До последнего вымпела

Ну, как можно описать вкус... Только очень приблизительно, по каким-то аналогиям, не более. Северный залом был действительно восхитителен, Василий, как говорится, чуть язык не проглотил. А тут ещё и Алёна принесла горячие закуски, среди которых примой были, как ни странно, яйца. Но не просто яйца. Ирина Сергеевна была мастерицей по кулинарной части и любила удивлять своих гостей. Это были яйца-кокот. Аккуратно запеченные всмятку в кокотнице, с пюре из жареных шампиньонов и сыром пармезан сверху.

Под такую закуску, требующую мгновенного употребления, Капитонов немедленно разлил ещё по рюмочке. Тут даже его супруга, ревниво следившая за каперангом, не посмела возражать и даже подставила свою рюмку.

Некоторое время разговаривать просто не могли. Вакханалия вкуса продолжалась. Ну и венцом обеда была стерлядь тушёная в белом вине.

Но бесконечно наслаждаться нельзя ничем. Наступила вполне естественная пауза, когда требовался некоторый перерыв, если это, конечно именно званый обед, а не банальная пьянка.

— А пойдём-ка мы с тобой, Василий, в мой кабинет, выпьем коньячку, выкурим по сигаре, побеседуем. — Капитонов поднялся из-за стола.

— С удовольствием, Михаил Николаевич, только я не курю.

— Вот и ладно, совсем не обязательно. Пойдём.

— Идите-идите, мы пока с Олей обсудим, что ей с собой во Владивосток взять надо, — с готовностью спровадила мужчин хозяйка дома. — А Алёна кофе приготовит.

Кабинет Капитонова ничем не указывал на то, что его хозяин моряк: стеллажи с книгами, письменный стол, кресла — никакой морской атрибутики не наблюдалось.

— Василий, — начал Михаил Николаевич пригубив коньяку, — ты, наверное, знаешь, что у нас кроме Ольги есть ещё одна дочь.

— Разумеется. Мы даже немного знакомы с Раисой Михайловной. Я удивлён, что её не было на свадьбе. Но, наверное, были причины...

— Были, конечно. Во всяком случае, она так пишет. Но это не важно. Понимаешь... Не знаю, как это получилось, но она всегда с восхищением относилась к "просвещённым европейцам" и с пренебрежением ко всему русскому. И замуж вышла за немца... Морского офицера, правда, но всё равно... Внук у меня теперь... Отто. Понимаешь?

— Не совсем, Михаил Николаевич, — Соймонов видел, что тесть слегка подшофе, но совершенно искренне не мог его понять, хоть и старался.

— Сейчас объясню. Видишь эту шпагу? — показал Капитонов на стену.

На стене действительно висело золочёное, явно наградное офицерское оружие чуть ли не позапрошлого века.

— Знаешь, Василий, я ведь первый моряк в роду Капитоновых, но далеко не первый военный. Только мой отец, Николай Степанович, был преподавателем истории в гимназии. Все остальные предки служили России с оружием в руках. Это шпага моего пращура Афанасия Ивановича Капитонова. Премьер-майора Фанагорийского гренадёрского, батюшки Александра Васильевича, полка. За штурм Измаила пожалована. В нашем роду всегда старшему сыну передавалась. Понял теперь?

— Извините, но... — лейтенант слегка замялся.

— Бери! Нет у нас сыновей, и не будет. Своему передашь. Не отдам я эту шпагу "немцу". Пусть он и старший мой внук. Не отдам! Не оценит и не сбережёт. Владей и храни! — у сурового морского волка повлажнели глаза. — На!

Василий с благоговением принял шпагу, взялся за раззолоченный и покрытый голубой и белой финифтью эфес, осторожно выдвинул оружие, посмотрел на украшенный клинок, полностью вытащил его из ножен и приложился к стали губами.

— Можете не сомневаться, Михаил Николаевич, мой сын с честью будет владеть этой шпагой. Обещаю! И благодарю за доверие.

— Вот и молодец! Пошли уже к нашим женщинам.

Ирина Сергеевна, увидев Соймонова с семейной реликвией в руках и понимающе, с одобрением кивнула мужу. И продолжила выполнять роль хозяйки дома:

— Прошу на места пока кофе не остыл, сейчас Алёна пирожные принесёт. Василий, тебе со сливками?

— С ромом! — поспешил встрять в разговор Капитонов, — Моряк всё-таки у тебя зять, а ты ему сливки предлагаешь.

— Благодарю, Ирина Сергеевна, — вежливо улыбнулся лейтенант, — я предпочитаю чёрный.

— Ликёр? — предложил тесть.

— Вот ликёры совершенно не признаю. С вашего позволения ещё коньяку.

— Правильно! Молодец! Ликёры — дамам.

— Вась, ты коньяком-то не увлекайся, — встряла Ольга, — нам ещё к Капитолине Анатольевне сегодня.

— Оленька, я разве пьян хоть чуть-чуть? — удивился Василий.

— Пока нет, но на улице-то жарко.

Мужчины переглянулись и засмеялись.

— Доча, ты не знаешь, что такое по настоящему "жарко". Жарко, это когда в тропиках копаешься в трюме. А на улице — слегка тепловато. Комфортно и приятно. Успокойся, будет твой муж трезв и бодр. Особенно после нашего кофе с материными пирожными.

Визит плавно катился к завершению, и вскоре чета Соймоновых простилась с родителями Ольги.

— Не беспокойся, доченька, все вещи я пришлю к вам завтра, — пообещала Ирина Сергеевна на прощанье.

Встреча с Капитолиной Анатольевной плавно перетекла в её проводы в Рязань. Смысла задерживаться в Петербурге мать Василия не видела, раз уж сын с невесткой всё равно уезжают, так что в гостинице у Соймоновой молодожёны провели каких-то полчаса и, к ближе к вечеру, все трое уже тряслись в пролетке к Николаевскому вокзалу.

— Василий, ты уж не геройствуй там особенно, хватит уже, и так вся грудь в орденах. А ты у меня один остался, — мать всегда останется матерью, её не будут волновать судьбы мира и даже своей Родины больше, чем жизнь своего ребёнка. Тем более, если одного она уже потеряла...

— Мам, ну не уйдёшь от судьбы в морском бою. От снаряда не спрячешься. Только Господу ведомо кто погибнет, а кто жить останется. А нам следует выполнять свой долг и приказы. И надеяться на ваши с Оленькой молитвы.

— Каждый день молиться буду, Васенька, уж можешь быть уверен, — на глаза Капитолины Анатольевны навернулись слёзы.

— Ну, мам! Ну не надо. Жив я и здоров. Умирать не собираюсь, особенно теперь, — лейтенант нежно прижал к себе за плечо жену.

— Ой! Чуть не забыла! — всплеснула руками Соймонова-старшая и стала судорожно копаться в сумочке.

А женская сумочка уже тогда была "чёрной дырой", в которой пропадает всё. На поиски ушло минуты три, и, в конце концов, на свет был извлечён фиолетовый бархатный футляр.

— Держи, дочка! — свекровь протянула футляр Ольге. — Второй век как в нашей семье по женской линии передаются. Твой отец Васе шпагу подарил, а я тебе — их. Открывай, не бойся, не выпадут.

Щёлкнула крышка и как будто два сгустка крови полыхнули светом в глаза Ольги. Рубиновые серьги невероятной красоты покоились на чёрном атласе. Василий тоже заглянул через плечо супруги и узнал камни, которые мать носила только по большим праздникам.

— Капитолина Анатольевна! Спасибо огромное! — Ну, совершенно роскошный подарок. Прямо неудобно даже.

— Да чего неудобного. Традиция у нас в семье такая. Носи. И Васеньку моего...

— Мам! — не выдержал Соймонов, — Перестань в самом деле! Вот опять плачешь... Ну не на кладбище же меня провожаешь. Война и есть война. Но я тонуть не собираюсь, броня у нас хорошая и толстая, а японских кораблей осталось — кот наплакал. Разобьём их за пару месяцев, и все тревоги кончатся. Не плачь!

— Ладно, ладно, сынок, — женщина уже утирала слёзы, — не буду.

— Приехали, ваше благородие! — подал голос кучер, и двуколка остановилась.

До отправления поезда оставалось ещё около получаса, и это время провели сначала на перроне, в ожидании, а потом в купе первого класса, которое мать лейтенанта занимала одна. Слёзы, поцелуи... Поезд тронулся.

— Какая у тебя замечательная мама, Вась! — Ольга чмокнула мужа в щёку и лукаво улыбнулась, — Не удивительно, что я полюбила её сына.

А ещё через день, молодая чета, с того же вокзала, отправлялась во Владивосток. То есть не сразу во Владивосток, конечно — сначала в Москву, где, в ожидании очередного подходящего поезда нужно было провести более суток, но конечный пункт назначения был очевиден.

Весь предыдущий день Василий носился по служебным и личным делам, утрясал вопрос с багажом, дал телеграмму своему другу, ревизору "Пересвета" мичману Денисову, чтобы тот подыскал квартиру для Ольги к их приезду. Тактично убеждал тёщу, что такого количества меховой одежды её дочери не понадобится — зимы в Приморье достаточно мягкие, а место для багажа не безразмерное. В общем — сплошные хлопоты и, как говорится, "никакой личной жизни". Ну почти никакой. Но каждую свободную от служебных и бытовых проблем минуту молодожёны старались быть рядом, буквально не отходя друг от друга ни на шаг. Вот только на то, чтобы нормально выспаться времени уже не хватало, что, впрочем, и неудивительно — ведь иногда реальность бывает лучше самых волшебных снов.

Глава 3.

— Самый страшный вид дурака, это дурак в короне! — Сергей Юльевич Витте, конечно, не озвучил эту мысль, хотя именно она возникла в первую очередь, после прочтения телеграммы от Императора Всероссийского. — Ну, неужели так трудно понять, что мало победить — нужно ещё суметь воспользоваться результатами победы?

Мирные переговоры в нейтральной Италии шли уже вторую неделю, и Витте изнемогал не столько от непреклонности японской делегации, удивлённой (это ещё мягко сказано) требованиями русской стороны, сколько от совершенно неоправданных амбиций своего монарха. Николай Александрович, которому победа при Цусиме и последующие крейсерские операции Тихоокеанского Флота, вскружили голову сверх всякой меры, просто внаглую выставлял такие требования к Японии, что любой народ, любая страна, имевшие хоть частицу самоуважения признали бы их неприемлемыми. А уж про то, что на это согласятся гордые японцы, рассчитывать было просто глупо.

Да, победа русской эскадры в Цусимском проливе* переломила ход войны, можно было заключать мир на достаточно выгодных условиях, пойдя на ряд взаимных уступок и обменяв, например, разрешение на японский протекторат в Корее на права японцев на Сахалине и еще недавно переданные Россией Японии восемнадцати островов Курильской гряды. Но нет!

Эйфория и мнение придворной камарильи, заставили царя занять совершенно непреклонную позицию: "Всё, что было нашим — остаётся нашим", да ещё и контрибуция, требования отказаться от экономического присутствия на Сахалине и в Корее, отдать все Курильские острова, безусловное признание прав России в Корее и северном Китае, Шпицбергене и Иране, разрешение российским компаниям беспошлинной торговли в самой Японии и, наконец, жесткие ограничения на состав японского флота...

Да, заставить пойти на такие условия можно даже сильную страну. Примерно так и поступили с Россией полвека назад, в тысяча восемьсот пятьдесят четвёртом, англичане с французами, воспользовавшись предательством союзников-австрийцев, хотя русская армия была все еще очень сильна и проиграла только, в общем-то, одно-единственное локальное сражение под Севастополем. И ещё через двадцать с лишним лет, "честный маклер" Бисмарк, лишил Россию всех плодов её победы над Турцией. Однако сейчас, изнемогающие от войны японцы, все еще чувствовали почти открытую поддержку со стороны Великобритании и Североамериканских Соединенных Штатов и еще надеялись, несмотря на начавшиеся уже голодные бунты, имея преимущество в занятых территориях на суше и в скоростных кораблях на море, добиться куда лучших для себя условий мирного соглашения.

Николай Второй этого понимать не хотел, да и "кузен Вилли" из Берлина подзуживал русского царя не уступать. И тот не уступал. Несмотря на пренастырные просьбы министра иностранных дел, графа Ламсдорфа, несмотря на доклады министра дел внутренних о разгоравшейся в Империи революции, ничего не могло сдвинуть Самодержца Всероссийского с его "единственно правильной" точки зрения. Точки зрения "хозяина скотского хутора". "Скот мог мычать сколько угодно", но принимать решения мог только "хозяин".

Японцы, естественно, не преминули оповестить прессу о требованиях "русского медведя" и газеты всего мира отзывались о русских претензиях, мягко говоря, нелицеприятно. Даже журналисты сверхдоброжелательной к России Франции выражали недоумение в своих статьях.

Россия упорно не хотела мира. И, наконец, после очередной телеграммы из Токио, японская делегация прервала переговоры и отбыла на родину. Перемирие завершилось.

И снова загрохотали цепи боевых кораблей обоих флотов, выбирая якоря — война продолжалась.

* Да пусть не удивит уважаемого читателя столь странное предложение: "Победа русских в Цусимском проливе". В первой книге, благодаря мужественному и смелому решению одного человека, история пошла совсем по другому пути. Цусимское сражение было выиграно русскими, Япония потеряла в нём более половины своего линейного флота. Подробности, повторяю, в первой книге.

Глава 4.

Чай в стоящем на столе стакане, слегка колебался из-за покачивания вагона, и был чуть теплым — другой пока не разрешали врачи. За окном уже начались бесконечные сибирские леса, но контр-адмирал Вирен снова и снова возвращался мыслями "под шпиц" — в здание адмиралтейства, от командовавших в котором людей судьба российского флота зависела куда сильнее, чем даже от прошедшего морского сражения.

... — Роберт Николаевич, мы изучили и подробно обсудили ваш с адмиралом Рожественским доклад. — Председательствующий на совместном заседании Главного морского штаба и Адмиралтейств-совета генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович не часто баловал вверенное ему ведомство своим пристальным вниманием, но, безусловно, умел придать солидность любому мероприятию со своим участием. — Вы проделали огромную работу. Познакомившийся с докладом Государь даже лично уполномочил меня передать Вам и Зиновию Петровичу свое высочайшее удовольствие. Однако, в целом соглашаясь с вашими выводами, в отдельных вопросах мы всё же имеем несколько другое мнение. Прошу вас, Федор Карлович, вам слово.

— Главный морской штаб и Адмиралтейств-совет согласны, что ремонтных мощностей владивостокского порта совершенно недостаточно для ремонта эскадры в разумные сроки, и мы будем всячески содействовать вам в наращивании этих мощностей. — Начал свою речь фактический здешний начальник управляющий Морским министерством адмирал Авелан. — В частности, в течение месяца во Владивосток будет отправлено несколько сот квалифицированных рабочих, десятки единиц пневмоинструмента, новая электростанция и около десяти тысяч пудов сортового металла. Однако мы совершенно не согласны с предложением использовать механизмы и вооружение броненосца "Слава" для скорейшего ввода в строй однотипных броненосцев во Владивостоке. Броненосец еще не полностью готов по вспомогательным системам, но он уже начал проходить испытания и через пару месяцев уже сможет прибыть во Владивосток. Если же мы начнем его сейчас разукомплектовывать, то он сможет выйти на Дальний Восток не раньше середины осени. Находящиеся же во Владивостоке броненосцы типа "Бородино" сильно повреждены и, за исключением "Орла", как вы, верно, заметили в своем докладе, в любом случае начнут вступать в строй не ранее конца августа. В этом плане изменить ситуацию к лучшему способно именно скорейшее прибытие на Дальний Восток Третьей эскадры — балтийские судоремонтные заводы куда мощнее владивостокских мастерских и вполне смогут подготовить в сжатые сроки достаточно сильный отряд. Далее, по артиллерии — заводы, изготавливающие стволы и снаряды, уже месяц как переведены на двухсменный режим и работают, таким образом, круглосуточно, хотя это обошлось не без сложностей. Также часть снарядов и орудий системы Канэ заказаны у частных компаний во Франции. Однако не стоит ждать в ближайшее время радикального решения проблем с нехваткой пушек и, особенно, снарядов. Поэтому вооружать корабли вам предлагается по мере вступления в строй. Ориентировочно недостающие орудия мы сможем поставить к августу, а заменить расстрелянные — к октябрю. Что же касается снабжения углём...