Вчера, выйдя из здания Государственного Архива на Ослябьевскую улицу, Реутов сразу же почувствовал недоброе. Вот, вроде бы, и не заметил ничего, а нервы уже сами собой напряглись, и организм отреагировал привычным, хотя и забытым за тридцать лет, образом. Когда-то, во время войны, для самого себя Вадим называл это состояние "боевым трансом", быстро заметив, что в бою или опасном поиске с его организмом происходит какая-то необъяснимая в терминах привычной логики метаморфоза: успокаивается сердце, несмотря на то, что он буквально физически ощущает напряжение нервов, приходит удивительная ясность и стремительность мысли ...
— Черт! — Сказал он вслух, неожиданно сообразив, что с ним только что произошло.
— Что? Что случилось? — Моментально подхватилась Полина.
— Случилось, — медленно ответил Реутов, вглядываясь в ночь. — Кое-что ... случилось ...
— Да, что такое случилось? Ты можешь объяснить или так и будешь тень на плетень наводить?!
— Не заводись, — мягко остановил Полину Реутов. — Я тебе сейчас все объясню, только дай с мыслями собраться.
— Собирайся! — Буркнула обиженная Полина и замолчала, надув губы.
"Ну чисто ребенок малый, — подумал Реутов, бросив на нее быстрый взгляд. — Впрочем, ребенок и есть".
— Я вот думаю, — сказал он через мгновение, все еще не отойдя, на самом деле, от того всплеска эмоций, который вызвало сделанное только что открытие. — Мне за совращение малолетних ничего не будет?
— Раньше надо было думать, — бросила все еще "дующаяся" на него Полина. — Как юбку задирать ...
— На тебе были джинсы.
— Я фигурально.
— А вот фигура в джинсах была — пальчики оближешь.
— Там темно было ...
— Вот об этом и речь, — сказал Реутов, окончательно взяв себя в руки.
— Что ты имеешь в виду? — Насторожилась Полина, почувствовавшая, верно, по голосу, что он возвращается к серьезному разговору.
— На Неве было темно, — объяснил Вадим. — Но я видел и Давида, и тебя.
— Ну и что? Вода фосфоресцировала ...
— И когда мы были вдвоем, я сейчас это точно помню, даже стрижку твою различил.
— Какую стрижку?!
— Такую.
— Ты ... Пошляк! — Прыснула Полина, сообразившая наконец что он имеет в виду.
— Ты что сейчас видишь? — Спросил он, оставляя щекотливую тему "за скобками".
— Дорогу ... машины.
— Ты видишь машины или габаритные огни?
— Ну огни.
— А я вижу машины, — объяснил Реутов. — И дорогу, то есть не только ту часть, которую освещают фары, но и дальше.
— Что, серьезно? — Обернулась к нему Полина.
— Вполне, — подтвердил Вадим. — Ночное зрение, как у неясыти какой-нибудь или рыси.
— Ты мне про это не рассказывал.
— А я внимания не обратил, — если бы мог, Реутов руками развел, но он вел машину. — Я только сейчас сообразил. Вспоминал вчерашнее, и вдруг понял.
Он помолчал мгновение, понимая, что испытывает терпение Полины, но не в силах так сразу все это сформулировать.
— Понимаешь, — наконец, сказал он. — Вчера, когда я вышел от Комаровского, я ведь ничего не заметил. Да и не должен был. Они же свои прежние ошибки учли и все делали по правилам. А я все равно их почувствовал.
— Ну и что, — возразила Полина. — Чутье, интуиция ... У многих людей такое бывает. Да ты и сам, наверное, читал.
— Читал, — подтвердил Реутов. — Только тут все было несколько иначе. Я их почувствовал, и организм сразу же перешел на "боевой режим".
— Какой режим? — Не поняла Полина.
— Боевой, — усмехнулся Реутов. — Во время войны я называл это "боевым трансом". Сил становится больше, как будто организм мобилизуется, подстраиваясь под ситуацию. Сердцебиение ровное, но при этом такое ощущение, что нервы натянуты, как стальные ванты, на которых мосты весят. И голова ... Голова ясная, мысли быстрые и точные, реакция мгновенная, и кажется, что видишь и слышишь все вокруг одновременно.
— Да ты просто этот, как его ...? Ну фильм еще такой аргентинский был ...
— Супермен, — подсказал Вадим, хотя сам он этого фильма не видел.
— Точно! — Обрадовалась Полина.
— Ну где-то так и есть, — не зная, то ли радоваться, то ли печалиться, согласился Реутов. — Но во время войны я молодой был, да и ситуация, согласись, экстремальная. И кроме того, вокруг меня и других таких же, как я — во всяком случае, мне так казалось — было немало. Вот хотя бы Марика взять. Греч в то время тот еще псих был, особенно когда его убеждения затрагивали, но в бою — хладнокровен и надежен, как танк.
— А какие у него были убеждения?
— А я разве тебе не рассказывал?
— Нет. Про убеждения ты мне ничего не рассказывал.
— Марик был коммунист тогда, — рассеянно, все еще занятый своими мыслями, ответил Реутов.
— Коммунист? — Искренно удивилась Полина. — Но компартия же тогда под запретом была. Или это раньше случилось?
— Нет, ты права, КПР была запрещена в пятьдесят втором и так под запретом и оставалась. Но Марик ведь и не говорил никому, что он член партии. Это он мне как-то рассказал, но мне он доверял: знал, в контрразведку стучать не побегу.
— Ничего себе! — Восхитилась Полина.
— Да, ничего особенного, — поспешил объяснить Вадим. — Это только в нынешних фильмах все казаки, как один, консерваторы и держиморды. Я сам однажды слышал, как кто-то из старших офицеров упрекнул твоего отца, что он в пятьдесят седьмом за социалистов голосовал. А что касается Греча, так он в батальоне был не единственный коммунист. Они даже ячейку создали. А еще имелись у нас троцкисты, анархо-синдикалисты, фашисты ... националисты хазарские. Да кого только не было!
— Интересно, я и не знала об этом.
— Так ведь теперь об этом, считай, и не пишут. Не модно.
— Так у тебя, значит, еще и ночное зрение? — Возвращаясь к прежней теме, спросила Полина.
— Да, — подтвердил Вадим. — Я это еще тогда отметил. А потом забыл, и вроде бы никогда ничего такого ... Но вот сейчас думал о вчерашнем, и вдруг понял, что уже дней десять вижу в сумерках и темноте. И очки... Я ведь последнее время очки для дали одевать начал. В театре, кино, за рулем иногда. А теперь ... В общем я про них забыл за ненадобностью.
— Вообще-то такое, кажется, бывает ... — Неуверенно сказала Полина.
— Не бывает, — отрезал Реутов. — Есть люди, которые в темноте видят чуть лучше остальных, но чтобы настолько лучше ... Видишь ли, Полина, есть во всем этом пара другая вещей, которые на современном уровне науки необъяснимы. Не может пятидесятилетний мужчина вдруг стать молодым.
— Но ты, Вадик, и не выглядишь молодым.
— Не выгляжу, — согласился Вадим. — А в остальном?
— Не знаю, — хихикнула Полина. — Я с молодыми не пробовала.
— Кто о чем, а вшивый о бане! — Усмехнулся Реутов.
— Можно подумать, тебе баня не понравилась! — Едва справляясь со смехом, парировала Полина.
— Баня ... — Веско сказал Реутов, радуясь в душе, что разговор на эту щекотливую тему окончен. — Баня мне очень понравилась.
Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
4.
В Итиль въехали уже в первом часу ночи. Промчались через вымершие по ночному времени заводские районы правобережья, пересекли судоходный канал по мосту Джебукагана Зиевила1 и, проплутав с четверть часа по Ал-Бейде2 в поисках названного Давидом адреса, нашли наконец Беньяминовскую набережную3 — забранный в гранит отрезок южного берега острова Должик — и остановились перед домом Нестерова. Давид и Лили ждали их на улице, так что чемоданы и сумки с весьма своеобразным "имуществом" туристов из Петрова были моментально подняты на третий этаж, а Вадим и Полина попали, что называется, с корабля на бал, за ожидавший их, по словам Казареева, "еще с вечера" стол. Естественно, ни Ли, ни Давид за плитой не стояли. Разве что разогрели перед приездом друзей готовые блюда, но, в любом случае, с угощением постарались на славу. Реутов устал и проголодался, и при виде расставленных на большом обеденном столе яств, слюну пустил не хуже собачек академика Павлова.
#1Джебукаган Зиевил ("Джембуху, Ябгу-каган, Тчепетух")
— Наместник западно-тюркского кагана. Правил хазарами во время ирано-византийской войны, 626 — 630.
# 2Ал-Бейда (Белый город) — старинный район Итиля.
# 3По имени кагана Вениамина (880-е-900-е годы).
— Прошу вас, хэзэрлер4, — Давид сделал широкий жест рукой и радушно улыбнулся. — Кушать подано.
— Может быть, ты еще на чанге5 сыграешь, — усмехнулся Вадим, с удовольствием и едва ли не с вожделением рассматривая блюдо с куармой6 и выложенные на деревянный поднос вак-балеши7. — Или Ли нас шелковыми цветами8 закидает?
— Не дождетесь! — Засмеялась Лили. — Садитесь жрать, пожалуйста, дорогой абуфадл9 и ты ханум тоже.
— Ты что, по-хазарски тоже говоришь? — Удивилась, севшая уже за стол Полина.
— Абисэлэ10, — едва сдерживая смех, ответил за Лилиан Давид. — Она прочла когда-то школьный учебник по истории Восточной Европы.
# 4 Хазары (мн.ч.).
# 5Чанг — Струнный инструмент у хазар во времена княгини Ольги.
#6Баранина, нарезанная узкими ломтиками и обжаренная на бараньем сале, подается с зеленью и жареным луком.
# 7Пирожки-сочни с начинкой из баранины, картофеля и лука.
# 8По преданию шелковыми цветами осыпали посетителей Кубы (золотой юрты кагана, находившейся внутри дворца), сидящих на коврах.
# 9Отец знания и достоинства.
# 10Немного (идиш).
— Не ври! — Запротестовала Лили. — Я читала "Историю хазар" Григория Дарханова11.
#11Григорий Дарханов (1897-1971) — русский историк, выходец из знатного хазарского рода, который, по преданию, ведет свое начало от Чорпан-дархана, хазарского воеводы VII века, известного, в частности, тем, что в конце 629 / начале 630 попытался захватить Армению.
— Ну тогда, ой! — Развел руками Давид. — Но дело в том, милая, что обращение "ханум" у нас не принято. Хазары говорят, хатун, что в дословном переводе означает, госпожа, леди, или даже королева.
— Ну что, по маленькой для согреву? — без перехода предложил он.
— А то ж! — Согласился Вадим. — Что пьем?
— Чачу.
— Чача не хазарское слово, — возразил Реутов, пытаясь вспомнить, как называется по-хазарски виноградная водка, но кроме русского "водка", так ничего и не вспомнил.
— Есть разница? — Поднял бровь Казареев, разливая водку в армуды12. — Извините, господа, но рюмок у нас нет. Не озаботились как-то, а хозяин не предусмотрел. Но он, сдается мне, магометанин, так что ему это как бы по барабану.
— Да, брось ты! — Остановил приятеля Реутов. — Вполне себе подходящая посуда.
#12Специальные узенькие стаканчики для чая грушевидной формы, напоминающие миниатюрные вазочки.
— Ну тогда, за встречу!
— За встречу! — Поддержали и остальные.
Водка была крепкая и ароматная. Пахла она, как и положено, виноградом, и оставляла тонкое послевкусие того же происхождения.
— Хм! — Покачал головой Вадим, не спеша разрушать закуской возникшее у него во рту вкусовое чудо. — Хороша!
— Ох! — Выдохнула Полина.
— А ты вот этим закуси! — Поспешила ей на помощь Лили.
— Вкусно! — Объявила через секунду Полина. — А что это?
— Тутовый бекмес, — объяснил довольный произведенным эффектом Давид. — Ну типа нашего местного мармелада. Ты потом еще арбузный попробуй. Сказка!
— Ладно тебе, — усмехнулся Реутов. — Можно подумать, сам варил. И потом, бекмес на десерт надо оставить. Ты, Поля, вот куармы покушай или буркив1 возьми, — указал он на блюдо с пирожками. — С утра же по-человечески не ела. Развезет!
— Можно подумать, что ты против!
— Я не против, но за таким столом одной рюмкой не обойдешься. Так что закусывай, давай, и без разговоров!
— А с чем они?
— Кто? — Спросил Давид.
— Ну бураки эти ваши?
— Во-первых, не бураки, а буркивы, — наставительно сказал Давид. — А, во-вторых, эти вот с творогом и зеленым луком, а эти с бараниной.
#1Печеные на листе крупные пирожки в форме полумесяца с творогом и зеленым луком или другой начинкой.
— Бери с бараниной, — посоветовал Вадим и сам взял буркив.
— Я лучше накрепок2 возьму, — решила Полина, пододвигая к себе фарфоровое блюдо. — Как-то привычнее, и потом я рыбу люблю.
— Тогда, попробуй кулебяку с осетриной, — предложила Лили. — Здесь ее очень хорошо готовят.
#2Пирог с рассыпчатой кашей и солёной красной рыбой поверх.
Петров, Русский каганат, 31 сентября 1991 года.
5.
"Значит, — подытожил Илья результаты двух, нечаянно совпавших расследований, своего и Реутовского. — Значит, Домфрон в Петрове действительно не из-за Зои или Вероники, а из-за Реутова. Вот уж, во истину, неисповедимы пути твои, господи!"
И в самом деле, поди, предугадай подобный оборот! Но, если Князь приехал в Россию не из-за Зои, то и искать ее, следовательно, будет совсем не с тем рвением, которого Илья от него в тайне ожидал. Это с одной стороны, а с другой ...
"Оно и лучше", — решил Илья, еще раз прокрутив все привходящие обстоятельства. — Чем дольше он будет ловить Вадика, тем больше времени никуда отсюда не двинется. Такой куш, как психотронное оружие, Домфрон мимо не пропустит. Теперь, Главное, чтобы комбат, — самое странное, что про себя Караваев по-прежнему чаще звал Реутова комбатом, чем как-нибудь иначе. — Главное, чтобы комбат не сплоховал".
Однако по поводу Реутова Илья был теперь почти спокоен. Вадик, судя по всему, был сейчас в форме, и, соответственно, способен на такое, что в мирное время никому и в голову не придет. И были это отнюдь не общие рассуждения. Заплыв через Неву тоже, разумеется, кое-чего стоил, но у Караваева имелись и другие факты. То, как положил Реутов сегодня вечером пятерых людей Постникова в проходных дворах на Ослябьевской улице, это вам не показательные выступления учениц младших классов. Это нечто иное, и, слава богу, что так, потому что у Ильи — и сейчас он это очень хорошо понимал — просто не хватило бы сил на двоих. Он и так уже чувствовал себя, как загнанная лошадь, которую легче пристрелить, чем выхаживать.
Последние два дня дались ему очень тяжело. Мало, что нервов ушло немеряно, так еще и физически устал, как собака.
"Возраст, — он впервые подумал об этом с печалью, почти с тоской, каких от себя, если честно, совершенно не ожидал. — Возраст, гори он ясным пламенем! Пятьдесят три ..."
Илья встал из-за стола и прошелся по комнате, пытаясь восстановить душевное равновесие, но все оказалось напрасно. Он буквально физически ощущал, как рушатся тщательно — за годы и годы — выстроенные стены равнодушного спокойствия, с которым хорошо было быть Аспидом, но оказалось совершенно невозможно снова стать Маркианом Гречем.
"Bordel de merde!" 1
#1Буквально "сраный бардак", по смыслу "полный пи-ц" (квебекский французский).
Возвращение собственного имени ему не понравилось. Не было в этом ничего хорошего: перед отцом стыдно, да и Зоя никогда такого человека не знала. Вадик знал, но Вадик умер тридцать лет назад. А за ним — спустя всего десять лет — в небытие ушел и Маркиан Греч. И что теперь?
