До последнего вымпела

Глава 23

— Не обижены на меня, Василий Нилович, что пострелять не дал? — лукаво посмотрел на Черкасова командир 'Пересвета'.

— О чём речь, Николай Оттович! Много ли чести забросать снарядами тонущий крейсер. Это ведь даже не тренировка для комендоров на такой дистанции. Да и пусть их побольше спасётся, этих японцев — мужественные люди и настоящие моряки. Положение у них было — хуже губернаторского...

— Ну-ну. Вот этак не стоит. Жалеть их начнём, когда бой закончится, — посуровел Эссен.

— Разумеется. Никакого благодушия по отношению к врагам у меня нет...

— Вот и ладненько, — перебил своего старшего артиллериста каперанг. — Чует моя печёнка, что стрелять сегодня придётся ещё не мало. Так что снарядами разбрасываться не стоит.

— Николай Оттович, — на мостик поднялся хмурый Соймонов, — я нового наводчика из носовой башни только что отправил под арест.

— Вилката? — презрев всякую субординацию, ошарашено выдохнул Черкасов. — Ты с ума сош... — старший артиллерист броненосца всё-таки успел сообразить, что нужно следить за лексикой даже при разговоре с другом, если он является твоим начальником.

— Вилката, — твёрдо ответил старший офицер 'Пересвета'. — Да, я наслышан о его геройствах, о том, что он лучший наводчик флота и тому подобное, но напиваться перед боем, не дозволено никому.

— Напился? Вилкат? — Черкасов не поверил собственным ушам. — Он же герой Цусимы, георгиевский кавалер...

— Сомневаешься в моих словах? — напряжённо посмотрел на лейтенанта Соймонов.

— Так! — Эссен даже не повысил голоса. — Сейчас не до этого. Но своему старшему офицеру я верю сразу и без всяких сомнений. А вы, Василий Нилович?

— Да я тоже, но... — замялся Черкасов.

— Прекрасно... То есть, конечно, ничего прекрасного в этом нет... Короче: матрос, напившийся перед боем, пойдёт под суд. Каким бы золотым комендором он не был. Если бы он надрался на берегу, даже набив при этом морду самому полицмейстеру Владивостока — я сделал бы всё, для того, чтобы вытащить этого матроса. А сейчас: если приговорят к расстрелу — пальцем не шевельну.

— Ну, это вы слишком, Николай Оттович, — даже сам Василий слегка опешил, услышав решительную речь своего командира.

— Ничего подобного, Василий Михайлович! — резко оборвал Соймонова Эссен. — Этого раздолбая не случайно списали с 'Победы'. '. За пьяный дебош на берегу.

— Простите, но его не столько 'списали', сколько мы с вами вместе выпросили этого матроса у Зацаренного, — позволил себе улыбнуться Черкасов, — именно потому, что нужен был хороший наводчик в носовую башню к нашим новым орудиям. А специалист он действительно прекрасный — я успел убедиться.

— Да? — слова артиллериста не произвели на Эссена никакого впечатления, — лет пятьдесят назад, этот ваш 'прекрасный специалист' уже болтался бы на нок-рее за подобные художества. Как вы думаете, почему Василий Максимович так легко расстался с 'замечательным комендором'?

— Возможно, я несколько сгустил краски, Николай Оттович, — поспешил вмешаться Соймонов, видя, что командир начинает злиться не на шутку, — матрос, конечно, выпил прилично, но не до 'полного изумления'. К пушке его ставить нельзя, но на ногах держится уверенно. Пара часов карцера, и можно включить его хотя бы в пожарный дивизион.

— Поступайте как знаете, Василий Михайлович, — начал слегка остывать Эссен, — много чести этому сукину сыну, чтобы мы из за него столько времени на споры потратили. Но после боя пойдёт под суд. Я на своём корабле такого безобразия не потерплю...

— С 'Орла' передают: 'Команды имеют время обедать', — прервал беседу офицеров крик сигнальщика.

— Тоже дело, — хмыкнул Эссен, — ступайте, подкрепитесь перед боем, господа.

— Сегодня я хотел бы пригласить вас на обед в кают-кампанию, Николай Оттович. От имени всех офицеров 'Пересвета', — слегка смущаясь, поспешил сказать Василий.

— С удовольствием принимаю приглашение, — командир корабля обозначил полупоклон в сторону своего старшего офицера. — Перед боем приятно будет пообедать в нашей дружной семье. Часа два-три у нас, кажется, имеется. После снятия пробы из матросского котла я к вам присоединюсь.

Обычно снятие пробы производилось в чуть ли не торжественной обстановке. Когда весь свободный от вахты экипаж выстраивался на палубе, и наблюдал, как командир корабля дегустирует предстоящий обед. Однако сегодня был вполне вероятен бой, и питаться предстояло посменно. Помпезность ритуала была совершенно излишней. Эссен не поленился лично посетить камбуз и попробовать пищу перед раздачей непосредственно там.

Пересветовский кок Перец, как обычно, оказался на высоте: и кислые щи оказались выше всяких похвал, и гречневая каша со свининой просто таяла во рту.

— Я тебя точно после окончания срока службы с броненосца не отпущу, — весело посмотрел на кулинарных дел мастера каперанг, — будешь в конце концов и для кают-компании готовить так же, как и для матросов. Офицеры тоже имеют право питаться с удовольствием.

— Так, ваше высокоблагородие... — слегка замялся кок. — Это ж... С нашим удовольствием. Хоть с завтрева могу начать и для кают-компании готовить регулярно. Но ведь у господ свой кок имеется. Нешто хуже меня щи да кашу варит?

— Вполне прилично он кулинарствует, — Эссен поймал себя на мысли, что этот шутливый разговор имеет смысл претворить в жизнь, — но и продукты у него другие всё-таки. Тебя бы к ним пристроить — просто шедевры получались бы. Ты подумай. Сколько служить ещё?

— Полгода осталось, если война не затянется...

— Вот и ладненько. А потом, могу тебе обещать, наши офицеры тебе такое содержание положат, что ни один шеф-повар, ни в одном ресторане не получает. Твой обед из акулы в Индийском океане до сих пор вся кают-компания вспоминает. Договорились?

— Так точно, ваше высокоблагородие — договорились! — вытянулся перед командиром польщённый матрос, хотя для себя ещё ничего окончательно не решил.

— Господа офицеры! — скомандовал Соймонов, как только увидел появившегося в кают-компании командира. Присутствующие немедленно встали.

— Прошу садиться, господа, — благосклонно кивнул Эссен. — И благодарю за приглашение на обед.

— Присоединяйтесь, Николай Оттович, — радушно пригласил хозяин кают-компании 'первого после Бога'. Но первого не здесь. Кают-компания — единственное помещение корабля (кроме кают офицеров, конечно), где, по старой флотской традиции, командир являлся гостем, а не хозяином, куда он не смеет, как ни странно, прийти без приглашения старшего офицера. И даже в этом случае остаётся здесь гостем.

Офицерский повар 'Пересвета' был не так уж и плох: рассольник (правда не совсем полноценный — без почек) и эскалопы с гарниром из риса были вполне на уровне. Денисов выставил к тому же несколько бутылок лёгкого вина, так что трапеза перед возможным боем прошла к вящему удовольствию офицеров. Хоть и даже потопление 'Нийтаки' не пришлось отметить чем-то более крепким или праздничным, чем всё то же столовое вино.

Здесь присутствовало ожидание скорого сражения, а в нескольких милях к северо-востоку оно уже шло во всю...

Глава 24

-Ведь уходят, Оскар Адольфович! — командир 'Баяна' оторвался от смотровой щели боевой рубки и глянул на адмирала.

— Не нервничайте, Фёдор Николаевич — уйдут, так уйдут. Но не должны — их левый здорово уже горит, хотя бы его, но прикончим, если Господь даст.

'Цусима' действительно уже полыхал от носа до кормы: с левого борта его усиленно обрабатывал артиллерией 'Изумруд', а вдогонку бил из своих орудий 'Богатырь'. Ход японец пока ещё держал, но количество полученных им снарядов неумолимо должно было перейти в качество.

Капитан первого ранга Сентоо прекрасно помнил относительно недавний бой с 'Дмитрием Донским' при Цусиме. Тогда он, вместе с 'Идзуми' добивал искорёженный русский крейсер, и помнил, какой кровью далась та самая победа. Теперь в роли жертвы находился его крейсер. Относительно лёгкие снаряды с 'Изумруда' не являлись фатальными. Во всяком случае, пока. Но их было слишком много, а отвлекать на этого лёгкого наглеца, пушки занятые перестрелкой с наиболее опасным соперником — 'Богатырём' было нельзя. Только две шестидюймовки могли отвечать на огонь 'нахала'. Остальные орудия работали по преследовавшему крейсеру Стеммана — главное, чтобы этот отстал. Если удачливый снаряд 'провертит' дырку у ватерлинии, то спасение практически гарантировано — русский немедленно начнёт зарываться носом и отстанет. Тогда можно будет разделаться и с обнаглевшим 'Изумрудом'. Но ведь и 'Богатырь' может засадить фугасным под винты, и тогда непременно раздавит своей артиллерией относительно маленькую 'Цусиму'.

То есть всё дрожало на волоске — кто попадёт 'в яблочко' первым: 'Богатырь' или 'Цусима', ''Цусима' или 'Богатырь'...

Причём шансы были приблизительно равными: русский корабль бил вдогонку из трёх-четырёх (в зависимости от ситуации) шестидюймовых орудий, японец огрызался из двух-трёх пушек того же калибра.

Попал ''Изумруд'. Причём буквально сразу после того, как сам получил попадание, проделавшее здоровенную пробоину над самой ватерлинией, и стал отворачивать с курса. Стодвадцатимиллиметровый снаряд русского скорохода буквально разворотил среднюю трубу 'Цусимы' и ход корабля Сентоо неумолимо упал до пятнадцати узлов. Теперь только чудо могло спасти стреноженный крейсер от бортового огня приближающегося 'Богатыря'...

-Они что, с ума сошли? — Иванов ошарашено посмотрел на адмирала. — Приглашают нас на сражение в кильватере?

— Действительно странно, — отозвался Энквист. — Но в причинах разберёмся потом. А пока, как вежливые люди, примем столь любезное приглашение. Ложитесь на параллельный курс, Фёдор Николаевич. И просигнальте то же Добротворскому.

'Кассаги' и 'Читосе' действительно стали поворачивать перпендикулярно курсу преследования, явно собираясь прикрыть 'захромавшую' 'Цусиму'. Вместо того, чтобы во все лопатки улепётывать от своих грозных противников, адмирал Дева предлагал заведомо проигрышный для своего отряда бой.

Русские немедленно откликнулись на столь выгодное предложение и 'Баян', а за ним и 'Олег', повернули в кильватер за 'Богатырём'.

Зажужжали электромоторы башен, хищно разворачивая орудия в сторону неприятеля и, через несколько минут, корабли крейсерского отряда Энквиста уже рокотали своими правыми бортами в полную мощь. И небезрезультатно: заполыхали уже все три японских крейсера, 'Читосе' получил подводную пробоину, а на 'Кассаги' удачным выстрелом с 'Баяна' вывело из строя сразу четыре бортовых орудия — слишком плотно стояли пушки на этих крейсерах.

Однако отход 'Цусимы' собратья по отряду прикрыли. На какое-то время...

— Дымы с норд-оста! — почти одновременно прокричали сигнальщики на всех русских крейсерах.

— Ах, вот оно что, — мрачно бросил Энквист. — Заманили нас к своим главным силам...

— Головным 'Сикисима', за ним 'Адзума' и ещё один трёхтрубный, пока не вижу... Ещё дымы! — подтвердил сигнальщик подозрения адмирала.

Как ни жалко было бросать недобитую 'Цусиму', но слишком велик риск, что восьмидюймовый снаряд может нанести серьёзное повреждение на каком-нибудь из крейсеров, будет потерян ход и тогда корабль обречён — Того скоро будет здесь и разобьёт подранка вдребезги.

— Поднять сигнал 'Отвернуть от противника всем вдруг'. Идём на соединение с Виреном.

Отступить именно сейчас было очень обидно. Ведь 'ещё чуть-чуть' и можно дотопить ещё один вражеский крейсер, а может и не только его... Но риск слишком велик. Могло случиться так, что победа превратилась бы в поражение — русские броненосцы не успеют подойти, а огня нескольких тяжёлых кораблей японцев не выдержать, и всё может кончиться для отряда весьма плачевно.

Теперь роли поменялись: уже два японских крейсера повисли на плечах у отходящего русского отряда ('Цусима' продолжил отход к своим главным силам). Повисли с вполне понятной целью: сбить ход какому-нибудь из крейсеров Энквиста. И уже определились с целью: огонь обеих баковых восьмидюймовок 'Кассаги' и 'Читосе' был сосредоточен на 'Олеге'. И небезрезультатно: одним из двух попаданий приведена к молчанию кормовая башня, а другое вызвало пожар в командирском салоне. Но на скорости корабля Добротворского это пока не отразилось.

Но за всё надо платить: если 'Олег' огрызался теперь по 'Читосе' всего из одной шестидюймовки, то остальные русские крейсера, стреляющие практически без помех, своими кормовыми плутонгами, обрушили просто огненный шквал на флагманский корабль Девы. Серия попаданий свалила фок-мачту, уничтожила два стодвадцатимиллиметровых орудия правого борта, попаданием в боевую рубку убило командира 'Кассаги' Ямая и тяжело ранило самого адмирала. Но крейсер продолжал преследование и исправно бил из носового орудия.

Прибывший в боевую рубку старший офицер Цучия, мгновенно принял решение: хоть он был и ниже чином, чем командующий 'Читосе' Такаги, но в данный момент не до строгого соблюдения субординации. Адмиральский флаг на 'Кассаги' не спущен, и приказы можно отдавать без совершенно излишних обменов сигналами...

'Принять влево' получили сигнал с флагмана на 'Читосе' и исполнительно переложили руль. 'Кассаги', тоже отворачивая влево, выходил из зоны обстрела 'Баяна' и 'Богатыря'. И мог теперь сосредоточить всё своё внимание на 'Олеге'. Ведь целью было не утопить, а только стреножить один из русских крейсеров — тогда его добьют подходящие корабли Того.

Получилось всё весьма удачно для японцев: хоть 'Читосе' теперь и не мог обстреливать намеченную жертву, но и остальные корабли Энквиста не имели возможности поддержать собрата — исходный строй фронта не позволял подобных маневров. Только если 'Олег' захромает всерьёз, тогда уж придётся разворачиваться...

Пока крейсер Добротворского держался молодцом и даже влепил шестидюймовым снарядом непосредственно в боевую рубку японского флагмана. Но, взрыватель, что уже вполне привычно, не сработал — кусок железа ударил в железо (то есть сталь в броню, но разве это что-то меняет?)

Тряхануло здорово. Но не более. Обошлось без смертей, только несколько человек контузило до потери сознания. Да-да: для человеческого организма резкая встряска, даже без всяких видимых повреждений может быть фатальна — уж больно нежными веществами являются глобулярные белки (например, гемоглобин), благодаря которым мы живём. Просто резкая встряска их разрушает. Случается, погибают люди, зачастую, с совершенно целым и неповреждённым организмом, 'всего лишь' от удара воздухом.

Ещё один снаряд взорвался на батарее 'Кассаги', уничтожив стодвадцатимиллиметровое орудие и выведя из строя около десятка человек...

Однако 'Олегу' приходилось хуже: 'Читосе' выдвинулся из тени систершипа и японские крейсера обстреливали левофланговый корабль русского фронта уже вдвоём. И ничего нельзя было предпринять в этой парадоксальной ситуации, когда двое нападают на четверых, а из всей четвёрки вести бой имеет возможность только один.

Деливрон, старший артиллерист 'Баяна', успел сбегать от носовой башни к кормовой и обратно... Доклад командиру был неутешительным: поддержать 'Олега' пока нет никакой возможности.