Дочь воздуха

— Это?! Это?!! О-о-о!.. И ты посмел!..

Она топнула ногой и облако под ней вздрогнуло как получившая шпоры лошадь.

— Вы пожалеете об этом! — посулила она, погоняя облако.

— Погоди, Л'ииикькая! — прокричал ей вслед эльф. — Я хотел только спросить...

— Я отомщу! — донеслось издалека.

— Мы не нарочно!..

Рейнеке растерянно смотрел девушке вслед. Его предупреждали, что она не будет о нём помнить, но чтобы так...

— Эх! — расстроенно проговорил эльфёныш. — Пойди пойми этих женщин! Между прочем, ты её спас!

— От чего? — оторопело спросил волшебник. — И что такое второе из трёх?

— Потом, — отмахнулся мальчишка. — Лучше приготовься. Скоро тут будет весело!

Рейнеке встряхнулся. Радостные нотки в голосе товарища заставили его насторожиться.

— Ты, что, нарочно всё это подстроил?!

— Ну... — засмеялся эльф. — Честно говоря, я собирался разозлить её иначе. Но нам повезло.

— Повезло?!

— Слушай, — терпеливо произнёс Робин. — Ты, похоже, совсем туго соображаешь. Как иначе ты собирался вызвать бурю?!

— Глава одиннадцатая. Буря

Однако время шло и ничего не происходило.

— Мда... — потянул эльф, когда солнце начало клониться к закату. — Небеса изменились за эти сто лет...

— О чём ты? — устало спросил Рейнеке.

Ему было плохо в воздушной пустоте, ветер пронизывал его насквозь, а отсутствие какой бы то ни было опоры заставляло каждое мгновение ощущать себя так, будто он летит в пропасть. Они дважды пытались оседлать облака, но оба раза до них доходили сильфы и требовали вернуть воздушному народу его собственность. В первый раз Робин с ними поругался, но они стояли на своём, пока маленький занудный эльф не пожал плечами и не сдался. Во второй раз он пытался найти укромное местечко, но на небе, похоже, таких не было. Приходилось висеть в воздухе. Робин пел, то заливаясь корольком, то принимая образ мальчишки — в нём он орал писклявым голоском плохо рифмованные вирши. Остановить его было невозможно, прибить не получалось.

— Я думал, Л'ииикькая нападёт на нас сразу же. Сильфы, когда в ярости, не раздумывают слишком долго. Но вот мы здесь и ничего не произошло.

— Может, она успокоилась? — с надеждой спросил Рейнеке. Он подозревал, что загадочное "второе из трёх" как-то связано с тем, чем он был для Лики на земле, но представить не мог, чем же он был по мнению сильфов.

— Сильф?! Успокоилась?! Ха! Нет! Будь уверен, скоро здесь будет весело. Очень весело.

Он беспокойно оглянулся на заходящее солнце и добавил:

— Скорее бы...

— Это ещё почему? — подозрительно спросил маг.

— Какой же ты зануда, смертный, — вздохнул эльф. — Почему бы тебе не принимать мои слова на веру?

— Твои? — хмыкнул Рейнеке. — Ищи другого дурака.

— Ну, хорошо, — закатил глаза Робин. — Потому что, дурья твоя башка, в темноте ничего не видно!

— И?..

— Да как ты поверишь в себя, если ты не будешь себя видеть, дурак! Ты ведь голая душа! В темноте — фьюить — ветерок подует — и нет тебя!

— Ты говорил, что люди по утрам возвращаются в свои тела, — напомнил Рейнеке. — Значит, души летают во сне? По ночам, получается. Так нас учили в ордене.

— Не совсем, — поморщился эльф. — Во-первых, не всегда. Во-вторых, не всегда ты взлетаешь в небо. А в-третьих, если ты найдёшь мне дурака, которому снится сон о том, что он висит между небом и землёй и так всю ночь, то радуйся, хоть кто-то дурнее тебя!

— Прекрати свои шутки, эльф, — нахмурился Рейнеке.

— Я не шучу. Я пытаюсь тебе сказать, что во сне с человеком что-то происходит, а когда с тобой что-то происходит, верить в себя гораздо легче.

— Вернёмся обратно, — предложил Рейнеке.

Эльф покачал головой.

— Я истратил серебряную пудру, которую получил от бабушки, — хмуро пояснил он. — Второй раз мне не поднять тебя в небо.

— Невелика потеря, — пробурчал человек.

— Ха! А как же великая услуга воздушному народу? И потом, маг, а если всё веселье случится без нас?

— О каком веселье ты говоришь? — рассердился волшебник.

— Тш-ш-ш! — прошипел эльфёныш. — Кажется, начинается.

— Что?..

— Слушай!

Сначала Рейнеке не слышал ничего, только вой ветра доносился откуда-то с запада, где ярко-алым горел закат. Он успел подумать, что закат, в отличие от рассвета, не причиняет ему вреда, когда Робин превратился в королька и возбуждённо зачирикал.

— Глупец! — пел он. — Глупец! Яркий закат — к ветру! А этот закат — к буре! Будет такая буря, каких здесь давно не видывали! Она разозлила ветра! Л'ииикькая сумела их раздразнить! Нас сметёт, нас развеет! Держись, сын земли, держись!

Рейнеке схватился за флейту, но Робин принялся клевать его руки и голову.

— Убери, глупец, убери! Ветра уже злы, нет смысла дразнить их ещё пуще!

— Это твоя выдумка! — рассердился Рейнеке и, изловчившись, стащил птичку со своей головы. — Во что ты нас втравил?!

Схваченный за хвост королёк трепыхнул крылышками и снова стал уродливым мальчишкой. Он оскалил мелкие острые зубы.

— Гроза, сын земли. Сейчас начнётся гроза. Будь готов спасать народ воздуха.

— Какая гроза? — моргнул Рейнеке. — Весна только-только началась.

Эльфёнок залился звонким смехом.

— Раскрой глаза, сын земли! Ты разозлил дочерей воздуха!

— Я разозлил?! — потерял терпение волшебник. — Ты, крысёныш, сказал что-то Лике, и она...

— Ну, сказал, — неожиданно мирно подтвердил Робин. — Не трясись ты так, я уверен, ты справишься.

Рейнеке вздохнул. Гроза всё приближалась, а эльфёныш не собирался ничего объяснять, пока она не начнётся.

— Чем ты её раздразнил?

Робин превратился в королька и протяжно присвистнул.

— Нуууу, сын земли... Вот ты девиц приманивал... так представь, если бы ты наутро встретил такую и принялся бы ей подмигивать. Она бы ведь тоже ничего не помнила, что у вас было.

Рейнеке слегка смутился. Вообще-то он ни с одной девушкой не заходил так далеко, как с Ликой. Не то, чтобы его останавливало благородство, но наставники Чёрного ордена считали приворотную магию унижением высокого искусства, а среди учеников ходило суеверие, что от этого можно лишиться мужской силы.

— Но Лика говорила...

— А я не говорил, что Л'ииикькая злится именно на это, — засмеялся эльф. — Я только сказал, что похоже.

— Что такое второе из трёх? — снова спросил маг, но эльф опять не ответил. Он вспорхнул человеку на голову и ударил крылом.

— Смотри! Да не туда, балда, туда смотри!

Где-то вдалеке от земли поднимались струи чёрного тумана, более чёрного, чем надвигающаяся темнота, более чёрного, чем приближающаяся туча.

— А вот туда! — показал эльфёныш, показывая в другую сторону.

Там тоже был туман, но молочно-белый. И тот, и другой тянулся на запад, в сторону собирающейся грозы.

— Что это?

— Человеческая магия, — серьёзно ответил Робин.

— Я никогда ничего такого не видел.

— Человеческими глазами такого не увидишь, — пояснил эльф. — Белые пытаются остановить грозу. Они предвидели, что она принесёт много смертей. А чёрные — взять под контроль и насылать потом на всех, кто им не нравится. Они увидели, что это не простое колебание погоды.

Он хихикнул.

— Зря стараются. Человеческой магии никогда не справиться с воздухом.

— Ты вызвал грозу, которая убьёт многих людей, — нахмурился Рейнеке. Воздух стал невыносимым, не то душным, не то свежим, не то переполненным каким-то напряжённым ожиданием. Откуда-то сверху доносились пронзительные женские крики, больше похожие на птичьи.

— Тебе важны другие люди? — насмешливо чирикнул эльфёныш. — Ты же чёрный маг!

Рейнеке попытался поймать королька и отшвырнуть его в сторону, но тот увернулся.

— Да не переживай ты так, смертный! Эта гроза предназначена для тебя, не для других. Сейчас тучи тебя окружат — и на волю вырвутся саламандры.

— Лика говорила, что сильфы боятся саламандр, — не понял Рейнеке.

Королёк издал переливчатую трель.

— Конечно, боятся, ведь те пожирают их живьём. А чем ещё они могут тебя наказать?

На этот раз Рейнеке всё-таки удалось поймать птицу, но эльфёныш просочился у него между пальцами, на ходу принимая свой настоящий облик.

— Это будет весело, сын земли, — заверил он, запуская руку за пазуху. — Куда же я их... ах, да!

Рейнеке тупо наблюдал за эльфом, который лихорадочно связывал крошечное подобие весов из пары травинок и одной веточки. Было... странно. Не верилось, что это всё на самом деле, что он висит в небе, что его хотят убить, что Лика на него злится из-за загадочного "второго из трёх", что бы это ни значило. Всё было не взаправду, как во сне. Может, это и был сон. Может, он уснул и всё это ему просто снится?

— Эй! Эй! — испугался эльф, поднимая на него свои бледно-зелёные глаза. — смертный, ты куда?! Не смей уходить! Слышишь?! Не смей!

Рейнеке заморгал. Он чувствовал себя так, будто проснулся — но знал, что на самом деле уснул ещё крепче. Эльфёныш сжимал в руках самодельные весы, к которым с одной стороны была привязана короткая прядь неопределённо-светлых волос. Его, Рейнеке, волос. Волосы, привязанные с другой стороны, он узнал сразу, он помнил их золотой блеск, их неожиданную жёсткость... Волосы, которые он отсёк, чтобы Лика могла вернуться на небо.

— Так, так, так, — пробормотал себе под нос мальчишка. — Так-так.

Рейнеке вдруг стало страшно. По-настоящему страшно.

— Что ты делаешь?!

— Подумай сам, сын земли, — как-то очень устало отозвался Робин. — Разве ты не знаешь, что сильфы обращаются к нам, когда надо качнуть весы их судьбы? Именно так мы возвращаем их на небо.

Рейнеке похолодел.

— Зачем ты уравновешиваешь наши волосы?

— Чтобы она разделила твою судьбу, конечно.

Робин смотрел на него бесстыдным взглядом.

— Когда на нас кинутся саламандры, тебе должно быть, за кого драться, сын земли, — сообщил он спокойно. — Как иначе ты найдёшь способ защитить сильфов?

Ответить Рейнеке не успел. Буря налетела внезапно. Только что она готовилась, надвигалась — и вдруг обрушилась со страшной мучительной силой. Ветер, что, казалось, выдувает душу из тела. Только вот Рейнеке уже был душой. Что ему терять? Дождь — огромные крупные капли проходили сквозь него, причиняя неожиданную боль. Потом пришёл черёд градин. Рейнеке почти ослеп от захватившей всё темноты. Рядом взвыл Робин.

— Уворачивайся, болван! — прозвучало откуда-то издалека. — Уворачивайся!

Совет был хорош. Рейнеке закрутился ужом, вспоминая уроки, полученные в Чёрном ордене. Там, бывало. Приходилось уворачиваться от чужих заклятий... правда, они никогда не летели сверху.

Над головой прозвучал пронзительный чаячий крик. Против всех законов природы раздался раскат грома... нет... рычание чудовищной ящерицы, вырывающейся на свободу.

— Думай, сын земли! — закричал из темноты Робин. — Думай!

В следующее мгновение волшебник увидел саламандру. Проблеск огня и света, неожиданно холодного, белёсо-синего цвета. Тонкая и гибкая, она бросилась к нему, но вдруг замерла, подняв чудовищную голову. Принюхалась... и побежала, гибкая и стремительная, как настоящая ящерица, цепляясь лапами за струи воды, за тучи... побежала наверх, туда, где бесились призвавшие тучу дочери воздуха.

— Скорее, сын земли! — завыл Робин. — Мне её не сдержать!

Рейнеке бросился за ней. Двигаться было неожиданно легко. Он вцепился в хвост саламандры — не раздумывая, не боясь ни боли, ни ожога, ни смерти. Их и не было. Ящерица даже не заметила неожиданный груз. Пальцы как будто кололо мелкими иголками.

— Берегитесь! — закричали над головой женские голоса. — Спасайтесь, сёстры!

— Л'ииикькая, прячься! — взмолился смутно знакомый голос, похожий на голос Лики, но как будто ниже, зрелее, старше. Её... её мать?.. — Лети отсюда!

Ответом бы пронзительный плач — будто чайка кричала над морем.

Рейнеке вдруг догадался. Почему саламандра не тронула его и зачем — вернее, за кем — она бросилась наверх.

— Отпусти её, крысёныш! — потребовал он, но ответом был издевательский смех. Ветер раскачивал тело волшебника... то, что он считал своим телом, вода по-прежнему пронзала его, а саламандра бежала в полной темноте, издавая низкое угрожающее рычание.

— Думай, сын земли, — раздалось со спины. — Думай!

Рейнеке заставил себя успокоиться. Здесь, на небе, это было просто — не надо было успокаивать дыхание, утихомиривать бьющееся сердце, не надо было подчинять себе тело, оно осталось на земле. Достаточно было представить себе размеренный вдох...

Саламандра — это дух огня, его суть, его проявление. Алхимия учит: чтобы горел огонь, нужно, чтобы воздух принял тот особенный флюид, который есть во всех творениях земли. Если же этот флюид нечему принять, огонь гаснет. Если его нечему принять... если его нечему принять...

Женский визг раздался совсем рядом. В холодном свете саламандры было видно, как впереди бежит?.. летит?.. девичья фигурка, смутно напоминающая волшебнику его возлюбленную. Она оглядывалась через плечо. Призрачное лицо дочери воздуха было объято страхом.

...чтобы нарисовать воздух, надо перечеркнуть огонь... что будет, если перечеркнуть воздух?..

Рейнеке высвободил одну руку, полез за пазуху и достал флейту ветров. Приложил её к губам и на мгновение задумался. Что будет, если душе станет нечем дышать?.. нуждается ли душа в воздухе?..

Саламандра, почувствовав, что его хватка ослабла, мотнула хвостом. Рейнеке отлетел в сторону. Ящерица остановилась, поводя мордой от дочери воздуха к сыну земли и обратно.

— Ты!.. — прокричала Л'ииикькая, разглядев человека. — Ты украл мою флейту!

— Ты сама мне её подарила, — напомнил Рейнеке.

Саламандра решилась и поползла в сторону девушки — медленно, то и дело оглядываясь на мага. Л'ииикькая — вовсе не Лика, не добрая, всегда ласковая Лика, нет, безжалостная дочь воздуха Л'ииикькая — пронзительно закричала. Маг приложил флейту к губам и заиграл.

...он так и не понял, как управлять ветрами при помощи этой штуки. Он так и не узнал, как это делается. Но ветра, взбешённые, разъярённые своей сестрой, напуганные бегущим по ним чудовищем, подхватили его песню и... расступились, оттесняя и Л'ииикькаю, и волшебника от саламандры. Расступились вместе с воздухом. Ящерица зарычала — открылась чудовищная, полная огня пасть, судорожно сжалось горло, — но не раздалось ни звука. Она метнулась в одну сторону, в другую... как будто музыка сплела вокруг неё кокон, который сжимался, сжимался, сжимался...

Саламандра сжалась в комочек, она уменьшалась... исчезала... вот она превратилась в крохотный уголёк... он исчез без звука. Л'ииикькая ошеломлённо взглянула на волшебника.

— Я тебя не помню, — со странной грустной улыбкой произнесла она. — Наверное, зря...

Рейнеке рванулся к ней. В лице девушки, в том, как она говорила, в самом голосе было что-то от Лики, его Лики, которую он знал и любил. Он попытался обнять её, но Л'ииикькая выскользнула из его рук — печальная и строгая.

— Слишком много магии, сын земли, — непонятно сказала она и толкнула волшебника в грудь. Где-то в стороне запел королёк — со странным злым торжеством. А дальше была одна темнота.