Князь Тишины

—  Пиши, — махнула я рукой. — Пусть помучается.

Маринка пожала плечами и написала.

—  Всё, — передала она мне бумажку. — Учи свою голову.

—  Голова готова, — сообщила я.

—  Ну, осталось только разместить ее напротив двери. Пошли?

Я выпучила на подругу глаза:

—  Это мы что, сейчас пойдем? А если на него наткнемся? Он приходит из школы, а мы ковыряемся...

Маринка разозлилась:

—  А как ты думала, голова сама туда полетит? Ну ты и трусиха! Хотя есть идея...

Я аж похолодела.

—  Опять идея?

—  Мы изменим свою внешность. Частично — переодеванием, а частично ты поработаешь. Кто у нас мастер реальности?

Ох, не нравилось мне все это!

—  Ты не хуже меня знаешь, что за пределами училища нам творить нельзя.

—  Да ладно тебе...

—  Я и так непрерывно нарушаю все правила, с тех пор как влюбилась. Королева эта летучая... теперь лицо... А самого главного я тебе еще не рассказывала.

И я вкратце изложила события достопамятного вечера, когда мне явился Князь Тишины. А также эпизод в лабиринте, подначки на Катькином балконе и — в общих чертах — встречу с глазастым крылом.

—  ...И теперь мне кажется, что эта синяя тварь стоит и стоит у меня за спиной. Кто она, откуда взялась? Чего ей от меня надо, в конце-то концов!?

—  Да... — протянула подруга, сочувственно выслушав мой рассказ. — Ты попала. Знаешь, опиши мне его поподробнее, а я поищу в сетке. Что-то мне в этом чудится смутно знакомое — как будто читала или где-то видела... Сейчас не могу сообразить, ускользает.

—  Поищи, хуже не будет, — согласилась я. — Только внешность я менять все равно не стану. Нельзя, сказала же. Да и не учили меня этому.

—  Ну хоть чуть-чуть, — упрашивала Маринка. — Ты же у нас такая талантливая! У тебя наверняка получится!

—  Подлиза, — буркнула я, прикидывая, как реализовать перемену внешности. Я ведь действительно не знала, как это делается.

—  Гелечка! — В порыве чувств Маринка обняла меня за шею, чуть не придушив. — Сделай мне такие миндалевидные фиалковые глаза!!!

—  А фонарь под глазом не хочешь?

Я решительно отпихнула подругу, подошла к облепленному наклейками трюмо и принялась разглядывать свое отражение. То, что я там видела, меня не очень радовало: глаза не синие, а банальные серовато-зеленоватые, щеки могли бы быть и похудее, а губы, наоборот, более пухлыми. Моим идеалом в то время была черноволосая, синеглазая и призрачно-бледная Изабель Аджани, а я на нее была абсолютно не похожа. Не попытаться ли исправить эту ошибку природы прямо сейчас? Несколько минут я сосредоточенно вглядывалась в глубины зеркала, представляя на месте своей круглой физиономии точеные черты прекрасной Изабель. Вскоре у меня все поплыло перед глазами, в висках застучала кровь. Я почувствовала, что теряю равновесие и вот-вот свалюсь на пол.

—  Маринка, держи меня, падаю, — слабо позвала я. Подруга подхватила меня, помогла сделать несколько шагов и усадила на диван. Я откинулась на спинку, потерла глаза. Стало полегче.

—  Ну как? — Мой первый вопрос был по существу. — Лицо изменилось?

Маринка скептически осмотрела меня и покачала головой:

—  Щеки не похудели? Горбинка на носу появилась?

—  На твоей пуговице только горбинки и не хватало, — хмыкнула Марина. — Не надейся. Какой была, такой и осталась.

—  Значит, не получится, — вздохнула я.

Мы немного посидели молча и погрустили каждая о своем.

—  А Эзергиль у нас, — завистливо сказала я, — проведет рукой по волосам — ш-ш-шик — и новая прическа.

—  Так и я умею, — проворчала Маринка. — Когда расчески под рукой нет. Давай собираться. Пятый час уже.

—  Значит, так, — подвела я итог. — Слушай инструкции. Переодеваемся: ты — мной, я — тобой. Потом тридцать секунд пристально смотрим друг другу в глаза. Этого хватит, чтобы внешность переменилась — самую чуточку, но узнавать уже не будут, если специально не приглядываться. К Сашиному дому подъедем на трамвае, выйдем заранее, у кинотеатра, дальше пойдем дворами...

—  А к дому будем подбираться ползком, — подхватила нахалка, — надев черные бархатные полумаски...

—  Зачем же полумаски? Капюшоны на глаза надвинем, и нормально. И хватит ржать как лошадь, дело серьезное.

—  Ты только вообрази! — заливалась хохотом подруга. — Выходит твой Саша из квартиры, а напротив двери — Гелька не Гелька, а что-то смутно знакомое, да еще с его собственной головой в руках!

—  Честное слово, сейчас передумаю идти!

—  Ладно, пошли переодеваться, а то правда уже скоро стемнеет...

Сашин дом представлял собой белую пятнадцатиэтажную башню среди целого микрорайона невысоких кирпичных домишек старой постройки (разумеется, я усматривала в этом нечто символическое). К двери в нужную нам парадную можно было подобраться двумя путями: безыскусно и откровенно приехать на трамвае, затем пройти сто метров по широкой, со всех сторон обозримой улице, или прокрасться через детский сад, вылезти из кустов метрах в десяти от двери и преодолеть расстояние одним броском. Разумеется, мы выбрали второй путь.

Всю дорогу Маринка не переставала фыркать и хихикать, чем ужасно меня раздражала. Болтая о всякой всячине и не забывая поглядывать по сторонам, мы прошлись по окрестным дворам, успешно миновали опасный, видный из его окна открытый участок — площадку детского сада и затаились в кустах, готовясь к последнему рывку. Все мои мысли были заняты одной-единственной проблемой — как бы нас кое-кто здесь не застукал — когда Маринка рявкнула мне в ухо:

—  О, мысль! А может, ты ненароком вызвала демона?

—  Где, кто? Какого еще демона?! — подпрыгнула я.

—  Ну этого, который синий за спиной. Натуральный демон! Он тебе еще ничего не предлагал — душу там продать? Или купить?

—  Блин, обменять! — разозлилась я. — Ты пойми, ни один нормальный человек не вынесет, когда его собственное создание начинает учить его жизни да еще в таком наглом тоне, а потом берет и исчезает непонятно куда. Б общем, когда он явится в следующий раз, я обернусь к нему и выскажу, что накипело!

—  Не обернешься, — уверенно заявила Марина. — Сработает здоровый инстинкт самосохранения. Помнишь, как в песне? "... Хрясь — и растоптал тебя добрейший князь — князь тишины-ы-ы", — пропела она, на мой взгляд, чересчур громко. — О, еще мысль! Одна за другой! Может, это даймон?

—  Кто-кто?

—  Даймон. Такой призрак, типа музы, всякие умные мысли подсказывает... Из "Розы мира"... или "Имя розы" — ну нам по истории философии задавали...

—  Всё, засохни, — прошипела я. — Мы на подходе. Надевай капюшон.

Я высунулась из кустов, последний раз окинула взглядом пустынную улицу, и мы ринулись на штурм парадной.

—  Самое опасное место, — пыхтела мне в спину Марина. — Представляешь, сейчас... ха-ха-ха... подожди ты... он выйдет из лифта... и мы с ним столкнемся... То-то он удивится! Ой, скажет, да это ж Гелька! А что это на ней надето такое странное?

—  Молчать, — злобно отвечала я, прибавляя ходу. — Я тебе это еще припомню...

Мы влетели в парадную, свернули от лифтов налево и спрятались на черной лестнице. Там на нервной почве нас разобрал смех. Мы долго хохотали, сидя на грязных ступеньках, и наш смех разносился по всему дому, будя эхо в мусоропроводе.

—  Пошли наверх, — отдышавшись, скомандовала я. — Наша цель — двенадцатый этаж.

—  Ого! Может, все-таки на лифте?

—  Или тринадцатый, я все время путаю.

—  Так который? — остановилась подруга.

—  Поднимемся, вспомню.

—  А номер квартиры?

—  У меня на цифры плохая память.

—  Ты, чучело!..

—  У них такая дверь полосатая. Под дерево.

—  Под деревом?

—  Ой как смешно...

С подобными тупыми шутками, время от времени отдыхая, мы добрались до двенадцатого этажа. На этом мое мужество закончилось.

—  Выгляни, есть там кто-нибудь? — слабеющим голосом спросила я.

Маринка глянула на лестничную площадку.

—  Никого. Ну, великий час настал. Ступай, а я буду прикрывать тебя сзади.

Я качнулась вперед, но ноги отказались меня нести.

—  Может, ты пойдешь?

—  Дура, что ли?

Я медленно двинулась к двери. Тут у кого-то щелкнул замок, и я шарахнулась обратно на лестницу, едва не сбив с ног Маринку.

—  Вот кобылища-то! — возмутилась она. — Все ноги оттоптала. Ты что, собираешься тут весь вечер прыгать туда-сюда?

Маринкины оскорбления возымели действие. Я ощутила прилив храбрости, подошла к полосатой двери, прислушалась — внутри было совершенно тихо.

—  Карауль лифт, — прошептала я Маринке. — Я начинаю работать.

Маринка энергично закивала из-за лестничной двери. Я положила руку на стену, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Перед внутренним взором как живое вставало самое прекрасное на свете Сашино лицо.

—  Гелька, эй... Уходи! Оглохла, что ли?! Гелька!

Я похлопала глазами, чувствуя себя так, как будто меня внезапно разбудили. На лестнице грохотали удаляющиеся шаги Маринки. Соседняя дверь была распахнута настежь. В дверном проеме, подпирая рукой толстый бок, стояла крупная тетка и пристально разглядывала меня. В ее глазах разгорался боевой огонь.

—  Наркоманы проклятые... — зловещим, сулящим бурю голосом произнесла она. — Повадились! Ничего, я милицию уже вызвала. Сейчас приедут, повяжут и в Кресты, на принудительное лечение!

—  Уходи-и-и! — донесся вопль с лестницы.

—  Вы ничего не поняли, — начала оправдываться я, чтобы устранить недоразумение. — Я не наркоманка. Я в гости пришла, тут мои знакомые живут...

—  Знакомые?! Ничего, дай Бог, сейчас приедут и разгонят наконец этот притон... А ну стой, шалава!

Увидев, что я попятилась назад, тетка сделала быстрое хватательное движение своей могучей лапищей. Судя по всему, она намеревалась задержать меня здесь до прихода милиции. Я в одно мгновение представила все последствия моего задержания в качестве наркоманки под Сашиной дверью. Эти мысли придали мне такое невероятное ускорение, что тетка и опомниться не успела, как я уже неслась по лестнице вниз.

Между этажами я налетела на Маринку. Подруга мужественно кралась наверх, мне на помощь.

—  Чего ты там застряла? — плаксиво осведомилась она. — Я чуть не померла от переживаний. Ты что, таких теток не знаешь? Она бы тебя сожрала с потрохами. Я кричу-кричу, а ты ноль внимания...

—  Ладно, — вздохнула я. — Все равно я ничего не успела. Хватит на сегодня. Тетка наверняка будет сторожить под дверью. Пошли отсюда.

И мы дружно направились вниз.

—  Что за бред она несла насчет притона наркоманов? — спросила Марина через минуту.

Я резко остановилась:

—  Маринка! Разворачивайся!

—  Что еще?

—  Это был не тот этаж! У Хольгеров номер на двери черный, а там был золотой!

—  Господи! — простонала Маринка. — Как меня все это достало! Ну пошли.

На тринадцатом этаже было тихо и спокойно. После сумасшедшей тетки мне уже ничего не было страшно. Я постояла у полосатой двери с черным номером, не услышала ни звука и принялась за дело. Когда мысленный образ перед моими глазами стал достаточно четким, я вытащила из кармана черный фломастер и принялась рисовать.

Прошло минут десять. Маринка ходила туда-сюда по площадке, нервно поглядывая на лифт. Под моими руками напротив двери постепенно рождалось красивое лицо с резкими, утрированными чертами, очень похожее на Сашино. Для отвода глаз я приписала сбоку кривыми готическими буквами "Nirvana forever".

—  Все! Посмотри, хорошо получилось?

Маринка окинула произведение взглядом художницы.

—  Неплохо. Довольно выразительно. Знаешь, я бы на него посмотрела в реале...

—  Все, теперь валим отсюда. Нет, нет, только не на лифте, по лестнице!

Мы вышли из парадной и постояли с полминутки на крыльце, глотая холодный воздух. Я переживала редкое чувство абсолютного удовлетворения — как от своей творческой работы, так и от успешно выполненного замысла. Даже не хотелось сразу уходить.

—  Классно я все это придумала! — хвастливо произнесла Маринка. Очевидно, она была довольна не меньше меня.

—  Знаешь что? — чуток подумав, предложила я. — Давай спрячемся в кустах у детского сада и подождем, пока Саша не вернется из школы. Просто так, для проверки.

—  А лучше на дерево залезем! — с воодушевлением подхватила Маринка. — Вот на тот клен. С него будет гораздо лучше видно подходы. До самой трамвайной остановки.

Идея насчет клена показалась мне несколько легкомысленной, но, в принципе, я была не против. Почему бы не тряхнуть стариной и не обновить навыки лазания по деревьям, которыми я не пользовалась уже лет пять? Словом, не прошло и получаса, как мы, исцарапанные и икающие от смеха, но очень довольные, взгромоздились на проклятое дерево. Я с опаской выпрямилась на нижнем суку, окинула взглядом улицу, и моим глазам предстало ужасное зрелище.

—  Маринка! — простонала я. — Все пропало!

—  Что там еще? — недовольно спросила подруга, балансируя на соседней ветке.

—  Саша идет!

—  Ну и что?

—  Он с мамой!!!

—  Ну и... — Тут Маринка осеклась — до нее дошло. — А голова?..

—  Об этом-то я и не подумала. — Я лихорадочно полезла вниз. — Не подумала, что он может быть не один! Боже мой, сейчас голова заговорит, а там тетя Наташа! Она такая змея, что мигом обо всем догадается!

—  Ой, блин! Что делать-то будем?!

—  Отвлеки их! Придумай что-нибудь! Надо уничтожить голову!

Я рухнула на увядшую траву и кинулась к парадной. На страхи времени не оставалось.

Лифт стоял где-то под самой крышей. Я прикинула, сколько времени он будет спускаться, потом подниматься, и побежала вверх по лестнице. Какой это был забег! На тринадцатом этаже я оказалась минуты через четыре; правда, сердце колотилось так, что было больно ребрам, в глазах потемнело, во рту пересохло. Шатаясь, я выползла на площадку. Голова, моя прекрасная, высокохудожественная голова одиноко красовалась напротив Сашиной двери. С горечью глядя на нее, я прикидывала, сколько времени уйдет на то, чтобы ее уничтожить. В этот момент лифт загудел и поехал вниз. Значит, в моем распоряжении оставалось минуты три.

Я положила трясущуюся руку на граффити. Сквозь четкие линии я нутром ощущала ее живое тепло. "Исчезни! — приказала я, вкладывая в эту команду все душевные силы. — Исчезни немедленно! " Как бы не так — голова осталась, где была, ее жизненный импульс был таким же явственным. Я даже не могла установить контакта с собственным творением.

"Я не могу манипулировать с реальностью в таких условиях! — осознала я после нескольких напрасных попыток. — Теперь действительно все пропало!"

Лифт поехал наверх.

Оставалось последнее средство. Я плюнула себе на пальцы и энергично провела ладонью по рисунку. Четкие линии размазались, лицо стало уродливым и совсем неузнаваемым. Но этого мало — изображение должно исчезнуть совсем. На следующий плевок в пересохшем рту не хватило слюны. Я изо всех сил ладонью терла стену, но эффект был минимальным. Надежда умирала на глазах.