У сумрака зелёные глаза

— А Таня едет? — спросила я. Просто так, чтобы что-то спросить.

— Не, у Танюхи другие планы на эти выходные, — сказал Лёха. — Заедем за тобой в семь утра, поэтому изволь быть к этому времени абсолютно готовой.

— Рань-то какая, — недовольно проворчала я. — На неделе на работу вставать в полседьмого приходится, так ещё и в выходные...

— Отставить брюзжание, — весело оборвал меня Лёха. — Не на работу едем — на отдых. Подпитаешься от природы энергией, восстановишь силы!

— Ладно, убедил, — вздохнула я. — Мне что-нибудь закупать?

— Всё оплачено, мадам. С девчонок денег не берём.

Остаток вечера я провела в сборах. Набрала целый баул, но потом, подумав, половину вещей — таких, как маникюрный набор, крем для депиляции и "курортное" крепдешиновое платье — выбросила. Не на курорт, в самом деле, еду, и на два дня, а не на месяц. Купальник, полотенце, солнцезащитный крем, панамка, запасная футболка и штаны, влажные салфетки, пластырь, бинт и йод — ну, и будет с меня. Да, и фотоаппарат ещё положила — вдруг захочется что-нибудь запечатлеть на память?..

...Мне опять приснился монастырский сад, яблоки и сидр. Бочки, пропахшие яблочным духом, мрачные серые своды кельи, соломенный матрац. И ещё кое-что, а именно — лесная дорога, карета и кровь на богатом платье. Золотой ковёр из листвы подчёркивал дивный цвет кожи путницы, а осеннее солнце играло бликами на каштановых волосах... "Прошу вас, не надо!" Но в ответ — смех. И — алые брызги на щеках, как будто кто-то с размаху дал кулаком по пригоршне клюквы.

А потом — огромный чан с яблочным соком, и я тону в нём.

Вот почему я не люблю этот сок.

...Разбудил меня всё тот же Лёха — телефонным звонком:

— Ты уже готова? Мы едем! Через пять минут будем у тебя.

— Угу, — хрипло буркнула я.

А ведь я заводила будильник на шесть тридцать. Неужели не слышала? Спотыкаясь спросонок — ноги дрожали и выписывали кренделя, а вестибулярный аппарат кричал: "Вы шо, таки сдурели — вскакивать так резко?!" — я ринулась в ванную. Перед глазами ещё крутились жутковатые, тоскливые картины из сна, а руки норовили повиснуть, как плети, поэтому всё, за что я ни бралась, падало. Попытка выпить стакан йогурта (на полноценный завтрак времени уже не оставалось) трагически и нелепо оборвала жизнь чашки, а пряник, не желая быть съеденным, ускакал от меня под стол. Нырнув за ним, я треснулась головой и шёпотом прокляла пряничную вредность.

— Говорила мне мама: "Не ешь с пола", — проговорила я, потирая ушибленную макушку. — Но всё не впрок. Ничего, мы не гордые, можем и отряхнуть... Не волнуйся, мама, пол я мою регулярно.

Обдув пряник, я впилась в него зубами, и в этот момент раздалась трель домофона.

— Леопольд, выходи, — услышала я в трубке Лёхин голос.

— Щас. Минутку.

Хоть я и не Цезарь, но на протяжение названного промежутка времени умудрялась делать сразу несколько дел: одеваться, доедать пряник с йогуртом и накладывать подобие макияжа. Так, самую малость: ресницы чуть-чуть и брови карандашом. Какое счастье, что вещи я собрала с вечера!

Когда я вышла, Лёха одарил меня порцией своего "фирменного" юмора:

— Чего у тебя глаза, как у совы, которая села на горячую сковородку?

Во дворе стояли две машины: одна — Лёхина, в ней сидела его девушка Лена и ещё кто-то, а вторая — Стаса с Викой.

— Карета подана, мадам, — распахнул Лёха заднюю дверцу, беря у меня сумку с вещами.

Я села и... оказалась рядом с Андреем. Он, видимо, тоже не ожидал меня увидеть, потому что глаза у него сделались прямо как из шуточки про сову. По тому, как Лёха с Леной переглянулись, нетрудно было догадаться, что это была их идея.

— Ребята, давайте жить дружно! — сказал Лёха. — Надеюсь, эта поездка пойдёт вам на пользу. Мирись-мирись, больше не дерись!

Лена, миниатюрная брюнетка, за лето загоревшая дочерна, обернулась и сверкнула белыми зубами на смуглом лице.

— Палаток только три — по одной на каждую пару, так что ночевать вам придётся тоже вместе.

За всю дорогу мы с Андреем не перемолвились и парой слов — так и просидели, глядя в разные стороны.

Солнце кололо кожу золотыми иглами, пробиваясь сквозь кроны сосен, и ослепительно сверкало на воде. Этот смешанный запах — сосен, воды и моей собственной кожи, разогретой солнцем — был запахом лета, его квинтэссенцией. Если бы можно было его как-нибудь законсервировать, как ягоды! Вместо варенья, чтобы дышать им зимой...

— Шашлыки будем жарить вечером, — сказал Лёха, деловито выгружая из багажника небольшой походный мангал. — Когда аппетит нагуляем.

— А мясо не испортится? — спросила я. — Сегодня жара будет.

— Всё предусмотрено, мадам, — отозвался Лёха. — Оно у нас в сумке-холодильнике.

Белая футболка облегала его рельефный мускулистый торс, а пёстрая бандана — наголо бритую голову. В этой бандане он выглядел как-то по-пиратски, а отсутствие волос объяснялось сезоном: к зиме он обычно отращивал небольшой ёжик, а в летнюю жару разгуливал со сверкающей лысиной.

Вика, выйдя из машины, продемонстрировала мне свою новую причёску — короткую стрижку с мелированием.

— Тебе идёт так, — похвалила я. — Хорошо подчёркивает линию шеи.

А Стас сразу разделся и торпедой вошёл в воду с мощным, коротким плеском. Он был флегматичен, немногословен, прост, как пять копеек, и надёжен, как банковский сейф — как говорила Вика.

Андрей бродил вдоль берега с отрешённо-скучающим байроническим видом. Когда Лёха свистнул ему, призывая помочь с палатками, тот лениво, вразвалочку направился к нему, держа руки в карманах и жуя травинку. Проходя мимо, он не удостоил меня и взглядом.

Ну а мы, девушки, переоделись в купальники и разлеглись на песочке. Намазывая друг друга кремом, мы болтали о своём, о девичьем. Точнее, болтали Вика с Леной, а я отмалчивалась, делая вид, что внимательно слушаю. Нахлобучив на лицо панамку, я подставила солнцу свои худые коленки.

Вдыхая запах нагретой ткани панамки, я плыла куда-то в жарком океане солнечной энергии. Голоса доносились сухо и по-летнему светло, Андрея что-то не было слышно. Бродя по берегу с травинкой в зубах, он выглядел этаким индивидуалистом, одиночкой-изгоем; несвойственный для него облик, впрочем, придавал ему некое новое обаяние. Флиртовать ему здесь было не с кем — не отбивать же девушек у приятелей! Что касалось меня... Вновь налаживать ко мне подход он не спешил, а я уже не слишком и ждала этого.

Разомлев на солнце, я нежилась под ласковыми поглаживаниями ветерка. Провалившись в солнечную дрёму, я начала ощущать, как эти дуновения превращаются в касания чьих-то рук. Неужели всё-таки он принялся за восстановление сожжённых мостов? Улыбаясь про себя и качаясь на грани сна и яви, я лежала под этими ласками, которые становились всё увереннее. Ничьих голосов больше не слышалось, берег озера превратился в необитаемый остров, а моё тело пело струной, отзываясь на прикосновения. Невидимые пальцы оттянули ткань трусиков, проникая в самые сокровенные места, а мою грудь шелковисто щекотали чьи-то волосы... очень длинные волосы. Стоп!..

Стряхнув с себя морок, я сдвинула панамку с глаз. Надо мной — никого... Только небо и сосны. Сбоку — голоса девчонок.

— Ты представляешь? Втрое дороже!

— Ну ни фига себе...

Лена? Нет, у неё волосы закручены в узел, а у Вики — слишком короткие. Про волосы кого-то из парней вообще речи быть не могло. Кто же тогда? Откуда? Наверно, привиделось, голову напекло. Искупаться и — в тенёк.

Тёплая вода ласково обняла меня. Поплавав минут десять, я перевернулась на спину и легла в дрейф, лениво шевеля ногами. Синее небо, сосны, солнце и птицы... Умиротворяющая картина. Вода подо мной была как пуховая постель, и меня снова начала одолевать дрёма. Вот мимо проплыла Лена на надувном матрасе...

— Привет, бобёр!

Я только высунула из воды руку в приветственном жесте, а Лена подгребла ко мне. На её лице колыхались прозрачные отблески воды.

— Ну, чего-то вы с Андрюхой не торопитесь... Пора бы уж начать предпринимать какие-то шаги!

Я предпочла в ответ лишь слегка поморщиться. Солнце и вода разморили меня, разговаривать совсем не хотелось, особенно на эту тему.

— Ну ничего, может, ещё не всё потеряно, — с надеждой заметила Лена. — Ещё впереди ночь и палатка...

Перспектива грядущей ночи была ещё весьма и весьма смутной, и пока не хотелось напрягать по этому поводу ни мозги, ни душу. Солнце сияло ещё слишком высоко, чтобы думать о темноте, а сосны, казалось, подпирали колючими, суровыми кронами небо и гордо смотрели вдаль, будто им был известен некий звенящий, далёкий и облачно-недосягаемый смысл...

А вот парни явно не задумывались сейчас ни о каких смыслах: сидя в тени на травке, они расслаблялись с пивком. Лёха стащил свою бандану и блестел бритой макушкой, накупавшийся Стас в одних плавках разлёгся на расстеленном полотенце, а Андрей не спешил раздеваться, хотя жара прибывала.

— Андрюх, ты сходи, окунись. Вода отличная, — посоветовал Стас.

— Целиком и полностью поддерживаю, — добавил Лёха. — Чего ты вялый какой-то?

— Потом, может быть, — неопределённо отмахнулся Андрей.

Я старалась не думать о длинных волосах, щекотавших мне грудь... Померещится же такое. Подобные волосы были только у Аиды, но она находилась далеко отсюда. Визитку-то она мне дала, но зачем мне ей звонить? Её консультации мне, скорее всего, не по карману, да и нужны ли? А если просто общаться... Не знаю. Было в ней что-то притягательное, загадочное. Волосы, да. Они меня, конечно, поразили, но не настолько же, чтобы делать их деталью своих эротических фантазий?!

Или, может...

Да нет, я не буду ввязываться в подобное.

Между тем, как выяснилось, Андрей медлил раздеваться не без причины. Лёхе непременно хотелось заставить его искупаться; он вообще сегодня старался, чтобы всем было хорошо, и ревностно заботился об этом — в соответствии со своим пониманием хорошего. Когда он выходил из воды, Андрей как раз стоял у самой её кромки, и Лёха завязал с ним шуточную борьбу. В итоге оба упали в воду, и Андрею, не хотевшему снимать одежду добровольно, теперь пришлось это сделать: он вымок до нитки. На плечи себе он накинул большое полотенце, но Лёха — глаз-алмаз! — что-то успел увидеть и весело воскликнул:

— Ого! Вы с Алёнкой, оказывается, уже помирились, что ли? А мы-то распинались, за город их везли...

На спине у Андрея краснели полосы царапин, по пять с каждой стороны. Встретившись с моим взглядом, Лёха перестал улыбаться.

— О-о... Мда-а, ребята, — протянул он.

Были ли эти царапины делом рук той "Мальвины"? Не знаю. Мне не хотелось об этом думать. Больше всего мне хотелось побыть одной...

Но Лёхин миротворческий потенциал был ещё не исчерпан.

— Ребята, кто старое помянет, тому глаз вон, а? Давайте лучше за шашлыки примемся.

Он изо всех сил старался замять неприятный момент, но всё равно всем стало неловко. Разлад коснулся этого дивного дня своей разрушительной рукой. Солнце не перестало светить, сосны — тянуться к небу, а вода — сверкать и манить, но всё это уже как-то не радовало. Лёха с Леной развили бурную деятельность вокруг мангала, Стас с Викой нюхали и облизывались в предвкушении, Андрей потягивал пиво, а я... Странное дело, во мне почти ничто не шелохнулось. Я вдруг поняла, что Андрей был мне совершенно чужим человеком. И когда я напилась на той вечеринке, во мне говорила не ревность, а скорее задетая гордость. Я с грустью смотрела на Лену... Вот она коснулась своим локотком локтя Лёхи, вот украдкой цапнула его за подтянутую, упругую и круглую ягодицу, вот улыбнулась, а в глазах — тепло. Они были половинками друг друга, между ними была та связь, которой у нас с Андреем и не пахло. Вся эта затея с поездкой на озеро казалась глупой и ненужной. Сидеть и делать вид, что мне весело, у меня просто не было ни сил, ни желания... Но я почему-то делала это.

Когда шашлыки были съедены, а в каждом из нас сидело по меньшей мере по литру пива, Лёха достал гитару. Он неплохо играл и пел, а закат горел на янтарных стволах сосен. Это был бы чудесный вечер, если бы не пустота в моей груди и тоска по всему хорошему, что уже нельзя вернуть. Девчонки слушали, мечтательно подпирая щёки руками, а мне хотелось выть от навалившейся на меня печали.

Я долго не могла заставить себя пойти в палатку. Сидя на песке, я смотрела на лимонно-жёлтую зарю, догоравшую над тёмной стеной из сосен. Потом закрыла глаза и стала слушать звуки. Вечерний ветерок гладил мне плечи... Обгорела всё-таки, несмотря на все предосторожности и кремы. Вдруг — лёгкий поцелуй. Или мне опять почудилось и я сплю наяву? Нет, снова чьи-то губы нежно и шелковисто касались моей измученной солнцем кожи, исцеляя её. Невидимые пальцы играли с прядями волос, отодвигая их с лица и шеи и освобождая дорогу поцелуям, которые медленно взбирались вверх...

Пытаясь поймать шутника, я обхватила руками лишь воздух. Снова никого... Только озеро, сумрак и умирающий закат.

Я бы предпочла вообще не заходить в палатку, но не ночевать же под открытым небом? Со вздохом я откинула полог и забралась внутрь. Одна из постелей была занята: Андрей лежал носом к стенке, делая вид, что уже видит десятый сон. Вот и моя сумка. На ощупь в сумраке я нашла запасную футболку и штаны, натянула на себя и улеглась.

Через некоторое время над ухом послышался нахальный и навязчивый писк, причём — со стереоэффектом, сразу с нескольких сторон. Голодные кровососы активизировались с наступлением ночи... Несколько минут я маялась, отгоняя их, а потом вспомнила, что взяла с собой спрэй. Порывшись в сумке, я нашла баллончик, побрызгала себе на ладони и натёрлась. От меня кровососы отстали, а Андрей время от времени то взмахивал рукой, то хлопал себя по уху. Минут пять я про себя потешалась над ним, а потом подала голос:

— Какой гордый: лучше быть заживо сожранным, чем попросить спрэй от комаров, да?

— Я думал, ты уже спишь. Не хотел будить, — отозвался он. Это были его первые за весь день слова, обращённые ко мне.

— Да ладно тебе, — усмехнулась я. — Кто же успеет уснуть за пять минут? На, гордый ты мой страдалец.

Я сунула ему баллончик. Забавно, но сейчас я не чувствовала к нему ничего, кроме желания рассмеяться. И жаль было его, глупого. Так странно было думать, что когда-то я обнимала этого мужчину, целовала, занималась с ним любовью, готовила ему завтрак в постель, говорила нежные слова... А теперь — как отрезало. Чужой, и всё. И не в царапинах было дело. Наверно, это началось задолго до них.