До шести часов вечера он успел побывать в трех разных сетевых центрах, где отправил и принял пару десятков электронных писем. И на Главпочтамт съездить успел, где Максима Николаевича Коломийца уже ожидали две бандероли, прибывшие с курьерской службой "Гермес" из Амстердама и Иерусалима (Карварский продолжал честно отрабатывать полученные от Ильи деньги). Сделал несколько звонков из телефонов-автоматов и даже успел зайти в контору по найму жилья, но, что естественно при таком плотном графике, все время "забывал" поесть, и даже попить чего-нибудь горячего или в туалет заскочить времени не хватило. Так что, придя в театр уже после третьего звонка, Илья в зал не пошел, а направился прямиком в туалет, откуда несколько позже перешел в кафе и там уже дождался антракта.
Когда в фойе появились Зоя с Вероникой, Илья встал из-за столика и помахал им рукой, стараясь при этом улыбаться так, чтобы о его настроении и душевном состоянии не догадалась даже чуткая к фальши, как почти все дети, Вероника.
— Извини, зайка! — сказал он, поднимая Веронику под мышки. — Папка твой совсем заработался. Даже в театр опоздал.
Он прижал хрупкое тельце к груди и поцеловал девочку в щеку.
— Где ты был? — спросила Вероника, кося хитрым глазом на стол, где ее уже дожидались вазочка с разноцветным мороженым, стакан клубничной воды Лагидзе, и упаковка детского шоколада "Мадам Павловой".
— На работе, солнышко, — объяснил Илья, осторожно усадив девочку на стул и вручая ей ложку.
— А меня? — с какой-то странной, "кривоватой", улыбкой спросила Зоя.
— И тебя, — ответил Илья и, шагнув к ней, наклонился и тоже поцеловал в щеку.
— И это все? — В глазах у нее, по-прежнему, стояла тревога, но лицо немного расслабилось и улыбка стала более естественной.
— Будет и еще, — ответил он по-фламандски, пододвигая ей стул. Фламандский язык он выбрал с умыслом. Его не понимала не только Вероника, но и абсолютное большинство жителей Петрова, а на слух для большинства из них он будет восприниматься без отторжения и излишнего любопытства, потому что отчасти похож на шведский и норвежский, которые здесь не экзотика, хоть и на них мало кто говорит.
— Я заказал тебе кофе и белое вино, — сказал он, усаживаясь напротив нее. — Не помню, ты ведь, кажется, любишь Мозельское?
— Люблю, — улыбнулась она и подвинула к себе бокал. — Как ты?
— Неплохо, — сказал он, откровенно тяготясь обстановкой вынужденной недоговоренности. — Я принес тебе подарок.
— Да? — Зоя с любопытством посмотрела на маленький продолговатый футляр, который он положил рядом с ее бокалом. — Что это?
— Это сотовый телефон, посмотри, надеюсь, он тебе понравится.
— Ох! — сказала она, открыв футляр.
Телефон действительно был очень маленький — Илья и сам еще таких не видел — и очень красивый. Заказ делал Карварский, и Илья волновался, что "Лунатик" выберет что-нибудь не то. Обошлось. Крошечная серебряная игрушка замечательно смотрелась в смуглой изящной руке Зои, ну а то, что аппараты фирмы "Исраэл электроникс" принципиально не локализовывались с точностью большей чем квадратный километр, и то, что в этом, как и еще в пяти полученных Ильей телефонах была предусмотрена возможность кодирования сигнала, знал пока только он один.
— Нравится? — улыбнулся Илья.
— Очень!
— Вот и славно. Мой номер у тебя записан, но, когда будешь говорить со мной, не забывай дважды нажимать на звездочку сразу после набора. — Она подняла на него глаза, но единственное, что он мог ей сейчас сказать, было: — И тогда можешь без опасений говорить обо всем.
Ну и еще одна улыбка.
Однако, похоже, Зоя все поняла правильно, потому что и ее ответная улыбка была гораздо шире, чем раньше.
— К сожалению, — сказал Илья, — мне надо сейчас уйти, но у меня для тебя есть еще один подарок. — И он положил перед ней запечатанный конверт. — Здесь деньги, адрес нашего нового дома и телефон одной очень милой девушки, — сказал он, продолжая глядеть ей прямо в глаза. — Ее зовут Рита Готлиб. Рита родилась в Миддельбурге, знаешь где это?
— Да, — кивнула озадаченная таким поворотом разговора Зоя.
— Рита говорит на американе, — объяснил Илья. — И заинтересована в чистой и необременительной работе в вечернее и ночное время. Она студентка, видишь ли, и будет рада остаться с Вероникой на вечер, — он отвел взгляд, как бы интересуясь рекламой нового спектакля. — Или на всю ночь ... За нее поручились, и о ней в Петрове никто не знает. Я имею в виду, что никто не знает, что она говорит на американе. Она приехала из Вестиндии ... Позвони ей после спектакля ... А я заеду за тобой в десять, и мы сходим в ресторан ...
7.
— Значит, так. — Вадим уже все обдумал и, в принципе, не видел никакой необходимости затягивать с этим разговором. — Завтра, с утра, сплавимся на лодке до Ягодного, вызовем с почты такси и поедем в Выборг. Оттуда вы трое едете в Ревель ...
— Почему в Ревель? — спросил Давид, наливая себе в чашку чай.
— В Ревеле есть ваше консульство, — пожал плечами Вадим.
— Тогда непонятно, почему трое, а не четверо.
— Я за границу не поеду, — покачал головой Вадим, стараясь не смотреть на Полину.
— Я понимаю, — кивнул Давид и потянулся за сахарницей. — Ты патриот и ...
— Я не патриот, — попробовал объяснить Вадим. — То есть, конечно, патриот, но не в этом смысле. Просто из-за границы мне будет в этом деле не разобраться. А я хочу знать, что происходит.
— Уверен, что сможешь узнать? — спросила Лили.
— Вообще-то я ученый ...
— Вообще-то это совсем иной род деятельности, — все так же спокойно возразил Давид.
— Да уж как-нибудь, — отмахнулся Вадим, начиная раздражаться. — Вот с генералом поговорю ...
— Вадим, — мягко остановил его Давид. — Ты же умный человек. Ну что ты, в самом деле! Ты же видел, это профессионалы. Их подвело только то, что они тебя недооценили. Ну кто же мог подумать, что ты способен выломать голыми руками, — при упоминании слова "голый", женщины дружно прыснули. — Голыми руками, — повторил Давид. — Выломать. Железную трубу. Да еще и реку ночью переплыть. — Про убитого им часового, Давид решил, видимо, не вспоминать. — Но это единичная оплошность, Вадик. Больше они нам такой форы не дадут. А в Аргентине ты, как я понимаю, и без нас не пропадешь. У тебя же есть имя, и языками ты владеешь.
— Возможно, ты прав, — кивнул Вадим. — Но если они такие профессионалы, что им мешает добраться до меня в Аргентине?
— Ну там у меня есть кое-какие связи, — усмехнулся Давид.
— Хорошо, — чуть отступил Вадим, хотя слова Давида его ни в чем, на самом деле, не убедили. — Допустим, — прихлопнул он ладонью по столу. — Но как ты себе это представляешь? Мне что, политическое убежище в вашем консульстве просить?
— А мне? — Тихо, но очень четко спросила Полина.
— С тобой проще, — отмахнулся Вадим. — Господин Казареев, оказывается, у нас холостой. Можно сказать, что ты его невеста...
— Я твоя невеста, — неожиданно жестко отрезала Полина. — И потом без меня ты к отцу так просто не попадешь.
Первая часть этого заявления заставила Вадима испытать приступ очень сильных и крайне противоречивых чувств, которые он, впрочем, усилием воли тут же и задавил, — как не своевременные, — оставив их себе как десерт на "после обеда". А вторая часть была просто беспомощным лепетом, о чем он тут же и сказал.
— Глупости! -Вадим предпочитал говорить о том, что можно и должно, по его мнению, обсуждать. — Если ты дашь мне его адрес и телефон ...
— Не обсуждается! — Категорическим тоном остановила разогнавшегося Реутова Полина, и по этому тону Вадим сразу понял, что продолжать дискуссию бесполезно. Она не уступит.
"Твою мать!" — выругался он в душе, но вслух, разумеется, этого не сказал.
— Хорошо, — предложил он. — Тогда сделаем по-другому. Мы с Полиной поедем в Новгород к Спиридону Макаровичу, а вы в Ревель. Когда выберетесь из страны, попробуете нам помочь. А пока нас Полинин папа куда-нибудь спрячет...
— Ты меня прогоняешь? — с фальшивым удивлением поднял брови Давид. — Мы поссорились?
— Не понял, — опешил Вадим. — Ты о чем?
— О том! — Давид встал из-за стола и посмотрел на Реутова холодным жестким взглядом ("Никак не меньше генерала, — автоматически подумал Вадим. — На худой конец — полковник".) — Я остаюсь с вами. Вам может понадобиться еще один боеспособный мужчина. А Ли действительно поедет в Ревель ...
Но в этой компании ни один план, похоже, не мог появиться на свет без того, чтобы все по очереди не продемонстрировали свое непреклонное Эго.
— Давид! — сказала Лилиан таким тоном, что будь на столе не коньяк, а молоко, оно бы, наверняка, тут же скисло. — Можно тебя на минуту? Вы нас извините, надеюсь, господа, — повернулась она к Вадиму и Полине и, соответственно, изменила тон. — Буквально две минуты тет-а-тет.
— Да хоть десять! — через силу улыбнулся Вадим, отметив, однако, что, как ему и почудилось прежде, Лилиан, по всей видимости, была совсем не так проста, как пыталась показать окружающим. Красивая женщина — это да. И блондинка к тому же ... Но притом умная, волевая и себе на уме.
"Ну совсем как Полина".
— Извините, — усмехнулся Давид, на него выступление Лилиан, похоже, особого впечатления не произвело. — Семейная сцена.
И, галантно пропустив Лили перед собой, пошел вслед за ней в курительную комнату.
— Пойду пока баню истоплю, — сказал Вадим, когда за "четой Казареевых" плотно закрылась дверь.
— Хорошая идея. — Полина, задумчиво смотревшая вслед Лили и Давиду, повернулась к Реутову и внезапно улыбнулась. — Просто замечательная. А можно я тебе буду помогать?
— Давай, — согласился Вадим, ему-то ее присутствие было только в радость.
В принципе, там и делать было нечего. Все, что требовалось, они еще ночью с Давидом наладили, а сейчас Вадиму оставалось только воды в котел напустить, да печь растопить.
— Давай предложим им мыться парами, — неожиданно сказала Полина.
— А?... — Пока Вадим поворачивался, Полина успела покраснеть, что называется, до корней волос, и, увидев, что с ней происходит, он быстро — ну иногда, для разнообразия, он умел соображать и быстро — изменил готовый сорваться с губ вопрос. — А Лили ...
— У них все хорошо, — сказала Полина, отводя глаза. — Лили, оказывается, давно его любит, я это точно знаю, и он ее, по-моему, тоже. Но Давид, знаешь ли, такой же старый болван, как и ты, сам бы еще долго не собрался...
— Почему ты сам не предложил мыться вместе? — А вот теперь ее тон резко изменился, и смотрела она ему прямо в глаза.
— Потому что, — начал было Вадим и осекся, не зная что сказать. — Наверное, потому что я старый болван, — сказал он наконец. — Постеснялся. Неудобно как-то ...
— А мне, значит, удобно?! — Глаза Полины полыхнули золотом, обещавшим нешуточную бурю. — Почему я все должна делать первой?
"Вот же, мать твою, дурак!" Получалось, что он опять что-то сделал не так.
— Ты права, — сказал он вслух, пытаясь скрыть за улыбкой свою растерянность перед очередным фактом своей жизненной несостоятельности.
— Я права, а ты мог бы быть и порешительней, господин казачий полковник! — Смена настроения произошла так стремительно, что Реутов едва успел сообразить, что бурю пронесло стороной.
— Ты же еще вчера об этом подумал, — сказала Полина совсем с другой, несколько напоминающей кошачье урчание интонацией. — Ну сознайся, подумал?
— Да, — признался Вадим, хотя правды ради следовало отметить, что вчера ему было как-то не до того.
— А почему тогда не предложил?
— Потому что дурак.
— Ты не дурак, — совершенно серьезным тоном заявила Полина и, подойдя к нему вплотную, посмотрела — снизу вверх — прямо в глаза. — Кстати, сегодня я не смогу ... Ну ты понимаешь ...
— Значит, мне не померещилось. — Он и в самом деле был удивлен. Полине ведь двадцать три и по нынешним временам...
— Не померещилось. Ты удивлен?
— Пожалуй, нет, — взяв себя в руки, серьезно ответил Реутов. — Я имею в виду, после твоего рассказа ...
— Ты прав, — тихо, почти шепотом, сказала она, по-прежнему, глядя ему в глаза. — Я так боялась стать блядью, — что характерно, она даже не споткнулась на этом бранном слове, — что, кажется, немного перестаралась. Впрочем, я не жалею. Теперь точно нет.
И тут, к счастью, их разговор был прерван.
— Ну что?! — крикнул из дома Давид. — Как там у вас? Баня готова?
— Еще минута! — ответил ему Вадим и тихо, для одной только Полины, добавил. — Ты спроси Лили тихонько, а то, может быть, она все-таки будет против ...
— Хорошо, — улыбнулась Полина и, оторвавшись от Реутова, пошла в дом.
— Лили! — крикнула она, скрывшись за дверью. — Ты где?
8.
Ровно в десять Илья остановил машину около ожидавшей его перед входом в пансион Зои и, перегнувшись через пассажирское сидение, распахнул дверь. Надо сказать, что тот факт, что Зоя его уже ждала, Караваева приятно удивил, но вот выражение ее лица ему решительно не понравилось.
— Что случилось? — спросил Илья, плавно трогая машину с места.
— Ты телевизор смотришь? — вопросом на вопрос ответила Зоя, и Караваев услышал в ее голосе очень специфические интонации, заставившие его мгновенно насторожиться.
— Нет, — коротко ответил он, ожидая продолжения.
— Он в Петрове!
— Кто он? — В принципе им следовало свернуть направо, но тогда они уже через десять минут были бы около ресторана, где он заказал столик. Но, судя по всему, ему для начала предстояло успокаивать Зою, и поэтому Илья свернул налево.
— Домфрон.
— Филипп Домфрон в Петрове? — То, что сообщила Зоя, казалось совершенно невероятным, потому что Филипп де Домфрон, хозяин едва ли не всей территории Шабы, Касаи и Итуи1 и множества разбросанных по всей территории Германского и Французского Конго урановых, кобальтовых и медных рудников, был известен, как человек скрытный и не склонный к перемещениям. И Караваев уже не раз задумывался над тем, где и как ему сподручнее будет приблизиться к Князю, в Киншасе2, где находится центр его африканской империи или в Новом Амстердаме, где он проводит обычно лето?
#1 Шаба, Касаи и Итуи — в нашей истории провинции Бельгийского Конго и, соответственно, нынешней Демократической Республики Конго.
#2Киншаса — столица Демократической Республики Конго.
— Сообщили, что он прилетел для переговоров о покупке контрольного пакета товарищества "Богатырь".
"Вот ведь настырный! Ну оно и неплохо ..."
— Вероника его дочь? — спросил он, сворачивая на очередном светофоре.
— Его, я ...
— Молчи, — сказал Илья. — Меня все это не касается. Захочешь, расскажешь, не захочешь, не обижусь. А теперь слушай меня внимательно. О том, что было, забудь. Об этом говнюке тоже. Он теперь моя забота. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Зоя. — Но ты не знаешь, какой он человек. Он способен на такое ...
— Да знаю я все, — усмехнулся Илья. — И какой он крутой, знаю. А вот он не знает, с кем связался.
