Хельг обнаружил, что от переизбытка чувств сжал ладошку южанки сильнее, чем следует. Лакшми осторожно попыталась вытащить руку из его пальцев, но задумавшийся Лис и не думал отпускать бхатку.
— Прости... — растерянно шепнул он, разжимая пальцы.
— Ничего. — Лакшми успокаивающе улыбнулась. — Ты не обращай внимания.
Нет, ну надо же. Он ей больно сделал, а она: "не обращай внимания". Да уж, будь весь набор подобен Лакшми Сингх, то Хельг вертел бы сокурсниками как хотел. Было бы неплохо. Лис предпочитал, чтобы препятствий для его плана возникало как можно меньше. Он был не из тех, кто любил преодолевать проблемы. Лис как раз предпочитал, чтобы проблем не было вообще. Эх, жаль, что так редко когда бывает!
Привлеченная разговором, обернулась белобрысая. Хельг с трудом сдержал подступившее раздражение. Альдис бесила его. Он даже не мог до конца понять почему. Потому что она упертая? Потому что она вынудила его дать клятву? Потому что заставила его тратить время на эту глупую бхатку? Потому что он никак не мог заставить ее поступать так, как ему нужно? Все вместе? Хельгу очень хотелось бросить Лакшми и врезать Альдис. Просто так. Чтобы знала!
Но девчонки еще могут пригодиться. И не просто могут, наверняка пригодятся.
Хельг сердито тряхнул головой. На миг у него задвоилось в глазах. Этого еще не хватало!
Лакшми озабоченно посмотрела на него, спросила:
— Ты в порядке?
Лис прилепил на лицо беззаботную улыбку и успокоил южанку:
— Все хорошо. Я беспокоюсь о том, чтобы мы успели добраться до выхода. Тебе надо помочь. И чем раньше это произойдет, тем лучше.
Лакшми кивнула, зарделась. Хельгу захотелось одновременно сделать две вещи: и покрепче обнять бхатку, и посильнее треснуть ее по затылку. Боги неба, земли и моря, да как она попала в академию?! Лис прикрыл глаза. Бог-Солнце, как же он устал! Свальд вымотал его, а теперь еще возня с этими девками...
Ничего. Он еще заставит Альдис пожалеть о клятве, вытащенной из него. Не о самой клятве, не о содержании ее, а вообще о том, что Хельг поклялся. "Ты пожалеешь... — Хельг посмотрел на Альдис, уверенно шагающую впереди. — Нет, я не нарушу данную тебе клятву. Но ты — пожалеешь..."
Альдис Суртсдоттир
— Подходим к квадрату! — предупредила Альдис, вглядываясь в карту.
— Много их там еще?
— Последний. И какая-то странная пометка около выхода. Хотя, — с вызовом в голосе заметила курсантка, — можно посетить еще парочку, если тебе понравилось.
— Ты сходи посмотри, как там условия, а мы с Лакшми потом подойдем.
— Будь у нас побольше времени, я бы сходила. — Альдис с удивлением поняла, что так оно и есть. Сходила бы с удовольствием. Особенно если в компании с кем-нибудь головастым, вроде Хельга. — Интересно все-таки...
— Ну, ты даешь...
— А что, тебе совсем не понравилось? Это же ты разгадал загадку.
— Не надо никуда ходить. Я хочу домой, — несчастным голосом сказала Лакшми.
— Лакшми права. Нам надо выбираться из пещеры. — Хельг так и не ответил на вопрос, но они уже подошли к комнате, отмеченной квадратом, и стало не до того.
Подростки замерли, не решаясь войти. Через дверной проем виднелась каменная статуя, изображающая крылатую деву. В этот раз никаких рисунков.
— Ну что, — нарушила молчание Альдис, — не будем откладывать неизбежное?
Лакшми задрожала, а Хельг нахмурился и успокаивающе погладил южанку по голове:
— Выбора нет. Надо идти вперед.
Альдис набрала воздуха и шагнула, Хельг с Лакшми последовали за ней. Как только вся троица оказалась внутри, каменная плита поползла вниз.
Стены этого помещения были выложены серым необработанным камнем. Не гладким, а бугристым, словно строителям стало лень заниматься полировкой и подгонять глыбы друг к другу. Комната казалась меньше из-за возвышавшейся в середине каменной статуи высотой почти два метра.
"Валькирии, — вспомнила Альдис. — Так называли крылатых дев, сопровождающих богов в битвах. А Храм Солнца по велению Всеотца так назвал воздушные турсы..."
Валькирия протягивала вперед и вниз сложенные вместе ладони. Руки каменной девы находились как раз на уровне груди Альдис. Девушка обошла вокруг статуи, изучая монумент.
— Здесь какой-то стишок.
На постаменте действительно были выбиты стихи.
Приди и преклони колени предо мною,
В ладони мне сокровище вложи
И отрекись от клеветы и лжи.
В тот миг врата я тайные открою.
— Буэ, ну и скверные вирши!
Видел бы их ее учитель изящной словесности, тиранивший девочку амфибрахием и гекзаметром в той, прежней жизни! Его, поклонника эпичных саг древности и возвышенного слога, хватил бы удар.
Хельг придержал Лакшми, помогая ей сесть, и встал за спиной Альдис, тоже вчитываясь в корявые строчки.
— Нам, наверное, нужно что-то сделать с ее руками, — заметил Хельг.
Девушка сокрушенно покачала головой:
— Сокровище? У нас нет ничего, кроме шариков, карты и одежды.
— Меня больше интересует, что имеется в виду под "клеветой и ложью".
— Такое ощущение, что эти слова для рифмы добавлены, — фыркнула Альдис. Ее все еще коробило от бесталанности стихов. — Так... что у нас может быть сокровищем? Шарики? А как быть тем, кто растратил все снаряды? Одежда? Нет, глупо... — Она повернулась к бхатке. — Лакшми, у тебя есть сокровище?
Лакшми побледнела и сжала руку на груди, словно защищая что-то маленькое, но бесконечно для нее дорогое.
— Не отдам, — прошептала она еле слышно.
Хельг выразительно взглянул на Альдис и кивнул в сторону южанки. На что он намекал, Альдис не поняла, но известие о сокровище Лакшми ошарашило ее не меньше, чем мальчишку.
— Нет, ну этого не может быть... — растерянно начала она, обращаясь к Хельгу, и замолчала. Бхатка, набычившись, переводила взгляд с одного своего спутника на другого и отчаянно сжимала кулачок. — Лакшми, а что там у тебя?
Сокурсница только помотала головой. Кажется, она готова была драться за свое "сокровище" до последнего.
Девушка попробовала сосредоточиться. Совершенно невозможно, чтобы в ладони статуе требовалось вложить именно медальон южанки. Или амулет — что там Лакшми на шее носит? Ведь ни у Альдис, ни у Хельга ничего такого с собой не было. А создатели ловушки еще в прошлый раз доказали, что из комнат есть выход, надо только немного подумать.
Хельг подошел к Лакшми, сел рядом, обнял и погладил по волосам.
— Все будет хорошо. Я тебе обещаю.
И тут Лакшми прорвало. Она заревела еще горше и безнадежней, чем тогда, когда Альдис наткнулась на нее. Девушка плакала, уткнувшись в плечо Хельгу, и Альдис даже почувствовала неловкость от этой сцены, как будто случайно увидела что-то непристойное и непредназначенное для чужих глаз.
— Не будет! Никогда уже не будет все хорошо. Я ненавижу эту дурацкую академию! Я никогда не хотела здесь учиться. Я хочу домой, к маме.
— Я тебя понимаю, — тихо сказал Хельг. — Здесь плохо. Здесь причиняют боль. Но мы тебе поможем.
— Как? — спросила бхатка сквозь слезы.
— Я тебя защищу, — серьезно и немного торжественно пообещал юноша.
Лакшми обмякла в его руках. Ее лицо все еще было заплаканным, но на губах опять появилась глупая улыбка. Хельг наклонился над ней.
— Ты мне веришь? — хрипло спросил он.
Альдис почувствовала, как у нее начинают полыхать уши. Ей было безумно стыдно за них обоих. Эта сцена была просто невыносима, ее необходимо прервать, а парочка в углу словно забыла, что в комнате есть еще кто-то, кроме них двоих.
— Да ладно, — сказала она, — может, твое сокровище еще и не подойдет. Может, здесь вообще что-то другое имеется в виду.
Слова девушки вернули спутников к реальности. Лакшми снова напряглась и отстранилась. Хельг вскочил и уставился на Альдис с возмущением и яростью.
"Да, я тебя понимаю. Я бы тоже возмущалась. Но ты сам виноват — нашел время и место".
— Чего смотришь? Оставим пока всякие клятвы. Сейчас нужно задачку решить.
Хельг молчал, прожигая ее взглядом, и Альдис решила подсластить пилюлю:
— Давай, Хельг, ты же умный. Что может быть сокровищем? Может, попробуем шарик? Или карту?
— А может, лучше начнем с одежды?
Это предложение заставило ее растеряться:
— Ты серьезно?
Раздеваться перед мальчишкой?! Неужели он действительно ждет, что она подхватит эту идею?
Альдис на секунду представила, как они втроем голышом стоят перед статуей на холодном полу. Следующая сцена, которую услужливо подсунуло воображение, была еще непристойнее, и она почувствовала, как запылали щеки.
— Что за ерунда!
— Ты не понимаешь. — Парень был предельно серьезен. — А вдруг под клеветой и ложью подразумевается то, что мы обманываем свое природное естество нарядами? Может, нам нужно вернуться в те времена, когда валькирии носились в небесах, а люди были чисты и непорочны.
Йотунство! В этих словах был смысл. И ведь группы изначально не должны были быть разнополыми. Раздеваться перед девушками... это как-то более естественно, что ли.
Каверзное воображение никак не хотело униматься. В памяти всплыли строки из "Наставления любовникам" — сборника ну очень вольных сонетов Петруса Джудиче, который она в тринадцать лет откопала в отцовской библиотеке и перечитывала раз пять со смесью смущения и жадного любопытства.
— Э-э-э... — Альдис сглотнула. — Ты первый! Я могу отвернуться.
— Да без проблем! — Хельг тоже покраснел и начал расстегивать ремень.
— Ой! — взвизгнула Лакшми и тоже отвернулась, зажмурила глаза и закрыла уши ладонями.
В комнате внезапно стало очень тихо, и в этой новой тишине особенно отчетливо были слышны шорохи одежды и позвякивание пряжки.
Альдис стояла, уткнувшись носом в стенку, и ей было стыдно. Стыдно за свое малодушие.
Им-то с Лакшми ничего не стоило отвернуться. А каково Хельгу раздеваться перед двумя девчонками?
Трусость, вот как называлось ее "ты первый". Немного же она сто́ит как солдат, если всегда готова послать вместо себя в бой другого...
— Послушай, Хельг. Может, оставим это на крайний случай? — не выдержала девушка. — Давай сначала попробуем другой подход!
Парень за спиной хмыкнул:
— Можешь поворачиваться.
— Оденься сначала хотя бы.
— А я и не раздевался.
— Что?! — Альдис крутанулась на месте как ужаленная.
Хельг стоял все так же возле статуи в белой рубашке, сжимая в одной руке куртку, а во второй ремень. Под вопросительным взглядом своих спутниц он демонстративно пошуршал тканью и позвенел пряжкой.
На его лице сияла самодовольная улыбка.
— Ну ты и гад! — все, что смогла выдавить из себя Альдис.
Почему-то злиться на парня за эту выходку не хотелось совершенно.
— Всегда пожалуйста. — Сокурсник подмигнул и застегнул ремень на поясе.
Девушка заметила, что пряжка у него испачкана красным. Интересно, уж не встретился ли он где-нибудь в коридорах с Томико?
Она мысленно встряхнулась. Сейчас не время расслабляться. Нужно пробовать разные подходы.
— Может, надо покаяться в грехах? Где-нибудь сидит храмовник и слушает. Как покаешься, "отринешь клевету и ложь", так и двери откроются. — Эта идея неожиданно захватила Альдис. Только...
"Только сказать правду я все равно не смогу".
— Начинай, — тут же отзывается Хельг. Сам он подошел к статуе и начал изучать ее ладони.
Альдис встала на колени и попыталась настроиться на нужный лад. Ей уже приходилось исповедоваться отцу Джавару, ничего сложного в этом не было...
— Я грешна, отец мой. Я не слушалась эрлу Ауд, не уважала старших и дерзила.
Хельг попробовал надавить статуе на руки.
— Не выполняла данные мне поручения, оскорбила майнора Горнего Дома, сбежала от наставницы Нода на корабле.
Хельг прислушался с откровенным интересом.
— Промолчала о драке, подвела свою группу, не проявила должного понимания и терпения.
Хельг отпустил руки статуи и внимательно посмотрел на Альдис.
— Редко вспоминала о Всеотце Небесном и почти забыла слова молитвы. Каюсь в этом и прошу прощения. Клянусь одуматься и искупить свою вину.
Еще пару секунд она стояла на коленях, склонив голову, потом встала, деловито отряхнулась и обратилась к спутникам:
— Теперь вы.
— Ничего не произошло, — скептически заметил Хельг.
— Надо, чтобы все покаялись, тогда произойдет.
Не то чтобы Альдис сама в это верила, однако ей было обидно каяться в одиночку. Да и послушать исповедь Хельга любопытно.
Вся самоуверенность мальчишки куда-то подевалась, он внезапно осунулся и стал выглядеть старше.
— Ты что, правда веришь в эту чепуху? — устало спросил он.
"Нет, не верю, — хотелось сказать Альдис. — Это я от безнадеги, потому что не могу придумать ничего лучшего". Но ответить она не успела. Лакшми рухнула на колени и начала каяться:
— Я грешна, Всеотец Небесный! Я не слушалась маму...
— Это уже слишком, — заявил Хельг, не вслушиваясь в перечисление мелких грешков южанки.
Альдис кивнула. Она хотела слегка подшутить над Хельгом, а не над испуганной и больной девочкой.
— ...и прошу прощения. Клянусь исправиться и искупить вину. — Лакшми почти распласталась на полу, вымаливая у Всеотца прощения за свою непутевую жизнь, и Альдис неожиданно разозлилась.
— Теперь ты, — подчеркнуто невозмутимо обратилась она к Хельгу.
Сокурсник посмотрел на нее пристально и злобно. На секунду показалось, что из-под личины неплохого и неглупого паренька выглянула злобная харя йотуна. Выглянула и спряталась. Потом Хельг неожиданно ухмыльнулся и встал на колени:
— Я грешен, Всеотец! Прости меня! Я пил кровь младенцев и отравлял колодцы!
Лакшми ойкнула, а Альдис почувствовала досаду. Ну да, этого и следовало ожидать.
— Я грабил обездоленных и убивал слабых!
Глаза у Лакшми стали круглыми, как два блюдца.
— Я живу уже тысячу лет, и руки у меня не то что по локоть в крови — я в ней принимаю ванну каждое утро! И вообще, Всеотец, это я устроил Катаклизм. Прости мне грехи мои. — Хельг раздраженно взглянул на Альдис. — Ну как — хватит?
"Что за отвратительный балаган!"
— Тьфу ты! Теперь мы не узнаем, сработало бы это или нет.
Юноша вздохнул, что-то быстро прикинул в уме и снова встал на колени:
— Я грешен, Всеотец. Я осквернил свои уста ложью. Я прошу простить меня.
Ничего не произошло.
— Не сработало, — отметила Альдис, чувствуя, как губы против воли расплываются в ухмылке.
— Я так и думал.
— Ну, хоть попытались.
— Послушай, — с ядовитой улыбочкой начал Хельг. — А ты бы могла чистить мне сапоги до конца учебы каждый день?
Альдис оторопела:
— Чего?
— Говорю — могла бы ты чистить мне сапоги до конца учебы каждый день?
— Одна такая уже предлагала мне чистить, — ответила девушка, ощущая, как в груди поднимается обжигающе-холодная ярость. — Тебя послать туда же или подальше?
— Ну, может, хотя бы попытаешься? Ты же у нас сторонница таких методов решения проблем.
Альдис замерла, не зная, как реагировать на такое. По всем правилам стоило бы обидеться, но внезапно ей стало смешно. Вся эта ситуация — и глупая идея с покаянием (действительно глупая, чего уж тут отрицать), и спор на ровном месте со спутниками не стоили ни ссоры, ни обиды.
