Печать богов

Тиха кладбищенская ночь! Не слышно пения птиц и стрекота насекомых, только воют на покойника собаки в далёких дворах да громко бьют морду на околице перепившие мужики. Никто более не беспокоит покой усопших. Над могильными крестами висит жёлтая луна, к ней тянет ветви старый раскидистый дуб — обязательный сторож погоста. Ухает филин и полночным чудищем срывается с ветки, чтобы поскорее улететь из мрачной местины.

Со стороны свежей богато убранной цветами могилы под мраморным крестом доносится тихий скрип. Земля вспучивается, и из шевелящейся чёрной массы вырывается человеческая рука, унизанная запачканными драгоценными перстнями.

Глава 7. Побег

Виктор, будучи с кляпом во рту, промычал нечто невразумительное, выражая приветствие присутствующим в повозке дамам, особенно матушке Лазарии. Настоятельница юрпрудского монастыря учтиво кивнула в ответ, отчего колпакообразная конструкция, венчавшая её голову, сползла набок; она бы вообще свалилась с матушкиной маковки, если бы не шёлковые полупрозрачные завязки, элегантно крепившие головной убор под подбородком.

Неужели матушку арестовал Орден Карающих? Надо же, такую влиятельную особу, постоянную посетительницу балов, устраиваемых градоначальником, и арестовали! М-да, обнаглел Орден, обнаглел. Чем же провинилась добрая женщина? Неужели до понтифика дошёл слух о её поэтическом даровании, и её бесподобные творения ему не понравились? Какой изысканный литературный вкус у Его Святейшества, кто бы мог подумать.

Верёвки, связывавшие запястья Виктора, были прочными, и освободиться от них представлялось трудным занятием. Перетереть их не было никакой возможности, перерезать тоже, разве что у благородных дам имеется в наличии холодное оружие. Кстати, о дамах. Матушка Лазария мучительно дулась, медленно водя головой из стороны в сторону, потом не менее мучительно двигала челюстями, пока не случилось подлинное чудо: кляп зашевелился и спустя пару минут выпал у неё изо рта.

Истинно говорил Франсуа Миролюбивый после близкого знакомства с боевыми монахинями-вопительницами: "Голосу верующего нет преград!"

— На помощь! Бандиты чести лишают! — истошно заголосила настоятельница.

Надеждам далеко немолодой женщины, увы, не суждено было сбыться. Повозка остановилась, дверка отворилась, внутрь ворвался карлик-возничий и мигом заткнул ей рот выпавшим кляпом, для перестраховки завязав крикливый рот полоской ткани, предусмотрительно оторванной от её платья.

В памяти всплыл образ циркачьей повозки и сидящего на козлах человечка в пёстрой одежде. Ба, это же он! Тут у Виктора отпали всякие сомнения: его выкрали переодетые стражниками подельники горбуна. Наверное, матушку Лазарию тоже похитили. И что они собираются делать с похищенными? Требовать выкуп?

Настоятельница сопротивлялась, как могла: извивалась всем телом, аки гусеница яблоневой плодожорки (зелёное атласное платье придавало сходства с садовой вредительницей), крутила головой, порывалась укусить за короткие пальцы обидчика и издавала захлёбывающиеся возмущённые звуки из-под кляпа. К сожалению, её попытки оставались безуспешными. Карлик грубо схватил её за руку и швырнул в открытую дверку повозки, ничуть не озаботившись состоянием её головного убора, треснувшего о низенькую притолоку и разделившемся на две неравные части. Послышались звук упавшего тела, тонкое поскуливание (неужто, подумал Виктор, настоятельница рухнула на дремавшего у выхода циркового пёсика?) и тихие шепелявые ругательства.

Поймав за локоток девушку, карлик выбросил её из повозки. "Откуда такая сила у карлика?" — успел удивиться Виктор, прежде чем последовать за спутницами.

На улице царила прохлада. Первым, увиденным Виктором из положения лёжа на брусчатке, — а это была точно брусчатка, ибо с некоторых пор бывший послушник научился безошибочно определять, на чём лежит, — был ботфорт громадного размера, куда он нечаянно уткнулся носом. Над ботфортом высилась толстая нога и виднелось необъятное брюхо. На фоне ночного неба, усыпанного мириадами звёзд, оно казалось куском вселенской Тьмы, ненасытной утробой, угрожающей поглотить мир. Возможно, теогонические размышления Виктора пошли бы намного дальше устоявшихся канонов истинной веры, благо, созерцание чёрного пятна способствовало мыслительному процессу, возможно, он вывел бы новые умозаключения касательно природы вещей, однако, рывок поставил его на ноги, прервав раздумья о Вселенной.

Великан. Человек-гора Бегемот. Его не забудешь и на смертном одре. Одной ручищей он держал за шкирку бывшего послушника, второй будто обнимал женщин. Ещё две тёмные фигуры — должно быть, переодетые стражниками лохматики — нервно курили в стороне самокрутки из высушенных листьев. Багряные точки тлеющих папирос освещали их напряжённые злые мордашки, зловещие из-за окружающих повозку могильных крестов. Крестов?! Почему, интересно, они на кладбище?

Среди невзрачных могильных холмиков с простыми и вычурными надгробиями выделялись небольшие постройки гробниц и громадные здания фамильных склепов, похожие скорее на дворцы здравствующих вельмож, чем на место последнего упокоения: роскошные дома, украшенные мраморными статуями богов-хранителей.

Их привезли на Жгучую Домовину — самое крупное и старое кладбище Лавраца, закрытое много лет назад, по слухам из-за странных происшествий, повлёкших за собой гибель нескольких людей. Старожилы рассказывали, на кладбище когда-то нашли труп, бесхозно валявшийся на дорожке меж могилками и отпугивавший прогуливавшихся по некрополю посетителей. Жгучая Домовина считалась местом элитных захоронений, оттого гробницы строили здесь очень красивые, и со временем кладбище превратилось в некое подобие музея архитектурных памятников под открытым небом. Естественно, городские власти углядели в данном факте дополнительный источник прибыли. По погосту стали водить экскурсии для туристов и лиц, желающих присмотреть местечко поживописнее для собственного погребения.

Но вернёмся к трупу. Оказалось, принадлежал он какому-то эльфу. Причину смерти, равно и её точную дату, установить не удалось. Эльфийские тела имеют дурное качество не разлагаться, они просто коченеют, а спустя некий продолжительный срок затвердевают до степени камня, превращаясь, таким образом, в статуи. Такая вот статуя, раскинув растрескавшиеся конечности, лежала на дорожке. Многие принимали тело за каменное изваяние, необычайно реалистично показывающее агонизирующего эльфа. Но по описи никакой статуи на кладбище не должно было быть, к тому же, настораживало ужасающее выражение твердокаменного лика. Заявившиеся светлые эльфы, община которых проживала в Лавраце, личность мертвеца не опознали, а на мягкий упрёк городского начальства — вашего же племени существо, похоронить надо бы по-людски — ответили, мол, средств на захоронение чужого эльфа, умершего, как они выразились, "единорог ведает когда", тем более, даже не светлого, они давать не намерены. Власть имущие, недолго думая, водрузили злосчастный труп на постамент, присоединив к скульптурной композиции "Орки наступают!" у Башни Ведовства (ведуны тогда имели всего одну башню, нынче прозываемую Башней Общего, или Небесного, Ведовства, где заседает Великая Магистресса). Следующей ночью тело эльфа исчезло с постамента и утром обнаружилось на прежнем месте между могилками вместе с трупом кладбищенского сторожа. Как выяснилось позже, кладбищенский сторож по темноте вроде бы споткнулся об эльфийские останки и сломал себе шею при падении. Дальше — больше. Посчитав перенос тела-статуи противоправным действием неизвестных вандалов, власти вернули его на постамент. Тем же вечером умерла от разрыва сердца старушка, убиравшая пыль с каменных фигур. Мёртвый эльф ночью скрылся в неведомом направлении, а туристы, посещавшие Жгучую Домовину, утверждали, что видели его бодро вышагивающим в сопровождении покойных сторожа и старушки. Странное тело утром нашли, как водится, меж могилками родного погоста. Власти переполошились, подозревая происки нечистого, подключили специалистов из Ордена Карающих. Последние тщательно обследовали эльфийский труп, сказали, умер он очень давно и на всякий случай посоветовали провести над ним очистительный обряд и сжечь, то бишь раздробить, а пыль развеять по ветру. Священнослужители всю ночь отпевали мертвеца за затворенными дверями в часовенке при кладбище. Утром долго никто не выходил из храма. Взбудораженные слухами прихожане силой вломились в часовню и застыли от ужаса. На полу, на концах начертанного кровью мистического знака, лежали обгоревшие до неузнаваемости трупы священников. Мёртвый эльф пропал. С тех пор никто не видел его статуеподобного тела, а на Жгучей Домовине таинственным образом начали исчезать люди. Ни живых, ни мёртвых не находили. Самым чувствительным ударом для городских властей стала пропажа туристической группы, шлявшейся по кладбищу ночью в поисках приключений. Искали её три месяца и три дня, после чего, отчаявшись, закрыли погост. И на протяжении многих лет тёмными ночами у тёплых домашних очагов старожилы рассказывали жуткие истории о призраках и вурдалаках, шастающих по древнему некрополю в свете полной луны и разрывающих любого, кто попадётся им на пути, и о демонопоклонниках, устраивающих мерзкие оргии в заброшенных склепах.

Бегемот сгрёб женщин и бывшего послушника в охапку и потащил к ближайшей усыпальнице. Виктор дёрнулся, промычав обидное ругательство в адрес гиганта, и тут же получил по шее. Великан прижал его к себе так крепко, что шейные позвонки захрустели, и поволок далее. В глазах потемнело, словно на ведунской пирушке после ведёрка ликёра, и бывший послушник безропотно позволил себя дотащить до здания и забросить внутрь. За ним последовали женщины. Заскрипели несмазанные петли закрывающейся двери, щёлкнул дверной замок. В темноте раздавалось недовольное сопение.

Хорошее местечко выбрали проклятые злоумышленники-циркачи для сокрытия свидетелей преступлений. Тихое, безлюдное, если не считать покоившихся в гробах мертвецов. Кричи сколько влезет — никого не дозовёшься. Не освободишься от верёвок, и тебя ждёт бесславный конец, долгая голодная смерть. С другой стороны, окажись правдой досужие слухи о нежити, обитающей на кладбище, и конец настанет куда быстрее. Нет, Виктор совершенно не боялся в данный момент восставших мертвецов. Кровь бурлила в нём при воспоминании о циркачах, гнев застилал глаза алым, несмотря на кромешную тьму усыпальницы. Он во что бы то ни стало выберется отсюда и, может быть, отомстит. Жестоко отомстит за перенесённые невзгоды! Он мог забыть афёру с вымогательством, ограбление, но поломанную судьбу и покушение на его бесценную жизнь не простит никогда!

Для начала следует отделаться от кляпа. Виктор с трудом начал сдавливать тряпицу зубами, пока она немного не сплющилась, затем принялся пережёвывать её. Кляп намок от слюны, потерял жёсткость и форму, и вскоре Виктор, набрав воздуха в лёгкие, выплюнул его далеко от себя.

Теперь займёмся верёвками, опутывавшими его руки за спиной и ноги в районе щиколоток и коленей. Виктор поднатужился, путы врезались в тело, причиняя боль, притупляющуюся из-за напряжения, из горла вырвался измученный, замогильный стон, заставивший женщин насторожиться и затаить дыхание. Бывший послушник расслабился, отдышался и повторил попытку. Верёвки, как назло, не растягивались. Надо отдать аферистам должное, выбирать путы для своих гнусных целей и вязать узлы они умели.

— Эй, госпожи! Не хотите ли выбраться отсюда? — позвал он в темноту. Ответ пришёл незамедлительно в форме нестройного мычания, подталкивающего к задушевной беседе. — Итак, излагаю план нашего спасения. Я перегрызаю ваши верёвки, вы развязываете мои. Пожалуйста, издайте какой-нибудь звук, дабы я смог найти вас в темноте.

Женщины с надеждой замычали. Виктор покатился на звуки и наткнулся на матушку Лазарию, судя по обломанному колпаку-короне, в который он врезался щекой. Крылья головного убора сделали металлическими, резанувшими не хуже орочьего ятагана. Выдержка опытного ведуна и природная склонность к вежливости не позволили осквернить слух пленниц грязной бранью, Виктор лишь зашипел от боли. Потыкавшись лицом о спину настоятельницы, он нащупал верёвки на её запястьях.

Перегрызание длилось целую вечность. Виктору казалось, он искрошил о неподатливую материю зубы, поседел, состарился и давно умер. Воображение нарисовало полуистлевший скелет, грызущий ржавые железные оковы. Он грыз ненавистные путы, сплёвывал и грыз, грыз и сплёвывал. Вкус у них был донельзя противный, будто они сделаны из волокон полыни.

Пробил час, и верёвка пала под натиском крепких зубов молодого человека. Матушка Лазария, почувствовав свободу, затрепыхалась и выдернула запястья из петли. Наученная горьким опытом, она первым делом вынула кляп и чистосердечно возблагодарила Всеотца за избавление от мук, затем обратилась к бывшему послушнику:

— Благодарю вас за спасение, милый юноша! Как вас зовут?

— Виктор Сандини, — прогудел бывший послушник без особого энтузиазма.

— Я запомню ваше имя, милый юноша, и буду думать о вас по ночам в моей келье! То есть я буду молиться о вас, — поправилась матушка. — В знак моей глубокой признательности я напишу о вас стихи, мой юный спаситель! Вы, случайно, не хотели бы пожить в смешанном Юрпрудском монастыре, где я влачу жалкое существование настоятельницы?

— Я, э-э, знаете ли... — Чего-чего, а поползновений влиятельной старушенции ему не хватало до полного счастья. Мысли разбегались, и Виктору стоило усилий, чтобы собрать их и дать связный и, главное, обходительный ответ. — Я весьма польщён вашим предложением, госпожа настоятельница...

— Называйте меня Лазарией, о мой прекрасный спаситель! Просто Лазарией!

— Я весьма польщён вашим щедрым предложением, госп... Лазария, но, к величайшему моему прискорбию, обстоятельства моей жизни вынуждают меня отказаться. Я, э-э, дал обет. Чрезвычайно важный обет.

— Какой обет? — капризно вопросила матушка.

— Тройной обет целомудрия: не жениться, не прикасаться к женщине и не смотреть на неё, доколе не сражу первого попавшегося дракона.

— У вас великий обет, — тяжко, с досадой признала настоятельница. — Мне искренне жаль, что вы отвергли моё предложение, милый юноша, но я всё равно благодарна вам и сочиню песнь о том, как вы спасли меня.

— Спасибо. Гос... Лазария, вы бы не могли попробовать развязать верёвки?

— Да-да, конечно. Вы не знаете, милый юноша, эти страшные разбойники уже убежали и не услышат моих взываний о помощи?

— Полагаю, сначала вам стоит разобраться с путами.

— Да, я уже, — послышалось натужное пыхтение, означающее прилагаемые матушкой усилия для выполнения поставленной задачи, и частое дыхание. — А-а! Не получается!

— Пробуйте, у вас обязательно получится, — ласково подбодрил старушку бывший послушник. — Ощупайте узлы, представьте их в уме и распутывайте.

Настоятельница честно пыталась развязать верёвки, по отдельности стягивавшие её щиколотки. В отчаянии она пробовала разорвать их, однако, осознав свою беспомощность в данном деле, стала искать иные пути решения проблемы. Пошарив вокруг руками, она отыскала на полу шершавый булыжник.