За три дня, что прошли с тех пор, как в Петрове объявилась фру Амт, Греч окончательно убедился, что его личный враг находится здесь отнюдь не с целью найти Зою и Веронику. То есть, и их он, судя по просочившимся к Гречу сведениям, искал тоже. Но это отнюдь не являлось для Домфрона "делом всей жизни". Зоя проходила максимум по разряду сопутствующих усилий, и ресурсы свои, немаленькие, Князь тратил на нее лишь по остаточному принципу. Главной же целью гона, развернувшегося сначала в Петрове, но затем быстро переместившегося в Хазарию, оказался все-таки Вадик Реутов. Где обретался сейчас комбат, сказать было трудно. Сам Вадик темнил и наводил тень на плетень с такой ловкостью, что запутался даже многоопытный Греч, не исключавший теперь и такой возможности, что никуда Реутов на самом деле из Петрова не уезжал, а "мотался" все это время где-то здесь, скрываясь от преследователей в каменных джунглях многомиллионного мегаполиса. Но как бы то ни было, Домфрон и его дружки — а подельники у сукина сына, как удалось выяснить Марку, были не из последних — полагали, что Реутов ушел в бега и не куда-нибудь вообще, а именно в родную Хазарию. Всех их резонов Марк, само собой, знать не мог, но в последние три дня активность заговорщиков по всем признакам действительно сосредоточилась в треугольнике Саркел-Итиль-Самандер, хотя все главные действующие лица этого безумия прочно обосновавшись в Петрове, никуда из него уезжать явно не собирались. И это последнее обстоятельство казалось Гречу более чем странным. Ну ладно Домфрон. Он в России чужак, ему в многолюдном космополитичном Петрове, наверняка, комфортнее, чем, скажем, в Новгороде, в опасной близости к штаб-квартирам бесчисленных силовых ведомств империи. Но почему засели в Северной Пальмире, как будто делать им больше нечего, военный министр граф Авинов, заместитель министра внутренних дел Айрапетов и председатель счетной палаты Ремизов, оставалось только гадать. Только ли из-за подельника своего Домфрона оказались они теперь вдали от столицы, или на то имелись более веские резоны? Этого Греч, к сожалению, не знал, но то, что именно эти люди, да еще уголовная сволочь — Митрофан, являются вместе с Домфроном организаторами и руководителями творящегося безумия, Марк не сомневался. Как ни трудно это было выяснить в условиях тотального прессинга, организованного долбаной голландкой и ее волкодавами, все, что ему требовалось, Греч в конце концов узнал. И выходило, что Рутберг не обманул. Такую рискованную операцию на территории великой державы закрутить можно было, только имея в качестве приза что-нибудь настолько ценное, что от возможных дивидендов напрочь крышу сносит. Но вот каким боком оказался связан с историей психотронного оружия его бедовый комбат, Греч пока так и не выяснил. А жаль. Ему было бы куда проще действовать, знай он доподлинно, что там "не так".
И вот едет он по предрассветному Петрову — и где, спрашивается, задержался этот клятый рассвет? — слушает Моцарта, сначала папу, а потом и великого сына, доходит дело до новостей, и диктор FM 94.2 — "Музыкальная волна" сообщает среди прочих новостей "Города и Мира", что сегодня, 4 октября 1991 в акватории Финского залива начинаются плановые учения кораблей и соединений Балтийского флота, предусматривающие, в частности, отработку действий по десантированию частей и соединений сухопутных войск, и называет в качестве десантируемых соединений 7-ю отдельную бригаду морской пехоты, что, в принципе, вполне логично, и 48-ю Псковскую особого назначения казачью бригаду, что просто ни в какие ворота не лезет. Казаков этих, насколько было известно, совсем под другое затачивали. Они должны были быть русским аналогом аргентинских аэромобильных сил, а не дублем морской пехоты. И при чем тогда здесь господа казаки?
"Похоже, в игру включился наш комбриг... — решил Греч, обдумав сообщение еще раз. — Будет весело".
И как будто только того и дожидаясь, чтобы Греч успел прослушать последние известия, в кармане брюк завибрировал сотовый телефон.
"И кто бы это мог быть в половине шестого утра?"
— Слушаю, — сказал Греч, не успевший из-за внезапно осложнившейся дорожной обстановки взглянуть на дисплей.
— Судя по всему, я тебя не разбудил, — голос Вадима звучал так, как если бы и не прошло тридцати лет с тех пор, как именно таким вот образом "звучал" комбат в трубках полевых телефонов.
— Нет, — усмехнулся Марк, искренне обрадованный звонку старого друга. — На этот раз тебе это не удалось.
— Ты что, вообще не спишь? — поинтересовался Реутов, не спешивший переходить к делу.
— Почему же, — поддержал тему Греч. — Сплю иногда и даже не всегда один.
— Вот и славно, — в голосе Вадима ощутимо "проступила" улыбка. — А то лечи тебя потом от бессонницы. И денег, как со старого друга, не возьмешь.
— Да ладно, — отмахнулся Марк. — Я не бедный. Могу и заплатить.
— Да, я это уже понял, — меняя тон, ответил Реутов и сразу же предложил: — по сто грамм к кофею?
— Прямо сейчас?
— А чего откладывать?
— Хорошо, — согласился Греч. — Где, когда?
— А давай в "Клоаке", — предложение, надо полагать, импровизацией отнюдь не являлось. — Знаешь где это? Они круглосуточно работают.
— Идет. — Где находится "Клоака" — известное в Петрове артистическое кафе, Греч уже знал. — Могу там быть минут через двадцать, максимум, через полчаса.
— Замечательно, — Вадим явно остался ответом доволен, и скрывать этого не стал. — Значит, через полчаса. До встречи!
6.
"Клоака" располагалась в Виленском переулке и представляла собой замысловатый лабиринт малых и больших залов, соединенных между собой множеством различной длинны, прямизны и ширины коридоров, и занимала все немалое пространство полуподвального этажа большого доходного дома. Погруженные в подсвеченный тут и там цветными лампами полумрак помещения зачастую имели весьма сложную геометрию и были декорированы в декадентском стиле начала века. При этом, хотя в "Клоаке" и имелись свои часы пик — час-полтора до начала спектаклей и два-три — сразу после их окончания — кафе никогда не пустовало. Так что лучшего места для встречи в шесть часов утра трудно было и придумать.
Греч не стал сдавать в гардероб мокрый плащ, а сразу прошел внутрь, отправившись в долгое — минут на пять, как минимум — путешествие по полупустым залам кафе. Вадима он нашел только в шестом или седьмом зале — средних размеров помещении, напоминавшем, и по-видимому не случайно, каретный сарай. Реутов сидел за столиком в углу, откуда мог наблюдать за всеми входами и выходами — числом три — и курил. Стол перед ним, вернее торец бочки, поставленной на попа и служившей столом, был пуст, из чего можно было сделать вывод, — ждал он Греча не больше десяти минут.
— Здравствуй, Марик, — сказал Реутов, не повышая голоса. — Спасибо, что пришел.
— Ну благодарить не за что, — отмахнулся Марк, садясь так, чтобы и самому держать зал в поле зрения. — Похоже, мы с тобой, комбат, опять в одной лодке плывем.
— Да, — кивнул Реутов, выглядевший, несмотря на тайные опасения Греча, более чем хорошо. — Похоже, что так.
Они замолчали ненадолго, пережидая пока оперативно возникший около их столика половой примет заказ, и одновременно посмотрели друг другу в глаза.
— Откровенность за откровенность? — спросил Марк, нарушая молчание.
— Именно.
— Согласен. — На самом деле, Гречу даже обдумывать это предложение не пришлось. Вопрос напрашивался сам собой, и все необходимые решения Марк принял еще по дороге сюда. И дались они ему, следует отметить, на удивление легко, потому, наверное, что был он к этому уже готов. Дня три, как готов.
— Начнем с меня, — предложил он, выкладывая на стол сигареты и зажигалку. — Моя история проще. Ты про Аспида слыхал?
— Приходилось читать, — кивнул Реутов. И то сказать, кто ж в современном мире не слышал про Карла Аспида.
— Ну, вот, — усмехнулся Греч. — Можешь полюбоваться. Собственной персоной, можно сказать.
— Умеешь ты, Марик, удивить, — сказал Реутов, с интересом, как бы новыми глазами, рассматривая старого друга. — Впрочем ... Ты же старый коммунист ...
— Скорее троцкист, — поправил его Греч.
— Ну это уже ваши тонкости, — хмыкнул Вадим. — А для обывателя, какая, к черту, разница, к какому течению ты принадлежишь! Но Аспид ... Да, удивил.
— Ты поаккуратней, — предупредил Греч. — Есть имена, которые даже в пустыне не стоит произносить слишком часто.
— Не боись, — улыбнулся Реутов. — Я тут уже все просканировал. Нет прослушки.
— Быстро ты ...
И в самом деле, удивительно, как быстро адаптировался кабинетный ученый, каким, судя по всему, еще недавно был его комбат, к реалиям подпольной жизни.
— И чем ты там сканировал? — полюбопытствовал Греч.
— "Тишиной".
— "Тишиной"? — удивился Марк. — Где же ты ее взял, мил человек?
— В полковничьей посылке.
— Ну он тебя, и впрямь, как на войну снарядил!
— Так и есть, — согласился Реутов. — И не без причин. Я тебе сейчас все расскажу, сразу поймешь, отчего он такой щедрый.
— Не торопись, успеешь еще, — остановил его Марк. — Давай, сначала я закончу.
Но продолжить Греч смог лишь через пару минут. Вернулся с заказом половой, споро, но без суеты, расставил на столе принесенные на подносе хрустальные бокалы, коньяк в высоком узкогорлом графине, чашечки с крепким кофе по-турецки и вазочку с шоколадом, сменил пепельницу, и наконец оставил посетителей одних.
— Я, собственно, в отставку вышел, — Греч, не чокаясь и не объявляя тоста, пригубил коньяк и неторопливо закурил. — Умер, был похоронен и должен был вскоре быть забыт.
— Что-то не срослось? — Реутов тоже сделал глоток коньяка и придвинул к себе кофе.
— Как посмотреть, — неопределенно повел рукой с сигаретой Марк. — Я, видишь ли встретил женщину ...
— Понимаю.
— Вряд ли, — покачал головой Греч. — Последняя любовь ... Но в моем случае и вовсе первая.
— И она бывшая жена Домфрона. — Греч отметил, что Вадим использовал слово "жена", хотя и знал, что это не совсем правильное определение.
— Он видит ситуацию несколько иначе.
— А что он из себя представляет, этот Домфрон? — спросил Реутов, закуривая. — Кто он вообще?
— Вообще-то он миллиардер, — усмехнувшись такому "наивному" вопросу, объяснил Греч. — Нефть, алмазы, редкие металлы. Но это только внешняя сторона его деятельности. В Африке и в Новом Амстердаме его называют просто Князь, и все все понимают. Он стоит во главе большой и крайне опасной криминальной организации. Это называется организованная преступность. Понимаешь, о чем речь?
— Не мальчик, — отмахнулся Реутов. — И ты ...?
— А что мне оставалось? — пожал плечами Греч. — Ее выследили, но мое инкогнито не раскрыли. Ну я их всех и похоронил. Но ты же понимаешь, в данном случае это всего лишь тактический успех. Такие люди, как Домфрон злопамятны и мстительны, потому что привыкли, чтобы все было по-ихнему. А препятствия — если таковые возникают — просто устраняются. Так что пока он жив, нам с Зоей даже прятаться опасно. Уйти в подполье ... Можно, разумеется, но это не для нее. К тому же у нас еще и маленький ребенок на руках. И выходит, что вариантов нет: мне надо его сначала убрать, а уж потом устраиваться с Зоей и Вероникой на новом месте. Я ведь изначально собирался в России осесть, в Петрове ... Однако не судьба. Придется все планы строить заново.
— А она? — осторожно, боясь, вероятно, задеть старого друга, спросил Реутов.
— Она со мной, — коротко ответил Греч, закрывая тему.
— Тебя раскрыли? — Похоже, Вадим вполне удовлетворился таким ответом и, никак на него не отреагировав, перешел к более насущным вопросам.
— Думаю, что нет, — Греч помолчал, обдумывая до какой степени может быть с Вадимом откровенен, и, решив, что риск оправдан, как никогда, объяснил: — Если бы дело было только во мне и Домфроне, я бы до него добрался, не прибегая, так сказать, к "тяжелой артиллерии". Но Домфрон здесь не из-за Зои, а из-за тебя. Он тебя ищет, и в подельниках у него Авинов, Айрапетов и Ремизов. Армия, МВД и бандиты местные еще, если тебе всех этих кабаровых и рутбергов недостаточно.
— А переждать? — предложил Реутов, слушавший Марка внимательно и с самым серьезным выражением лица.
— Можно бы и переждать, наверное, — так же серьезно ответил Греч. — Но я друзей в беде не бросаю. Это раз, — он поднял руку, останавливая хотевшего было вставить слово Реутова, и продолжил тем же ровным голосом, каким и начал. — Он ищет тебя, Вадик. Это факт. Но факт так же и то, что, узнав о Зое — а он уже знает, что она и Вероника где-то в Петрове — Домфрон ищет и их. И где гарантия, что в конце концов не найдет? Это два. А три, это то, что сейчас он на чужой территории, и добраться до него здесь будет хоть и трудно, но все-таки проще, чем там, где он полновластный хозяин.
— Но чтобы до него добраться ...
— Именно, — криво усмехнулся Марк. — Мне просто не хватило собственных ресурсов, и я залез в такие закрома, где мои отпечатки только дурак не узнает.
— И значит, после смерти Домфрона Зоя окажется вне опасности, но зато начнут искать тебя.
— Куда ни кинь, всюду клин, — подтвердил Греч и одним глотком опорожнил свой бокал. Впрочем, сколько там было, в бокале, этого коньяка! Баловство одно.
— Грустно, но не смертельно, — Реутов тоже допил свой коньяк и, подхватив графин, разлил по новой. — Ты мне, Марик, вот что скажи. Ты в Зое своей вполне уверен?
— Да, — Греч правильно оценил вопрос Вадима. Потому и не обиделся.
— А в себе?
— Не мальчик.
— Тогда последний вопрос: мы действительно в одной лодке?
— А измазаться не боишься? — вместо ответа спросил Греч. Сейчас он окончательно понял, что с их последней встречи Реутов снова изменился, и изменение это было совершенно неожиданным, учитывая все привходящие обстоятельства, и более чем красноречивым. Вадим "успокоился". Он был серьезен или нет, внимателен или рассеян — хотя в последнее Марк и не верил — но каким бы он ни был, главное — Вадим был совершенно, невероятно спокоен.
— Поздно боятся, — улыбнулся Реутов, отводя возможные возражения.
— Значит, вместе, — закрыл тему Греч и выжидательно посмотрел на Реутова.
— Про Полину ты знаешь.
— У вас ...
— Как и у вас, я полагаю.
— Принято, — кивнул Марк. — А что с Казареевыми?
— Давид бывший морской пехотинец, генерал.
— Я читаю газеты, — усмехнулся Марк. — Так что можешь не рассказывать, кто они такие. Да и я тебя совсем о другом спросил.
— Я им верю.
— А я верю тебе.
— А я тебе, — пожал плечами Реутов и потянул из пачки папиросу. — Но ничего другого нам просто не остается. А ребята они порядочные, да и зажали их не по-детски. Так что принимай, как есть.
Греч на секунду задумался. По правде сказать, он не любил таких зыбких союзов, но если Вадим за них ручается ... А если он ошибается? Получалась задачка со многими неизвестными.
"Я верю Вадиму — а с чего кстати я решил, что ему можно верить? — он верит этому Давиду, и, выходит, что на этом основании я тоже должен ему верить ... Но с другой стороны, сходная проблема, вероятно, стоит и перед Казареевым, который доверяет Вадиму, но совершенно не знает меня ..."
