3.2. Растущая луна: зверь во мне

— Ты начинай, — предложил он. — К вечеру поймешь, что не все так прекрасно.

Его спутники тоже взяли себе книги и разместились за столом в отдалении друг от друга. Свальд сел напротив Жаге. Сначала он открыл книги и перелистал несколько страниц, но не выдержал.

— Скажите, а вам правда сто двадцать лет? — наклонился он к монаху.

— Нет, — откликнулся Жаге с той же мертвой улыбкой, и Тагир облегченно выдохнул. — Более ста двадцати лет я нахожусь в этом монастыре, — объяснил Жаге. — То есть мне... больше, — и снова уткнулся в книгу.

— А почему тогда не вы монастырем управляете, а какая-то девчонка? — поразился Свальд. — Ей ведь лет двадцать всего.

— Хозяйке двадцать восемь, — поправил Жаге. — Хозяином может быть лишь тот, в ком истинная кровь. Пока нет хозяина — Песчаным монастырем управляет Наставник. Скоро Эвилел выйдет замуж, и я стану Наставником. Пока она не приведет сюда сына или дочь на воспитание, пока ему не исполнится шестнадцать лет... До тех пор я буду управлять монастырем. Если Эль-Элион даст жизни конечно.

— Эвилел выходит замуж? — выпрямился Ялмари. Если он что-то и уяснил, пока находился здесь, так это то, что Удаган согласился помочь им только из-за этой девушки.

— Она помолвлена, — подтвердил Жаге. — На первой неделе убывающей луны, состоится ее свадьба с князем Норсоном. Он должен скоро прибыть сюда, чтобы уточнить дату.

— Н-да, — только и смог произнести Ялмари. — Ладно, работаем. Разговаривать будем в трапезной.

Хозяйка монастыря редко появлялась в трапезной. Ей приносили поднос в кабинет. Только она имела преимущество заниматься тем, что ей нравилось, а не участвовать в труде общины. Даже Наставник не имел таких привилегий. Удаган не мог использовать эйма, как Воробей или Крыс, чтобы найти девушку, но он и так знал, где найдет ее.

Какое-то время он стоял в проеме двери и любовался ею. Эвилел делала вид, что ничего не замечает, но потом подняла взгляд:

— Мне можно хотя бы пообедать в одиночестве?

— Я тебе мешаю?

— Да. От того, как ты смотришь, можно подавиться.

— Я могу пока смотреть в сторону, — Лев демонстративно прислонился спиной к косяку.

— Мне это не подходит. Ты должен уйти. И вообще, ты становишься навязчивым.

— Но ведь тебе нравится моя навязчивость, — обаятельно улыбнулся эйман.

— А это уже дерзость! — девушка выпрямилась, глаза ее гневно блеснули.

— И моя дерзость тебе тоже нравится.

— Нет, ты просто нахал, — она швырнула вилку на стол.

— И наглость моя тоже нравится, — Удаган прошел в комнату, переставил табуретку к столу и сел точно напротив, внимательно глядя на нее. — Ты женщина. Этот монастырь не изменит твоей природы. Женщинам нравится, когда их любят. Когда мужчина проявляет настойчивость. В пределах разумного, конечно.

Видимо, гнев Эвилел был напускным — он иссяк также быстро, как появился. Теперь она изучала его с интересом, как монахи вновь обретенный свиток.

— Хорошо. Давай поговорим откровенно, — предложила она. — Не далее, чем через три недели я выхожу замуж. На следующей неделе приедет мой жених, князь Корд Норсон. Возможно, ты его застанешь.

Удагану следовало отдать должное: он не дрогнул, когда услышал это, хотя и далось ему это нелегко. Почувствовать это можно было только по затянувшейся паузе.

— Ты помолвлена — это, конечно, не шутки, — заговорил он медленно. — Это обязательство и все такое. Но ты еще не замужем, и у меня есть шанс.

— Нет, шанса, Ле, — возразила девушка, но с таким теплом, что сердце эймана заныло. — И никогда не было. Я выйду замуж за князя. Тебе не следовало возвращаться.

— У меня есть шанс. Князь этот, конечно, богат, владеет каким-то там клочком земли — Жен-Геди, если не ошибаюсь. У него есть армия, он красив, умен, наверно. Но ты видела его сколько? Два раза в жизни?

— Скоро увижу третий. И это будет больше, чем я видела тебя.

— Нет, не больше. Он не знает тебя. И никогда не узнает. Знаешь, почему? Потому что ему дела нет до того, кто ты. Ему нужна Хозяйка монастыря, женщина с истинной кровью. И была бы ты горбатая или косая, он бы все равно на тебе женился.

Эвилел расхохоталась, хотя в смехе слышалась горечь.

— Вот вся разница, Ле. Он бы все равно на мне женился, а ты бы и в мою сторону не посмотрел, не говоря о том, чтобы так настойчиво меня преследовать. Хорошо, что у меня есть хоть что-то ценное. Истинная кровь, например, — она взяла себя в руки. — Ты меня тоже не знаешь, Ле. Никто меня не знает. И вряд ли узнают. Мужчины любят лишь внешность. Особенно такие, как ты и... Корд.

— Я знаю тебя, Лела, — Удаган заговорил тише. — Ты любишь читать перед сном и засыпаешь, только если под головой книга. Ты тайком читаешь рыцарские романы, а чтобы этого не заметили монахи, надеваешь сверху обложку другой книги. Тебе нравится чай с мятой, а вот горячий шоколад ты терпеть не можешь. Ты любишь смотреть на звезды и рассвет. И чтобы увидеть и то и другое, тебе приходится иногда спать днем. В монастыре ты будто взаперти, поэтому используешь любую возможность, чтобы совершить прогулку за пределы его стен, даже если это прогулка на верблюдах по палящей пустыне. Это очень беспокоит наставника, он боится, что однажды тебя похитят во время такой прогулки. Тебе нравится сила, которая дана тебе от рождения, сила истинной крови. Но иногда ты жалеешь, что не родилась самой обычной девочкой, например, в Энгарне. Ты хорошо владеешь луком, с лавга можешь попасть в вишню, но вряд ли бы смогла убить человека. Поэтому в случае опасности слушаешься наставника и уходишь за спины монахов. Тебе не нравятся громкие звуки, от вида крови тебе становится плохо, но ты очень стойко переносишь боль. Я мог бы продолжать до бесконечности. Тех дней, что я провел с тобой четыре года назад, хватило, чтобы узнать это. Князь не узнает этого и за всю жизнь. Ему это не нужно. И знаешь что еще? Ты стараешься выглядеть величественной, как королева, но в душе ты маленькая испуганная девочка. Ты хочешь выйти в мир и боишься этого мира. Поэтому строишь себе стены новой тюрьмы. Защищаешь себя от душевной боли, которую ты переносишь гораздо хуже телесной.

Эвилел сидела, опустив глаза, пальцы сжала так, что они побелели, но он заметил, как чуть дрожат ее руки. Она не сразу нашла в себе силы ответить.

— А ты хочешь пообещать, что никогда не причинишь мне душевной боли, Ле? — выдавила она из себя. — Ты можешь мне поклясться, что этого не произойдет?

— Что бы я сейчас ни сказал, страх помешает тебе поверить.

— Ты бабник, Ле. Ты им был и останешься. Ты любишь меня потому, что я не поддалась твоему обаянию.

— Это не так.

— Беда в том, что мы не узнаем, кто прав, пока я не рискну. Но мое душевное спокойствие слишком дорого мне, чтобы убеждаться в своей правоте таким образом. Ничего не выйдет, Ле. Я прогнала тебя тогда, потому что знала, что ничего не выйдет. Зря ты снова приехал.

Она вышла из комнаты, оставив нетронутым завтрак. Удаган посидел еще немного, положив подбородок на сцепленные пальцы.

— Опять от меня бегает, — констатировал он. — Но до свадьбы еще три недели.

5 уктубира, Ногала

Когда Загфурана укусил вампир и его тело менялось под действием вируса, он не испытывал такой боли, как сейчас, выпив исцеляющий напиток. Несколько раз он терял сознание, но слуги были вышколены, поэтому никто не взломал дверь, чтобы выяснить, почему маг то душераздирающе кричит, то затихает. Когда минарс приходил в себя, гадал: сколько они будут ждать, если он совсем замолчит. День? Два? Неделю? В этот раз он радовался их послушанию.

Почти сутки он мучился от боли, следующие сутки его рвало так, что казалось, желудок вылезет наружу. Еще два дня он лежал, не в силах пошевелиться. На третий день он окончательно пришел в себя. Испытал омерзение, оглядев заблеванную комнату. Придется пустить сюда слуг, чтобы они привели все в порядок. А ему сейчас нужно...

Столкнувшись с первым же человеком в коридоре замка, он чудовищным усилием воли сдержал себя, чтобы не перегрызть ему горло. Но он напился крови в первой же деревне. Затем долго лежал возле трупа, сознавая, что столько дней поисков, физических мучений, — все было напрасно. Он не исцелился. Да и есть ли вообще исцеление? Если и есть, то только в Храме Света, но это последнее место, куда бы он обратился добровольно.

Загфурана охватило такое отчаяние, что он бы бросился со скалы, не раскрывая крыльев, если бы рядом была скала. Но когда он добрался до гор, желание умереть прошло. Он убил еще одного человека, а затем с мрачной обреченностью решил идти до конца. Он поставил перед собой последовательные цели: захватить Энгарн, уничтожить Эрвина, получить ранг диригенса в Храме Света... Последней цели он не добьется никогда, но ничто не мешает ему стать Хозяином этого мира и привести его к Свету, даже если Храм никогда об этом не узнает.

Обнаженный по пояс, он сидел на площадке, где погиб Варух. Острое зрение вампира различало копошащиеся фигурки вилланов по обе стороны горной гряды: и в Кашшафе, и в Энгарне. В Энгарне их почти не осталось — духи гор делали свое дело. Жаль их не так много, чтобы уничтожить всех, кто ему мешает. Но если принц мертв, как он приказал в ярости, то Полад уже проиграл. Если же он снова сумел спастись, тоже неплохо. Эрвин явно присматривает за ним. С помощью Ялмари можно поймать неуловимого Управителя. Он вызвал акурда.

Дух появился перед ним тут же. Бесполое, бесформенное существо не вызывало никаких чувств кроме брезгливости. Впрочем, возможно, сейчас Загфурана раздражала бы и такая красавица как Есита: трудно примириться с тем, что потратил столько времени и сил, перенес столько мучений напрасно.

— Что произошло, пока я отсутствовал? — потребовал он отчета.

— Хозяин, вас интересуют минервалсы, Охотник или отхи? — раздающийся откуда-то из живота голос бесил, но минарс предпочел разговаривать так.

— Все. И именно в таком порядке.

— Минервалсы в Кашшафе в порядке. Тот, что в Беерофе заявил, что Тазраш ведет себя подозрительно. Он с кем-то встречался, но пока минервалс не выяснил с кем и для чего. Солдат вербуют, некоторых уже обучают. Хотя минервалсы сетуют, что многого за это время не достигнешь. Мирела и ее сторонники ведут себя тихо.

— Отлично, — Загфуран с тем же мрачным лицом рассматривал Энгарн, чтобы не видеть мерзкой бледно-розовой кожи духа. — Пусть минервалс в Беерофе подберется к Тазрашу поближе, но слишком сильно не рискует. Что в Энгарне?

— Там за несколько дней "волки" арестовали больше половины минервалсов. Их раскрыла жена принца. Ее тоже чуть не убили. Но... не убили.

Ему хотелось заорать, избить акурда, чтобы хоть как-то излить гнев. Останавливало только то, что он будет глупо выглядеть... Лучше уж выместить ярость на этой девчонке, которая лезет, куда не надо. Это случай, глупый случай. Но все должны знать, что вмешиваться в дела минарса они не имеют права. Он уничтожит ее, чтобы все, а в первую очередь принц, знали...

— После всего, что произошло, Полад потребовал, чтобы она находилась во дворце, — сегодня выводило из себя и то, что акурд мог читать мысли. — Так что для вашей магии она недоступна. Защита Полада прикрывает и ее.

— Да шереш их всех раздери! — все-таки заорал Загфуран. И снова, тяжело дыша, взял себя в руки.

— Охотник в порядке, — невозмутимо продолжил доклад акурд, — он сейчас обеспокоен готовящимся заговором, но один из эйманов все ему передает, так что он вне опасности. Отхи лишила принца и всех его спутников воды — это все, что она могла сделать на расстоянии. Но Хозяйка Песчаного монастыря спасла их. Она подозрительно вовремя узнала об опасности, которая им угрожала. Отхи предлагает убить принца на обратном пути. Она подготовится, и сделать это будет проще.

— Пусть будет так, — с усилием кивнул Загфуран. — Но не убить. Пленить. Как только это произойдет, я приду к ней. Вероятно, принц — ключ к Управителю Гошты. Ни человеку, ни оборотню не может постоянно везти без причины. Так что — плен.

— Я передам.

— Иди, — отпустил Загфуран.

Когда акурд исчез, маг еще раз окинул взглядом окрестности. Сейчас он походил на властелина Гошты, но насколько же иллюзорно было это ощущение. Он терял одну за другой нити, которыми управлял. Но что бы ни случилось с остальными, с Тазрашем он справится.

Маг подошел к самому краю площадки и камнем упал вниз, не торопясь расправить крылья, которые рвались наружу, огнем обжигая спину.

6 уктубира, Песчаный монастырь

— А странный все-таки монастырь, — заметил Герард, лениво пролистывая книгу. — Я ни разу не видел, чтобы здесь молились.

— Ни один человек не имеет права вмешиваться в веру другого человека, — объяснил Жаге. — Монахи молятся, но тогда и столько, сколько сочтут нужным.

— А храма, конечно, нет, — уточнил лорд.

— Есть место, где могут собраться все обитатели монастыря, но мы не совершаем совместных поклонений. Зачем выставлять на обозрение то, что принадлежит только тебе?

— У нас учат другому, — нахмурился Сорот. — Совместное поклонение — очень важная часть жизни. Загонять туда, может, никого и не надо, но предоставить возможность...

— Я не заметил, чтобы в Энгарне это кому-то помогло стать более благочестивыми, — прервал Ялмари его рассуждения. — К сожалению, церковь часто дает человеку ложное чувство покоя. За неделю нагрешил, затем в день отдыха посетил богослужение, покаялся и можно грешить дальше.

— Ну, почему же, — Герард высокомерно прищурил глаза. — И в Энгарне есть святые, которые никогда не грешат, соответственно и церковь не посещают, ведь каяться им ни к чему.

— Это ты о ком? — прямо спросил принц.

— Ни о ком, — заверил лорд. — Размышляю вслух.

— Для того чтобы покаяться, тоже не нужны общественные богослужения или публичное исповедание, — вмешался Жаге и, смутившись, добавил. — По крайней мере, этому учит устав нашего монастыря. Ты можешь обратиться к Эль-Элиону сам, но истинное покаяние подразумевает изменение жизни.

— А если человек хочет поступать правильно, но у него ничего не выходит? — неожиданно вступил Свальд. — Не получается. Что тогда?

— Главное, чтобы от тебя не страдали другие люди, — объяснил Жаге. — Со своей жизнью ты волен поступать, как тебе заблагорассудится.

— То есть можно уйти в монастырь, например. В глушь какую-нибудь. Да? Чтобы люди-то другие не страдали, — усмехнулся лорд. — Умно.

— Ты внимательно читаешь книгу? — вмешался Ялмари. — Мне не хотелось бы пересматривать ее за тобой.

— Так не пересматривай, — пожал плечами Сорот. — И вообще, следи лучше за собой. Я отправляюсь спать, у меня в глазах буквы пляшут, я уже не могу сосредоточиться, — он, не оглядываясь, отправился к выходу из библиотеки.

— Нам тоже надо заканчивать, — согласился Жаге, глядя ему вслед. — Скоро стемнеет, и мы не сможем ничего прочитать. Свечи сюда приносить запрещено.