Охотники за туманом

Ромка опять слабеющими пальцами потянул кристалл к ране. Хм... А ведь боярин что-то говорил о том, что порошок-то этот делается из кристалла. Так, как это делает Ромка — просто прижимая камень к поврежденному месту — ничего не выйдет. Нужен порошок. А точно ли порошок надо делать с помощью алтаря? Может, алтарь не обязателен?

А ну-ка...

Николай вытащил кристалл из пальцев Ромки и со всей силы сжал в руках. Ничего. Долбанул рукоятью пистолета. Ничего Нашел взглядом небольшой валун, торчащий из-под земли и со всей дури долбанул по нему кристаллом. Ничего. Положил кристалл на камень и сильно ударил рукоятью сабли. Психанул, размахнулся и со всей силы вдарил по пульсирующей надежде клинком.

Ни царапинки. Ни крошки порошка.

Бесполезно.

— Эти кристаллы невозможно сломать, дядя Николай — слабым голосом пробормотал Ромка. — Да вы не переживайте так! Все будет хорошо! На ту сторону вы меня и таким доставите!

Невозможно сломать...

Николай присел на корточки и заглянул в глаза Льдинке. Как же ты это сделала, родная? Ведь там, у башни Ледяного Владетеля ты выкормила своих щенков именно размолотым в порошок кристаллом. Ты хоть намекни, а? Как?

Мокрая насквозь собака посмотрела на него, потом на слабо дышащего Ромку. Аккуратно взяла зубами с ладони Николая багрово-красный пульсирующий кристалл.

Запрокинула морду к пасмурному небу и заскулила.

Ромка дернулся и закатил глаза. Похоже, потерял сознание.

Отходит...

Николай в отчаянии сжал кулаки и запрокинул лицо к небу. Хотелось выть от бессилия, от невозможности что-то изменить.

Поскуливание Льдинки перешло в вой. Тоскливый и разрывающий сердце, как умеют только собаки.

Хрустнуло.

Льдинка опустила морду и аккуратно разжала челюсти. На подставленную затянутую в перчатку ладонь из собачьей пасти просыпался багрово-красный порошок.

Собака с какой-то обидой посмотрела в глаза Николаю, резко развернулась и села, поджав хвост.

Снял повязку на боку. Аккуратно промокнул бинтовым тампоном рану и посыпал мелким слоем порошка. Ромка судорожно вздохнул в забытьи. Порошок замерцал багровым в такт слабому пульсу. Аккуратно наложил чистую повязку. Теперь плечо. Снять повязку, засыпать порошок в рану... с легким толчком крови из раны вытолкнуло черноватый сгусток. Пуля? И правда. Волшебство, не иначе.

Николай перебинтовал плечо и плотно зафиксировал руку, примотав к туловищу. Показалось, или его щеки слегка порозовели? Конечно же показалось! Как могут порозоветь щеки смуглогокожего парня наполовину туркменских кровей? Но дышит уже вроде как ровнее.

Будет жить.

Николай подошел к Льдинке и сел рядом, прямо на раскисшую сырую землю. Посмотрел. Льдинка отвернулась. Потянулся к ней и обнял двумя руками, прижавшись к собачьей шее лицом. В нос ударило запахом мокрой псины.

— Спасибо тебе.

Та потянулась, высвободилась из объятий Николая, подошла к Ромке с материнской заботой принялась вылизывать ему лицо.

* * *

— Там самое важное — статус, дядя Николай — рассказывал Ромка, покачиваясь в седле — А ничего другого все равно нет. Ни дома, ни вещей каких. Походные шатры — все один к одному, без всяких отличий, будто не вручную шили, а на мануфактуре по одним лекалам. Снаряжение у всех одинаковое. Сам шах — и тот не во дворце живет, а как все, в шатре. Да, алтарь есть, конечно, но он находится в Башне Молчания. Это такое, знаете, зороастрийское культовое...

— Я знаю что такое башня молчания.

Стояла удушающая жара. Влажность воздуха была такой, что было непонятно, это по лицу пот катится или просто не испарившаяся влага пытается спрятаться от палящего солнца, забравшись под шляпу, камзол и даже в сапоги.

Николай размашисто шагал по степи, ведя за собой Сердара под уздцы. Ромка ехал верхом скрючившись и вцепившись двумя руками в луку седла. Парню и правда тяжело. Раньше-то молодняк в его компании вообще без седел катался. Седла — у них это было что-то для немощных.

Ромка... Да какой, к черту, Ромка? Вырос парень. Уже не десятилетний шкет, а взрослый мужик лет двадцати пяти, высокий, с Николая ростом, с развитой мускулатурой и пронзительным взглядом властных карих глаз. Умные, жесткие глаза многое повидавшего человека совсем не вязались с моложавым смуглым лицом. Это уже не Ромка. Таких уже принято звать по имени-отчеству, да на "вы".

Порошок помог, но до полного выздоровления было еще далеко. Пешком бы он вряд ли осилил дорогу, потоэтому, невзирая на вялые возражения был посажен в седло. Обратно шли по прямой, так что есть шанс уже к обеду дойти до Змеиного форта, а к вечеру быть в остроге. Ромке нужна нормальная медицина, а не экстренная военно-полевая магия.

А еще ему нужен разговор. Он все говорил и говорил, будто никак не мог наговориться. Словно у него когда-то отняли возможность разговаривать, а потом вдруг вернули. И вот он пытается рассказать как можно больше, словно опасаясь, что скоро у него снова отнимут язык и он опять замолчит на долгие годы.

— Ну вот. Башня, алтарь. Несколько хищных птиц, которые никогда не улетают далеко. Не стервятники, а что-то покрупнее. Там никто не живет, даже шах. Запрещено. Хотя ковер-самолет, например, вылетает с площадки наверху башни. И возвращается туда же. Чтобы вдруг сел около башни, у какого-нибудь шатра — я такого не помню.

— А кто на ковре летает? — спросил Николай.

Ему тоже хотелось поговорить обо всем на свете, расспросить Ромку о каждой минутке той жизни, когда его не было рядом. Но... долг прежде всего. И долг требовал прежде всего разведданных.

Ромка понял все правильно. Да он и не собирался что-либо утаивать. Зачем? Ведь все свои. Его долгий путь подошел к концу и он наконец-то дома. Ну и что, что в походе? Дом — это вам не набор бревнышек да камушков. Дом — это нечто другое.

— Если надо разведать окрестности — то сам шах. А когда к отряду кого-нибудь из визирей — то кто-нибудь из четверки евнухов. Это его ближники, вроде административного аппарата. Тучные такие лысые олухи. Мне всегда интересно было, сколько же надо жрать, чтобы такие животы наесть? Ведут учет, принимают доклады, передают приказания и продовольствие. Каждый из них может взять сразу несколько кристаллов. Не знаю как у них это получается, не выяснял. И так выходит гораздо быстрее, чем гонять отряд с трофеями от стены к башне и обратно.

— А сам ковер — он большой? Много ли груза принимает? Или вот ты говоришь, что с башни взлетает и на башню садится. А как он взлетает там, где в поле находит отряд?

Роман пожал плечами.

— Несет на себе вроде бы много. Бывало, что евнухи все вчетвером на ковер забираются и летят куда-то. Я еще думал — а ну как ковер не выдержит такие туши и попросту порвется. Как взлетает — не видел. Я, признаться, старался держаться от него подальше. С прошлой жизни не люблю аэропланы.

— Аэропланы? Что это?

— Это... Знаете, дядя Николай, в той моей жизни люди много всякого изобрели. Прям какой-то прорыв случился. Персия, Индия и эмират Афганистан — там время будто замерло. Ничего не менялось год от года, все одно и тоже. Восток и восток, ничего особенного. Вот на Западе... Каждый раз когда я с караваном добирался до европейцев — будто в новый мир попадал. Каждый год, каждый месяц все менялось. Даже вот наш Красноводск вспомнить. Там же не просто чугунку проложили. Вокзалы, паровые машины, автомобили, гальванические приборы... Все поменялось, дядя Николай. Корабли потеряли паруса и стали ходить под парами, а потом и вовсе оделись в железо, как паравозы. Оружие другое стало. Не такое как у нас. Начали массово делать многозарядные капсюльные штуцеры... да много чего еще. Ну вот и аэропланы. Мощный бензиновый мотор поставили на воздушного змея и полетели. Представляете? Прямо по небу.

— Николай улыбнулся.

— Чудо.

Роман скривился и заскрежетал зубами. То ли от боли в боку, то ли от воспоминаний.

— Да, чудо. Вековечная мечта человека летать как птицы. А на рукотворную птицу можно поставить пулеметы и подвесить бомбы. Научились...

Николай пожал плечами.

— Обычное дело. Если вещь стоящая — сначала она идет на нужды армии. А если в армии не пригодилась — значит, ерунда, а не изобретение.

— Все верно, дядя Николай, — с горечью ответил Роман — Все верно. И пока мы там личной удалью друг перед дружкой похвалялись — они делали пулеметы.

Николай кивнул.

— Так и должно быть, Роман. Мой эскадрон, к примеру, с текинцами в джигитовке не состязался. Мне не надо выяснять, кто из моих людей трус и неумеха, а кто отважный батыр. Мне нужно выполнить поставленную задачу. А на ловких и удачливых джигитов у нас завсегда найдется пушка с картечью. А пулемет — это что?

— Пулемет? Помните, вы мне картечницу показывали французскую? Ну вот оно и есть. Только их научились делать маленькими и удобными. Такими, что уже и расчеты большие не нужны, и таскать можно руками. Ну или вот на аэроплан поставить.

— Понятно, — протянул Николай — а как вы боролись с аэропланами?

Роман пожал плечами.

— Переделывали лафеты на пушках, чтобы можно было ствол к зениту задрать. И шрапнелью.

— Получалось?

— Чаще просто пугали. Летчик увидет разрывы в небе — и отвернет в сторону. Только один раз получилось. Но там на орудии пушкарь грамотный был. Француз. Правда, его потом убили.

— Англичане?

— Нет, почему. Один джигит взялся его задирать. Знаете, вот этими заходиками — мол, покажи какой ты мужчина, выходи бороться.

— Ясно. Джигитовка против науки. А что с этим джигитом потом стало?

— Я не выяснял. Когда понял, что отряд без грамотных пушкарей остался — поднял своих людей и ушел к Надир-хану.

Роман скрипнул зубами и закрыл глаза, пережидая очередной приступ боли. В молчании прошли где-то четверть часа. Затем он открыл глаза и взглядом показал, что готов продолжить.

— Ладно, о былом у нас еще будет время поговорить. Займемся этим долгими зимними вечерами, если до зимы доживем. Давай-ка сейчас дальше про шаха, Роман. Много ли у него людей?

— Много, дядя Николай. Отряд, с которым я ходил на владетеля Сонга насчитывал человек сорок. Мы быстро управились, прошли как нож сквозь масло, сбили все заслоны корейцев, и на каждом у нас было преимущество в людях и стволах. А уже на бой с владетелем шах лично прилетел. Устроили поединок между владетелями, все честь по чести. Шах победил. Ну и я там отличился немножко. Зря, конечно...

— Почему зря?

— Меня за это наградили. Возвысили. Отметили милостью, так сказать. Мой статус сразу же вырос. Обогнал многих других, кто жаждал повышения. Сделали старшим над пятеркой воинов. А меня его евнухи в пример приводили. Вот, мол, смекалка, выучка, тренируется сам и тренирует своих воинов... В общем, заявили меня как угрозу всем старожилам.

— Странно. Он что, не знал что делает?

— Почему не знал? Знал, конечно! Но там так устроено. Выслуживайся. Только шах может прикрыть тебя от завистников. Все завидуют всем, в погоне за статусом там такие интриги плетут! Правила строгие, наказания жестокие, но шах постоянно делает намеки, как эти самые правила обойти. Кто обошел — тот молодец, сообразительный, сразу на ступеньку-другую вверх прыгает.

— Мда...Прям столичный салон, а не боевой отряд. И как ты в этом всем жил?

— Привычка. Я ж, считайте, лет сорок практиковался в любом обществе за своего сойти. Торговля — та еще работенка. Я бы и у них смог. В первый же день как от вашего форта ушел — познакомился с тройкой охотников. Ну и пока шли к Башне, успел с ними сдружиться. Ну, знаете? Тут шутка к слову придется, здесь помочь немного, там еще чего. А сам их манеры подмечаю да всякие мелочи в поведении. Фарси знаю хорошо, а уж повадки перенять — дело недолгое. Только шах сразу раскусил, что я пришлый. И дал понять другим. Прилюдно мне имя дал — Одам Аз-Шимол. Человек с Севера.

— Разделяй и властвуй, значит — на ходу кивнул Николай

— Все верно, дядя Николай, — Ромка помолчал немного, собираясь с мыслями и продолжил: — Так вот, о людях. Когда мы вернулись с похода на корейцев — у башни собралось уже человек двести, не меньше. Шатров побольше стало, даже какие-то землянки рыть начали. На землях владетеля Сонга мы ж не только шесть телег трофеев захватили, а еще и целую кучу рабов. Ну такие, знаете... Все одинаковые как близнецы, и выражение лица у них как у тех истуканов, которые в вашем недостроенном редуте обитали.

— Ага, ясно. Мы таких называем — картонки. Так уж повелось.

— Вот-вот. В общем, их, корейских картонок, там тоже около сотни. Шах им велел заниматься земледелием. Выращивать просо и пшеницу. Одного евнуха поставил за старшего, жить во дворце бывшего владетеля. Разметил поля и так далее. Ну я уже не видел чем все кончилось, отбыл.

— Все-таки начал себе сырьевую базу обустраивать. На одну охоту уже не полагается? Плохо. Так, а вон там — Николай кивнул назад, в направлении пролома, откуда они шли — с кем война?

— Я не очень понял,— Ромка оттер со лба испарину тыльной стороной ладони — Какие-то сказочные волшебники. Молнии из рук пускают, умеют вызывать гулей и ифритов... Хотя, наверное, у них это как-то иначе называется. Если по одежде судить — они не персидской или арабской традиции. Что-то более европейское.

— Понятно. А с женщинами как? Только картонки или одушевленные тоже есть? И как у них со статусом?

Роман потемнел лицом.

— Их нет.

— То есть как это — нет? Ты ж говорил — евнухи есть. А раз евнухи — значит, есть на то причина, ведь так?

Роман с высоты коня упер взгляд в землю и глухо, монотонно заговорил, будто цитировал кого-то.

— Когда в группе или в одной локаци рядом с группой есть женщины — личный статус и иерархия в группе перестает быть линейным параметром. Мотиваторы членов группы непредсказуемо меняются. Эффективность группы падает, понижаются шансы на победу в игре.

Роман посмотрел вперед. Там, вывалив язык и скрутив хвост кольцом, легкой трусцой бежала Льдинка. Иногда псина оборачивалась и заинтересованно поднимала уши торчком, с любопытством прислушиваясь к беседе людей.

Вздохнул и перевел взгляд на Николая, тяжело выталкивая из себя слова:

— На территории владетеля Сонга... в общем, там больше нет женщин. Совсем.

Глава 16 прода от 18.08.20

Потихоньку разговор стих. Роман еще рассказывал про быт и внутреннее устройство владений шаха, но все чаще брал паузы и делал передышку, закрывая глаза, прижимаясь к шее Сердара и проваливаясь в короткую полудрему. Все-таки дробленый кристалл не заменяет полноценного волшебного порошка и настоящей медицины. Ромке становилось хуже. Для экстренной реанимации помогло, но кто его знает, какие изменения проводит в теле Ромки раздробленный кристалл воплощения? Все-таки в том порошке, который делал Андрей Тимофеевич наверняка были прописаны конкретные восстановительные функции. Николай все шагал и шагал, оставляя за спиной километр за километром. Время дорого, как любит приговаривать Андрей Тимофеевич. Пошли уже вторые сутки без сна. Вчерашний бой у форта, потом ночной переход сквозь ливень, а теперь снова нет времени для отдыха.