Вирус разума

— Ну что же, можно сказать, задачу я в общих чертах уяснил. Не скажу, что понятным стало все, но, 'белые пятна' будем ликвидировать, как говорится, 'в процессе'. И еще одно, извини за бестактность, Лада тебе кто?

— Она мой друг и моя студентка. Я ведь, как и ты, кандидат наук, только филолог.

— Да.... Филолог в маскхалате, глядящий на мир сквозь оптику ВСК, — это что-то. Видели бы тебя твои студенты.

* * *

Выехали рано утром, но дорога оказалась неожиданно короткой. Доехать удалось только до рудника, дальше проезда не было.

Недалеко от рудника Лада с дороги заметила озеро необычного золотого цвета.

— Смотрите, красота какая! — воскликнула она.

— Это наше золотое озеро. Жуткая гадость и позор.

— Почему же гадость? Ведь как красиво.

— Это озеро — шламохранилище. Оно мертвое. Вон труба видите: из нее в озеро вытекает шлам — отходы производства с рудника.

— И правда гадость, — погрустнела Лада.

Машину оставили на руднике у друзей Михаила и, нагрузившись рюкзаками, отправились пешком в горы по тропе, протоптанной за многие годы туристами, рыбаками и охотниками. Груза с собой взяли немного, в пределах стандартного набора 'чайников-туристов', решивших со скуки понюхать дымок у костра на дикой природе. Все остальное, со слов Михаила, его люди переправят на место стоянки быстро и незаметно. Дорога к вершине перевала заняла около семи часов. Дошли бы, наверное, быстрее, но, во-первых, Лада тащила рюкзак, не многим уступающий в весе двум другим, а во-вторых, дорога была настолько красивой, что пройти мимо и не остановиться полюбоваться игрой красок на камнях и цветущих склонах, было просто невозможно. К тому же вдоль тропы им регулярно попадались Сейды, небольшие пирамидки, от метра до полутора высотой, сложенные из плоских разноцветных камней. В их очертаниях при должной фантазии можно было угадать некое подобие человеческой фигуры. Михаил рассказал, что Сейд это не просто куча камней. Существуют, кстати, и Сейды, состоящие только из одного камня, но весьма причудливой формы. Сейды — это священные камни. У саамов до сих пор существуют два религиозных культа: культ высших богов и культ священных камней — Сейдов.

— Шаманы просто так не умирают. Когда приходит срок, они уходят в глухие места, в тундры и там превращаются в камень. Но умерев, шаман не теряет свою колдовскую силу. Она переходит от шамана к Сейду. К таким камням лопари относятся с большим почтением, зная их расположение и безошибочно находя среди множества других подобных валунов. Каждый Сейд имеет свою историю или легенду, связанную с жизнью шамана, от которого произошел. В Сейде заключен священный дух или сила, которая может помочь на охоте, исцелить от болезни, принести удачу. Поэтому Сейдам приносили и приносят жертвы: сало и кровь убитых животных, которым смазывают камень, оставляют рядом с ним пули и оленьи рога. Если не относиться к Сейду, а точнее к заключенному в него духу, с должным уважением и вниманием, дух покидает Сейд и камень становится пустым. К сожалению, сейчас становится все больше и больше покинутых Сейдов. Слишком много чужих людей стало появляться в наших местах. Сейды, в которых до сих пор живет дух шаманов, сохранились только в самых удаленных и глухих уголках.

Михаил замолчал, задумчиво поглаживая валун.

— Получается, что когда-нибудь и вы, Михаил, тоже превратитесь в Сейд?

— Эх, Ладочка, далеко не каждому шаману удается умереть своей смертью и превратиться в Сейд. А жаль. Очень хочется быть полезным своему народу, особенно после смерти. Надеюсь, меня не скоро забудут.

— Что за панические настроения, Миша. Мы с тобой еще твоих внуков увидим и папок их, молодых шаманов, еще жизни поучим...

На плоской, как огромный стол вершине перевала с фантастическим по звучанию названием Эльмарайок, устроили большой привал. Отдохнули, перекусили сухим пайком, запивая его из фляг морсом, сваренным бабой Тоней. Далеко впереди, внизу показалась долина Сейдозера. Спуститься туда можно было либо низиной, вдоль русла реки, либо поверху по плато, и затем уже по довольно крутому склону сойти непосредственно в долину Сейдозера. Михаил выбрал путь поверху:

— Лето только началось, и в низине достаточно сыро. Чего зря мокнуть, добежим поверху. А спуск хоть и крутой, но я безопасную дорогу знаю, спустимся без проблем.

Тут и там на плато им попадались камни с кроваво-красными вкраплениями. На вопрос Кирилла, не об этих ли камнях говорила баба Тоня, Михаил подтвердил:

— Именно. Это луяврит. А красные вкрапления — эвдиалит. Минерал этот встречается только в Ловозерских горах и Хибинах. Местные жители называют его 'лопарской кровью'.

Спуск с перевала оказался крутым. Однако Михаил уверенно провел их одному ему видимой тропой, и они довольно быстро и легко спустились в долину Сейдозера. Само озеро скрылось за стеной большого реликтового леса. Если в преддверии долины на холмах росли невысокие с перекореженными стволами березки, то лес Сейдозера состоял из высоких, увитых свисающим мхом и какими-то лианами деревьев. Пройти через лес, с виду весьма дремучий, оказалось несложно, весь он был иссечен тропинками, где-то довольно заметными, а где-то не очень. Иногда в просветах за деревьями мелькали приятного вида полянки, но Михаил предупредил путников:

— Полянки эти шибко коварны, и при ближайшем знакомстве вполне могут оказаться болотиной, так что соваться туда нужно осторожно, а лучше вообще стороной обходить. Так-то оно надежней будет.

Когда путники вошли в лес, то Кирилл впервые в полной мере оценил злющий характер Сейдозеровского комарья. Если Михаил привычно даже не смахивал, а лениво снимал совсем уж обнаглевших комаров, норовивших залезть всюду, куда только можно, то Кирилл отчаянно, но безуспешно отмахивался от них сломленной походя веткой. Комаров не останавливала ни ветка, ни толстая ткань костюма. Они жалили Кирилла нещадно, будто крови человеческой век не видывали и ничего вкуснее ее не пробовали. Единственной в их компании, на кого комарье не обращало никакого внимания, оказалась Лада. Она бойко шла вслед за мужчинами, совершенно не замечая кружащий над ней, но не предпринимающий попыток атаки комариный рой.

— Лада, в чем дело, — наконец-то заметил эту вопиющую несправедливость Кирилл, — почему это на тебя комары совсем не реагируют? Помазалась чем-то? Почему нам с Михаилом мазь не предложила. Нас уже зажрали насмерть практически.

— Да что ты, Кирилл, какая мазь?! Просто я внушила комарам, что невкусная. Они меня и не трогают.

— Дед научил?

— Нет, это я еще с детства умела. У нас в Лешуконском комарья тоже хватает. Вот я как-то и приспособилась. Иду себе и думаю, что для комаров не интересна, они и не пристают. А дедушка потом уже рассказал, что этот дар мне по крови передался, и я любому животному могу внушить все, что захочется.

— А не могла бы ты, Ладочка, сказать своим носатым приятелям, что и мы с Михаилом продукт для них несъедобный и даже смертельно опасный.

— Сейчас попробую. Извините, я об этом сразу как-то не подумала.

Михаил с интересом прислушивался к их разговору, меланхолично сдувая лезших и в рот и в нос комаров.

Вдруг, подчиняясь неведомой команде, весь гнус, секунду назад плотной компанией облепивший тела мужчин, сорвался с места и, зависнув в полуметре над их головами, образовал две возбужденно звенящие тучки.

— Однако, — пробормотал Михаил и с нескрываемым интересом посмотрел на Ладу. — Признаться, я не очень поверил рассказу Кирилла о Ваших способностях, но теперь сам вижу. Вы, Ладочка, большой шаман. Хотя, женщина-шаман... — Михаил с сомнением покачал головой, — в нашем роду, такого не было ни разу.

Лес неожиданно кончился, и перед путниками во всей своей красе предстало Сейдозеро. Светло-синее зеркало воды в малейших подробностях отражало летнее, с редкими облачками, северное небо. Вода в озере оказалась настолько прозрачной, что виден был каждый камешек, каждая песчинка на дне, так, что оценить глубину с первого взгляда не получалось. Озеро, насколько хватало глаз, со всех сторон было окружено горами. Скальные породы местами спускались к самой воде и выглядели неприступно. В более пологих местах между водой и скалами располагалась зеленая лесная прослойка, оканчивающаяся невысокими кустарниками и небольшими песчаными пляжами, спускающимися до самой воды. На одном из таких пляжиков стояла яркая палатка. Недалеко было оборудовано костровище, со всеми причитающимися ему атрибутами в виде рогулин по бокам и легкого навеса из кустарника от дождя. Место было словно специально создано, для того, чтобы молодая пара могла спокойно уединиться, не опасаясь нашествия незваных соседей. Сразу за палаткой — лес, а по бокам от песчаного пяточка — скалы, спускающиеся до самой воды. Так, что места хватало, как раз на одну палатку и очаг.

— Ну вот, такое место красивое, и уже занято, — огорчилась Лада.

— Да уж, местечко — что надо. И кусты рядом, можно из палатки незаметно выбраться, на разведку сходить.

— Не расстраивайтесь, друзья, место это хоть и занято, но занято вами. Это ваша палатка и ваши вещи. Все как заказывали. Красивый вид, лес рядом, от объекта достаточно далеко. Опять же Куйва, местная достопримечательность, — вот он, при желании можно не выходя из палатки любоваться, — Михаил указал на скальный выступ у них за спиной.

На крутом склоне отчетливо была видна черная фигура, напоминающая поднявшего вверх руки человека огромных размеров. В нескольких местах по фигуре из щелей в скале текла вода, и создавалось впечатление, что 'черный человек' вознес руки к солнцу и плачет от счастья, что вновь видит его. А может он плачет от горя, что тянется к солнцу, а дотянуться не может. Кириллу вспомнился рассказ Деда о том, как арктиды воздвигли памятник своим товарищам, обеспечивавшим их эвакуацию в будущее и погибшим в пекле термоядерной атаки. Художник выполнил памятник в виде тени, оставшейся от человека, сгоревшего при ядерном взрыве, и по лицу ее текли слезы скорби. Уж не об этом ли Куйве он тогда рассказывал. А лопари его злым 'шветом' считают. Впрочем, каждый народ имеет право на свои легенды и свою историю. И не его это дело заниматься тут восстановлением исторической справедливости.

— Да, Михаил, сервис у вас поставлен что надо.

— А то. Могем кое-чего. Все на благо клиента. Прошу, — он широким жестом пригласил спутников к палатке. — Кирилл, загляни-ка сюда, первым делом. А Вы, Ладочка, пока озером полюбуйтесь.

Палатка оказалась на удивление просторной и светлой. Михаил откинул к стенке один из надувных матрацев и открыл застежку— молнию, проходящую по периметру пола. Под тканью обнаружился люк, закрывающий тайник, где было спрятано все оборудование Кирилла не соответствующее их основной легенде. Кирилл молча показал Михаилу в знак одобрения большой палец.

— Задняя стенка палатки тоже открывается, сможешь незаметно уходить в лес.

— Отлично. Спасибо, Миша, с тобой приятно иметь дело.

— Ну что, братцы, — довольный Михаил вылез из палатки, — лодка накачана, вон в тени лежит. Прежде чем на воду спускать, подкачайте немного, только не забывайте потом опять воздух спускать, когда на просушку ставить будете. Удочки и всякие снасти вплоть до наживки — там же. Съестные припасы и кухонная утварь в палатке, на три дня вам хватит, а там я или мои ребята еще поднесем.

— Спасибо Вам большое, Миша. Все так замечательно. И место здесь прекрасное. Мне очень нравится. — Лада просто лучилась вся от удовольствия и восторга. Казалось, она совсем забыла причину, по которой они здесь появились, и просто наслаждалась природой и предстоящим отдыхом.

— Ну вот и славно. Давайте-ка в честь прибытия я вам сига запеченного приготовлю, отпразднуем новоселье, да и побегу домой. Дел еще много сделать нужно.

Михаил быстро подкачал лодку, схватил спиннинг и отплыл от берега, крикнув на прощанье:

— Кирилл, разводи костер, я минут через пятнадцать буду.

К исходу часа, выпотрошенный, намазанный солью и перцем жирнющий, почти двухкиллограмовый сиг был торжественно вынут из углей, освобожден от фольги и подан на раскладной столик, возле которого уже расположились сглатывающие от предвкушения удовольствия слюнки путешественники.

— Ничего вкуснее не пробовал, — произнес Кирилл, запивая первую порцию рыбины горячим чаем из каких-то трав и листиков, собранных Ладой, в ближайшей округе. За поеданием сига и разговором ни о чем незаметно пролетело часа полтора. И вот когда котелок опустел, а на фольге остались только рыбьи кости, Михаил засобирался домой.

— Ну, хозяйка, спасибо за обед, за чай, пора мне до дому бежать.

— Ну что Вы, Михаил, это вам спасибо, такая рыба чудесная получилась.

— Ну и хорошо, рад, что угодил. Значит, ждите меня через пару дней или вызывайте раньше через Великого Духа Сейдярвига. — Михаил хитро блеснул глазами и, махнув на прощанье, исчез в лесу.

* * *

В Женеве, в шикарном пентхаусе, принадлежащем отцу и сыну Кретонам, проходило заключительное совещание перед началом операции. Помимо хозяев здесь были Полковник, Ястреб и Кактус. Кретон старший не то чтобы ставил боевую задачу, ее и без того все прекрасно знали, а просто проговаривал план компании, с тем, чтобы проверить все еще раз, прежде чем дать окончательную отмашку.

— Место, которое нас интересует, находится в районе озера Сейд на Кольском полуострове. Мы выдвигаемся туда тремя группами. Я, Мишель и Кактус в составе официальной научной экспедиции выезжаем якобы, для изучения артефактов, найденных на плато Нинчурт. Ищем вход в пещеру на склонах горы и определяем возможность проникновения. Полковник со своими людьми, под видом диких туристов, занимающихся спуском по горным рекам, высаживается с вертолета в верховьях реки Эльморайок. Оттуда вы сплавляетесь до Сейдозера, где встаете лагерем на три-четыре дня для отдыха. Во время отдыха развлекаете себя подводной охотой, параллельно пытаетесь найти вход в пещеру и проникнуть туда со стороны озера. Ты, Ястреб, со своей бригадой тихо и незаметно проникаете в район и обеспечиваете скрытное круглосуточное наблюдение за местностью, ну и огневое прикрытие при необходимости, разумеется.

Кратос говорил сдержанно, без эмоций и подробностей. Ранее все это уже не раз оговаривалось и прорабатывалось в деталях, а сейчас он как бы подводил итог и давал последнее напутствие перед боем. Собравшиеся в комнате слушали его молча, по-деловому. Каждый мысленно прокручивал в голове детали операции, касающиеся его лично, кивая головой в такт словам Кратоса. Полковник смотрел на Кретона старшего и думал, что, пожалуй, впервые видит старика таким взволнованным. Причем волнение это Кратос тщательнейшим образом скрывал, но опытный взгляд контрразведчика отмечал и характерный румянец на лице и чуть подрагивающие пальцы и даже позу, в которой сидел старик. Нога закинута на ногу, руки сплетены на груди, в кресле сидит, откинувшись на спинку. Вроде человек чувствует себя уверенно и комфортно, а на самом деле закрыт максимально, чтобы не выпустить свое волнение и неуверенность наружу. И фразы, опять же, короткие, рубленные, чтобы и тени сомнения не просочилось. Видно, и впрямь старик всю свою жизнь шел к этой операции и теперь, словно юный отрок на первом свидании, волнуется и пытается скрыть собственное волнение, чтобы не упасть в глазах подчиненных или не посеять в их головах сомнения.