А не слишком ли быстро я оценила ситуацию как пропащую? Не накручиваю ли я себя? Сергей-то мне ещё ничего не сказал. Однако, оглядев другими глазами комнату и вспомнив сегодняшние травы, заполонившие её, я подумала: было предупреждение, чтобы я не волновалась. А значит... Вполне возможно, я теперь здесь вообще не нужна... Я села рядом со Стахом. Не хочу думать, почему-то сразу мысли какие-то упаднические начинаются... Кот пересел ко мне на колени и вздохнул. Я его обняла и, забравшись с ногами на кровать, прислонилась к подушке. И мы уснули.

... А ещё здесь у меня оставался белый волк. Я гуляла по сонному лесу, а волк следил за мной из-за всех деревьев. Во сне не было слышно звяканья цепи от капкана, но волчьи глаза, угрюмые и полные тоски, я видела постоянно...

Андрея на обед тоже не позвали. Он накрыл наверху на троих и спустился на кухню. Впрочем, он-то не горевал. Хотя был смущён, что не пригласили меня. Зато ситуация с ним заставила меня всё-таки остаться с ним обедать. В знак солидарности.

— Андрей, мне платят. Наёмная служащая не сидит с хозяевами за одним столом, — спокойно сказала я на его смущение. — Честно, я жду, что Сергей откажется от моих услуг.

— Нет, — твёрдо сказал Андрей. — Лина не сможет... э... работать с твоим снадобьем, так что ты останешься.

— А почему он уволил Вадима?

— Не знаю. Честно.

Глядя, как он накладывает в мою тарелку салат, я начала думать, как бы стать понезаметней. Вязаные вещи — забыть. Превратиться в тень. И одеваться как тень. Не высовываться. Деньги-то в любом случае нужны. А ещё подумала, что теперь времени у меня больше станет, и я смогу чаще бегать по лесу. Кстати, о птичках...

— Андрей, спроси у Сергея, раз такие дела. Я ведь теперь нужна ему только утром да вечером. Может, будет удобней, если я буду приезжать сюда и уезжать?

Только спросила — и вдруг глаза потеплели. Изумлённая — что?! Слёзы?! — я сглотнула, чтобы хоть как-то приглушить странное желание заплакать. Чёрт побери! Меня никто не заставит плакать из-за каких-то... из-за каких-то... Внезапно вспомнилось: "Я не хочу, чтоб ты приснился ей..." И вспомнилось, как я думала про Андрея и Аню, что не буду лезть в их дела, потому как взрослые... И вцепилась зубами в палец. Не заплачу.

— Оля, ты что?.. — растерялся Андрей.

— Всё так хорошо было — и вдруг... — тонким голосом пожаловалась я. — Я уж думала — чуть не в рай попала...

Он протянул салфетку. Лучше б он не сочувствовал мне. Я тут же разревелась в эту салфетку. Андрей вскочил, зачем-то схватил полотенце, при виде которого я заплакала уже навзрыд, одновременно смеясь сквозь слёзы над собственной глупостью.

И в этот момент распахнулась дверь в кухню. Сергей — чем-то очень недовольный. Лицо — высокомерное, не подойди. И остолбенел при виде меня, ревущей, да так остолбенел, что, я как глянула на него, так у меня точно истерика началась. Только закрыла ладонями лицо и бормотала, задыхаясь:

— Из-звини, извини!..

— Что случилось? — резко спросил он.

Опустив ладони, я заметила, как напряжённо стоит, вытянувшись в струнку, Андрей, и поняла, что лучше ответить на вопрос Сергея.

Заикаясь от плача, одновременно кривя непослушные губы, показала ему край ладони, указательный палец в крови — прокушенный, но ведь Сергей не знает, что прокушен! — и со вздохом пояснила:

— Палец сдуру ножом порезала. Больно. Но сейчас всё пройдёт. Андрей мне, вон, салфетку дал и йод обещал принести. Так что всё в порядке.

В общем, испортила я ему хозяйский выход со всеми его высокомерными заморочками. Он растерялся. Даже светло-зелёные, почти ледяные глаза потемнели. Видно было, что порывался несколько раз подъехать ко мне — то ли утешить, то ли ещё что-то. Но Андрей уже склонился над моей ладонью с ваткой и йодом. Сергей, теперь явно чувствуя себя ненужным, быстро выложил на стол мобильный телефон:

— Оля, это тебе — на всякий случай. Андрей покажет, что и как.

И сбежал.

А мы с Андреем долго смотрели ему вслед.

— Как там, у Шекспира? — тихо сказал Андрей. — Прогнило что-то в Датском королевстве?.. На ещё салфетку, вытрись. Переживём. Ну, успокоилась?

— Ага... — Я шмыгнула носом, чувствуя, как он распух, и жалобно попросила: — Андрей, ты мне покажешь, как с этим телефоном, а? У меня такого навороченного в жизни не было. — О том, что у меня мобильного вообще не было и нет, промолчала.

— Покажу, конечно. Смотри сюда. Это кнопка вызова Сергея. То есть его искать в телефонной книге мобильника не надо. Эта кнопка — мой телефон. Звони, если что...

Через полчаса я повесила на грудь вязанный крючком чехол с личным мобильником и решила немного развеяться.

Ещё через полчаса мобильник зазвонил, и я его чуть не минуту выпутывала из этого чехла и лихорадочно вспоминала, куда тыкать, чтобы ответить.

— Да?

— Оля, ты где?

Не мог вопроса другого придумать! Зато ответ ему будет... Хи... Кхм...

— Под забором!

Хороший он мне мобильник дал — чувствительный очень. Как поперхнулся Сергей — отчётливо слышно было. И — замолчал. Собрался с мыслями (не буду ему объяснять всё подробно, пока сам не пожелает!) и осторожно спросил:

— А что ты там делаешь?

— Малину белую ем, — мстительно ответила я.

16.

Это, конечно, не совсем забор. Так, остатки былой роскоши — чуть подальше от того места, где мы с Сергеем раньше ели малину. Здесь темно и уютно, как в шалаше. Он, забор этот, спрятанный кустами малины и вишни-"плакучки", махонький, всего метра три в ширину. Два столбика, вбитых в землю, две поперечные жерди — и доски на них. В одном месте доски не хватало, так что я, усевшись на корявую нижнюю жердь, снимала спелые ягоды с веток поближе и размышляла. Я уже всё для себя решила. Запутанных ситуаций не люблю. Легче их рвать сразу. Но сейчас мешал Стах. Я-то уже сегодня решила сбежать, сразу после вечерней перевязки. А что? Через лес — час спокойной ходьбы. Утром, благо Сергей встаёт не слишком рано, а я — наоборот, как раз бы успела к перевязке утренней. А потом бы опять сбежала. И целый день свободна.

Но кот решил по-своему. Он вдруг начал ходить за мной по пятам, не отставая. Нет, конечно, я могла бы забрать его с собой, но оставлять Сергея совсем в одиночестве... Зарапортовалась. Какое одиночество?.. С ним остаётся и Андрей. И эти двое.

И теперь я сидела и думала, не слишком ли сильно я заранее паникую. Такое в моём характере тоже есть. Со вздохом сняла ещё ягодку, сунула в рот. Вкусно... Прохладная такая сладость на языке...

— Оля!

Я затаилась. От этого повелительного голоса аж мурашки по спине... Еле слышное потрескивание и поскрипывание песка на асфальтовой дорожке под резиной колёс. А вскоре послышался и шелест травы. Свернул к малине.

— Оля! — настойчиво позвал Сергей. — Если я подъеду ближе, Андрею придётся меня отсюда вытаскивать. Колёса застрянут в земле.

Вздохнув, я нагнулась, чтобы не треснуться головой о верхнюю перекладину, и вышла из кустов. Сергей сидел в кресле спокойно, только пальцы левой руки неслышно барабанили по подлокотнику... Шантажист.

— Ты одна? — как-то незаинтересованно спросил он, будто ему всё равно — одна я, нет ли. И чего тогда спрашивает вообще?

— Нет, не одна, — строптиво ответила я и обернулась.

И он невольно тоже посмотрел на малину. Вцепившись обеими руками в подлокотники. Лицо сразу почему-то осунулось, а глаза заледенели.

Стах вышел из кустов важно и с осознанием собственного кошачьего достоинства. Встал рядом с моими ногами. А потом сел, укоризненно глядя на хозяина.

— Почему ты здесь сидишь? — с каким-то хмурым облегчением спросил Сергей.

— Потому что Регги нет. Была бы она, я не сидела, а бегала.

— Тебе жаль... Ты очень жалеешь, что я уволил Вадима?

— Что ты делаешь, меня не волнует. Это дело хозяйское — принимать на работу или увольнять. — Я запнулась, когда в голову пришла новая мысль, и уже внимательно посмотрела на Сергея. — А-а... А ты, случаем, не увольнять меня пришёл?

— С чего ты так решила? — Судя по дрогнувшим бровям, удивился он искренне.

Он развернул кресло и поехал к дорожке. Передние колёса въехали на асфальт — задние забуксовали. Я подошла и машинально схватилась за какую-то раму сбоку — приподнять одну сторону кресла. Господи, какое тяжёлое!

— Опусти! Что ты делаешь?!

— Ты же застрял! Вытаскиваю! — обозлилась я: тоже — нашёл неженку! Поработал бы с моё в деревне в самую страдную пору!.. Хоть и давно было, но физической работы не боюсь! И вообще. Небось, не возражал, когда ночью мне пришлось его держать!..

Кресло поднялось на дорожку. Не оборачиваясь, Сергей проехал было несколько метров — и остановился. Повернул голову — намёк на обернуться.

— Ну, ты идёшь?

— У меня свободное время, между прочим, — не сдвинувшись с места, сказала я. Стах посмотрел на меня, посмотрел на хозяина. И тоже с места не сдвинулся. Ура... Хоть этот меня понимает. — Да и что сейчас в доме делать?

— А здесь — что?

Хотела я ему ответить, что было дельце, пока он не приехал... Но...

— А здесь — малина, — в том же тоне ответила я. — Зря пропадает. Доем — приду. — Выждала паузу, глядя на его пальцы, снова забарабанившие по ручке кресла, и ехидно добавила: — А может, и нет. До перевязки времени полно.

Пальцы на подлокотнике застыли.

— Не пойдёшь?

— Ну, Сергей, что мне там делать? Ты занят с гостями. Андрею не до меня. Я хоть погуляю здесь о Стахом.

— Ты могла бы посидеть с нами.

Впервые я услышала его нерешительность. И сама хмуро спросила:

— Смеёшься? Да? Наёмная служащая — с гостями?

— Ты так расцениваешь своё положение в моём доме? — Ух, какое высокомерие прорезалось в голосе... Он начал неловко разворачивать кресло ко мне, и я поспешила обойти его сама. Холодные зелёные глаза замерли на мне. — Почему? Ведь совсем недавно тебе нравилось здесь.

— За что ты уволил Вадима?

— Тебе очень плохо, что я его уволил?

— Да, плохо. А если Андрей в следующий раз подойдёт ко мне и скажет, что ты больше не нуждаешься в моих услугах? Причём ничего не объясняя?

— Хочешь — верну его? — Он прищурился, хотя солнце было за его спиной.

— А смысл? — пожала я плечами. — Он не вернётся.

— Почему ты так думаешь? Ты говорила с ним? — Вот тут он удивился.

— Нет. Не говорила. Просто, если б ты так поступил со мной, я бы точно не вернулась... И ещё. Ты его не вернёшь в любом случае.

— Почему?

— Мне кажется, не в твоём характере так быстро менять решения.

— Я найму для тебя другого телохранителя.

— Как хочешь. Хозяин — барин.

После этой моей реплики он вскинул голову и молча объехал меня. Глядя ему вслед, я села на асфальт — ногами на траву, чем немедленно воспользовался Стах и с довольным мурлыканьем устроился у меня на коленях. Поглаживая ему голову, я пыталась думать, но думать не хотелось. Хотелось плакать. Что-то я совсем плаксивая стала. С чего бы... Перед глазами промелькнуло, как склонилась над Сергеем Лина, как нежно обняла ладонями его лицо... Мотнула головой. Мне-то что с того? Обняла и обняла... Проморгалась — и слёзы остались на месте.

Весь день до вечера я старалась сделать так, чтобы никто ко мне не подходил, пряталась ото всех. Удобно, если учесть, что обереги мои никого не пускали ко мне — из тех, кого я не хотела бы видеть. А те, кого хотела видеть, не приходили сами. Андрею некогда, а Сергей... Так что была рада, что хоть Стах остался со мной.

Перед перевязкой заглянула на кухню.

— Андрей, не сочти меня за дурочку, но... Не мог бы ты проводить меня к Сергею? А я потом тебе помогу с готовкой.

— Конечно, провожу.

Я знаю, что платки при моих широких скулах меня почти уродуют. Поэтому взятую на всякий случай из дома ситцевую косынку надела — и так, чтобы она полностью скрывала волосы. Ну и... Я отвернулась от зеркала. Ну и уродина... Даже Андрей вскинул брови при виде платка. Правильно. Ни разу не надела, а тут... Это называется — бунт на корабле: если я уродина, почему бы не стать ещё страшней?..

— ... Здравствуйте.

Мне ответили вразнобой. Причём Александр при виде меня скривился и сполз со стола, на котором сидел, чтобы удалиться из комнаты. А следом за ним... Ой, кажется, с ним у Мишкиного отца ничего не получится. Пустоцвет... Кажется, его сестра ещё ни о чём не подозревала. Так что я спокойно вынесла из ванной комнаты всё необходимое. И, пока я снимала с ног Сергея тряпки и мешки, Лина довольно безразлично спросила:

— Вы профессиональный медик?

— Нет.

Боясь следующих вопросов, я немедленно, хотя ещё было рано, открыла баночку со снадобьем. Лина сидела на стуле рядом с Сергеем. "Аромат" быстро распространился по комнате, после чего женщина мучительно сморщилась и, извинившись, вышла.

Я работала быстро, счищая ватой то, что легко снималось, и срезая ножницами клочья плоти, которая ещё держалась, но уже была безвозвратно мертва. Несмотря на страшный вид вскрывающихся язв, я почувствовала облегчение: гнили стало меньше.

— Не щиплет? — спросила я, закончив чистку и наложив снадобье на кожу.

— Нет.

Я взглянула на него. Сидел спокойно, но закрыв глаза. Правильно. Чего на меня смотреть, если только что здесь такая красавица была... Опять нагнетаю?..

Быстро наложила марлечки на все тёмные пятна и на язвы, бережно замотала его ноги в мешки, положила сверху простыню. Потом придёт Андрей, поможет ему надеть спортивные штаны, а я пока...

— Ты будешь ужинать с нами?

— ... Нет.

— А как же хозяин — барин?

— А Андрею одному оставаться? — сердито спросила я. — Или заставишь его прислуживать здесь? Чтобы не скучал?

Глаз он так и не открыл. Я принесла чашку с остатками отвара, сунула ему в руку.

— Пей, а то потом опять забудешь. А я потом чашку заберу вниз помыть.

Пальцы у него слишком вялые. Задумался, что ли, о чём-то. Пришлось встать рядом и подождать, пока соизволит глаза открыть. И снова протянуть отвар. Он глянул исподлобья, поднял руки и внезапно обнял мои ладони своими и так, обняв, потянул чашку к себе, к своим губам. Холодок по позвоночнику. Что он делает... И зачем? Я не умею в такие игры играть. Думает, раз я почти прислуга, а он хозяин, так можно всё что угодно со мной делать?! Нет... Я сегодня точно сбегу домой...

— Сними платок. — Его шёпот резанул по ушам.

И глаза поднял. Я, затаив дыхание, почти незаметно покачала головой. Страшные у него глаза. Даже полузакрытые — бездонные... Его губы дрогнули — улыбнуться? Приник снова к чашке, а потом выпрямил свои пальцы, но не убрал и потёрся щекой о мои. Не спуская с меня глаз. Замер так... Тёплое дыхание в мои пальцы. Освободившейся рукой стащил с меня платок.

— Твоё эстетическое чувство возмущено? — попыталась я спросить саркастически.

Мимо. Молчит и смотрит.

Я дёрнула было ладони с чашкой. Не отпустил. Чёрт... На два фронта играет? Думает — болен, так можно всё?.. Вести себя как угодно? Что он так внимательно выглядывает в моих глазах? Не буду плакать! Не буду — и всё. Стиснула руки, чуть не раздавив чашку, и вывернулась из его ладоней.