тысяч километров днём с огнём не сыщешь, но высчитывать праздничные дни папа научил. А вот крещены мы не были. Девочки — те отрезанный ломоть, за кого замуж выйдут, ту веру и примут, а мне папа обещал когда-нибудь совершить путешествие в Россию, на родной Тихий Дон, где бы он меня обязательно окрестил. Впрочем, грешен я страшно, ибо Старика-Солнце, сияющее божество черноногих тоже не забывал. Однако, дедушка Голова Бизона говорит, чем больше покровителей, тем лучше.

Старые-новые мысли промелькнули в голове, между тем, от вида кладки, мой желудок стал петь песни. Что ж, не обманем его надежд. Из двенадцати яиц, свежими оказались девять, ими я и подкрепился, при этом не вылезая из кустов. Враги дальше не поехали, поэтому и мне спешить никуда не надо. Они сейчас либо устроили засаду на какого-нибудь нашего охотника, либо разведывают место пастбища наших лошадей и готовят набег. Ага, вот один из них выбрался из лощины и быстро работая руками и ногами, на карачках забрался на вершину холма. Его тела в траве не видно, зато макушка головы с двумя перьями с моей стороны торчала отчётливо. Хм, каких-то две сотни метров, теперь можно и повоевать.

Мысленно прокрутив в голове последовательность своих действий, стал на колено и наложив стрелу, быстро потянул тетиву и, погладив опереньем щеку, отправил её в полёт. Я знал, что она воткнётся под правым ухом и вылезет из левого виска, поэтому не глядя на результат и перехватив для удобства лук за плечо, откатился за другой куст, боясь услышать на месте моей лёжки глухие удары втыкаемых в землю стрел. Но всё обошлось, враги не заметили потери своего воина, он просто ткнулся головой в землю и полностью скрылся в траве, а я переполз метров на тридцать левее, выбрав более закрытую позицию, но с широким и удобным сектором обстрела.

Пришлось замереть и пролежать довольно долго, солнце поднялось часов на одиннадцать. Наконец, в лощине проявились лица обоих врагов, которые уставились на холм, затем один из них укрываясь за кочками, стал не спеша взбираться наверх. Видимо, они оба до сих пор в неведении, думают, что их дружок просто уснул. Бардак у них, у этих кроу, в нашем племени уснуть на посту никто не посмеет, наказание будет жестоким, но главное — позор. Тем временем, оставшийся внизу внимательно осматривал окрестности и, как и положено, контролировал поведение птиц и животных. Его-то первым и надо валить.

Привычно наложил стрелу на тетиву и на миг представил траекторию полёта и точку поражения. Тихо щёлкнули плечи лука и смерть отправилась к цели. Терять драгоценные секунды и наблюдать за результатом не стал, ибо в успехе нисколько не сомневался, поэтому зацепил из тула вторую стрелу и выстрелил в следующего врага, который карабкался на холм. Да, его я тоже убил, засадив стрелу в печень, но с первым не угадал, этот оказался противником сильным, опытным и шустрым. Интуиция бросила меня наземь, при этом макушку головы обдало ветром пролетевшей вражеской стрелы.

Откатившись за куст вправо, услышал над головой свист ещё четырёх стрел, но помня науку стариков-наставников, перед таким классным воином проявлять себя не стал. Дело в том, что деваться ему некуда, оставалось либо перестреливаться со мной, дожидаясь, когда ко мне заявится случайная подмога, либо прорываться по двум направлениям, но оба они находились в секторе обстрела. И всё же дядька меня перехитрил, не зная, сколько нас здесь, он уколол в круп обеих лошадей и шуганул их через лощину по обеим направлениям, и пока я прислушивался к шуму ломаемых веток и по сторонам вертел головой, он пошёл по третьему пути. На своей лошади сумел спрыгнуть с трёхметрового обрыва в ручей, что мне казалось невозможным, и по песчаному неглубокому дну ожидаемо рванул на север, ибо на юге — наше поселение. Я ещё успел по нему один раз выстрелить навесом в угон, но не достал, дистанция была велика, при этом успел заметить, что в его левом плече уже торчала обломанная стрела.

Взволнованные лошади выскочили из рощи. К их сёдлам были приторочены небольшие мешки, коробки с боевыми нарядами и щиты. Первая, гнедая, остановилась в кустарнике, громко похрипывая, а вторая, мышастой масти, выбежала на открытое пространство, несколько раз присела, закидывая задними копытами, протяжно заржала и посеменила в мою сторону. Подождав, пока она поравняется с моим кустом, выскочил наперерез и ухватился за уздечку. Лошадь попыталась подпрыгнуть, подняв передние копыта, но не дав ей боднуть, я одной рукой охватил и сжал шею, а второй — повис на уздечке, потянув голову к земле.

— Тихо-тихо, ша-ша-ша, — шептал на ухо на наречии кроу до тех пор, пока не перестала топтаться и вертеть крупом. То есть, это была не она, а он, молодой не выхолощенный жеребец.

— Хороший, хороший, — поглаживал по шее и дождался, когда он перестанет дрожать и полностью успокоится. Затем ухватился руками за луку, быстро метнулся в седло и потрепал его по гриве, — Молодец, не возражаешь.

Гнедая кобыла оказалась более спокойной, подхватить её уздечку и прицепить к своему седлу не составило проблем. На открытое место решил пока не выезжать, поэтому спешился под холмом у дикой сливы и привязав лошадей, полез на холм.

Решил вначале разобраться с тем, которого убил первым. Первым — в самом прямом смысле этого слова, ранее убивать человека мне не доводилось. Каждый индейский мальчишка жаждет убить врага, как только начинает осознавать себя будущим воином. Я тоже мечтал об этом, сколько себя помню, и вот этот момент наступил.

Стрела и правда попала так, как и предполагалось, пробив врагу череп и вышибив мозги. Наконечник был охотничьим, без зазубрин и в теле не застревал, вырезать не приходилось, но в данном случае вытащить стрелу не давала кость, пришлось продавливать вперёд и портить оперение. Будет сестрёнке Ягоде работа, она умеет отлично клеить перья.

Когда выдернув окровавленную, вымазанную в сером веществе стрелу, к горлу подкатил комок, во рту ощутил горечь, а руки задрожали. М-да, это дало сбой доминирующее сознание Андрея Степановича, ведь мне в той жизни тоже ранее не приходилось убивать. Но чувства гордого пикуни победили, ведь при таких сомнениях и до женского платья недалеко!

Воины кроу свои волосы заплетали в две косы, а затылок выбривали почти до макушки, поэтому при снятии скальпа надрез сделал строго по этому контуру. Затем собрал его оружие: лук, тул из меха выдры со стрелами, боевую палицу и железный нож. Тело просто скатил к подножью, сил тягаться с ним не было, уберут и без меня.

Стрелу из второго трупа выдернул без проблем. Этот воин был побогаче, вероятно ему и мышастый жеребец принадлежал. У него был фабричный нож Боуи, отлично откованный томагавк, лук и пошитый из меха кугуара тул со стрелами. В его волосах было вплетено пять перьев, столько же, сколько и в того кроу, который сбежал. Да, для молодого пикуни, который ещё даже не стал на тропу воина, убить столь знатного врага считается великим подвигом. Этот труп я тоже скатил вниз, после чего подошёл к лошадям и занялся седельными мешками.