Охотники за туманом

Резкая команда на гортанном языке, и тройка южан спешивается, обнажив сабли.

Ну вот и все, егерь, кончилась твоя песня. Еще удивительно, что они так долго провозились.

Пахом отчаянно крутился на одном месте, готовый сделать выпад штыком, но вряд ли ему дадут это сделать. Сейчас круг сомкнется чуть теснее и кто-нибудь из них без помех рубанет по спине. Трое одного берут без боя, кровавая истина войны.

Гулко громыхнул выстрел и один из южан упал лицом вперед.

— Ин чист? — ошарашенно крикнул один из южан на мгновенье отведя сторону саблю.

Пахом не стал мешкать и распластался в длинном выпаде, целя прямо в середину груди. Штык вошел на всю длину и застрял между ребер, южанин завалился на спину, своим весом вырывая мушкет у егеря из рук. Пахом рванул в сторону, уворачиваясь от сабли третьего противника, но ушибленная левая нога неловко подвернулась и егерь упал.

Вот и все. Вскочить ему уже не дадут. Кровь гулко стучит в висках, сухая трава больно впивается в ладони... а смерти почему-то нет. И откуда доносится это звериное рычание? Пахом приподнялся на локте и на всякий случай дотронулся до своего рта. Нет, это не он рычит, точно.

Третий противник кулем лежал на земле и его грудину яростно терзала огромная черная собака. Ты откуда взялась, спасительница?

А вот со стороны оврага скачет еще один всадник. Пахом облегченно вздохнул. Нет, это не картонка. Уж красавца-ахалтекинца Сердара ни с кем не перепутаешь, даже ночью и спьяну.

— Знакомься, Пахом Евграфыч — крикнул подскакавший Николай, — Это Льдинка. Она у нас тобетской породы и редкая умница.

Егерь неловко поднялся, стараясь не опираться на ушибленную левую ногу и провел рукой по волосам. Елки зеленые, шапку где-то потерял, вот же незадача!

— Спасибо, Николай Викторович. Век за тебя бога молить буду. Теперь я твой должник!

Николай осадил коня и усмехнулся.

— Да полно тебе! Ты еще скажи, что не так все задумывал. Я ж сразу понял, что ты к этому оврагу вылазку сделаешь. Потому тут и спрятался.

— Так ты уже давно тут? — удивился Пахом

— Да нет, конечно! — рассмеялся Николай, — просто решил, что неправильно будет сразу к вам в Змеиный форт ехать, не разобравшись. Вот и остановился на рекогносцировку, сообразить с кем ты тут так громко воюешь. Считай, где-то полчаса наблюдаю. Думал дождаться вон ту телегу и Зиновия с новичком, да уже с ними к тебе идти. А тут ты с вылазкой!

Пахом коротко улыбнулся и серьезно произнес:

— А Зиновий — это кто?

— Ты его не знаешь, разве? А, ты ж не в курсе! Тут такое, брат, дело было...

— Николай Викторович! — Пахом поднял руку — Бой еще не окончен! Там вон еще пятерка конных прет. И восемь пешцов прямо с юга моих ребятишек обстреливают. Поторапливаться надо. Время дорого, Николай Викторович!

Николай прибил шомполом пыж в своем драгунском карабине, сыпанул пороха на полку и ответил:

— Понял тебя. Скажи, а те пятеро — они на таких же клячах как и эти?

Пахом утвердительно кивнул и Николай зло оскалился.

— Я займусь ими.

Через час бой закончился.

Вторая пятерка южан на себе прочувствовала разницу между картонками и обученным, сроднившимся со всадником одушевленным скакуном благородных кровей. Николай превосходил их в скорости и маневре, кружа вокруг них как волк вокруг отары овец. Ссадил метким выстрелом с близкого расстояния одного, отскочил. В это время Льдинка прыгнула на другого всадника, подрала ногу и ловко ушла в сторону. Николай успел перезарядиться и снова пошел в атаку... Пистоли южане разрядили впустую, не сумев попасть ни в ловкую Льдинку, ни в Николая, а рискнувший сойтись с ним на саблях всадник остался лежать в сухой траве. Враги стали выходить из боя, но лишь двое из них смогли уйти под прикрытие своих пехотинцев. В это время занявшие стрелковые позиции на валу редута Пахом и двое пришедших с Николаем охотников вместе со стрельцами Ужа устроили целое огневое наступление. Поняв, что у них нет больше огневого превосходства южане начали отход.

— Пусть идут, — сказал подъехавший к валу Николай, — нам все равно надо отдохнуть и привести себя в порядок. Собрать трофеи, похоронить убитых, перевязать раненых. Может, кто жив остался из тех кого свалили сегодня. Глядишь, и пленный будет. Может, хоть узнаем чего.

— А что, преследовать врагов не будем, что ли? — обеспокоенно спросил один из новоприбывших охотников.

Николай устало провел ладонью по лицу.

— Обязательно будем. Но чуть позже. Пусть сначала отойдут подальше, расслабятся, осторожность потеряют. Опять же, после такого разгрома надо им дать время на переживания. Глядишь, сами себя поедом съедят да перессорятся, все нам меньше работы будет.

— Вряд ли они перессорятся, — недоверчиво хмыкнул Пахом, — какие-то они... то ли замордованные, то ли фанатики какие. Выучка слабая, а дисциплина имеется. И не болтают попусту. Помню, когда я в той жизни с каджарами воевал — так у тех войско непрерывно галдело, ну словно на базаре, а не в строю. Эти же все больше молча воюют.

— Ну даже если не перессорятся, то у нас ночью все равно преимущество будет — Николай кивнул на тяжело дышащую лохматую Льдинку, — Туркестанские тобеты, говорят, чудо как хороши в ночной охоте!

Глава 13 прода от 30.07.20

Пленных оказалось трое. Все — тяжело раненые, двое с сильными ушибами после падения с коней, третьему, из пешей группы, пуля разбила ногу. Николай наложил жгут выше раны, так что совсем истечь кровью южанин не успел, но вот саму ногу, похоже, не спасти. Если бы тогда, в полдень, нашелся какой-нибудь грамотный хирург... А тут уже, считай, полдня прошло, нога успела распухнуть и посинеть. Теперь даже жгут снимать нельзя — умрет. Отравится трупным ядом, что скопился в разбитой ноге и даже ничего сказать не успеет.

Южане, казалось, совсем не переживают по поводу своего пленения. Сидят себе спокойно на голой земле, молчат и лишь изредка отгоняют мух связанными руками. Хоть бы словом между собой перемолвились, все равно их языка никто не понимает. Но нет. Лишь один из них, тот, который с разбитой ногой, иногда мурлыкает под нос какую-то песенку. Или, может быть, стихи декламирует, так сразу и не поймешь.

Боярин приехал примерно через два часа после отступления южан. К этому времени охотники успели вырыть две могилы недалеко от вала и похоронить павших стрельцов-картонок. Пахом прочитал короткую молитву, поставили немудреные, грубо сколоченные кресты на могилах. Собрали трофеи — сабли, пистоли, одну фитильную аркебузу с шестигранным стволом, огнеприпасы. Не побрезговали даже одеждой, в хозяйстве все сгодится. Двенадцать погибших и трое пленных — такие потери нападавших. А у самих защитников форта — двое убитых. И еще одному стрельцу пуля угодила в руку. Боярин лично провел операцию и извлек пулю. Руку перебило, стрельцу теперь месяц в лубке ходить. По меркам Николая — достаточно большие потери. Учитывая, что южане атаковали полевые укрепления в чистом поле. Во время войны с Кокандом отряды генерала Черняева наносили кочевникам значительно больший урон практически без потерь. Один к ста в те времена считались обычным разменом. Правда, оружие и выучка солдат Туркестанского отряда была куда как выше, чем у стрельцов Ужа. Кто знает, если бы Пахом не ударился в панику — может быть, получилось бы еще лучше? Хотя Николай его понимал. Все-таки егерь, разведчик и застрельщик. Нет у него ни привычки, ни навыка сидеть в форте в жесткой обороне. Да и какой это форт без пушек? Нормально воевать без поддержки артиллерии очень тяжело, против превосходящего в огневой мощи противника никакая выучка не спасет. А если нет артиллерии — так хотя бы несколько ружей бы картечью зарядить для стрельбы с близкого расстояния. Вот еще одна пометочка в блокнотик... а сколько их еще будет, таких пометок, прежде чем все организуется как надо?

Убитых южан стрельцы отвезли телегой к тому туману, что клубился в секторе монстра Подвоха. Туда же отвезли пленных.

— А разве хоронить их не будем, Андрей Тимофеевич? — спросил Николай. — Как-то нехорошо выходит. Они хоть и басурмане, а все одно — люди... Вроде по их мусульманским традициям надо бы их до заката погребению придать...

— А с чего это ты взял, любезный приятель, что они магометанского вероисповедания? — хитро прищурившись, спросил боярин.

— Ну так это... видно же. Смуглые вон, да в халатах!

Андрей Тимофеевич сверкнул белозубой улыбкой в лучах закатного солнца.

— И что, раз смуглые да в халатах — значит, обязательно последователи пророка? По другому разве не бывает?

Николай развел руками и покосился на Пахома. Тот тоже отрицательно пожал плечами.

— Ну что ж вы так! — укоризненно покачал головой боярин, — Рассказывали, что много с южанами воевали там, в той жизни. А все одно в них не разбираетесь, чешете всех под одну гребенку!

— Это вы верно заметили! — поморщился Пахом — И вроде бы столько лет граничим с турками да персами, а все равно даже переводчиков своих нет, приходится брать из местных армян или черкесов.

— Ладно уж, расскажу вам кое-что про наших супостатов. Так вот, братцы. Эти люди — бессмертные, — Андрей Тимофеевич посмотрел на изумленные лица охотников и улыбнулся: — Нет, не в том смысле, что они не умирают. Это у них вроде названия гвардейского. Бессмертными их именовали в старые времена, еще до Рождества Христова. Легендарные воины персидского царя Дария — вот кого вызвал из небытия их владетель. Я понимаю, вам странно видеть персидских бессмертных с современными ружьями, все-таки в историях и легендах царь Дарий еще до Римской Империи жил. И воевал в основном с греками. К примеру, спартанцы царя Леонида — слышали о таком? Ну вот, они как раз против них и бились. Бессмертные у персов — это такие... как бы точнее сказать...воители навроде нашенских монахов-воинов Пересвета и Осляби. Религиозные, немногословные, не боящиеся смерти... В общем, рыцари персидских преданий.

Пахом заинтересованно посмотрел на пленных.

— Ну не знаю. Одеты вроде обыкновенно. На границе с Персией и в мое время так ходили

— А на востоке, братец, очень сильны традиции. Там, знаешь ли, тысячи лет ничего не меняется. Царь Дарий со своими бессмертными жил задолго до появления пророка Магомета. Потому вероисповедание у бессмертных более древнее — зороастрийское. А зороастрийцев, братцы, в земле хоронить нельзя. По тамошним традициям погребение происходит или в склепах, или в так называемых 'башнях молчания'. Сжигать или предавать земле — значит осквернить либо огонь, либо землю. Никак нельзя, знаете ли.

Пахом стащил с головы пыльную измятую шапку и размашисто перекрестился.

— Вот же, елки зеленые, как люди живут!

Боярин усмехнулся.

— Еще и не так живут, братец! Эти еще простые и нам вполне понятные. Так что давайте уважим согласно их традициям. А раз 'башню молчания' у нас сделать негде, и никаких хищных птиц я еще создать не успел — то отдадим тела твоему, Коленька, Подвоху. Заодно и эксперимент проведем.

— Так что, прямо сейчас их в туман кидать? — спросил Николай

Андрей Тимофеевич приложил ладонь к треуголке и посмотрел на закатное солнце.

— Чуть погодя, братец. Через четверть часа солнце сядет — тогда и приступим.

— А с пленными что делать будем?

Боярин повернул голову и посмотрел на Николая колючим взглядом.

— Думается мне, любезный приятель, что перевоспитать этих былинных героев мы уже никак не в состоянии. Они ведь под присягой. Да не такой, какую вы мне каждую неделю даете, а куда как более строгой. Какие приняты у них там, в восточных сатрапиях. Но попробовать — попробуем. Вот этого, с ногой, доставим до алтаря. Проверю, можно ли ему ногу починить. Заодно узнаем, как алтарь отреагирует на того, кто другим владетелем призван и под присягой находится.

— Не нравится мне эта идея, — нахмурился Николай — Врага, да в самую нашу святая святых...

— Так или иначе мне надо узнать возможно ли это в принципе и если да — то как оно делается. А уж безопасность эксперимента обеспечим, будь уверен. Михайлу кликну, к примеру.

— А я?

— Если задуманный эксперимент удастся — то для тебя назавтра другая задача будет.

Николай кивнул, соглашаясь.

Пахом зябко поежился и отошел подальше от сидящих на земле пленных. Николай же свежим взглядом осмотрел южан, силясь найти в одежде какие-нибудь радикальные отличия от известных ему туркмен, текинцев и каджар. А потом спросил у боярина:

— А как вы думаете, у них там все — былинные герои? Или простые люди тоже есть?

— Простых людей и у нас нет, знаешь ли, — пожал плечами Андрей Тимофеевич, — Правила такие. Ни я, ни какой-либо другой владетель не боги. Мы не можем взять и по своему разумению душу воплотить в тело. Мы можем только призвать кого-то. А души призываются алтарем таким образом. Владетель обращается к эгрегору — не спрашивай меня что это, так сразу и не объясню. И там, в этом самом эгрегоре, ищет уже человека по людским обращениям. Как бы так попроще сказать... Если, к примеру, человека не вспоминает никто, не рассказывает про него историй — то и душу его найти никак не получится. Никаких путеводных ниточек к ней нету. А когда хоть кто-то в памяти своей обратится к душе когда-либо живущего — считай, тем самым ниточку вплетает в этот эгрегор. И чем больше про человека говорят всякого — тем толще путеводная ниточка к его душе. А уж ежели про человека напишут...ну не книгу, положим, а хотя бы письмо какое — то вот уже тебе путеводная нить, по которой ты в Великом Ничто человеческую душу найти сможешь, и по этой же самой ниточке его вытащить. Как-то вот так, братец.

Пахом встрепенулся:

— Так это что же получается, Андрей Тимофеевич? Выходит, помнят меня там?

Боярин кивнул, соглашаясь.

— Помнят, Пашенька. И дети, и внуки. И молятся за тебя в день поминовения. Да и сослуживцы твои нет-нет, да и расскажут про тебя истории. Уже сколько времени прошло, в полку, считай, никого не осталось из тех кто с тобой войну прошел, а истории про тебя рассказывают. И не только про тебя, а вообще про всех вас. Каждый ведь хоть чем-то, да отметился. Про каждого были какие-то предания. Истории рассказывали, потомкам своим помнить завещали. Так вот вы и оказались вплетены в память народную, причем совсем не маленькой ниточкой, знаете ли. А вот те, кого не запомнили, про кого не рассказывали преданий да историй, кому не писали писем — у тех судьба совсем незавидная. Такие в этой игре за монстров играют. Я вот, к примеру, именно так с Ледяным Владетелем знакомство свел в былое время — по лицу боярина промелькнула тень.

А Пахом вдруг растроганно заулыбался и, будто застеснявшись своей улыбки, стащил с головы шапку, сделал вид будто ее чистит. Тихо пробормотав про себя:

— Помнят, ишь ты!

— Чудно как-то, — пожал плечами Николай — А почему бы не призвать сразу какого-нибудь Геракла или вообще, скажем, Перуна? Вы пробовали?

— А как же! Первым делом!

— И что?

— И ничего! Пока я чухался, всех мифических героев уже разобрали! — рассмеялся боярин.