— Понял теперь, почему контрабандистов у нас тут нет? — спросил десятник и сам же ответил: — Потому что при таком раскладе им просто на фиг не сдалась таможня!

— В общем-то понял, — кивнул я, сосредоточенно размышляя над здешними реалиями. И подумав, осторожно заметил: — И всё же мне кажется что не всё так славно у торговцев дурью. Их воздушный транспорт вряд ли надёжен... Демон его знает куда занесёт этот воздушный шар. Замаешься гоняться за ним и искать.

— Это да, — согласился Лигет. — Только торговцы дурью остаются в наваре даже получив лишь малую часть отправленного. Сколько там в степи эта "Эльвийская пыль" стоит? Ну три, ну пять золотых за фунт... Всё зависит от жадности сборщиков... У нас же этот же самый фунт, ежели зараз продавать, не меньше чем за полсотни уйдёт. А если по частям расторговать, то и всю сотенку наварить можно.

— Нечего себе! — присвистнул я. И согласился с доводами Лигета: — При такой разнице в цене действительно мало кого будут волновать потери некоторой, даже значительной части груза.

В этот момент распахнулась дверка, отделяющая кухню от зала. И появилась видимо та самая Лидия, к которой ранее обращался трактирщик. А может и не она. Но поднос с едой у неё в руках был.

И глядя на эту девушку из прислуги, я окончательно упал духом. Нет, роста она оказалась обычного и телесной мощью не впечатляла. Разве что чуть полновата на мой вкус... Но смотреть на неё невозможно без слёз — до того жалко бедную становится. Косая на правый глаз, лопоухая, и нос как клюв у хищной птицы. А улыбаться ей вообще противопоказано! Ибо зубы все кривые: какие внутрь загнуты, а какие наружу торчат. Просто страх смертный воплоти!

— Как же вы здесь живёте-то?! — вырвалось у меня. И уже чуть тише, чтоб не расстраивать бедную девушку, продолжил: — Тут же милосердный дом для увечных впору открывать, а не трактир!

— Так вот и живём, — буркнул в ответ трактирщик и обратился к подошедшей к нам и поставившей на стойку поднос прислуге: — Иди, Лидия, иди.

А Готард зачем-то пнул меня ногой и сделал страшные глаза. Я и не стал развивать поднятую было тему работающих в трактире страхолюдин. Вместо этого отдал должное местному яству — обжаренной с луком и картофелем баранине. И был приятно удивлён тем, что блюдо оказалось вполне себе прилично приготовленным. Я с удовольствием умял всю порцию и собрался даже попросить добавки. Но не успел.

— Десятник, там ещё отару пригнали, — заглянув в трактир через открытое окошко, обратился к Готарду стражник, глядя при этом почему-то на меня.

— Сейчас будем, — кивнув, тут же вылез из-за стойки десятник. И поторопил меня: — Идём-идём, а то ведь без нас паром никто не отправит. Не положено.

— Ну раз надо, то идём конечно, — согласился я и, потянувшись за кошелём, спросил у трактирщика: — Сколько я должен?

— Забудь, — отмахнулся тот. — Мне за кормление стражи и служащих таможни из казны деньгу платят.

— Тоже неплохо, — одобрил я подобное радение городских властей о простых служащих. И бодро пошагал следом за Дилэни.

Выйдя из трактира, Готард обернулся и обратился ко мне: — Ты это, Стайни, не задевай Лидку. Да девчонка не красавица, но то не её вина.

— Да нет проблем, — с удивлением посмотрев на неожиданного защитника, сказал я. И полюбопытствовал: — А чего ты так о ней беспокоишься?

— Это я не о ней, а о тебе беспокоюсь, — пояснил десятник. — Лигет сам не свой становится, когда над его племянницей потешаются. Запросто может насмешнику красоту с физии свести... Невзирая на его чин.

— Так она ему родня? — озадачился я. И спросил: — А чего Лигет к магам не обратится, чтоб они девчонке лицо подправили? У него что, действительно так плохо идут дела из-за этого постановления городского совета?

— Да просто деньги это ж дело такое... — с досадой махнул рукой Готард. — Они то есть, то сразу нет.

— Ну это понятно, — усмехнулся я. — Но всё равно, должен же трактир какой-никакой доход приносить?

— Он и приносит, — заверил меня десятник. И поморщился: — Просто тут такое дело... Насобирал уже было Лигет нужную сумму на то чтоб навести племяшке красоту, да тут несчастье — жена у него слегла. И денег на её лечение он просто прорву угрохал. Хотя всё равно вытащить Адель не смогли... Да говорили ему целители об этом сразу — что, мол, шансов нет. А он всё надеялся... Шарлатанов-чудотворцев всяких к ней таскал...

— Понятно...

— Такие вот пироги, — вздохнул Готард. И чуть помолчав, добавил: — Так что нет у него сейчас полусотни золотом, чтоб Лидке лицо поправить. И неизвестно когда ему удастся столько скопить...

— Ничего себе! — искренне возмутился я. — Это кто ж такие цены ломит, за не самое сложное лечение? Утраченную конечность и то всего за полтора десятка золотых маги берутся восстановить.

— Ну ты сравнил, — хмыкнул Готард. — Лицо это тебе не какая-нибудь там рука или нога. Тут дело край какое серьёзное. Особливо для девицы. Просто-то подправить лицо маги и за полсотни берутся, но без гарантий.

— Без каких ещё гарантий? — не понял я.

— Что всё славно выйдет. Дело-то кропотливое и особого мастерства требует. Причём тут не только искусный целитель надобен, но и природный эмпат и хороший маг-менталист. И работа эта не на день и не на два, а пока человек не примет новое лицо как своё. А иначе, знающие люди говорят, может быть что угодно... От тихого помешательства до настоящего безумия.

— Даже не знал о таких сложностях, — признался я. — Тогда конечно, понятно, отчего целители такую цену запрашивают.

На том наш разговор и закончился. Да и дошли мы уже до причала. А там нас уже дожидалась целая делегация в лице паромщиков и стражников. Один из которых сразу протянул десятнику зрительную трубу. Хотя и без неё можно было прекрасно рассмотреть и овечью отару и перегонщиков на другом берегу Леайи.

— Слаб я что-то стал глазами в последнее время, — немного смущённо признался мне Готард, принимая из рук подчинённого зрительную трубу. И спустя некоторое непродолжительное время разглядывания противоположного берега, оповестил меня: — Это люди братьев Фьюри скот гонят. — А ещё чуть погодя добавил. — Два раза паром гонять придётся.

— Что за братья Фьюри? — полюбопытствовал я.

— Да это наши первейшие остморские дельцы, — охотно пояснил десятник. И спросил: — А знаешь почему первейшие?

— Нет, — покачал я головой.

— Да потому что умные. Первыми сообразили заниматься не просто забоем скота и поставками мяса вглубь империи, а полную переработку наладить. Они и из мяса разные копчёные вкусности готовят, и шкуры выделывают, и шерстяную нить тянут, и даже костную муку мелют! У них всё в ход идёт. Оттого и доходов братья на всё том же скоте более других имеют. Ведь цельное предприятие у них, а не какая-то там простая скотобойня или коптильня как у некоторых!

— Действительно не дураки, — согласился я мигом оценив перспективы такого предприятия.

— Ну дак, — подтвердил десятник. — Соображение имеют! Всем бы дельцам так. Чтоб и сами богатство наживали и многих горожан доброй работой обеспечивали, как это братья делают. Им же даже знаки почётных жителей города вручили, за заботу о процветании Остмора.

— И что, они ещё и сами скот гоняют? — спросил я.

— Ну не сами лично конечно, а их люди, — ответил Готард. — Не могут же они от милости степняков зависеть и ждать и надеяться — пригонят им скот или нет. Да ещё и по невесть какой цене. Предприятие оно дело такое — каждый день работать должно. Хотя если разобраться, то у всех мало-мальски крупных дельцов свои перегонщики имеются. Да и вообще в Остморе немало предприимчивых людей занимается тем что в межсезонье на тот берег мотается, да скот скупает, а затем на нашем рынке перепродаёт. Степняки-то весной и летом неохотно овец на продажу гонят. Вот осенью, это да... Тут такое твориться будет — страсть! Скотогонов с самых дальних уголков степи будет прорва! А овец ещё больше!

— Куда больше-то? — проворчал я, разглядывая заполненный овцами загон у пристани на противоположном берегу реки.

— Увидишь, — усмехнулся десятник и деловито произнёс: — Так, ладно, надо паром проверить, да отправлять его уже.

Мы вдвоём прошли под аркой стиарха и, подойдя к краю пристани, поднялись на паром по его откидному борту, играющему роль сходен. Здоровущая надо признать штуковина предстала перед нами — размерами ярдов сорок на двадцать пять. И очень крепкая на вид. Внушает уважение.

— Сколько ж на него загрузить можно? — спросил я, окинув взглядом просторную палубу парома.

— Ну, при приёмке для проверки его с двумя сотнями тысяч фунтов на борту гоняли, — с немалой гордостью поведал Готард. — И ничёго, не потонул... А овец, если набить их сюда поплотней, можно тысячу шестьсот голов загрузить.

— Фрегат у вас тут целый, а не паром, — покачал я головой, впечатлённый названными цифрами.

— А то, — усмехнувшись, согласился Готард. — Городской и то вдвое меньше нашего. — И потеребив ус, нехотя признался. — Хотя этого всё равно мало. По осени и мы и городские зашиваемся.

Глубокомысленно покивав, я указал на торчащий посреди реки каменный столб, от которого к парому тянулась толстенная железная цепь: — Сваю-то как туда забили?

— Маги постарались, — ответил десятник.

— Готард, может ты попозже всё расскажешь? — не выдержал кто-то из стоящих на пристани паромщиков. — Там же люди ждут.

— А мы ведь и сами могём всё тьеру начальнику обсказать, — негромко заметил другой.

— Точно! — загалдели разом остальные. И предложили: — А давайте с нами, тьер начальник, на тот бережок скатаемся? Заодно и о пароме мы вам всё обскажем как есть.

— А это не запрещено? — уточнил я у десятника, соблазнившись посулами паромщиков. Интересно ведь прокатиться на такой диковинке.

— Да нет, не запрещено, — усмехнулся в усы десятник. — Прокатись, если охота.

Ну я и решился совершить небольшую экскурсию на пароме. И покатался, и с паромщиками познакомился, и пообщался. Правда они сразу рассказ Дилэни раскритиковали, заявив, что никто не заморачивается с расчетом грузоподъёмности в фунтах или там в овцах. Смотрят просто — как просел паром до такого уровня, что борт-сходня вровень с пристанью стал, так и завершают погрузку. А что там на испытаниях было — так это всё ерунда. Тогда от парома практически один каркас был. И шёл он загруженный двумя сотнями тысяч фунтов почти целиком под водой.

Заодно меня и с наукой управления паромом-самоплавом ознакомили. Дело это по сути не сложное, да особого умения требует. Да, конечно, физически паромщики не сильно напрягаются, ведь им не требуется крутить тяжеленный ворот, чтоб перетянуть паром на другой берег — река сама несёт. Достаточно расположенные на днище рули сдвинуть в нужную сторону и пошло-поехало. Но это ещё нужно делать правильно. Потому у паромщиков старшина есть — который только и делает, что следит как паром движется и команды паре своих подчинённых отдаёт, нужный уровень поворота рулей задавая. Почти как капитан на настоящем корабле... И ответственность у него столь же высокая. Рули-то могучим течением реки и вырвать может, если неправильно угол задать. Или такую нагрузку на связующий узел давать будет, что рано или поздно разломает крепление цепи. И уйдёт паром в свободное плаванье вниз по Леайе...

Тогда всем худо будет: и тем, кто через реку перебраться хочет, и самим паромщикам, которым восстановление переправы из своего кармана оплачивать придётся. Если разумеется будет доказано, что всё произошло по их вине.

А самая необременительная работёнка у четвёртого паромщика оказалась, который только головой по сторонам вертит — за обстановкой на реке следит. Хоть и редко по Леайе корабли ходят, а случается. Вот и приходится стеречься, чтоб не приключилось чего.

В общем интересная и познавательная экскурсия получилась. Длиной в три четверти часа. Обратный путь мне правда не понравился — дико раздражала компания овец.

А больше о первом дне на новом месте службы и вспомнить нечего.

За несколько последующих дней я облазил все закоулки таможни, перезнакомился со всеми живущими здесь людьми и большей частью стражников из трёх сменных десятков. Обвыкся малость на новом месте и сразу стало проще. Но и немного скучнее. Да и бес куда-то запропастился... И рыла казать не желал, как я его не уговаривал.

Через два дня тьер Свотс на таможню заглянул, как и обещал. Узнал как у меня обстоят дела, да проверил правильно ли я оформляю бумаги. А ещё, ун-тарх мне обновку привёз — комплект летнего обмундирования служащего таможни. Добротный такой форменный мундир, пошитый из превосходного сукна тонкой выделки. Серо-стального цвета, как и положено, да с тёмно-зелёными вставками на вороте и обшлагах. Ну и тулья фуражки-кругляшки тоже зеленью отдаёт. Но больше всего в глаза пуговицы бросаются и бляха поясного ремня из полированной меди, да с гравировкой в виде имперского орла.

Нормальный в общем такой мундир, в каком не стыдно и перед благородными дамами показаться. Только покрутившись в нём возле большого зеркала, имевшегося в доме Лигета, я разочарованно вздохнул. Не тяну. Не тяну я на настоящего начальника таможенного поста. Нет во мне потребной для такой значительной должности внушительности и основательности. Ни толстомордости понимаешь у меня никакой, чтоб щёки на плечи свисали, ни толстобрюхости отменной, чтоб поясной ремень с трудом на последнюю дырку застёгивался. Вот эйр Батум, начальник кельмской таможни, тот да, с первого взгляда уважение своей значительностью внушает. А я больше на самозванца какого-то похож, чем на таможенника...

К концу второй декады моего пребывания на посту начальника отдельного остморского таможенного поста, я совсем освоился со своей должностью. Работа как работа — ничего сложного. Два-три, ну иногда четыре, парома встретить, несколько деклараций заполнить, да пошлину собрать — вот и все дела. Уйма свободного времени остаётся. Которое надо бы чем-нибудь занять, да бес-поганец прячется, вместо того поучить меня обращению со стихиальными энергиями как обещался.

Но вскоре я нашёл чем заполнить свой досуг. Денег-то у меня прилично осталось — больше полутора сотен золотом. Так и отыскался выход из положения. Мне-то разумеется покидать таможенный пост нельзя, но это же не значит что никто не может приехать ко мне! Вот я и нанял себе учителя фехтования. Не сам конечно — Готард Дилэни по моей просьбе постарался. А то не покидает меня такое ощущение, что владение основными приёмами благородного искусства фехтования сильно пригодится мне в будущем...

Вдобавок я ещё рабочих, что поддерживали порядок на таможенном посту, озадачил постройкой небольшого полигона позади жилых домов. Навык обращения со стреломётом тоже утрачивать нельзя. Не со шпагой же мне охотиться на дракона?

И всё равно, несмотря на мои утренние занятия с учителем фехтования и вечерние упражнения в стрельбе, свободного времени оставалось очень много. Я даже от скуки начал изучать уложение "О таможенной службе". И с прочими приказами и распоряжениями, коими оговаривается весь уклад дел конкретно на этом таможенном посту, ознакомился. Этими бумагами целая полка в шкафу была забита.