Дневники дракона. Часть 1. Дракон среди людей

А так я всего лишь предугадал, когда она прыгнет, чтобы встретить ее точным ударом в нос.

И, как ни сильны нечистые, а все же и им приходится мириться со слабо­стью занимаемых ими тел — малышка отлетела от меня, будто на скалу напо­ровшись, плюхнувшись чуть поодаль, после чего мне осталось лишь поспешно уб­раться прочь. Готов поклясться, на следующий день вся округа уже знала бы о моем появлении — ведь люди, не в пример кое-кому другому, чрезвы­чайно болтливый народ — поэтому я не стал задерживаться и, несмотря на ужасную усталость и опасность пробуждения моей подопечной, тут же взвалил все еще бесчувственное тело к себе на загривок, и, шипя от напряжения, кое-как поднялся в воздух, остервенело работая крыльями. На мое великое счастье, до ближайше­го соседнего островка было совсем недалеко, и хотя обилие ям и воронок, оставшихся после недав­ней бури, вовсе не украсило мое путешествие, я все же добрался до него меньше чем за сотню взмахов крыльев и с непередаваемым облечением рухнул на знакомую полянку, надежно спрятанную под деревьями. Место было не самое удачное, но единственное на всем острове, способное приютить двух драконов, поэтому, едва коснувшись земли, я тут же уложил дра­коночку на траву и склонился следом.

Хм... Дело плохо! Мало того, что Хайис ей шею мало что не надвое раскроил, так еще и яд успел проникнуть глубоко в тело, расцветив сосуды на перепонках зловещей чернотой, а кожа под чешуей так и го­рела, пестря синеватыми разводами... Да и вообще, этой девочке стоило всех своих предков разом благодарить, что еще жива осталась! Сердце у нее что надо... чуть-чуть, а стучит. Стучит, несмотря на то, что...

Лапа моя на мгно­вение замерла, натолкнувшись на поднявшуюся из сердца волну непонятной горе­чи, но потом глубокое, темное чувство — защищать семью! — пересилило мимо­летную слабинку, и, сжав зубы, я подцепил когтями белую чешую на ее груди. Ма­лышка слабо дернулась от боли — выходит, все еще не настолько за гранью, как кажется... хорошо.

Не хотелось бы потерять едва обретенную внучку.

Где-то с краю сознания осторожно поскреблась мысль о том, что, вообще-то, обряд принятия в чужую семью насчитывает большее число ступеней, и уж подавно не проводится в гордом одиночестве на безымянном островке, под слегка прищуренным Ночным оком... но к тому времени я уже успел запустить когти под собственные грудные щитки и, не теряя больше ни мгновения, прижать к себе стонущую от боли драконочку, позволив своей крови — своей силе — связать нас воедино, позволяя ее крылу стать своим крылом, ее мысли — своей мыслью, разделяя надежду и отчаяние, гордость и бесчестье, любовь и ярость...

...Жизнь и смерть.

Навсегда.

И когда я, жадно глотая воздух широко раскрытой пастью, как задыхающаяся на сухом берегу рыба, покинула тугой клубок наших сплетенных душ, то осозна­ла, что снова плачу, что бесстыднейшим образом реву, уткнувшись в широкую грудь собственного дедушки, а он лишь обнимал меня сильными крыльями и чуть слышно, басовито рычал, не разжимая губ, пока неистовая дрожь не сошла на нет, и я не притихла, плотно прижавшись всем телом к теплому боку, а старый дракон молча замер рядом, не то укрывая, не то оберегая...

А может быть — и то, и другое.

"Дедушка..."

Мысль была чуть шероховатой, непривычной, но душу не грызла, не проди­ралась сквозь густые колючки скользким змеем — проскользнула тихо, будто меж шелковых занавесок, и свернулась пушистым калачиком. Кажется, старый дракон это почувствовал — он даже не оглянулся, продолжая смотреть куда-то на море, но укрывавшее меня крыло сжалось чуть сильнее, и мысленно я ощутила исходящую от него волну тепла, согревшую меня до кончиков пальцев.

"Что?"

"Дедушка... почему?"

Я ведь просто не могла не спросить.

"Хайис был моим внуком. Ты убила его, — негромко сказал он, совершенно спокойно, как о давно прошедшем, и легкая горечь лишь оттеняла его слова, а не сочилась, как кровь из свежей раны — но я все равно вздрогнула, — Таков обычай нашего народа".

"Но..."

"К тому же, — спокойно добавил он, так что мне пришлось повременить со своими возражениями, — ты была в опасности. Отравленный одержимым демона­ми со временем сам становится их игрушкой. Если бы я не очистил твою кровь от скверны... боюсь, ты бы разделила судьбу моего несчастного внука".

"Но... почему? Почему он стал одержимым?! Ведь у него был ты..."

"Хайис поддался скверне, потому что искал силы для того, чтобы вернуть свою погибшую подругу, — тихо ответил старик, и голос его хрустел, как стеклян­ная крошка, — Моррет... была его единственной любовью, единственной радостью в жизни... но она погибла на охоте, в поисках добычи залетев на остров, заселенный людьми и случайно угодив в растянутые сети на рурхов... на этих склизких, вонючих тварей... всю утыканную ядовитыми шипами... — бок рядом со мной затрясся, как от жестокого холода, и я прижалась к нему покрепче, — Сеть порвалась, но свое черное дело она сделала — Моррет, и без того ослабевшая от голода, не удержалась в воздухе и на полной скорости рухнула наземь, переломав себе все кости. К сожалению, в это тяжелое время все мы вынуждены были охотиться да­леко от дома, за пределами наислабейшего мысленного эха, поэтому ее хватились только через несколько дней... и было уже слиш­ком поздно. Она умерла от потери крови, совсем одна. Когда мы нашли ее изло­манное тело, над ним уже начинал клубиться запах гнили, а вокруг плясали крошечные темнокожие люди — местные жители, что тоже голодали в то жестокое время... они радовались столь крупной добыче... и даже не успели разбежаться, когда Хайис, точно сама смерть, рухнул на них из-под облаков. К тому време­ни, как я туда добрался, трупов было уже шесть, и оставшиеся в живых с криками мчались к деревне, а Хайис преследовал их по пятам, хватая то одного, то другого и разрывая в клочья... — дракон прикрыл глаза, и тон его оставался спокойным, почти скучным, хотя я чувствовала, что за показной невозмутимостью бушует океан нерастраченных чувств — боли, горечи, тоски... сожаления, — Мы умоляли его остановить это бессмысленное кровопролитие, но он нас не слушал, и в конце концов, чтобы спасти оставшихся в живых людей — невинных людей! — нам при­шлось напасть на него. До сих пор слышу, как он тогда кричал... Не от боли — от ярости, хотя в том бою ему сломали оба крыла, оглушили, и только так, бесчувственного, сумели унести обратно в гнездо. После того случая прошло дней... пять или, может быть, даже шесть, прежде чем мы вновь ощутили его мысли, не замутненные звериной жаждой крови. Все мы старались, как могли, помогая ему пережить потерю, и поначалу казалось, что он идет на поправку — через пару месяцев после трагедии он снова начал есть и выходить из пещеры, хотя мысли его по-прежнему оставались сухими и холодными — но, уважая его желание побыть в одиночестве, мы не настаивали... и, должно быть, в этом и была наша самая большая ошибка".

"Он сбежал?" — спросила я, устав ждать, когда примолкнувший дракон про­должит свой рассказ.

"Да... — вздохнул тот, — Да, он сбежал. К тому времени внешне он уже почти вернулся в норму, и мы не в первый раз отпускали его охотиться в одиночку, поэтому, не дождавшись его возвращения с заходом солнца, мы решили, что он просто не рас­считал время и решил переждать темное время где-нибудь в горах... хотя я уже то­гда заподозрил неладное, и, как только рассвело, тут же бросился на поиски. Мы облетели все свои владения, рискнули даже осмотреть остров, где погибла Моррет, но тщетно — Хайис как в воздухе растворился, и на все наши призывы от­вечала тишина, а чем больше времени проходило, тем слабее и неотчетливей ощущалось его присутствие. Все остальные уговаривали меня отказаться от внука и предоставить "потерянной душе" самой искать ответы на мучающие ее вопро­сы, но я просто не мог оставить его — сейчас, когда он остался совершенно один! — поэтому, когда все остальные опустили крылья и оставили бесплодные поиски, я отправился вслед за ним".

"И... нашел?"

"Это было не так уж сложно. Ты же знаешь, мы можем чувствовать друг дру­га, какое бы расстояние не лежало между нами в действительности. Это называет­ся "тяга крови", потому что, чем ближе родственники, тем сильнее она ощущает­ся, и хотя Хайис не был мне сыном или братом, я все же мог определить, в какую сторону мне лететь, чтобы его найти. К сожалению, эта тяга не смогла предупре­дить меня о том, что душа моего внука уже похищена демонами, и, когда мы с ним встретились..."

"...то он на тебя напал", — закончила я, с дрожью вспомнив пустые глаза своего противника в битве на городской площади.

"Верно. К счастью, рана была небольшой — он только слегка оцарапал мне крыло, и хотя немного мне было в том удачи, тем не менее, одно совершенно яв­ное преимущество он мне даровал — он отравил меня, так же, как и тебя, но я су­мел перебороть скверну и обрести власть над ее семенем, после чего успел поделиться этой силой с тобой, — он мысленно "улыбнулся" мне, когда я невольно потянулась лапой к только-только поджившему шраму на груди, над которым еще нескоро вырастет сорванная чешуя, — Болит?"

"Немного дергает, — призналась я, — А поделиться кровью через лапу или как-нибудь так было нельзя?.."

"Чем ближе к сердцу — тем лучше, — пояснил он, — А ты уже была на грани, и время было дорого, поэтому я выбрал самый действенный — хотя, не спорю, не са­мый безболезненный способ. Обычно после Слияния драконы отправляются на теплые источники, тогда заживление проходит быстрее и легче, но..."

"Что? А... а... а разве случай со мной — не из ряда вон?!"

"Нет, что ты, — бок снова затрясся, но на этот раз — от глубокого, булькающего смеха, — Слияние крови среди нашего народа вполне обычно — скажем, двое влюб­ленных из разных гнезд могут разделить кровь, чтобы доказать силу своих чувств, юный дракон смешивает ее со старейшинами, принимая их наследие и подтвер­ждая родство, а мать отдает свою силу больному ребенку, чтобы поддержать его в борьбе с недугом... ну и, конечно, чужой дракон, входящий в семью, смешивает кровь с новыми родственниками, вливая свою толику в общий поток... Чему ты улыбаешься? Наши обычаи кажутся тебе глупыми?"

"Нет, нет, конечно, — я поспешно придала своим мыслям подобающий тон, — Просто... там, где я раньше жила... в общем, ты так говоришь, будто пара капель чужой крови в самом деле может повлиять на..."

"Отчего же нет?" — кажется, он удивился.

"Но ведь у людей..." — начала, было, я, однако, осознав саму нелепость соб­ственного доказательства, смущенно замолчала.

"Но мы не люди, — тем не менее, мягко заметил дракон, — Мы во многом похо­жи, но в то же время многим отличаемся. Наши семьи — это нечто большее... не­что куда более древнее, чем можно себе представить с точки зрения людей, и в на­ших жилах мы храним силу всех прошедших поколений, поэтому каждая новая капля сливается с тысячами других, создавая единое, прекрасное целое".

"И... — внезапно я почувствовала, что воздуха мне ощутимо не хватает, и мысли запрыгали, как пятнышки света на рябящей воде, перескакивая с одного на другое, — И... у меня... теперь... тоже?"

"Конечно, — теплое крыло легонько сжало мне бок, — Возможно, оставшиеся члены нашей семьи и не одобрят столь поспешного принятия тебя в гнездо, но, думаю, к тому времени, как мы доберемся до дома, твоя принадлежность к нам уже не будет вы­зывать никаких сомнений".

"До... до дома?"

"Тебе там понравится, — мысли дракона окрасились небывалой теплотой, и он глубоко вздохнул — в прохладный воздух вырвался клуб белесого пара, — Мы — са­мая северная из семей драконов, и живем на Восточном пределе, лишь малым юж­нее проклятых вод, отравленных дыханием демонов. Места там почти безлюдные, и мы летаем свободно, не зная пределов, ловим рыбу или охотимся на лесистых островках, раскиданных по морю, как звезды по небу, а когда восходит луна, то ка­жется, будто..."

"Я не могу полететь с тобой".

Какое-то время он молчал.

"Ясно, — кажется, он ждал от меня чего-то подобного, и совсем не удивился, — Я боялся, что ты это скажешь..."

"Дедушка, ну ты же понимаешь!"

"Знаю. Но отпускать тебя все равно не хочу".

"Деда!.."

"Не глупи. Я не буду пытаться удержать тебя силой, — сухо успокоил он меня, — Хотя — не спорю — смог бы, если бы захотел..."

"Деда!"

"Но я не хочу, — последовало спокойное завершение фразы, — Хоть я и ста­рейшина, а потому могу использовать силу своей крови, но..." — тут он словно по­перхнулся, и в его мыслях вспыхнуло воспоминание — всего на долю секунды — однако этого оказалось вполне достаточно.

"Ты использовал ее на Хайисе..."

"Да", — несколько глухо донеслась до меня ответная мысль, и я замолчала, только ласково потерлась щекой о жесткий, покрытый толстой чешуей бок.

Дура рогатая...

"Но я все же не понимаю, почему ты не хочешь хотя бы навестить наш остров и передохнуть там, прежде чем двигаться дальше, — уже спокойнее продол­жил старый дракон, — Путь на юг далек, а твой дед — не самый худший спутник для столь юной и неопытной особы".

"Ну... вообще-то, — я почувствовала, как покраснели кончики ушей, — вообще-то я... я... ну, это..."

"Давай уже, — поторопил он меня со странной смесью раздражения и веселья, — Храпишь по ночам? Страдаешь отрыжкой? Не умеешь летать?"

"Ну я..." — нет, ну я же сейчас вспыхну!

"Летать, значит, — странно, насмешки в его словах почему-то не чувствова­лось, — собственно, как я и предполагал".

"Ты... знал?!"

"Разумеется, — фыркнул он, — Ты на свои крылья посмотри".

"А что с ними не так?"

"Да, в общем-то, все, — невозмутимо пояснил он, одновременно вставая и за­ставляя меня возмущенно взвизгивать и вскакивать следом — бр-р, холодрыга-то какая! — Дай-ка я их теперь как следует осмотрю".

"А это обязательно делать здесь?!"

"Конечно", — не моргнув глазом, выдала эта сво... этот милейший и до­брейший дракон, пристально изучавший меня горящими, как две свечи, глазища­ми, так что мне осталось лишь мысленно пожелать его хвосту лишиться пары со­тен чешуек, после чего, дергаясь и ежась, расправить левое крыло — правое, все еще хранящее драгоценное тепло, я пока берегла. Ощущение, к слову, было не­передаваемое — как будто у меня внезапно отросла еще одна пара рук, и хотя я по-прежнему чувствовала свои передние лапы, крылья тоже казались мне руками — правда, неуклюжими и ужасно неудобными в обращении. Единственным свобод­ным пальцем оставался большой — он располагался на сгибе крыла, был коротким, но мощным и вооруженным внушительным когтем, а вот все остальные входили в состав перепонки: указательный и средний, располагающиеся бок о бок и сливающиеся на последней фаланге в один палец, формиро­вали жесткое переднее ребро, а безымянный с мизинцем поддерживали кожу, тянущуюся почти до основания хвоста. Суставы немного похрустывали, видимо, радуясь долгождан­ной разминке, и я не без удовольствия потянула крыло, сперва одно, а потом и вто­рое, после чего несколько раз энергично взмахнула ими, разгоняя кровь по сосудам — и, должно быть, так была увлечена этим занятием, что не расслышала, что именно сказал мне дедушка!