3.2. Растущая луна: зверь во мне

Растущая луна: зверь во мне

Роман

Часть II

20 сабтамбира, Капкан

Чем дольше Авиел размышлял над разговором с Крысом, тем больше его охватывала тревога. Он будто попал в капкан: сомневался в том, что эйманы поступают правильно, но каждый раз возникало новое препятствие, чтобы отказаться от этого пути.

Каракар не задержался в Цартане. Беспокойство заставило его спешить домой, давая лошади лишь немного отдыха. Эйм-каракар летал рядом, и Авиел смотрел на лес его глазами. Нельзя забывать об осторожности: до моста люди, особенно если их много, могли ему повредить. После моста начиналась территория эйманов, на которой людям делать нечего. Если, конечно, они не хотят умереть.

Почти никто из людей не знал, как попасть к эйманам, хотя те могли показать эти дороги без опаски. Дороги не зря назывались так: Капкан, Тенета... Если гостя ждали, эйман выходил к нему. Если же человек пришел незваным и никому не нужным, он погибал здесь. Так что эйманы щадили людей, скрывая эти пути.

Через сутки к вечеру Авиел вновь пересек мост и от неожиданности так потянул за поводья, что лошадь жалобно заржала. Пока он находился за мостом, видел мирную картину луга, цветущий бессмертник, но стоило ступить на берег по ту сторону речушки, как открывалась иное: в Капкане творилось нечто невообразимое.

Луга не было — сразу за мостом начинался непроходимый лес. Авиел отправил вперед эйма. Каракаре приходилось лететь в трости от лошади, чтобы открыть тропу. Эйман не сразу сообразил, что произошло. Потом припомнил, что заметил людей, когда ехал в Цартан. Но на его памяти еще ни разу Капкан не захлопывался так быстро и так прочно. Что же произошло? Любопытство заставило его отправить эйма в ту сторону, где две ночи назад пылал костер.

Каракара быстро добралась туда. Кострище уже исчезло за густыми зарослями травы. Он не разглядел лошадей, но, судя по жалобному ржанию, они еще были живы. Люди тоже, хотя и тяжело дышали. Эйм по очереди облетел всех, каракара осматривала каждого, стараясь определить, почему это произошло. Обычно у людей было около недели для жизни в Капкане, но на этот раз что-то пошло не так.

Трое сидели, прислонившись к стволам деревьев, примерно в двух тростях друг от друга. Лица застыли в муке и ненависти, веки закрылись, дыхание еле слышалось. Один парень показался смутно знакомым. Авиел наморщил лоб. Где-то он с ним встречался и вроде бы даже беседовал, но... Нет, не вспомнить.

Эйм взлетел повыше, посмотрел на людей оттуда. Авиел вновь потер лоб. В прошлый раз их было четверо. Эйм отправился дальше, заставляя ветви деревьев открывать маневр для полета.

Вот он! Стоит чуть поодаль, дышит шумно, лицо искажено болью. Его Капкан ударил сильнее, чем других, значит, вся причина в нем. Но что в нем особенного?

Каракара села на ветку прямо перед смуглокожим парнем. Тот вздрогнул и с трудом открыл глаза. В темноте они сверкнули желтым. Оборотень! Так вот в чем дело. Капкан посчитал его более опасным и постарался убить как можно скорее.

Авиел призвал эйма обратно и отправился прямиком к незваным гостям. Надо узнать, что привело их сюда. Вдруг это родственник Ранели? Кто знает, как он нашел дорогу сюда. Подъехав к парню в широкополой шляпе и длинной кожаной куртке, Каракар положил руку ему на плечо и громко произнес:

— Я хочу говорить.

Парень вдохнул сквозь стиснутые зубы, помотал головой. Боль отпустила, но руки и ноги по-прежнему не повиновались.

— Можешь отвечать? — потребовал Авиел.

— Д-да, — язык слушался оборотня не очень хорошо. — Что с-с м-моими друзьями?

— Я освобожу их, но сначала ответь на вопросы. Что вы здесь делаете?

— Я принц Энгарна Ллойд Люп. Хотел говорить с эйманами от имени королевы.

— Кто ты? — расхохотался Каракар. — Оборотень — принц Энгарна? — глаза парня яростно сверкнули. — Что тебе нужно от эйманов?

— Я ищу Удагана Льва. Хотел попросить его об услуге.

— Любопытно, — хмыкнул Авиел. — Я не буду спрашивать, что за услуга тебе нужна. Мы не общаемся с людьми и не оказываем им услуг. Подождете в Цартане, я сообщу Льву о тебе. Если он захочет встретиться с вами, сам вас найдет. Письмо у меня дома оставлял ты? — парень с трудом кивнул. — Кто сказал, что я там живу?

— Од-дин из моих спутников. Он з-знал вас в детстве.

— Любопытно, — повторил Авиел, отметив про себя, что дом непременно надо будет продать. — В Капкан тоже он вас привел? Кто ему показал дорогу?

— К-кажется, ваш сын.

— Любопытно, — Авиел сдвинул брови, а потом громко произнес. — Я отпускаю.

Лес исчез, мир наполнился звуками. Громкое ржание лошадей, стоны и хрипы людей, принц растер запястья, но тут же поднял голову, прошептав одними губами:

— Не рассказывайте им!

Неужели парень на самом деле принц? Может, и так, раз другие не знают, что он оборотень. Очень это все было интересно, но Авиел сдержал порыв поговорить с гостем подольше. Ему только тайн энгарнского принца не хватало.

Не обращая внимания на самого старшего мужчину в их компании, одетого как "волк" Полада, и обойдя отчаянно ругающегося красавчика, Авиел подошел к лохматому парню, которого он где-то видел раньше. Того заметно трясло, но увидев Каракара, он замер.

— Здравствуйте, господин Каракар.

Авиел всматривался в него. Он так и не мог вспомнить парня. Наконец пробормотал:

— Ты дружил...

— С Рэбом!

— С Шелой, — потрясенно подтвердил Каракар. — Это же сколько лет назад было! И он показал тебе дорогу сюда? Вот паршивец! Если бы узнал раньше — убил бы. Он что не предупредил, что ты можешь погибнуть, если придешь сюда?

— Нет. Рэб меня здесь ждал.

— Что за дурацкое имя — Рэб?

— Я всегда его так называл. Он сказал, что вырастет — будет Ястреб, а пока только Рэб.

— Шереш... — он посмотрел на парня, который вынырнул из прошлого, остро напомнив о потере, но имя этого человека так и не всплыло в памяти. — Вот что...

— Тагир меня зовут, господин Авиел, — догадался представиться Свальд.

— Ну, конечно, — оживился Каракар. — Тагир Савтех, сын пекаря, — паренек нахмурился и мельком глянул на "волка". Кажется, тут у всех есть тайны. — Вот что, Тагир. Я выведу вас отсюда, а ты сам дорогу сюда забудь и друзьям своим скажи. Хорошо я мимо ехал, а то ведь погибли бы. Капкан непрошеных гостей не любит.

— А Рэб, он... — с замиранием сердца начал Тагир.

— Шела пропал. Я не знаю, где он и что с ним, — как можно безразличней сообщил Авиел и скомандовал. — Собирайте вещи и следуйте за мной, проведу вас через мост, — и сам направился к лошади. Когда проходил мимо оборотня, тот спросил негромко.

— Шела Ястреб ваш сын?

— Тебе-то что? — прищурился Авиел и вскочил на коня. Даже имя сына в чужих устах неприятно резануло по сердцу.

— Темноволосый и кареглазый как вы, обычно носит короткую куртку, как у охотника, стрижка короче, чем у вас...

— Откуда знаешь?! — Авиел едва сдержал себя, чтобы не схватить парня за шкирку. Это могло быть совпадением, всего лишь совпадением.

— Я встретился с ним в Иазере пятого юльйо.

— Быть не может! — Авиел соскочил с коня, подошел к оборотню, вцепился в него, пытаясь увидеть: говорит правду или просто использует его беду для собственной выгоды? Губы дрожали, он боялся выговорить вопрос: "Он жив?", вернее, боялся услышать ответ. Парень все понял без слов.

— Он жив, — тихо промолвил он. — Только потерял память. Раз еще не появился, значит, не помнит вас. Но я могу объяснить, как его найти. Когда я покидал Иазер, его взяли в один дом слугой.

Авиел быстро закрыл ладонью глаза. Дышалось тяжело, он судорожно глотал воздух. Люди замолкли, наблюдая за этой сценой. Наконец Каракар взял себя в руки. Прохрипел:

— Почти два месяца не знал, что с ним, — он тряхнул головой. — Вот что... Как там тебя звать? Ллойд! Едем ко мне домой. Люди у нас в гостях еще не были. Вы первые. Но по большому счету нам это ничем не грозит. Едем, а там объяснишь.

Он снова вскочил на коня, подождал, пока все закончат сборы и тоже оседлают лошадей — животные уже успокоились, и вполне могли совершить еще один небольшой переход без корма и воды. Они доехали до белого камня, на котором их ждал эйм.

— Строго за мной, — предупредил Каракар, направляя коня на широкую тропу.

20 сабтамбира, замок Каракара

Ялмари ехал следом за Авиелом, имя которого узнал только потому, что его помнил Тагир. Суровый мужчина, которому явно перевалило за пятьдесят, но при этом не потерявший ни крепости, ни бодрости, не пожелал представиться и узнать имена тех, кого вел в свой дом. Только у принца имя и спросил. Тропа, по которой он еще ночью искал дорогу к эйманам, и на этот раз норовила исчезнуть, но перед лошадью эймана летела красноклювая каракара и лес будто расступался, открывая им путь, а потом смыкался позади. Ялмари специально оглянулся, чтобы убедиться в этом.

Тагир тоже вертелся: то привставал в стременах, разглядывая то, что творится впереди, то наклонялся вбок, рассматривая тропинку за спиной Герарда. Послышался восхищенный выдох. Етварт и Сорот сохраняли невозмутимость. Кажется, и тот и другой ждали какого-то подвоха: слишком стремительно все переменилось. Почти сутки они провели в кошмаре, когда тебя словно перетирают мельничьи жернова, причем сразу и изнутри— и снаружи. Больше всего в тот момент ужасала мысль, что агония продлится долго...

Авиел, ехавший впереди, очень спешил. То и дело он переходил на галоп, и их измученным лошадям приходилось несладко. Но он торопился домой, чтобы отправить кого-нибудь в Иазер. Два месяца ничего не знать о любимом человеке — это очень страшно. Ялмари надеялся, что Илкер выдержит эту неизвестность, что дела в родовом замке чуть-чуть отвлекут ее от грустных переживаний.

Лес поредел, а вскоре и вовсе закончился. Деревья уже не скрывали обильного солнца — Ялмари соскучился по нему и с удовольствием подставил лицо лучам. Авиел еще раз свернул, Ялмари направил коня за ним, и тут же увидел замок: темные, покрытые мхом стены, сложенные из огромных камней, внушали благоговение. У Тагира снова вырвался вздох восхищения. Ворота уже открывали.

— Здравствуй, отец! — светловолосый парень с волосами, зачесанными назад, выглядел немного удивленным. Он скользнул взглядом по гостям. Янтарные глаза вперились в Ялмари и стали злыми. — А этот что здесь делает, отец? — он требовал объяснений.

Авиел уже спрыгнул на землю:

— Ты с ним знаком, Ал? — спросил небрежно.

— Еще бы! — горячо откликнулся он. — Я не знаю, зачем ты привел их сюда, но этот в дом не войдет.

— Войдет, — отец успокаивающе положил руку ему на плечо. — Я все объясню позже. Позови всех.

— Я позову, — сквозь зубы процедил парень, — но меня не жди.

Он развернулся и ушел в дом. Смутная догадка зародилась в Ялмари. Он спрыгнул с коня, его примеру последовали остальные. Подошли ближе. Вскоре на пороге появились обитатели замка. Етварт шагнул вперед, чтобы прикрыть Ялмари, но не успел. Девушка из замка Каракара выскочила вперед и схватила принца за руку:

— Ялмари! — тут же отступила, рассматривая его. — Боже мой, какая встреча!

— Ранели, — безнадежно произнес Ялмари. Догадка оформилась в уверенность: сын Авиела — это тот самый эйман, что чуть не убил его три месяца назад. Алет Сокол — вот как называла его Ранели.

Прежде чем они произнесли еще хоть слово, Авиел сурово окликнул девушку.

— Ранели, отойди к женщинам, — потом посмотрел на принца. — Итак, вы друг друга знаете. Я полагаю, в моем доме вы будете вести себя подобающе с женой моего сына.

— Без сомнения, — склонил голову Ялмари. — Я тоже женат, а с Ранели мы всегда были только друзьями.

Ранели зашептала что-то на ухо женщинам, старшая передала это огромного роста парню с гривой льняных волос. Принц быстро расшифровал эту сцену: девушка предупредила, что людям ни к чему знать, о присутствии среди них оборотней.

— Итак, — представился хозяин дома, — я, Авиел Каракар, приглашаю вас в свой замок. Это, — он указал на гиганта, и улыбка у того сверкнула обаятельно и хищно, — мой старший сын Удаган Лев, — хозяин сделал паузу, чтобы принц оценил услышанное. Ялмари неверяще переводил взгляд с Каракара на Льва, но ничего не сказал. Авиел продолжил. — Тот, что покинул нас — Алет Сокол, мой средний сын. Тана, моя жена, — перешел он к женщинам. — Жена среднего сына Нэл Сокол. Жена младшего сына Трис Ястреб.

Женщины присели, едва обозначив реверанс. Теперь настала очередь гостей.

— Ялмари Онер, — произнес принц.

— Он же Ллойд Люп, принц Энгарна, — добавил Авиел.

Растерянность на лицах женщин, веселое недоверие у Льва. Ялмари представил спутников, после чего Каракар все же сообщил семье, почему пригласил людей в гости.

— Ллойд... — и поправился, — Ялмари столкнулся с Шелой в Иазере и знает, как его найти.

Трис охнула и повисла на Тане. Раздался всхлип.

— Проходите, — предложил Авиел.

В ожидании обеда Ялмари подробно рассказал о том, как нашел Шелу. Его мать и жена, накрывавшие на стол, внимательно прислушивались и всхлипывали. Трис пару раз пошатнулась, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Ранели внимала принцу с восторгом и гордостью. Посередине рассказа Авиел, взглянул на нее.

— Нэл, найди, пожалуйста, Алета, — фраза походила на приказ, но Ранели, к удивлению Ялмари, нисколько не оскорбилась и тут же поднялась.

— Позвать его сюда? — уточнила она.

— Если он захочет.

Девушка вышла и больше не появилась.

Когда Ялмари умолк, Каракар обменялся взглядами с Удаганом. Тот тоже вышел.

— Прошу отобедать, — обронил Авиел.

Ялмари почувствовал напряжение и тревогу. Женщины будто спешили куда-то. Каракар размерено жевал, глядя в тарелку.

Обед проходил в тишине. Наконец принц не выдержал:

— Господин Авиел...

— Я помню о вашей просьбе, принц, — бесцеремонно перебил хозяин дома. — Вы сделали очень много для нашей семьи, но у нас сейчас трудные обстоятельства... Я не уверен, что Ле поможет вам. В любом случае, это решать ему. После обеда поговорите с ним, до вечера мы дадим вам ответ.

— Благодарю, — невесело откликнулся Ялмари.

Больше трапезу никто не прерывал.

20 сабтамбира, Цартан, салон мадам Жалма

Священник, входящий в бордель, выглядит более чем странно, особенно в Энгарне. Но Халвард назначил встречу здесь, и Загфурану пришлось с этим смириться. Он подошел с черного хода, чтобы хоть как-то уменьшить число свидетелей. Его впустили без возражений. Слуга — в таком месте еще и мужчины-слуги работают! Как они выдерживают, несчастные? — с поклоном проводил его в уютную комнатку. В зелено-золотой гостиной стояла мебель на любой вкус, а расцветка успокаивала. Минарс выбрал кресло рядом с небольшим столиком, на который тут же поставили вино и закуски, и он с удовольствием смаковал и то и другое.

Загфуран ничего не имел против борделей. Храм не вменял послушникам в обязанность целибат. Храму надо было, чтобы миры покорились Свету, и не имело значения, как это будет сделано. Но само собой получалось, что когда занимался обращением людей и борьбой с Управителем, на женщин не оставалось ни времени, ни сил. Однако после ночи, проведенной с Люне, минарс осознал, что напрасно пренебрегал этим испытанным средством отдыха. Он тогда так и не выпил крови, но ему словно и не требовалось этого. По крайней мере требовалось меньше, чем раньше. Он бы с удовольствием провел и эту ночь в компании какой-нибудь девицы. Если бы не одно "но" — следовало либо открыть лицо, либо проделать все в полной темноте. Загфурана не устраивало ни то ни другое. Так, может, проще отыскать ту же ведьмочку? Она видела его, но считает, что он всего лишь вампир. Это и к лучшему — все ей знать и не обязательно.

Идея показалась очень хорошей. Загфуран закинул ногу на ногу, поерзал, чтобы немного успокоиться... Главное, чтобы беседа с Охотником прошла удачно. Нехорошо, если вместо дела, он займется поисками подходящей женщины. Лучше бы женщина всегда была рядом. "А ведь эта идея еще лучше, — Загфуран сделал глоток вина. — Завербовать Люне в минервалсы, перевезти в Беероф. Как ведьма она может быть полезной во всех смыслах. В поисках необходимого заклинания она уже помогла..."

Родственников Сайхат он не нашел. Старшее поколение умерло своей смертью, младшему поспособствовал покойный король Манчелу. Но относительно прародины ведьм его знакомая оказалась права — его собственные изыскания это подтвердили.

Темно-зеленый бархат с золотой бахромой отодвинулся, и в комнату вошел Халвард.

— Добрый вечер, — мурлыкнул он и развалился на канапе, положив руки под голову. — Нравится вам мое заведение?

— А оно ваше? — удивился Загфуран, поздоровавшись.

— Уже лет пятнадцать, как мое. Так нравится?

— Неплохо, — одобрил минарс. — Очень неплохо. Но что за прихоть? Никогда не предполагал, что вас так интересуют женщины.

— Какого же здорового мужчину не интересуют женщины? — ухмыльнулся Халвард. — Вы посчитали, что я не здоров? Или тоже наслушались об Охотниках-одиночках?

— Второе, — не стал вдаваться в подробности Загфуран. — Так это неправда?

— Несколько преувеличено, — на лице Халварда блуждала все та же снисходительная улыбка. Не удивительно, что эйманы его ненавидят. Даже его это задевало, хотя он знал, что сильнее Халварда. Но каково тем, кто должен повиноваться, независимо от того, нравится ли им это. Тут взбесишься от подобной улыбки. А Охотник продолжал. — Кроме того, здоровый мужчина — это такая скотина... Он найдет способ вывернуться из-под любого проклятия, чтобы получить хоть капельку удовольствия. Вы задержитесь у меня в гостях?

— Предложение заманчивое, но... нет. Есть некоторые обстоятельства...

— Понимаю, — нагло хмыкнул Охотник, и минарс подумал, что если он только заикнется о его, Загфурана, мужском здоровье, он ударит наотмашь. Даже не используя магию — благо Охотник лежит. Халвард благоразумно перевел разговор на другое. — Так какая вам помощь понадобилась?

— Что вы знаете о ведьмах?

— О ведьмах? — Халвард посерьезнел. — Очень мало. Мы с ними почти не сталкивались, — он прикоснулся к сердцу, и по лицу скользнула едва уловимая тень.

"Сердце болит? — предположил Загфуран. — Вроде молод для таких болезней".

— Я тоже долгое время не интересовался ими, — заметил минарс. — Но когда появилась нужда, узнал много интересного. Например, что в Кашшафе ведьмы живут не более пятисот лет. А раньше их здесь не было. А родом они...

— С Гучина? — предположил Халвард.

— Почему вы так считаете? — заинтересовался Загфуран.

— Эйманы часто бывают на Гучине. Сейчас самая большая страна там Шумаф. Уже лет триста как подмяли под себя более маленьких соседей. Но двое еще живут. В одном каждый священник — воин, и каждый воин — священник. Да и живут в горах... В общем, выбить их непросто. А вот другое — его не только страной, но и княжеством не назовешь — городишко Фагор, да окрестные деревушки. Вот он всегда казался мне загадочным. Людей мало, земли мало, а процветают...

— И он находится...

— На юго-западе Гучина.

— Полагаю, это то место, о котором мне говорили. Так вот...

— А способности ведовские только по женской линии передаются? — перебил Халвард.

— Я не очень хорошо узнал, что у них и как. Они как-то делятся — что-то могут только мужчины, а что-то только женщины.

— Так чего вы хотите?

— Чтобы вы с помощью эйманов узнали, точно ли ведьмы живут в Фагоре или есть какой-то другой город. Мне некогда обыскивать весь материк, а они мне очень нужны. Если вы узнаете еще и насколько они сильны, есть ли у них рукописи и где они хранятся — ваша помощь будет неоценима...

— А какая книга вас интересует? — Охотник прикрыл глаза.

Вероятно, он уже отдавал приказ. "Сказать ему? Почему бы и нет... Название вряд ли что-то ему сообщит. А если он добудет то, что мне нужно..."

— Свиток Шаирии, — твердо ответил он.

— Я не обещаю добыть свиток, — тут же предупредил Халвард. — Скоро Обряд, эйманы не покинут дом до этого дня. Тем более один из них погиб недавно, — он снова погладил сердце. — Но если свиток находится на Гучине, вы будете точно знать, где он.

— Благодарю, — искренно произнес Загфуран. — Это больше, чем я хотел просить.

— Сочтемся! — Халвард открыл глаза. — А теперь, если не возражаете, я проведу время в общении с дамой. Переночуйте здесь, если хотите. И воспользуйтесь гостеприимством девочек мадам Жалма.

— Благодарю, — хмыкнул минарс. — Нет, я, пожалуй, покину вас.

— Как знаете, — Охотник сел. Лицо на мгновение омрачилось, рука снова потянулась к груди, но замерла на полпути. — Как только что-то узнаю, вам передадут сообщение в ваш дом в Беерофе. Счастливого пути! — он стремительно вышел.

"А с сердцем у него что-то не так. Предложить помощь? — размышлял Загфуран. — В качестве оплаты за найденный свиток... Если эйманы найдут его, тогда я ничего для Халварда не пожалею".

20 сабтамбира, замок Каракара

Алет был в ярости. Как ни торопился он уйти, то как Ранели встретила оборотня, он заметил. И ничего не мог с собой поделать — от ревности готов был разнести дом по камешку. С первого дня как он познакомился с Нэл, он видел, что она любит играть с мужчинами. Видел и то, что это напускное — дотрагиваться до себя она не позволяла. Поэтому если иногда его и задевало, с какой легкостью она дарит другим улыбки, то лишь слегка. Но принц Энгарна заставлял его буквально лезть на стену. Почему? Потому что она слишком много с ним общалась? Потому что он тоже спас ей жизнь? Потому что он выводил Нэл из себя, в отличие от всех остальных? Алет не знал ответ. Он знал одно: никого он еще не ненавидел так сильно, как его. Ни одного не хотел так сильно убить. То, что сейчас он не крушил все в комнате, а спокойно стоял у окна, скрестив руки на груди, усиливало ярость внутри. Если отец пригласил его в дом, значит, на то есть веская причина. Но Ранели какова! Не понимает, что ей не место рядом с этим волком? Но отец отправит ее сюда очень скоро.

Сокол не ошибся: не прошло и четверти часа, как дверь отворилась. Ранели улыбалась, будто ничего не произошло.

— Почему ты ушел? Отец просил позвать тебя.

"Сама невинность. И не подозревает, почему ее отослали оттуда".

— Да ты что? — с яростью спросил он. — Велел позвать меня? А может, он хотел, чтобы ты вспомнила о приличиях?

— О каких приличиях?

"Умеет же изображать дурочку. Что ж поиграем по твоим правилам".

— О том, что замужняя женщина не сидит с гостями, если мужа нет рядом.

— Я не знала, что у вас такие порядки, — пожала плечами Нэл. "Ни капли раскаяния, даже не покраснела!" — Я больше не буду так делать. Хотя Трис прекрасно сидела с нами в отсутствии мужа...

— Мужа Трис вообще не было в замке! — Алет не выдержал и повысил голос. — А твой муж нашел нужным покинуть гостей. Почему осталась ты?

— Я обрадовалась Ялмари... Мне хотелось с ним поговорить.

Она оправдывалась. Но как же такое возможно?

— Я заметил твою радость. Так обрадовалась, что на шею ему бросилась? Это у оборотней так принято: обниматься и целоваться с другими мужчинами? Или ты...

— Не говори того, о чем будешь жалеть! — все-таки ему удалось вывести ее из себя, девушка вспыхнула от гнева. — Я не падала ему на шею, — Ранели тут же взяла себя в руки, заговорила тише и медленней. — Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Если ты не прекратишь...

— То что? Сбежишь с ним? Развлеклась со мной, теперь вернешься в стаю? Или посетишь Энгарн? Там поживешь немного?

Она подскочила так быстро, что он не успел отреагировать.

— Дурак! — Нэл отвесила пощечину. — Ненавижу тебя! — она снова размахнулась, но на этот раз он поймал ладонь. И притянул к себе. И поцеловал так, что в глазах потемнело...

Она с остервенением вырывалась, а затем обняла, будто ребра сдавила стальным обручем. Только он не позволил перехватить инициативу. Расцепил ее руки, надеясь, что не сделает синяки на запястьях, — оборотни крепче, чем люди. Подхватил на руки, не прекращая целовать, посадил на стол. Что ж поделать, если он не додумался подождать ее в спальне...

Ранели выдернула рубашку из брюк, но Алет снова удержал ее, обхватил ладонями голову, чтобы она не отвернулась:

— Я люблю тебя, Нэл, — прошептал так, словно хотел, чтобы эти слова отпечатались в ее сознании навеки, как гравировка на золотом кубке. — Я люблю тебя, Нэл. И никому тебя не отдам. И никуда не отпущу. Поняла?

Не дождавшись кивка, снова поцеловал, придерживая за шею. Другой рукой потянул за шнурок на груди.

За этим занятием их и застал Ле. Он тут же закрыл дверь, смущенно пробормотав:

— Извините!

Остановиться было нелегко. Но пришлось. Нэл уперлась кулачком ему в грудь. Когда он отстранился, тяжело дыша, девушка легко поцеловала щеку.

— Ты нужен Ле для чего-то. Потом, ладно? — он только качнул головой. Она выскользнула из его объятий, стянула шнуровку. Обернулась, гордо вскинув подбородок. — И никогда так со мной не разговаривай! Если не хочешь меня потерять, — после чего надменно выплыла из комнаты.

Порождение шереша, а не девчонка! Если бы не Ле, ожидавший в коридоре, он бы догнал ее, вернул и показал, кто здесь хозяин. И кто диктует условия, а кто подчиняется. Но он лишь зло рявкнул уже брату:

— Нечего ухмыляться! Заходи сюда. Что там произошло?

— Никогда не видел тебя в таком бешенстве, — Ле оскалился. — Я и предположить не мог, что ты бываешь таким. Он что, ее бывший любовник?

— У нее не было любовников кроме меня. Если бы были, я бы их уже убил.

— Но почему не ее? — расспрашивал брат, вскидывая красивые брови. — Никогда не понимал этой несправедливости. Почему ревнивые мужья хотели убить прежде всего меня?

— Потому что бить женщину недостойно настоящего мужчины, — злость постепенно уходила. — Ладно, рассказывай.

Он выслушал новости о Шеле.

— Ты ведь знаешь Иазер, — заметил Ле. — Найдешь нужную улицу?

— Эйм уже в пути. Сокол будет там послезавтра. Я отправлюсь следом. Как только оборотень уберется из замка, — он устало потер лоб. — Шереш! Неужели мы найдем его? Даже не верится.

— Сильно не обольщайся, — возразил Ле. — Яст ничего не помнит.

— Не страшно. Главное — живой.

Дверь в комнату снова отворилась. На этот раз зашел отец.

— Все в сборе, — удовлетворенно кивнул он. — Ле, спустись к принцу. Он вообще-то тебя искал. О Шеле случайно выяснилось.

— Меня искал? — встрепенулся Удаган. — Меня-то зачем?

— Наследил в Жанхоте. Теперь ищут настоящего отца ребенка, что родился у герцогини шесть лет назад, — очень серьезно сообщил Авиел и, не выдержав, расхохотался. — Принц хочет попросить о какой-то услуге. Спустись, позже нам расскажешь, в чем дело.

Как только Ле вышел, отец покаянно произнес.

— Извини, Ал. Если бы я знал, что этот парень так выведет тебя, я бы отвел его к Беркуту. Я не подозревал, что вы знакомы. Хотя следовало предположить, раз он тоже оборотень. В любом случае одного дня гостеприимства для них вполне достаточно. Завтра я их выпровожу. До завтра потерпишь?

— Потерплю, — невесело усмехнулся Алет.

— Но тебе надо поговорить с женой.

— Я пытался, — он избегал встречаться взглядом с отцом.

— Опять противится?

— Она, видите ли, не делала ничего особенного! — в сердцах воскликнул он.

— Нелегко ей придется у нас, — Авиел похлопал сына по плечу. — Да и тебе тоже. Ты уверен, что выбрал правильно?

— Я не могу без нее, — сник Алет.

— Да уж... Замкнутый круг.

Ле вернулся довольно быстро, и на этот раз на лице не было и тени улыбки. Он выглядел озадаченным. Авиел не удержался, чтобы не поддеть его:

— Что, дело в лишенной невинности девице? Тебя хотят заставить жениться?

Но Удаган на шутку не отреагировал, в задумчивости покусывал губу.

— Скажешь нам, о чем замечтался? — поторопил его Алет.

— Они идут в Песчаный монастырь.

— Только не это! — воскликнул отец. — Я больше не отпущу тебя туда.

— Я бы не хотел, чтобы ты шел с этим, — поддержал Сокол. — В конце концов, у нас своих дел полно, и надо еще проверить, не соврал ли он насчет Яста.

— Я, конечно, могу дать им карту и подробно объяснить путь... — Ле переводил взгляд с одного на другого, — но, если честно, я отправлю их на смерть. Они не дойдут без меня.

— В таком случае дай им карту, подробно объясни путь и предупреди, что они идут на верную смерть, — раздражение Алета нарастало. — Я не очень понимаю, чем ты-то им поможешь? В прошлый раз ты тоже чудом выбрался. К тому же у нас и тут дел по горло.

— Да-да... — рассеянно пробормотал Удаган. — Но что если мы могли бы найти в Песчаном монастыре что-то о том, как уничтожить Охотника?

— Ты не знаешь, найдешь или не найдешь, — твердо возразил Авиел. — А путешествие очень опасно. Я хочу, чтобы ты остался.

— Да, пожалуй, — снова согласился Ле и расслабился, будто с души его упал камень.

Увидев, что отец и брат настроены решительно, Удаган не стал спорить. Но мысли снова и снова возвращались к Песчаному монастырю. С тех пор как он был там, прошло четыре года. Он уходил с твердым намерением никогда не возвращаться. Даже когда отец рассказывал о странных снах — о светловолосой и черноглазой девушке в платье цвета песка — он не собирался ехать туда. Он воспринял это как шутку Творца, не более... Но тут появился принц с необычной просьбой и все перевернул в его душе. Острое желание еще раз побывать там... Пусть ненадолго, может быть, в последний раз... Идея найти там что-то об Охотнике, о том как помочь эйманам, пришла позже, чтобы уговорить отца и брата. Они не поддались.

Он побеседовал с принцем, но карту не отдал. Знал он таких: никакие слова на него не подействуют, пойдет через пустыню, в надежде, что ему повезет. Поэтому самое лучшее — не давать никаких карт, ничего не объяснять кроме одного: вы там не пройдете, и Песчаный монастырь найти не сможете. Принц хмурился, злился, но молчал.

— Я желаю вам добра, — объяснил Лев напоследок, но его словам вряд ли поверили.

Давно прошел ужин, и гости, и хозяева после недолгого общения в гостиной разошлись по спальням, а Удаган по-прежнему сидел здесь. Перед тем как уйти, Тана взглянула на него с тревогой. Он улыбнулся ей самой безмятежной улыбкой. Эта улыбка развеяла бы любое беспокойство, но мать всегда чувствовала больше, чем другие. Она села рядом и ласково спросила.

— Я могу чем-то помочь?

— Нет, мам, — выдохнул Ле.

— Ганни, — имя прозвучало так трогательно-нежно, что сердце заныло. Тана погладила его волосы. — Мне не нравится то, что происходит сейчас.

— Уже ничего не происходит, мам. Все закончилось.

— Я в это не верю, — вздохнула она. — У Авиела свои тайны, у тебя свои. Что ты задумал?

Он рассмеялся — на этот раз искренно.

— Все нормально, мам. Все будет хорошо, не волнуйся.

— Я чувствую, что вы очень рискуете. И мне так страшно, что я не могу вас защитить...

— Мы сами себя защитим.

— Вот ваша самонадеянность мне и не нравится. Так ты ничего не расскажешь?

— Пока нет. Может быть, завтра. Ты не переживай за нас. Мы сильные. Справимся, — утешал он женщину.

— Сильные... — она опять тяжело вздохнула. — Не бережете вы себя!

— Я — берегу, — он ткнулся лбом в ее плечо, и Тана вновь потрепала его вихры. — Знаешь, как я жить хочу? — заверил он. — Очень хочу. Поэтому берегу.

— Так я и поверила. Ты себя бережешь, пока другим ничего не угрожает. А если встанет выбор... И все вы такие.

— Так это же хорошо, мам! — успокоил он. — Каждый защищает другого. Все защищены.

Тана еще немного поохала и поднялась.

— Ты кого-то ждешь?

Лев решил не лгать.

— Да. Только не говори отцу.

Она ушла, только платье еле слышно прошуршало.

Когда отец и брат запретили ехать в Песчаный монастырь, Удаган внешне согласился с ними. Но отправил эйма к Беркуту с запиской. Теперь оставалось ждать ответа от глав Домов. Если и они посчитают поездку в Песчаный монастырь напрасной тратой времени, значит, так тому и быть.

...Свечи догорали, дрова в камине тоже заканчивались. Удаган встал и потянулся, разминая затекшие мышцы. Пора перебираться в спальню. Дольше ждать бессмысленно. Но в тот же момент услышал, как в стекло постучали. Выбежал в коридор, распахнул дверь. Лунь сел на плечо, давая возможность снять с лапки записку. Удаган удовлетворенно вдохнул полной грудью: его ждали у Беркута. Немедленно.

Алет лежал на кровати, раскинув руки. Взгляд устремлен даже не в потолок — в никуда. Ранели села рядом, поводила ладонью у него перед глазами. Он будто очнулся. Перевел взгляд на нее.

— О чем думаешь? — проворковала девушка.

— Неважно.

— То есть не хочешь рассказать?

— Нет.

— Жалеешь, что в прошлый раз разоткровенничался? — расспрашивала она.

— Нет. Но это не значит, что я буду откровенен всегда.

Вспышка ревности прошла, Алет стал спокойным и... чужим.

— Ну, и ладно, — ее глаза сверкнули в темноте. — Храни свои секреты.

Она склонилась над ним, длинные волосы, упали с двух сторон, словно укрывая их шатром. Губы легко коснулись лба, век, которые он невольно прикрыл. Щек...

— Завтра я уезжаю в Иазер с Трис, — сообщил Алет равнодушно.

— Да? — Ранели тут же посерьезнела. — Но сокол ведь еще не нашел Шелу? А что если вы проездите напрасно?

— Напрасно не будет. Оборотень не врет. Если Яст покинул тот дом, будем разыскивать дальше, — ответил он. — В любом случае эйм все не сделает, там нужны и мы.

— Это хорошо, — Ранели намеренно не обращала внимания на это пренебрежительное "оборотень". — Все будут в сборе, а Трис будет счастлива. Но плохо, что ты уезжаешь. Это надолго?

— Самое меньшее — неделя. Это если Шела на месте. Тогда мы туда доедем, заберем его — и сразу обратно. Если придется искать — задержимся дольше.

— Неделя — это очень долго, — авторитетно заявила Ранели. — Очень.

— Неужели? — брови Алета дрогнули. — Раньше мы не виделись и по полгода.

— Так то раньше! — она наклонилась и точно невзначай провела по его груди прядью волос.

Он дернулся и чуть подвинулся.

— Ты меня щекочешь.

— Ты вот скажи, потом, после обряда, ты будешь уезжать надолго, да?

— Да.

— А я буду жить здесь?

— Да.

— Несколько месяцев?

— Не знаю. Может, и несколько месяцев. Но, скорее всего, тогда я заберу тебя с собой.

— Хоть одна хорошая новость! А если ты будешь жить без меня... ты будешь с другими женщинами встречаться?

— Не знаю, — голос такой же равнодушный. То ли очень устал, то ли хочет ее разозлить.

Ранели притворилась, что ему это удалось.

— Если я узнаю, что ты мне изменил, я... я такое тебе сделаю! Ты не представляешь. И нечего хихикать! Что смешного?

— Приятно, что не только я тебя ревную.

— Ах, так? Тебе приятно? Ну, все!

Она стремительно запрыгнула на него и сначала пощекотала волосами, а затем поцеловала, оставляя влажную дорожку на груди, животе... Алет зарычал и перевернул ее на спину, деланное равнодушие исчезло без следа. Вот такого Сокола она и любила, не нравилось только одно...

— Нет, это невыносимо! — воскликнула она, не выдержав. — Ты даже в постели хочешь быть главным. Самым главным. Хоть иногда ты можешь довериться мне?

— Нет, — он навис над ней. — Так нас воспитали. Мужчина главный. Всегда. Тебе придется с этим смириться.

— Так вас воспитали? — удивилась она. — И Шела такой? Мне с трудом верится. Судя по тому, что рассказывала Трис и Тана... И по тому, что Авиел рассказывал, Шела совсем другой. Веселый, невозмутимый. А не такой громкий, как ты!

— Может быть, — согласился Алет. — Он младшенький, его все любили.

— Ле — старший. Но он абсолютно на тебя не похож. Абсолютно. Я не знаю, соберется ли он когда-нибудь жениться, но никогда не поверю, что он так шумит. И Авиел — он суровый, но... не такой.

— И что ты хочешь этим сказать? — Алет быстро сел. — Что я похож на Охотника, поэтому такой... шумный, как ты выражаешься?

— Алет, я вовсе...

— Я тебя не устраиваю? — перебил он резко.

Ранели обругала себя: так хорошо все начиналось и кто ее за язык тянет?

— Устраиваешь! Алет, ну, пожалуйста... Я сказала глупость.

— Ты сказала то, что думаешь! — он встал.

— Куда ты? — испугалась она.

— Пойду, проветрюсь.

— Алет, пожалуйста, не уходи. Я не хотела...

Хлопнула дверь. Девушка обессилено упала на подушки. Это невыносимо! Они ссорились из-за любой ерунды и чем дальше, тем сильнее. А самое главное — она даже не знала, что делала не так. Старалась изо всех сил, но становилось только хуже.

21 сабтамбира, замок Каракара

Ялмари не спалось. Чувство безысходности не давало расслабиться и насладиться безопасностью и мягкой постелью. Все шло не так, как они планировали, и изменить он ничего не мог. Вчера отказал Удаган в помощи — мягко, но настойчиво. Как ни выпытывал у него принц информацию, натыкался на одни и те же отговорки: вы не пройдете и не найдете ничего, вы погибнете. На его возмущенное: "Мы все равно пойдем!" прозвучало:

— Не моя вина. Я вас предупредил.

После Льва, подошел Авиел. Судя по всему, чтобы извиниться.

— Мы очень обязаны тебе. Я это ценю. Мы обязаны тебе больше, чем сможем когда-нибудь отдать. Но я не отдам одного сына в жертву, потому что благодарен за другого. Путь через пустыню слишком опасен, чтобы я вас отпустил. Пожалуйста, поймите это и примите, как заботу и о вас тоже.

— У нас нет выбора, господин Авиел. Если мы хотим спасти Энгарн, нам надо попасть в Песчаный монастырь. И мы попытаемся найти его, поможете вы или нет. Попросите сына хотя бы показать нам карту.

— Я поговорю с ним, — заверил Авиел. — Но он бы не отказался без веских оснований. Ты не находишь?

— Да, конечно, — саркастически согласился Ялмари, но Каракар предпочел этого не заметить.

Промаявшись полночи, Ялмари поднялся в предрассветных сумерках и спустился в гостиную. Было пусто, но он чуял, что Удаган ушел отсюда не так давно. Знал бы, что он коротает ночь здесь, спустился бы раньше.

Он подошел к камину, чтобы разжечь его сильнее, и тут же хлопнула дверь в прихожей. Прежде чем он сообразил, что это вернулся Лев с ночной прогулки, по лестнице дробью прозвучали торопливые шаги, еще раз хлопнула дверь наверху, и все стихло. Ялмари снова упустил шанс.

С коротким вздохом он продолжил колдовать над камином. Вскоре пламя вспыхнуло веселей. Он отыскал подсвечники и зажег их тоже, после чего осмотрел скромную библиотеку хозяев. Ничего интересного для себя не нашел и опустился в кресло, чтобы составить план дальнейших действий.

Тагира надо будет отпустить. Он сделал все, что мог и даже больше того. Куда отправится опальный поэт? Принц нисколько не сомневался, что он тут же попробует встретиться с Илкер. Его право. Ялмари хорошо знал девушку и не волновался по поводу этого...

Они втроем отправятся в Цартан. Имеет ли смысл разыскивать в пустыне Песчаный монастырь? Глупый вопрос. У них нет выхода. Просто нет выхода. Но в любом случае придется задержаться в Цартане. Подобрать команду, продумать тактику. Чарпад — большая... Но неужели нет другого способа? И есть ли у них время, чтобы проводить его в пустыне?

Размышления прервали другие шаги — на этот раз тихие и легкие. Ранели. Он почуял это раньше, чем она появилась в гостиной. Глаза сверкнули в темноте:

— Не спится? — обрадовалась она. Как же она устала без стаи, что так ему рада...

— Нет, — невесело откликнулся он. — Тебе тоже?

— Муж куда-то пропал, — объяснила она. — Вот вышла поискать, но нашла тебя. Ничего не изменилось? Спасаешь Энгарн?

— Такова моя судьба, — усмехнулся принц. — А тебе это по-прежнему не нравится?

— Теперь, наверно, мне все равно. Я тут размышляла недавно... если люди существуют, значит, это для чего-то нужно Творцу. И кто-то должен их спасать. Я вот не хочу этим заниматься. Стая тоже не очень. Хорошо, хоть ты нашелся.

— И на этом спасибо. Только мне все чаще кажется, что дело тут не в людях, оборотнях, эйманах... Это нас всех касается. Как бы вот это хозяину дома объяснить...

— А что случилось? Неужели после всего они не желают вам помогать?

— Не желают. Причем объясняют это заботой о нас. Мы потеряли неделю, чтобы найти эйманов, и все напрасно. Одно утешает — Шела найдет семью.

— Нет, это возмутительно! — вскипела Ранели. — Я ушам своим не верю. Знаешь, пойду-ка я все же разыщу мужа, — она направилась обратно.

— Ранели, не стоит.

— Не волнуйся! — и убежала по ступенькам.

На сердце у Ялмари стало не только тревожно — гадостно. Не хотел бы он уезжать, зная, что из-за него девушка поссорилась с Алетом.

Вообще-то Ранели спускалась вниз, чтобы выпить воды. Но столкнувшись с Ялмари, обо всем забыла. На втором этаже она, бесшумно ступая, шла мимо дверей, вдыхая едва уловимые запахи, чтобы определить, куда делся Алет. Он явно выходил на улицу, но потом вернулся, и... куда пошел? В спальне он так и не объявился. Она направилась дальше и обнаружила его в ванной комнате. Дверь была чуть приоткрыта. Тонюсенький луч света падал на пол — в ванной горели свечи. Купается? В холодной воде? Или нагрел себе?

Девушка потянула ручку на себя. Алет, обнаженный по пояс, брился, вглядываясь в маленькое зеркало. Услышав, что кто-то вошел, обернулся. Половина щеки в мыле, вторая половина уже чистая. Увидев эту картину, Ранели забыла, о чем собиралась говорить.

— Не спишь? — поинтересовался он миролюбиво. — Я сейчас. Подожди чуть-чуть, ладно?

— Ладно, — легко согласилась она. — Я только хотела попросить у тебя прощения, — подошла сзади, встала на цыпочки, ловя взгляд мужа в зеркало. Не удержала равновесия, упала на него. Алет быстро убрал бритву от щеки, чтобы не порезаться. Но таким натиском нисколько не возмутился. Убедившись, что теперь Ранели твердо стоит на ногах, продолжил бриться, а она нашла новое развлечение: лаская водила ладонью по его мускулам.

— Тебе не за что просить прощения, — он продолжал скоблить щеку. — Ты ни в чем не виновата.

"Хорошо, что ты так считаешь", — обрадовалась девушка и сменила тему.

— Ты такой потрясающий, когда бреешься, — ласково шепнула она.

— Только когда бреюсь? — довольно улыбнулся он.

— Когда бреешься особенно. Потому что на тебе нет рубашки. И смотришься ты... м-м-м... — она помычала, вроде бы подбирая слова, но пальцы ее исследовали тело мужа.

Рука Алета снова дрогнула.

— Шереш... Ранели, ты обещала подождать немножко...

— А я жду, — мурлыкнула она. — Я же тебе не мешаю? Нет? — она снова приподнялась на носочки и слегка укусила его за плечо.

Алет бросил бритву в тазик, одним движением вытер полотенцем пену с лица. Подхватил ее, прижал к стене. Левой рукой накинул крючок, закрывая дверь. Ранели торопливо целовала его везде, где могла дотянуться, но Алет взмолился:

— Подожди, подожди, Нэл!

Издав разочарованный стон, девушка откинулась на стену. В ней явственно читалось: "Опять!" В глазах Алета плясали смешинки.

— Знаешь, — выдохнул он, — что если бы ты сейчас не извинилась, то я бы пришел просить прощения сам. Но я очень благодарен за то, что первой пришла ты... — он запинался, будто подбирал слова. Ранели с любопытством ожидала продолжения. — Я много размышлял, — теперь он произносил слова коротко, отрывисто. — Ты права. Я вел себя... неправильно. И я готов позволить тебе иногда быть главной. В постели. Я не хочу тебя обижать, — закончил он.

Ранели ничего не ответила — продолжила с того места, на котором остановилась, но Алет вновь перехватил инициативу, и когда встретился с недоуменным взглядом девушки, многозначительно повторил:

— В постели!

— Иногда! — хохотнула Ранели.

— Вот именно, — подтвердил он.

...Когда они немного отдышались, Ранели быстренько искупалась в чуть теплой воде. Алет закончил бриться. Прислонился к стене, сложив руки на груди, и наблюдал за девушкой.

— Ты куда сейчас? — поинтересовалась она, вытираясь мягкой тканью, большой, как покрывало.

— Еще немного можно поспать, — зевнул он. — Мне сегодня уезжать, а я почти не отдыхал.

— Тогда мне не одеваться? — предложила она. — Завернусь в это огромное полотенце, и ты меня отнесешь.

— Как хочешь, — он прятал улыбку.

— Заодно расскажешь мне, за что вы так ополчились на бедного принца, — она старательно оборачивала себя полотенцем, поэтому не заметила, как изменился взгляд Алета. — Могли бы и помочь ему. Все-таки он спас твоего брата, — Ранели закрепила простынь и победно взглянула на мужа. — Все, идем. Почему ты на меня так смотришь?

— Ты пришла сюда не для того, чтобы извиниться, а чтобы попросить за оборотня, так? — он говорил медленно, еле сдерживая себя, чтобы не заорать.

Девушка растерялась и от этого сказала правду, не подумав, как это воспримет Алет.

— Я искала тебя, чтобы попросить прощения, наткнулась на Ялмари, потом нашла тебя. Что опять не так, Ал?

— Вот что... милая, — последнее слово прозвучало страшнее оскорбления. — Мы не будем ему помогать. А тебе пора бы уже привыкнуть к тому, что не все вопросы решаются через постель.

Ранели побледнела.

— Ты что, считаешь, что я... только потому, что добивалась от вас... от тебя... — от волнения у нее перехватило дыхание, и она никак не могла выговорить трясущимися губами то, что хотела.

— А разве не так? — ноздри его вздрагивали, грудь вздымалась. — По-моему, все очевидно!

— Алет, не надо разговаривать со мной как со шлюхой, — Ранели еле сдерживалась, чтобы не расплакаться.

— Тогда не веди себя, как шлюха, — веско закончил он.

— Как ты смеешь... — запнулась она. — Как ты смеешь со мной так разговаривать?

— Только не надо угрожать тем, что уйдешь! — насмешливо предупредил он. — Такие угрозы произносят один раз, а на второй раз уже надо уходить.

— Ладно, — она зажала ладонью сразу и нос, и рот, чтобы рыдания не вырвались наружу, чтобы продержаться еще немного. Загнав слезы внутрь, повторила. — Ладно, — отвернувшись, сняла простыню, трясущимися руками натянула нижнюю рубашку, потом платье...

Звякнул крючок, дверь мягко стукнула. Алет ушел. Ранели укусила запястье, чтобы не завыть от боли и унижения. Рыдания все-таки вырвались наружу, но тут же ей померещились чьи-то шаги в коридоре, и она притихла. Торопливо затянула шнуровку на груди. Он не услышит ее слез. Не услышит. Здесь она плакать не будет.

Дом постепенно пробуждался. Сначала женщины проскользнули на кухню, затем Ранели пулей вылетела из дома, так что Ялмари не успел вымолвить и полслова. Ее состояние встревожило, но когда он хотел выйти из дома, Тана его удержала:

— Я найду ее. Вы побудьте, пожалуйста, здесь.

Он подчинился — сам сообразил, что искать и утешать девушку не лучшая идея, если вспомнить ревность Сокола. Не успел он снова занять место у камина, как со второго этажа торопливо спустился хозяин дома. У спешки были причины — колокольчик у двери зазвонил, когда Авиел уже потянул ручку на себя. Помедлив, отступил:

— Рад видеть главу Дома Тахаша Крота, — радости в голосе Каракара слышалось не больше, чем если бы к нему зашла гигантская мокрица. — Здравствуй, Цовев.

— Извини, что очень рано, — в дом протиснулась туша. Может, Тахаш Крот и не был слишком толстым, но производил впечатление обрюзгшего от частого сидения за пивом виллана. И лицо у него оказалось соответствующее: красное и оплывшее с маленькими глазками и фальшивой улыбкой. Ялмари тоже удостоился внимательного ощупывающего взгляда, после чего Тахаш обратился к Авиелу. — Я боялся, что твои гости могут уехать, поэтому пришел до завтрака.

— Скроешь ли что-нибудь от эймана? — иронически заметил Каракар. — Поговорим у меня в кабинете?

— Это было бы замечательно. Ведь твои гости в любом случае не уедут немедленно?

— Не думаю, — Авиел пошел вперед, эйманы последовали за ним.

Происходящее показалось Ялмари очень странным и вместе с тем обнадеживающим. С замиранием сердца он ждал, когда же ему сообщат, зачем люди понадобились эйманам, да еще и главе Дома. Он был уверен, что ему непременно об этом сообщат.

Сверху спустились Шрам и Герард. Последний выглядел бодрее — возможность искупаться и выспаться в постели придала ему сил. Свальд еще спал, но даже если бы он отправился на прогулку или совсем ушел из замка — никто бы ему не препятствовал. Ялмари его уже отпустил, хотя и не сообщил об этом лично. Но скажет, как только увидит.

В гостиную вошла Тана и тихо сообщила:

— Завтрак готов, но наши мужчины, к сожалению, не смогут присутствовать в столовой. Надеюсь, вы извините их за это... Или подождете.

— Мы подождем, — вежливо ответил Ялмари до того, как заговорит Герард. — Тем более мы тоже еще не все собрались.

— Как скажете, — Тана склонила голову и вышла из гостиной.

— Не понимаю, почему мы должны его ждать, — тут же заворчал Сорот. — Если любит спать — пусть едет голодным.

— Мы ждем не его, — негромко возразил Ялмари. — Тут что-то происходит и сдается мне...

Он не договорил: в гостиную вернулся Авиел, а за ним неспешно вплыл Крот. Высоченный сын Каракара, рядом с которым Ялмари чувствовал себя карликом, и незнакомый брюнет с умным лицом, остались стоять у входа как стражи. Каракар злился, но держал себя в руках. Не глядя на принца, он сухо сообщил.

— Удаган проводит всех желающих в Песчаный монастырь. Но с вами отправится Цовев Юнко, — он махнул рукой за спину, и брюнет шагнул вперед. Рядом кашлянул Тахаш. Авиел будто очнулся. — Познакомьтесь. Тахаш Крот...

— Очень приятно, господин... Крот, — Ялмари еле сдержал улыбку, представив, как бы на подобное приветствие отреагировали в Энгарне. Наверняка многие не смогли бы сдержать смех.

— Рад познакомиться, ваше высочество, — толстяк обнажил крупные белые зубы. — У нас забавные фамилии, вы правы, — проницательно заметил он. — Поэтому в других странах некоторым приходится брать псевдоним. Тем, кому не так повезло с эймом, как Льву, Соколу и даже Юнко. Я хочу заметить, что Цовев Юнко отправляется с вами по делам эйманов. Но он не будет обузой. Хоть он и не из моего Дома, я ручаюсь, что это надежный, сильный парень...

— Мужчина, — поправил Каракар.

— Да, конечно, — добродушно рассмеялся Тахаш. — Мужчина. Нам, старикам, все кажутся молодыми, а ведь Цовев старше вас всех, разве что кроме господина полуполковника, — Итак, вы не возражаете против еще одного спутника?

Ялмари быстро обвел взглядом Етварта и Герарда, но ответил не посоветовавшись.

— Еще сегодня утром мы были уверены, что путешествие вообще не состоится, поэтому — нет, мы не против, если с нами пойдет господин Юнко.

— Чудесно. Мне не хотелось бы портить отношения с Энгарном. И наоборот хотелось бы укрепить их насколько это возможно. Тем более такой случай — на моей памяти люди гостили у эйманов лишь однажды...

— Приглашаю всех позавтракать, — дождавшись краткой паузы в речи Тахаша, вступил Авиел. — За столом познакомитесь поближе.

Он развернулся и прошел в столовую, опередив главу Дома. Но, кажется, так было задумано, потому что Тахаш, воспользовавшись близостью принца, уцепился за него и вдохновенно вещал о всевозможных выгодах сотрудничества короны Энгарна с эйманами вообще и с ним, Кротом, в частности. Ялмари слушал, вежливо кивал. Удаган посторонился, пропуская отца, а когда поймал взгляд принца, еле заметно подмигнул. Прикосновения и мерный рокот Тахаша, как ни странно, не вызывали неприязни, но это подмигивание разожгло любопытство. Захотелось скорее закончить трапезу и переговорить со Львом, хотя раньше, чем они покинут владения эйманов, откровенный разговор затевать опасно. Да и вообще опасно говорить: пообщаешься с эйманами, будешь шарахаться от любой живности. Одно хорошо — лошадей-эймов нет.

Завтрак грозил растянуться до обеда. Стол накрыли еще богаче, и женщины, кажется, не покидали кухню, что-то стряпали там и подносили к столу. Вот только Ранели так и не появилась.

Когда блюда на столах сменились в третий раз, появился взъерошенный Тагир. Ялмари начинал думать, что это его особый стиль, чтобы не походить ни на аристократов, ни на горожан. Видно, что он умылся, но вот причесаться... нет, не забыл. Намеренно провел расческой по волосам так, чтобы образовалось гнездо. И легкая небритость, которой он щеголял с начала пути — ее ведь надо поддерживать, иначе она превратится в бороду, а у него всегда лишь щетина.

Поздоровавшись с присутствующими и не выказав никакого удивления по поводу гостей, Тагир бодро принялся наверстывать упущенное, но Ялмари заметил, что он внимательно прислушивается.

Принц завершил столь теплое общение.

— Мне очень приятно находиться в вашем обществе, господин... Крот и господин Каракар, — он опять запнулся, прежде чем произнести "фамилию" главы Дома, — но полагаю, мы уже должны дать покой женщинам. И нам пора отправляться в путь.

Цовев Юнко тут же поднялся.

— Пока вы собираетесь, я заеду домой. Не предупредил жену об отъезде, — он тут же вышел.

Тахаш тяжело встал.

— Рад знакомству, ваше высочество. Полагаю, мы нашли полное взаимопонимание. Желаю вам удачного пути.

Он откланялся и покинул дом следом. Шрам поблагодарил хозяина за гостеприимство, и исчез — наверняка пошел проверять, все ли вещи собраны. Герард витиевато объяснял женщинам, как ему понравилось гостить в их доме. Авиел, который за весь завтрак не проронил ни слова, хмуро смотрел перед собой.

— Мы не причинили вам неудобств? — нашел нужным уточнить принц.

— Даже не знаю, — мрачно усмехнулся Каракар. — Но что сделано, то сделано. Желаю счастливого пути. Хотя бы потому, что с вами будет мой сын. Не сочтите за бестактность, но провожать я вас не буду.

Он тоже вышел. Удаган светло улыбнулся.

— Не обращай внимания. Переживает за всех очень. Но мы доберемся как-нибудь. Не скажу, что будет легко. Об остальном поговорим в дороге. Она будет долгой. Пойду пока тоже вещи соберу. Ну, и пару нотаций от старика выслушаю — куда ж без этого?

Ялмари повернулся к Тагиру. Тот сделал вид, что не замечает пристального взгляда. Медленно жевал, время от времени делая глоток вина.

— Ты сделал все, чтобы мы нашли эйманов. Я благодарен тебе за то, что ты сдержал слово, — Свальд поднял настороженные серые глаза на принца, но жевать не прекратил. — Свою часть договора ты выполнил, теперь я выполняю свою, — сообщил принц. — Мы отсюда направимся на восток, в Чарпад. Я попрошу Авиела, чтобы он доставил тебя в Цартан. Дальше иди, куда хочешь. Кроме, разумеется, Жанхота, — он отстегнул от пояса кошелек с деньгами и положил перед Тагиром. — Это плата за помощь и риск. Вспомни о нас и что-то хорошее, не только плохое, — он пошел к лестнице, но поэт вцепился в рукав куртки как клещами.

— Возьми меня с собой!

Ялмари оторопел.

— Постой... Ты ведь хотел освободиться... Поехать к...

— Ну, ты же меня освободил? Разреши теперь ехать с тобой. Не как преступнику, за которым надо присматривать. Как гражданину Энгарна, который хочет послужить своей стране. Возьми меня.

— Зачем? — поразился принц. — Это же опасно, ты сам слышал...

— И что? Тебе можно рисковать, а мне нет? Да я просто хочу попасть в Песчаный монастырь. Когда еще такая возможность будет? Это же такое место!

Ялмари наконец понял поэта. Вернись Тагир к Илкер сейчас, кто он будет? Мужчина, который сбежал от опасности, тогда как соперник рискует жизнью. А вот если они вернутся вместе... И принц туда ехал потому что должен ехать, а Тагира-то никто не заставлял, он сам, добровольно...

— Как хочешь, — спокойно ответил Ялмари. — Хочешь ехать с нами — езжай. Тогда тебе надо срочно собрать вещи. Но помни, что ты свободен и в любой момент можешь свернуть, куда захочешь.

— Спасибо! — Свальд сорвался с места и умчался вверх по лестнице.

Принц по привычке едва заметно пожал плечами.

21 сабтамбира, Меара

— Мне нужно срочно посоветоваться по поводу покупки новых лошадей! — Илкер умоляюще взглянула на папашу Улма. Он считал, что его присутствие в кабинете госпожи выглядит подозрительно и, конечно, был сто раз прав, но сейчас, когда Раддай принес известия о последних днях Кироса, она не могла не посоветоваться со страшим в их компании. Для этого и нашла этот предлог.

— Как скажете, госпожа, — он только взглянул на Айну, и девушка тут же вышла. — Она проследит, чтобы нам никто не помешал, — пояснил Улм, как только дверь за горничной закрылась. — Кстати, покупка лошадей — очень хороший повод для общения. И секретарь тут пригодится. Так что еще на встречи три-четыре этой отговорки вполне хватит, — папаша опустился на стул. — Так что у тебя, Раддай?

Как и в прошлый раз мужчины сели у дверей, а Илкер устроилась у стола. Заза уже рассказал ей немного обо всем, что сумел узнать в доме графа Оруна, но она снова вслушивалась в его слова, стараясь за ними увидеть истинную картину того, что произошло.

— Начну, наверно, с болезни... — Раддай помолчал, собираясь с мыслями, а затем доложил ясно и четко. — Симптомы болезни очень походили на воспаление легких. Очень. Я разговаривал с несколькими женщинами, две из них неплохо разбираются в болезнях, сомневаться в их искренности не приходится. Но это не болезнь.

— Почему? — Улм чуть подался вперед. Илкер бросила на него благодарный взгляд. Она не вмешивалась в диалог, но хотела задать именно этот вопрос.

— Во-первых, время. Мастер Кирос умер очень быстро. Слишком быстро для крепкого человека, каким он был. Это тоже подтверждают в один голос. Он даже не чихал никогда. В его возрасте не жаловался ни на ноющие кости, ни на сердце, ни на желудок. Не просто не жаловался — действительно не болел. А когда какая-то болезнь свалила всех обитателей замка, он помогал врачу и священнику. Те в конечном итоге тоже поддались болезни, но мастер Кирос не заразился. На удивление крепкий старик. Был.

— Но возможно, он исчерпал запас прочности? — Улм вновь произнес то, что вертелось на языке Илкер. — Со стариками такое бывает. Не болеет, а потом внезапно умирает.

— От сердечного приступа, инсульта, но не от воспаления легких! — возразил Раддай авторитетно. — С его здоровьем он должен был сопротивляться болезни хотя бы неделю... Но есть и еще одно обстоятельство. В обед того дня, когда он заболел, он получил угощение. Слуга принес ему пирог с ежевикой.

— Ты считаешь, что его отравили пирогом? — Улм нахмурился. — Но это же несколько ненадежно, ты не находишь? А если бы Кирос угостил кого-то? Несколько смертей в доме...

— Выглядела бы ни чуть не подозрительней, чем одна. Болезнь оказалась заразной, только и всего, — возразил Заза. — Но мне кажется "даритель" очень хорошо знал нашего библиотекаря и просчитал все до мелочей. Дело в том, что Кирос очень любил пирог с ежевикой. И поскольку ему передали несколько пирогов с другой начинкой, он с чистым сердцем отдал другие на кухню, а этот — взял себе.

— То есть пирог остался в его комнате? — Улм подался вперед. — Ты смог взять хоть кусочек?

— Вы представляете, что бы обо мне подумали, если бы я попросил кусочек пирога из комнаты покойного? — засмеялся Раддай.

— Уверен, ты смог бы достать его и без спроса, — тоже рассмеялся Улм.

— Возможно, — легко согласился Заза.

Илкер только недоуменно смотрела на них: они говорили о смерти и... смеялись. Хотя, они же мужчины и воины. Смерть, наверняка, стала привычной для них.

— Но не достал? — выспрашивал Улм.

— Его уже выкинули к моему приезду. Но я не понимаю, почему никто из вас не спросит, от кого же были эти пироги?

— И от кого? — не выдержала Илкер.

— От вас, госпожа.

— Что?

— Да-да. Вам так приглянулся библиотекарь, что вы поручили одному из слуг передать этот небольшой подарок для него, заранее узнав о его пристрастиях.

— Но тебе удалось узнать внешность слуги, принесшего гостинец? — предположил папаша Улм.

— Удалось, — подтвердил Заза. — Мужчина среднего роста и средних лет, с лохматой рыжей бородой, сильно сутулился, даже походил на горбатого. На лбу — прыщ.

— Сильно сутулился... — повторил "кучер". — То есть, вероятно, рост вовсе не средний, а выше.

— Борода — скорее всего ненастоящая, — поддержал Раддай. — Рыжая, топорщится... Такое запомнится лучше, чем цвет глаз, форма носа или лица.

— Но вот прыщ...

— Да, прыщ подделать сложно, но он, к сожалению, излечивается. Если мы не найдем этого человека в течение недели, то доказательств не будет.

— У меня нет таких слуг! — твердо произнесла Илкер.

— Я был в этом уверен, — заметил Заза. — Но еще раз осмотрел всех. У нас нет никого похожего и никогда не было. Но к Киросу приходил кто-то, знавший о вашем приезде.

— К Киросу приходили только потому, что Илкер приехала, — поправил Улм. — Остается узнать, откуда недоброжелатели могли узнать о беседе с Илкер и о ее планах.

— С этим совсем легко, — объяснил Раддай. — Сразу после встречи с ее высочеством мастер Кирос побывал в местной церкви. Довольно долго общался с отцом Гарое. Они вообще очень дружат. Два умных человека, сами понимаете...

Девушка не выдержала.

— Вы не можете обвинять человека, не имея веских доказательств, — вспыхнула она. — Это неправильно!

— Это неправильно, — подтвердил Заза. — Поэтому теперь я должен поближе познакомиться с отцом Гарое. О нем рассказывают много... любопытного.

— Еще один негодяй? — вскинула подбородок девушка.

— Напротив — святой. И это настораживает еще сильнее, — Раддай постарался улыбкой смягчить иронию. — Я ведь в школе священников учился. Много там повидал... В общем, он младший сын графа Оцем. Если интересно — четвертый. Семья у него очень необычная. Старший из четверых — наследник титула, ведет себя соответственно: во всем поддерживает отца и не поддерживает, как это у аристократов модно сейчас, господина Полада. Но замечен лишь в неположенной болтовне. Второй брат эдакая смесь образованных балбесов, почтительных сыновей и законопослушных граждан. То есть никогда не знаешь, чего от них ждать. Зато третий сын — дослужился до полковника кавалерии. И вот, четвертый — наш святой. Если честно, я в тупике. Судя по собранной информации — Гарое может оказаться кем угодно.

— Знаете что? — решительно заявила Илкер. — Я сама с ним поговорю. Мой визит к отцу Гарое будет выглядеть более естественно, чем визит секретаря!

— Госпожа... — попытался возразить Заза, но Улм его перебил.

— Ты совершенно права. Только во время этого посещения не забудь о своей миссии... и о своей роли расчетливой дурочки. Иначе нас могут раскрыть в городе.

— Я понимаю, — заторопилась Илкер. И неожиданно воскликнула. — Кто бы меня предупредил, что после того как я выйду замуж за принца, мне придется столько лгать и притворяться!

— Это как раз легко можно было предположить, — хмыкнул Улм. — Именно потому, что ты вышла замуж за принца. Дворец — это место такое... Но тебя никто не неволит. У нас четкие указания. Если ты не хочешь...

— Нет, я хочу распутать этот клубок. И хочу, чтобы виновные были наказаны. Едем прямо сейчас!

В дороге Илкер рассказали еще немного о том, с кем ей предстоит встретиться. Священник Гарое принадлежал к многочисленному отряду младших священников, прозябающих в деревенских церквях, но пользовался большой популярностью, поскольку не только проповедовал о любви к ближнему, но и на деле являл ее, открыв школу для детей вилланов, а также приют для детей-сирот и одиноких стариков. Он, в отличие от многих других служителей церкви, почти никогда не сидел без дела. После обеда его трудно было застать дома — он посещал свою паству, утешал, вдохновлял, помогал. Жил очень скромно, довольствуясь малым, в небольшом домике рядом с церковью, имея лишь одного слугу и кухарку — супружескую пару.

— И, — завершил рассказ Заза, — должен тебя предупредить — он очень молод.

Илкер уже представила сухонького старичка, и эти слова прозвучали как ушат воды.

— Насколько молод? — осторожно уточнила она.

— Моложе меня, — расцвел Раддай.

— А тебе сколько? — оторопела Илкер.

— Тридцать два, — Заза не выдержал и рассмеялся.

— Никогда бы не подумала! — воскликнула она. — Лет двадцать пять — не больше.

Напряжение спало, они рассмеялись. Илкер успокоилась. Если Гарое чуть моложе, то он скорее всего зрелый тридцатилетний мужчина, а вовсе не "очень молод", как заявил Заза.

Карета остановилась. Улм торопливо спрыгнул с козел и, распахнув дверцу, помог госпоже выйти, после чего вновь занял место кучера и поставил карету подальше от главной дороги. Заза уже выбрался сам с другой стороны и помог сойти горничной, на мгновение прижав ее к себе чуть ближе, чем положено. Девица фыркнула и ткнула локтем парня в бок. Он охнул и отступил, тут же приняв надменный и независимый вид, подошел к госпоже.

Илкер, с улыбкой понаблюдав за ними, перевела взгляд на церковь, и сердце зашлось от сладкой боли: все осталось таким же, как в детстве: беленькая церковка, похожая на снежный замок, среди ярко-зеленой, коротко постриженной травы, устремляла к небу многогранные купола. На самом большом из них расправил крылья голубь — будто живой. Илкер нравилось, что символом Истинной церкви был только голубь, без всякого меча, как в церкви Хранителей Гошты. Однако священники и здесь проявляли мало миролюбия. Хотя те голуби, которых кормила Илкер, еще когда жила с тетушкой в городе, тоже не казались добрыми и мирными. Так что, получается, священники подражают подлинной природе этих созданий Эль-Элиона.

В храм вели ступеньки, но двери — такие же белые — были закрыты.

— Нам сюда, — Раддай указал на домик привратника.

Айна подошла и встала чуть позади госпожи, смиренно потупившись.

— Но раньше священник жил там, — Илкер указала на большой дом, стоящий позади церкви.

— Там теперь приют, — объяснил Заза. — Отец Гарое переедет обратно не раньше, чем будет закончено новое, большее здание приюта. Вилланы стараются, жертвуют, но до завершения еще далеко.

— Пожалуй, надо помочь отцу Гарое, — глубокомысленно заметил Улм. — А то ему жениться пора, а жену привести некуда...

Дверь привратницкой открылась, и по ступенькам торопливо спустился парень в темно-серой рясе. Внешние уголки карих глаз чуть спускались вниз, придавая жалостливое выражение. А может быть, это вовсе не глаза имели такое строение, набрякшие веки под низкими тонкими бровями так отбрасывали тени. Тонкий нос с красиво, как у породистой лошади, вырезанными ноздрями, то ли когда-то сломали, то ли от природы чуть горбился на переносице, но в любом случае составлял контраст с печальными глазами. Тонкие губы то ли кривились в усмешке, то ли искренно улыбались гостям. Густые каштановые волосы, пожалуй, слишком отросли, челка грозила вот-вот закрыть половину лица, и у Илкер руки зачесались от желания взять ножницы.

Парень подошел, и Илкер уткнулась взглядом в объемистую шею, затянутую в воротник-стойку.

— Рад видеть вас, ваше высочество, — произнес он бархатным голосом.

Девушка отвела взгляд от его шеи.

— Вы кто? Откуда вы меня знаете?

— Я — отец Гарое и знаю свою паству. Среди нее лишь одна богатая дама похожа по описанию на вас.

— Отец Гарое?! — Илкер воскликнула и тут же себя отругала: нельзя же быть такой несдержанной. Но почему, даже заметив парня в темно-сером балахоне младшего священника, она не догадалась, что перед ней тот самый отец Гарое? Ведь ее же предупредили: очень молод, свят и так далее. Она тут же взяла себя в руки и, вспомнив наставления папаши Улма, решила использовать свое замешательство, чтобы разыграть из себя недалекую интриганку. — Извините, отец Гарое, я никак не ожидала, что святой, о котором мне так много рассказывали, такой молодой и такой... — она глупо хихикнула, — симпатичный, — она с сомнением посмотрела на огромную ладонь священника, но тот так и не сделал попытки протянуть ее для поцелуя, и она не настаивала.

— Святой? — губы Гарое изогнулись чуть сильнее. — Может быть, вам рассказывали не обо мне?

— Уверена, что о вас! — Илкер отчаянно не хватало веера, чтобы стукнуть им по груди этого монументального священника. — Это же вы живете в доме привратника и не женитесь, потому что ваш большой дом заняли эти несчастные, а другой дом для них никак не построят?

Она сумела озадачить Гарое. Мельком взглянула на Улма — тот чуть нахмурился: "Не переигрывай!" — читалось в его взгляде. Ну да, надо быть глупенькой, но не настолько же! Мало ли, что рассказал ему Кирос, еще заподозрит неладное.

— Я пока не собирался жениться, не знаю с чего вы...

— Так сколько вам нужно? — деловито поинтересовалась она, умеряя пыл.

Гарое пришел в себя.

— Нужно нам много. Вряд ли вы выделите такую сумму, учитывая недавнее приобретение Меары. Но давайте обговорим это в доме?

— Конечно. Только позвольте сначала вам представить. Это, — она махнула на Раддая, — мой секретарь мастер Заза, — и добавила небрежно. — Моя горничная.

— Вы ездите с горничной? — удивился священник.

— Да... Хочу взять компаньонку, но еще не нашла подходящую. А какая-то девушка со мной должна быть, не хочу, чтобы пошли слухи...

— Я понимаю... Но, думаю, при нашей беседе она вполне может и не присутствовать. Пусть пообщается с моей кухаркой. Пойдемте, ваше высочество, — Гарое направился в дом чуть впереди.

Он снова стал непроницаемым. Они устроились в маленькой комнатке, служившей отцу Гарое и спальней, и кабинетом. В дальнем углу стоял топчан, застеленный простым покрывалом. Стены — беленые, без всяких украшений. Отец Гарое опустился в потрепанное кресло, другое стояло напротив, и Илкер села в него. Раддай занял место у двери на стуле. Послушная Айна исчезла. Хорошо, что ее отправили к кухарке, — узнает от нее что-нибудь.

Илкер быстро окинула взглядом старенький комод и такой же старенький письменный стол, каминную полку с глиняной вазой и цветами бессмертника в ней, плетеный соломенный коврик на полу, и сделала вывод: или Гарое на самом деле святой, или очень уж умело притворяется. Более скромной обстановки она еще не встречала. Удовлетворившись осмотром, она защебетала обо всем сразу: о своей внезапно переменившейся жизни, о возвращении Меары законным владельцам, о неожиданной смерти мастера Кироса и средствах необходимых для приюта, который, кажется, одновременно является и больницей...

Отец Гарое слушал ее с тем же выражением лица, с каким вышел из дома. Она не могла определить: утомился он ее болтовней, не доверяет ей или наоборот внимает с радостью. Когда она заикнулась о книгах, которые читает в церковной библиотеке, он перебил ее.

— А ведь у меня есть одна книга, которая вам нужна! — и крикнул куда-то в проем двери. — Дарда, пойди сюда! — слугу Илкер так и не увидела, он стоял в коридоре. — Вы не возражаете, если ваш слуга принесет эту книгу из церкви? Я не могу здесь хранить все необходимое.

— Нет, не возражаю, — заверила Илкер.

— Дарда, — снова обратился Гарое к невидимому слуге, — проводи мастера Зазу в церковь, покажи нашу библиотеку. Вы, конечно, возьмите любые книги, которые вам приглянутся, — заметил священник уже Раддаю, — но прежде всего обратите внимание на книгу легенд. Там очень много интересного, и далеко не все описанное сказки. Только люди, если во что-то не хотят верить и не могут доказать, относят это к легендам.

Заза поклонился и вышел, не сказав ни слова. На какое-то время Гарое умолк, но, услышав хлопок двери, вновь обратился к Илкер.

Девушка открыла рот, чтобы продолжить болтовню, но священник ее прервал.

— Мне кажется, достаточно, — заявил он.

— Что достаточно? — опешила Илкер.

— Достаточно вы притворялись. И теперь, когда мы одни, вы можете быть самой собой. Мастера Зазу и горничную к вам приставили, чтобы следить за вами. Так?

— Что вы! — воскликнула Илкер. — Вовсе нет!

— Но когда их в вашем доме не было, вы вели себя иначе. Покойный мастер Кирос рассказывал о вас с восторгом.

Девушка покраснела.

— Мастер Кирос был слишком снисходителен ко мне, право. Я вовсе не притворялась, я...

— Ваше высочество, — мягко промолвил священник, — зачем вы приехали ко мне? Не для того, чтобы исповедаться и просить о помощи, тогда для чего?

— Отец Гарое, я услышала о ваших затруднениях, — залепетала Илкер. — И хотела помочь, тем более что у меня есть такая возможность сейчас. Простите, если отняла у вас время... — краска с ее лица так и не сошла.

— Хорошо, — священник поднялся и подошел к письменному столу. Девушка тоже торопливо встала. — Вот, — он подал ей два листка, — точные расчеты, сколько и на что мне нужно денег. Если вы или... господин Полад сочтете нужным покрыть часть расходов или все сразу, буду очень вам благодарен. Но от общения с вами я вынужден пока воздержаться. По крайней мере до тех пор, пока вы не посчитаете необходимым быть со мной искренней. Прошу меня простить, — он склонил голову и вышел из комнаты.

Илкер ничего не оставалось, как выйти за ним следом, неловко теребя поданные ей листки.

23 сабтамбира, Беероф

— Шереш, — Ароди обессилено прислонился к стене и бросил лопату. С него лил пот, он вытер лоб, не переживая о том, что испачкается. — Почти неделю возимся, а даже трости не прокопали. Чудовищная стена.

— Я предупреждал, что будет тяжело, — Щутела размеренно долбил кладку.

В полумраке подвала виднелась лишь тень, будто припадающая к стене. Казалось, солдат вообще не уставал.

— Предупреждал, конечно, — согласился Элдад. — Если честно, дай мне меч, поставь передо мной очередь длиной в два лавга, и я бы убил всех одного за другим, гораздо быстрее, чем мы долбим этот камень.

— Это точно, — вновь поддакнул Щутела, не отрываясь от работы. — Меч вам сподручнее, чем лопата. Да и мне меч больше с руки.

— Нравишься ты мне, Щутела, — усмехнулся Ароди и нагнулся за лопатой, чтобы собрать куски камней в мешок, из которого только утром выгрузили камни Зары и сложили у стены. Скривился от боли, когда черенок коснулся ладони. — А вот кровавые мозоли не нравятся, — он нахмурился.

— Так вы бы перчатки надели, — предложил Щутела.

— Когда не умеешь копать, — опечалился Элдад, — неважно надеты перчатки или нет.

В памяти вспыхнула картинка: женщина в ночной сорочке с окровавленными плечами бьется на плахе. Он схватился за лопату с такой силой, словно она была спасением, и остервенело кидал камни, не обращая внимания на боль. Только когда мешок наполнился, он остановился и на этот раз повис на черенке, давая отдых спине.

— Щутела, — вновь заговорил он. — Я вот тут считаю. У нас семнадцать дней. Копать надо девятнадцать тростей. Так выходит трость за день надо копать, а не за пять дней, как мы. Иначе никак мы не успеем.

Какое-то время в подвале раздавался только мерный стук лома о камни. Потом Щутела тоже прервал работу, глотнул вина из стоящего рядом кувшина, утер губы тыльной стороной ладони. Внимательно посмотрел на Элдада.

— Как вы думаете, господин хороший, я считать умею?

Ароди не удержался и хмыкнул. Помолчал, не зная, что ответить.

— Полагаю, да, — начал он неуверенно. — Вы ведь все-таки...

— Ваша правда, умею, — подтвердил Щутела. — Только когда мы под стены замков камни Зары закладывали, нам считать запрещали. Иногда специально выбирали тех, кто считать не умеет. Потому что на войне ты должен знать: эту стену надо взорвать, иначе твой друг погибнет. Сотня погибнет. Две. Они не виноваты, что ты считать научился. Они надеются, что ты взорвешь стену и сохранишь им жизнь. Поэтому арифметику забываем, берем лом и долбим. Не обращая внимания на стрелы и арбалетные болты, на то, что на голову кипящее масло норовят вылить, на то, что камни Зары в тебя швыряют. Просто долбишь, пока не дойдешь до нужного места. И знаете что? Это с арифметикой кажется долго и даже невозможно. А когда без арифметики-то... Тогда, глядишь, за крепким камнем, где и рыхлый попался, а где и вовсе пустота. И дело быстрее пошло.

— Нравишься ты мне, Щутела, — рассмеялся Ароди, намеренно повторившись. — Дай лом, чтобы я арифметику забыл.

— А чего это дай? Вон второй рядом лежит, вместе долбить будем, — и солдат, не дожидаясь, когда граф присоединится, вновь принялся за работу.

...К полудню Элдад сделал перерыв. Поднялся наверх, тщательно умылся и переоделся. Он не мог обедать в грязной одежде — пытался, но не смог с собой справиться. Сначала спустился в подвал, чтобы отнести еду Щутеле, полил ему на руки из кувшина. Солдат из подвала почти не поднимался. В первый день он осмотрел дом, сообщил, что он крепкий, хотя осаду, конечно, не выдержит. Они и не собирались держать там осаду. К моменту, когда лорды-регенты сгорят в огне, они уже должны быть за городом, чтобы начать мятеж среди сочувствующих.

Аристократы, сменяя друг друга, помогали десятнику, работая то кайлом, то лопатой, но больше всех трудился Щутела, делая перерыв лишь для еды и сна. Он же принимал камни Зары и доски, необходимые для подкопа, которые подвозили постепенно, чтобы не привлекать внимания. Элдаду приходилось раз в три дня увиливать от обязанностей гофмейстера. Сегодня утром он как обычно посетил дворец, а потом ушел, сославшись на плохое самочувствие. Теперь радовало то, что во дворце никто его всерьез не воспринимал и его отсутствия особенно не замечали.

Пока солдат ел, Ароди тоже перекусил. Вот тут-то он и порадовался, что имеет привычку переодеваться. Он услышал шум на улице и, выглянув в окно, убедился, что посетили его вовсе не заговорщики. Из кареты, сложившись чуть ли не пополам, вышел худой и длинный граф Даут. Огромный нос и впалые щеки, а также парик с черными волосами, который он очень любил, делали его похожим на ворона. Шереш его притащил в дом гофмейстера...

Граф бегом спустился в подвал и крикнул вполголоса:

— Щутела, пока не работай и закрой дверь, у нас гости.

Вернувшись обратно, Элдад кинул подушку и покрывало на диван в гостиной, растер нос, чтобы он покраснел, сильно надавил на внутренние уголки глаз, чтобы выступили слезы — кузина как-то раскрыла секрет о том, как показаться больным и не пойти в церковь в день отдыха. Только после этого он побрел открывать на звон колокольчика.

— Добрый день, граф Бернт, — Даут смотрел холодно. — Я не задержу вас надолго.

— Да, конечно, — прогнусавил Элдад и пошел внутрь, чтобы Даут не видел его исказившегося от ненависти лица.

Внутри все клокотало от ярости, он бы зарезал гостя, не раздумывая, если бы не сознавал, что это лишит его возможности отомстить всем сразу. Его вывело из себя вот это высокомерие убийцы, который не постеснялся прийти в дом к человеку, которого лишил матери. Но когда Элдад упал на диван и укрылся пледом, он уже справился с собой и надеялся, что Даут не поймет, какие эмоции он испытывает.

— Я искал вас во дворце, — презрительно уведомил граф. — Но мне сообщили, что вы больны. Однако мое дело требует неотлагательной встречи. Дело в том, что Совету понадобится этот дом в ближайшую неделю.

И снова Элдаду потребовалось все самообладание, чтобы не выдать себя.

— Вы меня выгоняете? — как можно равнодушнее поинтересовался он.

— Дело в том, дорогой граф, — Даут явно злился, — что этот дом принадлежит не вам, а казне. И совет регентов может потребовать его обратно в любое время. Вам ведь есть где жить в Беерофе, не так ли, гофмейстер?

— О да, у меня есть дом, — скривился Ароди. Он знал, что когда Даут попал в немилость, король лишил его дома, использовав для этого какую-то надуманную юридическую придирку. Теперь графу приходилось брать дом в аренду, кажется, у герцога Зерана.

— Вот и отлично, — Даут прищурился и вскинул подбородок. — 25 сабтамбира в этом доме начнется совещание. Будем беседовать со многими людьми, и поскольку ворота этого дома выходят на улицу, это место удобнее, чем дворец. Возможно, за два дня мы управимся. А вы пока болейте в своем доме. Но лечитесь лучше, вы нам нужны, — снова гримаса презрения, он будто провоцировал Ароди на ссору. — Кстати, почему вы один? Где же ваш новый слуга, больше похожий на бандита?

— Я отправил его в аптеку и мерзавец до сих пор не вернулся, — объяснил Элдад.

— Так почему бы не уволить мерзавца?

— Он меня забавляет, — объяснил Ароди.

— Хорошо. Раз мы обо всем договорились, я ухожу.

Даут направился к выходу, Элдад не шевельнулся, чтобы проводить его. Он и так словно лакей открыл дверь. Даут на пороге не удержался от колкости.

— Вам надо вымыться, гофмейстер. У вас шея грязная.

Как только дверь закрылась, Ароди бросился к зеркалу. И вправду: когда умывался пропустил крохотную полоску на шее. Шереш бы побрал этого Даута! Он снова помчался вниз.

— Щутела, все рушится, — заявил он, открыв дверь, — я еду к Фирхану. Этот дом совет регентов забирает для какого-то совещания.

Солдат поднялся с небольшой скамеечки.

— С вашего позволения... лучше я к господину графу схожу. Заметит кто-нибудь, что вы в нездоровом виде путешествуете. Вы ему записку напишите, а я переоденусь пока.

Около часа Элдад ждал ответа, дрожа от нетерпения. Если так пойдет, он на самом деле заболеет. Щутела вернулся вместе с Фирханом.

— Хотел написать, — заявил он с порога, — но предпочел сообщить лично.

— Письмо сожгли? — тут же уточнил Ароди.

— Сжег, конечно. Послушайте, граф, — Фирхан казался необычайно оживленным. — А что если наш план осуществить здесь? Прибудут лорды-регенты...

— Все?

— Не знаю, — растерялся Фирхан. — Я ничего не знал об этом совещании. Не знаю даже, какие вопросы будут обсуждаться.

— Тогда надо узнать и потом...

— С вашего позволения... — вмешался Щутела. — Будут далеко не все лорды. А самое главное — мага точно не будет. А он главный противник. Выживет — никакого мятежа не получится, — Элдад в который раз поразился мудрости слуги. — Нам о другом надо волноваться, — заметил Щутела. — Как прятать будем, то что у нас в подвале творится? Вывезти не успеем. Если кто сунется в подвал... Догадаться могут.

Они размышляли.

— А что если не вывозить? — предложил Ароди. — Повесим замок. Замок-то успеем повесить? Они тут два дня будут. Зачем им нужен грязный подвал?

Аристократы ожидали вердикта от солдата.

— Тоже дело, — согласился Щутела. — Замок я быстро соображу. И еще кое-что сделаю... Когда вернемся, сразу поймем, заходил кто в подвал или нет. Тогда я в лавку, за замком.

— Да, — быстро кивнул Элдад. — Вот деньги.

Как только он вышел, Фирхан и Ароди переглянулись.

— Неужели минует? — спросил лорд-регент.

— Если то, что мы делаем, угодно Эль-Элиону, — минует, — уверенно ответил Ароди. — Вот и посмотрим. Держите лошадей и вещи наготове на случай, если придется бежать. И Юцалию надо предупредить, а он пусть сообщит Яуру. Будем ждать.

25 сабтамбира, Иазер

Пока Алет и Катрис добрались до Иазера, эйм-сокол уже отыскал нужный дом и Шелу. Он работал слугой, но, когда Алет увидел брата, хоть и через птицу, сердце его наполнилось ликованием. Это было первое хорошее известие за последние дни. Алет рассказывал невестке, что наблюдал сокол, она смеялась и плакала одновременно, и еще сильнее спешила попасть в город. О лошадях девушка не переживала, только о муже. Алету и так приходилось сдерживать ее в эти дни, а теперь это превратилось в непосильную задачу.

Как только радость немного утихла и путь снова стал монотонным: пустынные дороги, небольшие селения, краткий отдых, снова дорога, — его мысли вернулись к дому. Мерзкое чувство вины отравляло душу. То, что Ранели никуда не денется, потому что ей всего лишь некуда идти, утешало недолго. Почему некуда? Есть принц, который может, и не женится, но всяко не выгонит девушку. Есть Лейн, где тоже живут оборотни, и они понятия не имеют, что с ней произошло в Умаре... Но самое противное — что хорошего, если она останется в доме вынуждено? Если она уже не будет ожидать его возвращения, переживать о нем. Будет жить с ним лишь потому, что нет другого пристанища. От этих мыслей хотелось постучаться лбом о ближайшее дерево. А на смену приходила другое: а что если ушла? Обиделась и ушла, куда глаза глядят? Главное, чтобы не с ним...

Он невероятным усилием сдерживал себя, чтобы не отправить сокола домой. И еще смущал взгляд Трис. Она будто все понимала, но не трогала опасные темы. Она-то хорошо знала, когда женщине надо говорить, а когда молчать! Не зря же в их семье считали, что Шеле повезло с женой. Сам Алет не спрашивал Трис ни о чем. Что она скажет? Что надо быть терпимей, снисходительней, нежнее? Бог знает: он делал все, что мог. Нет, он ни в чем не виноват, а Ранели надо научиться себя вести. И он ей в этом поможет. Убедиться бы, что она дома...

— Ранели не покинет замок без тебя, — неожиданно промолвила Трис, не глядя на него. — С ней мама разговаривала. Она обещала тебя дождаться.

Алет не произнес ни слова. Лицо его не дрогнуло. И облегченный вздох не вырвался. Трис не сможет сообщить Ранели, что он очень переживал, дождется ли его жена. Потому что, чем больше он проявляет свои чувства, тем больше Ранели думает, что может управлять им. А так не будет. Не будет.

На четвертый день они въехали в Иазер. Эйм летал в вышине над городом. Пусть следит оттуда за ними, так надежнее. Они заплатили за въезд в город, и Катрис разом сникла. Она уже не торопила лошадь, снова будто угасла.

— Что случилось? — мягко поинтересовался он.

— Шела не узнал твоего сокола, да?

— Может быть, не заметил?

— Разве раньше было такое? — нахмурилась она. — Он всегда видел тебя. Посылал ястреба навстречу. Я знаю!

— Что ты хочешь сказать?

— Он ничего не помнит. Память к нему не вернулась, только поэтому он до сих пор работает там слугой.

— Ну и что? Заберем его домой, Охотник что-нибудь сделает. На что нам Охотник, если он во всем бессилен?

— Алет, я хочу попросить тебя, — она придержала лошадь. — Позволь мне не ездить с тобой к Шеле. Я хочу подождать тебя в какой-нибудь гостинице. Боюсь встретиться с ним сейчас.

— Не говори глупости, Трис!

— Пожалуйста, Алет!

Они ехали по мостовой Иазера вдоль сточной канавы. Сокол размышлял. Почему бы и не уважить просьбу девушки? Какая разница увидит Шела жену сразу или час спустя после брата. Заметив вывеску трактира "Веселый рыбак", изображающую толстого румяного мужика с рыбиной в одной руке и кружкой пива в другой, он повернул коня во двор. Трактир казался приличным и в меру дорогим.

— Спасибо, Алет, — услышал он в спину.

Устроив невестку и лошадей, Алет отправился дальше пешком. Через эйма он уже выучил каждый поворот и, кажется, даже каждый дом на пути к месту, где жил Шела. Возле нужной двери он постоял, набираясь духу, и тут она распахнулась. Шела вышел наружу с мешком на плечах. Он на мгновение задержал взгляд на Алете, а потом двинулся дальше.

— Шела? — окликнул его Сокол.

Брат остановился.

— Что угодно, господин? — ровно поинтересовался он.

— Ты не помнишь меня? — жгучее разочарование наполнило сердце. Казалось, парень, стоявший рядом, — это не его брат, а кто-то, укравший его внешность. Разве у Шелы был такой взгляд? Настороженный и жалкий, взгляд слуги, а не эймана. А где его улыбка? У Шелы в глазах плясали огни Зары, как и у отца, с ним рядом было легко и спокойно...

— Нет, господин, — равнодушно откликнулся незнакомец с лицом брата и переступил с ноги на ногу. — Я ничего не помню. Мы знакомы?

— Да, — Алет решился. — Ты мой брат и я приехал забрать тебя.

Новость нисколько Шелу-слугу не обрадовала. Он оглядел Алета с ног до головы, опять переступил с ноги на ногу.

— Если угодно... Я сейчас мешок отнесу, а потом выслушаю вас, господин. Подождите в доме. Хозяин добрый, он примет. Тем более что вы не первый.

— То есть как не первый? — опешил Алет.

— Да чуть не каждый месяц какие-то знакомцы приходят. Такое ощущение, что я во всем Энгарне самый важный человек.

— Но вряд ли кто-то назывался твоим братом.

— Ваша правда, господин. Братом никто не назывался. Да вы зайдите. Я мигом. Оглянуться не успеете, как я вернусь, — он открыл дверь и крикнул туда. — Хозяин! Тут человек, говорит, знает меня. Пусть подождет?

— Пусть! — прозвучало откуда-то из глубины дома.

— Подождите, стало быть, — Шела зашагал куда-то вниз по улице.

На лестнице появился хозяин. Крепкий мужчина лет пятидесяти, с красной лысиной, прищурился.

— Здравствуйте, сударь. Знаете Шелу?

— Он мой брат, — Алету не понравился ни человек, ни его тон, ни то, что Шела ему служит.

— Надо же как! Брат... — тон хозяина был очень скептическим. — И как вы это докажете?

— Почему я должен доказывать это? — возмутился Сокол.

— Да потому, что о Шеле уже весь город болтает. То и дело кто-то говорит, что хорошо его знает. Шела уже так к этому привык, что никому не верит. Хотите, чтобы он ушел с вами, — придется доказать. И поймите меня правильно. Я не против, чтобы Шела нашел родственников. Но он не хочет уходить неизвестно с кем. Ему пришлось по душе работать на меня. Выгонять его я не намерен. Так что...

Дверь отворилась — как и обещал, Шела вернулся очень быстро. Алета опять неприятно задело, как он словно ожидает разрешения от этого человека.

— Простите, вы не представились... Вы...

— Алет... Ястреб, — он сообразил, что если они считают, что Ястреб — это фамилия Шелы, то объяснить "Сокола" будет трудно.

— Вы как будто запнулись, — с деланным добродушием посмеялся мужчина. — Итак, вы можете доказать, что Шела ваш брат?

— У него на груди татуировка ястреба, — уверенно ответил Алет.

— Да? Любопытно... — доктор Декокт повернулся к Шеле. — У тебя есть татуировка?

— Нет, — с улыбкой покачал головой он.

— Быть не может! — вспыхнул Алет.

Шела распахнул рубаху. Сокол даже шагнул вперед, чтобы убедиться, что он не ошибся: грудь Шелы — или того, кто притворялся Шелой, — была чиста.

— Вот видите! — улыбнулся Декокт. — Кажется, вы ошиблись, — взгляд стал жестким. — Или намеренно нас обманываете.

— Зачем бы я обманывал вас так! — поразился Алет. — Ничего не понимаю, — он потер лоб.

— В любом случае, тут только две возможности, не так ли? Либо вы лжете, либо ошибаетесь.

— Зачем мне лгать? — вновь возмутился Сокол.

— Кто знает. Может, вам нужен бесплатный работник?

— У меня достаточно денег, чтобы нанять его! Хорошо, — Алет успокоился и отступил. — Извините меня. Мне надо обдумать то, что произошло. Извините.

Он вышел на улицу и беспомощно посмотрел в небо, где по-прежнему летал сокол. Как хорошо, что Трис не пошла с ним! Как чувствовала, что их ожидает...

25 сабтамбира, Чарпад

— Долго еще? — Етварт задал вопрос, мучавший всех. — Лошади устали, — он провел ладонью по морде.

Ялмари тоже проверил ноздри лошади — рука осталась чистой. Пока еще беспокоиться было не о чем, но если им придется путешествовать еще несколько часов, лошади не дойдут. Сразу за Аваримскими горами растительность сильно менялась. Кусты акации, редкие пальмы и выжженный солнцем сухостой, — вот все, что они встречали. Второй день они блуждали между черных глыб, неизвестно откуда громоздившихся повсюду. Ехали почти весь день. Солнце палило, грозя выжечь глаза.

Лошадь Сорота жалобно заржала и сильно захромала. Лорд помянул шереша и соскочил на землю. Он размотал импровизированную обувь на ногах лошади и выдернул длинную колючку акации.

— На кой шереш эта обувь, если от колючек она не защищает? — горячился лорд, смазывая рану мазью, которую еще в начале пути выдал всем Удаган.

— Если бы не она, — хмыкнул Лев, — ты бы шел пешком. Лошадь изранила бы ноги об острые камни.

Воспользовавшись паузой, все тоже спустились на землю, давая лошадям отдых.

— Откуда вообще колючки? — возмутился Герард. — Не вижу поблизости кустов акации.

— Да ты и дорогу не видишь, — пожал широкими плечами Удаган.

— Не вижу! — с готовностью согласился Сорот. — А ты видишь?

— Честно? — Лев осматривал копыта лошади, по очереди разматывая кожаные мешки. — Тоже не вижу.

Люди переглянулись. Два дня они не роптали потому, что верили: эйман знает, куда их ведет.

— Куда мы идем в таком случае? — осторожно поинтересовался принц. — Ты говорил, у тебя есть карта.

— Карта? — ласково откликнулся Лев. — Посмотри на эти камни. Думаешь, они стоят тут вечно? Это перекаты. Думаешь, песок, как твой дворец ждет, когда мы придем? Это Чарпад. Все меняется даже не каждый месяц — каждую неделю. Если не живешь здесь постоянно, никакой дороги ты тут не найдешь, а карты будут врать. Думаешь, отец просто так тебя предупреждал?

— Ничего себе откровения! — снова не выдержал лорд, забывая о раненой лошади. — Куда ты нас ведешь, в таком случае?

Удаган не спеша взял кожаный мех с водой, кадык дернулся дважды. Но, несмотря на жажду, Ялмари не торопился последовать примеру эймана. Он знал: горячая вода давно застоялась и пахнет старой кожей. Дня через два он наверняка будет рад и такой воде, но пока этого не произошло. Повесив мешок обратно на лошадь, Лев подмигнул:

— Вы вроде собирались в Песчаный монастырь? — он снова вскочил на лошадь. — Туда и попробуем добраться. Если не сдохнем от жары, не попадем на обед к каким-нибудь недоброжелательным обитателям пустыни, не задохнемся в буре и не утонем в зыбучих песках — обязательно доберемся, — Цовев хмыкнул, другие шутки явно не поняли. Посмотрев на каждого, Лев закончил. — Если серьезно — есть нечто неизменное и в Чарпад. Тут протекает река, на берегу которой живут маленькие племена земледельцев и скотоводов, которые не подмяла под себя Ногала. Доберемся до реки — найдем их. Найдем их — сменим лошадей на верблюдов и, если повезет, наймем проводника. Я надеюсь, что нам это удастся если не сегодня, то завтра к вечеру. Если позже — придется хуже. Вода закончится.

Ялмари казалось, солнце никогда не зайдет. Издевательски красное, оно не торопилось сдвинуться ни на палец. Хорошо хоть светило в затылок. Принц так и не расстался со старомодной шляпой. Удаган намотал на голову длинное полотно, закрыв и лицо, и шею. Не сразу, но его примеру последовали и остальные — благо Лев захватил ткани на всех. Он вообще почти не отдавал никаких указаний в дороге, показывал все на личном примере. Но когда Ялмари собрался побриться, он был категоричен:

— Вода нужна для нас и лошадей. Красоту будешь наводить у реки или в Песчаном монастыре.

Принц подчинился. Все очень просто: не хватит воды — погибнет лошадь. Погибнет лошадь — погибнет и он. Теперь он зарос бородой так, что напоминал скорее разбойника, чем принца. Герард и с щетиной выглядел элегантно. Ялмари очень бы не помешало такое качество — но что не дано, то не дано. Он иногда вспоминал их ссору в Капкане. Наверняка Герард сказал то, что думал. Что с этим будет делать Полад? Или если принц навсегда покинет Энгарн, то об этом можно не беспокоиться?

Иногда они слышали далекий или близкий рык — эйм Удагана следовал рядом, но на глаза показался лишь однажды.

Вдоль дороги встречались скелеты животных — коров, мелких и крупных хищников. Солнце выбелило кости, и путники не могли определить, как давно они погибли. Но Льва очень беспокоили эти скелеты. Так бывает после длительной засухи, а в это время пересыхают и самые полноводные реки, а племена уходят дальше на юг. Но у них не было другого выхода, кроме как идти на восток к реке.

Когда жара немного спала, а тени удлинились, Ялмари не заметил, как задремал в седле мерно покачивающейся лошади. Очнулся от окрика:

— Стой! Погоди!

Открыл глаза и спросонья еле удержался, чтобы не перекинуться в волка и не броситься вдогонку за смутной тенью, мелькающей среди кустов высохшей акации — теперь они увидели, откуда ветер разнес всюду колючки. Быстро надвинул шляпу и только после этого поинтересовался:

— Кто там?

— Не разглядел, но кто-то за нами точно следил. И это очень хорошо! Значит, племя рядом.

— Уйдет? — голос Етварта усталый и почти безнадежный.

— Если доберется до верблюда... — Удаган напрягся, прикрыл веки. Герард открыл было рот, но Юнко резко взмахнул рукой, призывая к молчанию. Лев улыбнулся. — Не добрался!

Он всматривался в кусты и вскоре оттуда появился высокий смуглый старик в грязно-коричневой набедренной повязке. За ним по пятам следовал лев. Как только старик встал перед Удаганом, эйм отступил и почти скрылся среди кустов акации.

— Белый лев хотел видеть меня? — спросил старик, безошибочно выбрав эймана.

Тот спрыгнул с лошади и, встав перед стариком, показал открытую ладонь, протянул ее старику. Они оказались почти одинакового роста, только житель пустыни походил на оглоблю. Старик помедлил, а потом повторил жест, едва дотронувшись кончиками пальцев ладони Льва. Дальнейшая беседа походила то на цоканье и щелканье, то на урчание голодного желудка. Лица эймана Ялмари разглядеть не мог, а вот старик то хмурился, то мотал головой, то разводил руками. Удаган перевел:

— Его племя в дне езды на верблюде. Но он отказывается отвести нас туда. Говорит, должно разрешить племя. Просит, чтобы мы подождали его возвращения в убежище.

— То есть, — тут же вступил Герард, — через день он может вернуться и сказать, что племя отказалось помочь нам? Или не вернуться вообще.

— Да, это так, — подтвердил эйман. — Но на этот случай у нас есть одно средство.

Он снова защелкал и заурчал, несколько раз ткнул в небо, потом себе в грудь, затем в старика и сплюнул. Старик, кажется, задумался. Тоже сплюнул и пронзительно свистнул. Вскоре из быстро сгущающихся сумерек к ним выехал белый верблюд. Старик снял с него белую накидку и накинул себе на плечи, после чего ловко взобрался в седло и поехал вперед.

— Я объяснил ему, что племени будет выгодно пустить нас. Мы хорошо заплатим за верблюдов, лошадей отдадим бесплатно. Но чтобы старик точно вернулся, я заключу с ним договор. Сейчас он ведет нас в убежище.

Они блуждали среди черных глыб и низких кустов до заката. Когда впереди замаячили ветвистые пальмы, лишь краешек солнца виднелся над горизонтом. Ялмари насчитал семь деревьев, будто специально посаженых по кругу. Старик уверено въехал внутрь этого круга, после чего спрыгнул на землю, мягко, как кошка, приземлившись на ноги и руки, и стукнул верблюда по крупу, прогоняя его.

Не успели люди спешиться и расседлать коней, как посреди полянки пылал огонь. Старик суетился возле костра, делая вид, что не замечает чужеземцев. Почти одновременно угасли солнечные лучи. Теперь, за пределами круга пальм стояла непроглядная тьма.

Раздалось испуганное ржание, и на поляну ступил эйм-лев. Огромная кошка, лишь на локоть меньше чем их лошади, степенно прошла мимо замерших людей и положила к ногам Удагана тушу антилопы. Эйм облизнул окровавленную пасть и беззвучно скрылся в темноте.

— Никогда не слышал, что львы охотятся, — Ялмари первым пришел в себя.

— Львы не охотятся, потому что у них есть прайд. Львицы принесут добычу главе семьи, — пояснил Удаган. — У эйма нет пары, нет семьи, так что приходится охотиться.

— И для тебя тоже. Очень удобно, — заметил Етварт, быстро разделывая антилопу.

— Иногда и для меня, — согласился эйман. — Действительно удобно. Вон Цовеву так не повезло. Где твой эйм? — поинтересовался он у земляка.

— Рядом, — тот нанизывал на тонкие ветви куски мяса.

Старик что-то пощелкал эйману и тот перевел:

— Он говорит, мы можем спокойно спать. Это убежище, внутрь не войдет ничего, что нам повредит. И еще: желающие могут спать в гнезде, — он показал на пальму. Говорит, там удобно, просторно.

Старик полез на дерево и вскоре положил к костру три небольших круглых сосуда и связку длинных красных плодов.

Лев повернулся к нему и протестующе защелкал, грозно хмурясь, а затем несколько раз рубанул воздух. Старик пытался спорить, но вскоре сдался, обреченно кивнул и сел на землю, сложив ноги перед собой. В его руках, откуда ни возьмись, оказался нож. Удаган сел напротив и достал меч. Он первым сделал надрез на запястье, алая струйка змейкой скользнула вниз. Затем то же самое сделал старик. После этого Удаган макнул меч в кровь старика, а тот опустил кинжал в кровь Льва. После этого эйман еще что-то свистел и щелкал, указывая на меч. Старик морщился, прятал взгляд, вздыхал. Удаган поднялся и спрятал меч.

— И что это было? — подал голос Тагир. После посещения эйманов он присмирел, за всю дорогу его почти не слышали.

— Старик принес еду. Но прежде чем мы съели ее, я потребовал, чтобы мы принесли клятву: если мы навредим друг другу, жестокая кара постигнет изменника. Теперь он непременно убедит племя помочь нам. Ведь если мы погибнем в пустыне, его постигнет проклятие.

— На самом деле постигнет? — уточнил Тагир.

— А что думаешь, я шутить буду? — выразительно вытаращил глаза эйман. — Зря кровь свою проливать? Кстати, в этих штуках, — Удаган указал на сосуды, — молоко антилопы. Не представляю, как ему удалось их подоить. А сок этих плодов добавляют в воду. Она становится вкуснее, — Лев выразительно посмотрел на Ялмари.

Попировать им не дали. Лошади опять жалобно заржали, и на этот раз Удаган вскочил.

— Лошадей к огню, быстро!

Едва они выполнили его приказ, как тьма за кругом пальм наполнилась светом желтых глаз и противным человеческим смехом.

— Ч-что это? — чуть заикаясь, поинтересовался Герард, оглядываясь — их явно взяли в кольцо.

— Всего лишь гиены, — невозмутимо ответил Цовев. — Чем быстрее мы бросим им кости, тем лучше.

— Собственно, вряд ли им хватит костей, — возразил Етварт. — Выглядят они очень голодными.

— В любом случае, на нас не нападут, — успокоил Удаган. — А вот помешать выспаться — могут. Лучше бы мы обошлись без мяса, — уныло добавил он.

Ужин прошел под аккомпанемент воя и хохота, звучавших из тьмы. Гиены устроили драку, когда Лев швырнул им остатки пищи, но и после этого не ушли, наблюдали за людьми.

— Ладно, вы как хотите, а я попробую уснуть. Разделите между собой стражи. Осторожность не помешает. Меня разбудите перед рассветом, — Удаган устроился у костра, и накинул на голову одеяло.

Старик опять исчез на пальме. Первым сторожить вызвался Герард. За ним следовала очередь Тагира, а Ялмари должен был разбудить Льва. Люди укладывались. Цовев полез на дерево за стариком. Чуть помедлив, за ним подался и Тагир. Оба старались держаться особняком, подчеркивая, что вместе с остальными людьми оказались случайно. Ялмари собирался лечь на земле, но что-то не давало покоя. Сев спиной к костру, он снова и снова вглядывался за деревья, туда, где бесновалась стая гиен. Его не покидало чувство, что кто-то следит за ним оттуда. Следит не за людьми и эйманами или всеми сразу, а именно за ним. Но как он ни старался, так и не смог никого различить.

Поежившись, он постелил себе плащ. Прежде чем улечься, посмотрел в тьму и вздрогнул: среди желтых глаз гиен он увидел пару алых точек.

25 сабтамбира, Наема, город недалеко от поместья Лаксме

— Ты запомнила, где находятся списки? — глаза Раддая покраснели, казалось, он не спал всю ночь.

— Запомнила, — заверила Илкер.

Они обсудили все много раз. Айна постарается отвлечь следящего за ними монаха, а Илкер доберется до нужных свитков. Вчера это удалось секретарю, сегодня, может быть, повезет и ей. Оригиналы старинных книг монахи если не уничтожили, то хранили в другом месте. На списки надежды было мало — церковь могла вымарать там "еретические" места, но это лучше, чем ничего. Но ее невинное желание почитать древние книги уже давно переросло в нечто большее. Люди, которых Полад приставил к ней, не очень-то переживают о свитках. Их интересует другое: найти убийц. Но она кроме этого лелеяла мечту помочь Ялмари.

Ее знакомство с отцом Гарое не было напрасным. Священник быстро ее раскусил — и это стало предупреждением на будущее. Либо она плохая актриса и то и дело переигрывает, либо ей надо опасаться умных людей, которые легко разглядят фальшь.

К тому же пока она отвлекала "святого" Гарое, Айна побеседовала с его служанкой и узнала кое-что интересное. В тот же день, когда мастер Кирос беседовал со священником, к отцу Гарое приходил монах. Высокий, молодой и... с прыщом на лбу. Улм и другие уверены, что это совпадение неслучайно. Единственное, что огорчало — прыщ за это время наверняка прошел, так что найти монаха по этим приметам они не смогут. Улм каждый раз находил себе какое-нибудь дело, чтобы побродить по территории монастыря, посетить службу, присмотреться к монахам. Благо они не скрывали свои лица, как орден Избранных в Кашшафе. Чтобы не вызывать подозрений, он отлучался от госпожи не больше чем на час, а затем снова сидел на табуретке у двери библиотеки, в ожидании, когда принцесса закончит читать.

Илкер ужасно устала притворяться, поэтому в карете безучастно сидела, собираясь с силами. Ободряло одно: может быть, сегодня притворство не будет напрасным и она прочтет что-то важное. Айна и Раддай не мешали ей: они всегда чутко относились к ее состоянию и помогали, как могли.

Карета замедлила бег, и Заза нашел нужным еще раз объяснить.

— Когда войдем в библиотеку, Айна попросит у дорогого Пилхи исповедовать ее. Насколько я изучил нашего друга, он ей не откажет. Пока они уединятся в уголке библиотеки, ты возьмешь нужные свитки и почитаешь, а я покараулю. Если что-то будет не так — предупрежу.

Карета остановилась, после небольшой паузы дверь открылась. Девушка нацепила беззаботную улыбку и выскользнула наружу, даже не взглянув на Улма. У двери их уже ожидал Пилха, он хмурил лохматые брови — сегодня они намеренно задержались на полчаса.

Девушка бросилась к нему, протягивая руки.

— Мой дорогой брат Пилха, — она невольно назвала монаха так же, как Раддай, — вы ведь простите, что я заставила вас ждать? Простите? Дурацкая булавка! — она легко прикоснулась к изумруду на шее. — К этому платью не идут рубины, а изумруд где-то затерялся. Мы искали его почти час! А потом гнали лошадей, спросите у папаши Улма.

— Добрый день, леди Люп, — недружелюбно буркнул Пилха и шагнул внутрь.

Илкер давно заметила, что когда он на нее дулся, — называл "леди Люп", а когда она, по его мнению, заслуживала одобрения, то превращалась в "ваше высочество".

— Сегодня такой чудесный день, брат Пилха, — щебетала она, следуя за священником. — Вы не находите?

Монах ее проигнорировал, девушка тревожно оглянулась на Улма "Опять переигрываю?" Тот успокаивающе подмигнул. На выручку пришла Айна.

— Да уж, госпожа, день сегодня если и хороший, да не для меня. Когда сердце ноет, так и ничего не замечаешь. Это и брат Пилха подтвердит.

Серые стены, сложенные из тонких камней, стремительно проносились мимо. Видимо, наказывая Илкер, Пилха чуть ли не бежал.

— С чего это у тебя болит сердце? — высокомерно осведомился Раддай, вступая в игру. — Опять до утра плясала с садовником?

— И! Скажете! Плясала... — обиделась Айна. — Да это разве грех — плясать? С чего бы у меня сердце болело?

— От переутомления!

— От пе-ре-му-то... — по слогам попыталась повторить Айна. Заза хихикнул, и она обиделась еще сильнее. — Вы грубый и злой! У меня сердце болит от этой... от скорби! Вот! Вам не понять.

— Да уж куда мне, — с сарказмом заметил Раддай.

— Госпожа, скажите этому... Чего он меня обижает?

— Правильно говорить "Зачем обижает".

— Госпожа, ну чего он? — захныкала горничная.

— Он прав, — отрезала Илкер. — Правильно говорить "зачем".

— Опять он! Всегда он прав!

— И ты права, — тут же поддержала ее Илкер. — Он грубый и злой. Все мужчины такие, — и, будто спохватившись, добавила. — Кроме моего мужа, конечно, и наших смиренных братьев.

Они добрались до библиотеки. Улм встал у двери, остальные вошли внутрь.

Было так же темно, но чуть теплее, чем в прошлый раз, — камин по настоянию Илкер зажигали заранее.

— Какие книги вас интересуют сегодня, леди Люп? — поджав губы, поинтересовался Пилха.

Илкер отбарабанила, заученные заранее названия богословских трактатов и вскоре на столе рядом с подсвечником выросла целая стопка. Девушка тут же села и с умным видом открыла верхний томик. Другие расположились вокруг. На короткое время воцарилась тишина. Монах тоже взял какую-то книгу и углубился в чтение. Айна неловко ерзала на стуле и умоляюще на него смотрела. Но поскольку цели не достигла, заскулила:

— Брат Пилха, а вы не посоветуете мне? Я даже не знаю к кому обратиться... Может быть, вы знаете... — произнесла она почти беззвучно, — хорошего монаха, чтобы он мог что-то посоветовать или исповедать. Если честно, я так давно не была на исповеди. И некогда было, — она покосилась на госпожу, — и, если честно...

— Айна, — одернула ее Илкер. — Не мешай брату Пилхе читать. Еще не хватало, чтобы он с тобой возился.

Она рассчитала верно. Желая ей насолить, монах поспешно повернулся к горничной:

— Я с удовольствием вас выслушаю, сестра. Что вы хотели?

— Дело в том, что... — Айна чуть придвинулась к Пилхе и горячо зашептала. — У меня такая беда случилась, такая беда.

— Айна, ты мне мешаешь! — возмутилась Илкер.

Девушка горестно вздохнула и умолкла. Снова поерзала на стуле. Но монах не выдержал первым.

— Мы могли бы отойти к двери. Там мы не будем мешать леди Люп, и ты расскажешь, что тебя беспокоит, а может, и исповедуешься.

— Спасибо, брат Пилха! — радостно подскочила Айна, а затем испуганно взглянула на госпожу. — Вы разрешите мне пойти, ваше высочество?

— Айна! — строго начала Илкер, но монах снова ее опередил.

— Леди Люп никогда не будет препятствовать душе, желающей очищения! — высокопарно произнес он.

Илкер сердито выдохнула. Айна и Пилха ушли за книжные полки. Илкер откинулась на спинку стула, расслабляясь и сбрасывая маску. Раддай показал скрещенные пальцы: она все сделала отлично, и переместился так, чтобы видеть парочку у входа.

Девушка бесшумно поднялась, нашла нужную полку и со второй попытки вытянула необходимый свиток. Так же бесшумно опустилась обратно на стул. Они много раз репетировали это сегодня утром: как надо поставить стул, как надо встать, чтобы не зашуршало платье. Много нарядов пришлось сменить, чтобы найти самый подходящий. Раддай сидел к ней спиной. Значит, ее перемещения никто не заметил, и она может читать.

Илкер осторожно развернула список. Раддай утверждал, что это копия одного из "проклятых" свитков. К сожалению, Илкер ни разу не читала оригинал и даже не держала его в руках, поэтому не знала, насколько это точная копия.

Она быстро пробежала глазами древний текст. Поискала имя Эрвин и слова "храм Судьбы" — но не нашла. Хотела отложить свиток и взять другой, из тех, что записали в "проклятые", но одна история ее заинтересовала. Может быть, потому, что это история рассказывала о любви, хотя и написана была высокопарным и цветистым языком, свойственным древним рукописям.

"Золотой Эрев вышел в сад, чтобы под звездным шатром, раскинутым Самим Верховным, среди древних деревьев, посаженых Эревом в начале времен, поразмыслить о том, как открыть людям дорогу во дворец Самого Верховного и как выгнать из своих владений врага его. Не знал он, что в этот же час королева Гилея молилась Самому Верховному о том, чтобы защитил Он ее народ. Посмотрел на королеву Гилею Золотой Эрев, и она нашла расположение в глазах его, ибо не было женщины красивей ее среди других королев и принцесс. И сказал Золотой Эрев:

— Взойди на ложе мое, о прекраснейшая из женщин.

Но Гилея лишь потупила взгляд, ибо была не только прекрасна, но и благочестива. И тогда по слову Золотого Эрева выросли перед нею розы, без шипов, и обвили ноги ее до колен, заклиная ее:

— Взойди на ложе его, о прекраснейшая из женщин, ибо нет на Гоште подобного ему, и нет более достойного, чем он.

— Я знаю, что нет подобного тебе, Золотой Эрев, — сказала королева Гилея, и на голос ее слетелись певчие птицы, чтобы узнать, у кого голос, слаще, чем у них самих. — И сердце мое покорено тобой, о достойнейший из мужчин. Но я не принадлежу себе, и взойду на ложе того, кто защитит мой народ. Так я обещала Самому Верховному и никто не освободит меня от этого обета.

— Да будет так, — сказал Золотой Эрев, утверждая ее обет.

И встал он, и прошел по земле Гилеи, и пыль взлетала вверх от его шагов, а из пыли той, выходили воины непобедимые. Они освободили королевство Гилеи, а затем снова упали на землю и превратились в пыль. Тогда вернулся Золотой Эрев в сад, где встретил королеву, но не было ее там. И искал он ее, и нашел ее в спальне.

— Ты взял мое сердце, Золотой Эрев, — сказала королева Гилея, — и ты исполнил мой обет. Взойди на ложе мое.

Тридцать дней и тридцать ночей провел Эрев в спальне королевы Гилеи. И каждый день сделал он долгим, как сотня лет, а каждую ночь долгой, как тысячу месяцев, ибо время было подвластно ему. А когда настал его срок, он ушел темными галереями, оставив королеве Гилее сына Вен-Эрева, который и захватил земли от океана до океана, ибо была в нем сила отца его, Золотого Эрева".

Илкер оторвалась от свитка и задумалась. Читая Священные книги или рассказы из истории Энгарна, она часто пыталась уловить за сухими строчками "как оно было на самом деле". Почему-то ей казалось, что эта история началась не с родителей, а с сына. Появился король-полководец, который не знал поражений и сделал свое королевство огромным, и задались люди вопросом: "Как ему удается всегда побеждать? Неужели он неуязвим? Это, наверно, потому, что его отец был не простой человек, а, возможно, дух Божий". А на самом деле, кто был этот Эрев? Тоже полководец? Король? Маг? Пусть будет маг, ведь он вырастил говорящие цветы и создал войска из пыли, а потом ушел темными галереями. Илкер улыбнулась своим мыслям и продолжила фантазировать. Итак, маг. Он предложил помощь королеве, или королева обратилась к нему? Она, конечно. Ей была нужна помощь, она нашла сильного мага. И когда пообщалась с ним — влюбилась. А он нет. Потому что ушел и не оглянулся, хотя знал, что она ждет ребенка. Ушел через месяц — быстро же она ему наскучила. А может, он вернулся? Почему она сделала такие поспешные выводы? Илкер еще раз просмотрела свиток, но ни одного упоминания ни о Гилее, ни о ее сыне больше не нашла. Зато она убедилась, что угадала правильно: Эрев был магом. В первой же истории рассказывалось о том, как Эрев вмешался в жизнь людей.

"Однажды царь Уц объявил:

— Я хочу знать, кто самый могущественный маг в моем царстве. Пусть маги соберутся и устроят состязания, а я буду смотреть.

И собрались маги во дворец Уца, и состязались день, и еще день, и еще день. Но не могли найти лучшего, ибо иногда побеждал тот, а иногда другой.

— Я не смогу определить сильнейшего, — опечалился Уц.

Тогда мудрец Лотан поклонился царю и сказал:

— Пусть не огорчается царь, ибо есть в твоей земле сильнейший маг, и не надо состязаний, чтобы определить это, ибо он от Самого Верховного получил силу и право творить, все, что он хочет.

— Кто же это и почему я не вижу его здесь? — удивился царь Уц.

— Это Эрев, что живет на неприступной горе. Он не любит, когда его тревожат. Но если царь сам пойдет к нему, может, и послушает его Эрев".

Илкер с трудом читала этот витиеватый язык и пропустила рассказ о том, как долго Уц уговаривал Эрева прийти к нему и исполнить его просьбу: сделать счастливыми всех людей в его царстве. Эрев все же пришел в город царя, доказал, что он сильнее всех магов его земли и после испытаний засиял, так что теперь его звали не иначе как Золотой Эрев. По просьбе царя могущественный маг исполнил молитвы всех людей. Но вместо счастья в стране началась разруха, потому что желания людей часто были злы и еще чаще противоречили друг другу. И тогда Эрев объяснил царю, что Сам Верховный определяет на какие молитвы отвечать, а на какие нет, а люди не имеют право вмешиваться в это, и что есть вещи, которые нельзя изменять, как бы сильно ты ни хотел этого. А дальше началось самое интересное. Девушка снова читала внимательно.

"Снова пришел царь Уц к Эреву и сказал:

— Неправильно это!

Ничего не ответил Эрев, отвернулся от царя, ибо знал, чего хотел царь, но не мог выполнить эту просьбу. Но царь Уц настаивал.

— Неправильно это, что одни могут получить желаемое, а другие не могут.

— Так определил Сам Верховный, — ответил ему Эрев, не поворачиваясь лицом к царю. — И тот, кто захочет противиться этому определению, того ждет жестокая потеря.

— Пусть человек сам решает, готов он терять или нет, — возразил царь. — Пусть он меняет то, что нельзя изменить!

Эрев встал, и от главы его излилось золотое сияние, так что никто не мог смотреть на него.

— Ты прав, царь Уц, — сказал он. — Пусть так и будет. Человек может изменить то, что нельзя изменить, если готов понести жестокую потерю. И ты, царь, будешь первым, чье желание исполнится.

Махнул рукой Эрев, и дворец царя Уца рассыпался в прах, а жены и сыновья Уца не успели выйти оттуда. Махнул рукой Эрев и воздвиг из праха синий храм.

— Ты хотел изменить то, что нельзя изменить. Ты заплатил за это. Теперь у тебя в стране будет храм, где каждый сможет изменить то, что нельзя изменить, если заплатит за это. Тебе нравится этот храм, царь Уц? — спросил Эрев.

— Нет, Золотой Эрев! — воскликнул царь. — Верни, все как было. Верни мне сыновей моих и жен моих!

— То, что нельзя изменить, можно изменить лишь однажды, — ответил Эрев. — Пусть знают это все. Нельзя вернуть то, что отдано. И пусть помнит каждый, кто придет в Синий храм: тяжела плата и не все могут вынести ее. И выйдя отсюда, захочет человек одного: вернуть все как было..."

Еще одна жуткая история. Сердце Илкер наполнила неприязнь к таинственному Эреву. Если ты такой могущественный, почему не объяснить, чем человек рискует? Почему надо убивать ни в чем неповинных женщин и детей, чтобы доказать что-то царю? Но как бы ни ужасала история, Илкер еще раз убедилась: то, что написано в свитке, одновременно просто и загадочно. Но убивать из-за этого? А может, их надо читать не как истории? Что если тут зашифрованы какие-то тайны?

Она тряхнула головой. Можно позже обдумать все, а сейчас надо прочесть как можно больше. Ее заинтересовал еще один рассказ. Люди жаловались, что не могут найти Золотого Эрева, когда он темными галереями уходит встретиться с подобными себе — магами, которым силу дал Сам Верховный. И тогда Эрев махнул рукой и появился каменный дом, похожий на другие дома города снаружи и непохожий ни на один дом города внутри. В доме этом жила весна, и где бы ни был Золотой Эрев, когда человек входил в этот дом, он находил там Эрева и мог говорить с ним. Хорошо, что на этот раз при строительстве обошлось без жертв. А то с Эрева стало бы построить дом, в котором живет весна, на могилах тех, кто его искал.

Илкер со вздохом свернула список и отнесла его на место, собралась взять другой, когда Заза вдруг закашлялся. Девушка быстро вернулась на место и, несколько раз глубоко вдохнув, чтобы успокоить дыхание, поинтересовалась:

— Что с вами, мастер Заза? Выпейте воды.

— Да-да, сейчас, — глухо ответил он.

На стул рядом опустился Пилха. Илкер, не обращая на него внимания, деловито перелистывала страницы. Наконец, посчитала, что на сегодня достаточно. Да и Раддай опять закашлялся.

— Вы что, заболели? — сухо спросила она.

— Даже не знаю. Как-то так внезапно... — прохрипел Заза сквозь кашель.

— Хорошо, едем домой. Под такой аккомпанемент я не могу сосредоточиться, — она решительно захлопнула книгу.

— Оставить эти книги для вас, леди Люп? — монах так и не простил Илкер опоздание.

— Да, — снисходительно кивнула девушка, но тут же покачала головой. — Нет. Не знаю. Если хотите — оставьте. Но я не знаю, что мне понадобится завтра. Эти книги такие скучные. Неужели я должна прочесть их все?

На обратном пути Улм свернул в рощицу — здесь они могли побеседовать, не боясь быть услышанными. Если же кто-то их заметит — Илкер разыграет строптивую хозяйку, которой захотелось немедленно нарвать полевых цветов.

Светлая и спокойная березовая рощица Илкер понравилась, но и в ней следовало немного навести порядок: срубить высохшие деревья, убрать валежник. Кажется, дядюшке придется нанять лесника. От одного этого слова заныло в груди. Что бы она делала, если бы Ялмари не подарил ей поместье, а Полад не разрешил расследовать загадочные смерти? Она бы точно умерла от тоски.

Присев на поваленный ствол, Илкер коротко рассказала обо всем, что прочла, и заключила:

— Не понимаю, зачем прятать эти свитки. Или все, что нужно, уже спрятали? А нам подсунули подделку?

— Я сразу подумал, что ничего опасного в свитках нет, — согласился Заза. — Если свитки несут с собой смерть, то хранить их не только глупо, но и преступно. Однако от них не избавились. Не боятся хранить, где-то в недрах монастыря! Уверены, что их это не коснется. Выходит, они точно знают, от чего погибли другие. Да и мы тоже догадались: они случайно узнали что-то важное и опасное. Но что они могли узнать?

— Может быть, ты и прав, — согласился Улм. — А может быть, их убивали именно из-за свитков, но чтобы понять, что в них крамольного, надо прочесть все оригиналы и сравнить. Не стоит сдаваться сразу. Наверняка их надо именно исследовать, а не просто вскользь прочитать. Вот, например, Уц. Это имя ведь встречается еще где-то. Что скажешь, Раддай?

— Царь оммофов? — посомневался Заза. — Тоже легенда. Где они — оммофы и их города?

— Оммофы? — похолодела Илкер.

— Читала о них? — уточнил Раддай.

— Немного, — пролепетала Илкер, а перед глазами мелькали картинки из прочитанного текста, но уже чуть иначе — синий храм на огромной площади. Храм, в котором можно изменить то, что менять нельзя...

Заза подхватывал налету.

— Шереш! Синий храм — это ведь храм Судьбы, разве нет? Туда надо что-то принести, чтобы изменить свою судьбу. Изменить то, что нельзя менять, потому что судьба неумолима как Всетворящий.

Илкер вздрогнула:

— Откуда ты знаешь... эти слова.

— В одном древнем свитке прочел. Вроде бы такая надпись была на дверях храма Судьбы. Смысл, что менять судьбу — все равно, что шпоры на уздечку менять. Чтобы хорошо ехать — и то и другое нужно. А Эрев как сказал, говоришь?

— Что, выйдя обратно, человек захочет, вернуть все как было, но это будет невозможно. То есть это даже не шпоры на уздечку. Это шпоры на куклу, например. Обмен произошел, но желаемого не получил. Неужели правда все так страшно?

— Ты о принце беспокоишься? — вступила Айна.

Илкер отвернулась, обняв себя за плечи.

— Вроде бы есть свидетельства, что люди из храма вполне довольными уходили, — робко начал Заза. Он явно пытался ее утешить.

— А вот имя Эрев, ты не встречал раньше? — вернул их Улм к главному.

— Нет, первый раз слышу, — Раддай с облегчением перевел разговор на другую тему. — Подбираю другое имя. С какого языка могли переводить эту рукопись?

— С оммофского, — хихикнула Айна.

— Вряд ли, — очень серьезно возразил Заза. — Подлинный текст, вероятно, писали на древне-герельском. То что есть у нас, скорее всего, уже пятый или шестой перевод... Иногда при переводе имена искажаются до неузнаваемости. Того же Уца на самом деле звали Уйцеин. В древне-герельском вообще имена заканчивались на "ин". При переводе когда-то значок специальный ставили, чтобы место на бумаге сберечь, а потом и его перестали использовать. Тогда, вероятно, это не Эрев, а Эревин... Но подобного имени я тоже не припомню.

— Эрвин! — выкрикнула Илкер. — Золотой Эрвин, великий маг, которого об... — она вовремя остановилась, чтобы не произнести "оборотни", — которого некоторые считают истинным Творцом Гошты. Вот о ком "проклятые" свитки. Он создал храм Судьбы, а еще он создал... — в сознании стремительно кружились обрывки текста: "дом, похожий на другие снаружи, и непохожий — внутри", "дом, в котором живет весна"... В памяти всплыла картинка.

Ялмари подошел к ней сзади и, обняв ее, прижал к себе. Вместе они любовались цветущими деревьями, залитыми красным светом солнца Гошты.

— Весенний сад. Всё как тогда, — шепнул Ялмари. — Всегда солнечный день. Я давно не бывал в Пустом доме...

— А еще он создал Пустой дом, — она постаралась произнести это твердо. — Дом, где живет весна. Дом, где каждый может слышать Эрвина.

26 сабтамбира, Беероф, Кашшафа

Тазраш сидел в кабинете за столом, бездумно листая очередную книжечку со стихами, которую льстивый поэт посвятил герцогу. Он надеялся таким образом выкроить несколько золотых в благодарность и ошибся. Стихи глава регентского совета не любил, золотом зазря не разбрасывался. Писаке следовало обратиться к Зерану, тот, говорят, более благосклонен к искусствам. А у него голова сейчас занята другим.

Откинувшись на спинку мягкого кожаного кресла, созданного по особому заказу, герцог посмотрел на окно. Слуга закрыл его тяжелыми бархатными занавесями, как только солнце село, так что улицу он не видел, да ему это было и не нужно, он мысленно подводил итоги того, что произошло за последние два месяца.

В полном составе регентский совет лордов ни разу после коронации не собирался. Лишь несколько регентов, живущих недалеко от Беерофа, то и дело обсуждали какие-то вопросы. Как, например, в эти два дня, когда адепты Святой церкви, созданной королем Манчелу, вдруг озаботились своим положением и предприняли жалкие попытки еще раз объединить Кашшафу под знаменем одной религии. Для этой цели они заняли дом, выделенный гофмейстеру Ароди, и в течение двух дней беседовали с графами и герцогами, убеждая их в необходимости оставить церковь Хранителей Гошты. Но чего-то они не учли или же подошли к делу не с той стороны. Когда король начал сажать в тюрьму и отбирать земли, желающих присоединиться к Святой церкви было намного больше. Эти же уговоры казались униженным ползанием на брюхе, и Тазраш бы не удивился, если бы многие из приглашенных присоединились к заговору против совета лордов, после этого. Но и некоторых успехов они добились. Хоть и с помощью подкупа, но пять графов дали официальное согласие принять помазание в Святой церкви и убедить людей в своих провинциях поклоняться только в ее церквях. Однако Загфуран наверняка подошел бы к этой проблеме с другой стороны. Если бы захотел. В последнее время герцог почти не видел мага, чему был очень рад. Хотя и признавал, скрепя сердце, что маг не обманул: почти все время рядом с королем находился Тазраш.

Еглон не изъявил желания присутствовать на этом обращении в веру. Конечно, если бы он и посетил лордов, это было бы формальностью. Но в данном случае мальчик проявил мудрость. Король, даже молодой, не должен унижаться и просить. Пусть это делают регенты.

Еглон ничего не значил, он был никому неинтересен и не представлял опасности. Но высокородный мальчишка иногда озадачивал Тазраша. Он говорил мало, чаще слушал, но уж если открывал рот, то по делу. Другие слушали его вполуха, но герцог, как глава регентского совета, старался ничего не упустить. И он понял главное: Еглон никогда не станет послушной игрушкой в руках лордов. Он очень умен. Если сейчас он позволяет править Совету, то лишь потому, что осознает собственное бессилие. Законы Кашшафы еще на десять лет сделали его беспомощным исполнителем воли аристократов. Но однажды он станет совершеннолетним. И все очень удивятся, узнав, что король может быть властным, а вероятнее всего, и беспощадным, таким же, как его отец. Удивятся все, кроме Тазраша. "Надо узнать, кто был его воспитателем", — сделал себе заметочку герцог. Пока был жив Манчелу, Еглон находился далеко от двора и долго его не принимали в расчет, веря, что король женится еще раз и обзаведется законным наследником. Теперь надо было срочно наверстывать упущенное, подбирать ключики и покорять короля. По-настоящему покорять, чтобы и через десять лет он исполнял чужую волю. Или же предпринять что-то более... неординарное. Тазрашу начало казаться, что, может быть, у него это и получится.

Только бы маг ничего не заподозрил! Загфуран нравился Тазрашу все меньше. И сейчас можно было убрать его. Основные противники устранены. Страна готовится к войне, маг постоянно отсутствует. Есть маленький шанс, что заговор он не раскроет. Особенно после того, как он попытался наложить заклятие на герцога. Он ведь уверен, что оно сработало. Тазраш дотронулся до защитного талисмана, спрятанного под нательной рубашкой. Как вовремя он позаботился приобрести его! И хорошо, что не пожалел денег. Вещь была очень древняя и, может, от этого обладала большой силой. Настолько большой, что талисман защитил его от заклятия, но Загфуран этого даже не определил. Конечно, маг очень силен. Если бы он знал о защите, вряд ли бы главу регентского совета что-то спасло, но пока он в относительной безопасности, ведь Загфуран уверен, что герцог против него ничего предпринимать не будет. А он будет. Когда же еще, как не сейчас? По-хорошему надо свалить мага и остановить готовящуюся войну. Лучше уж употребить и средства, и войска для другой цели. Например, для подавления мятежа после гибели короля. Ведь кто-то непременно возмутится тем, что мужем принцессы Мирелы, которая взойдет на трон после смерти брата, стал...

Тазраш прервал бесплодные мечты. Дела в целом шли неплохо. Войска постепенно стягивали к горам, но это значило, что они становятся ближе к Беерофу. Главное, чтобы они подчинялись ему, а не его противникам. Для этого нужны деньги. Много денег... Так же, как для вербовки и обучения новобранцев, для их обмундирования. Хорошо еще они не ввели единую форму, как Полад в Энгарне — это стоило бы еще дороже.

Восстания пока утихли. Но Тазраш лучше всех знал, насколько это затишье обманчиво. Кажется, король Еглон всех устраивал, так же как и то, что страной руководил регентский совет — тут маг рассчитал точно. Но было немало тех, кто уяснил: этот маг, появившийся как шереш из потайной дверцы, подомнет под себя всех. Наступит день, когда они будут очень скучать по королю Манчелу. Тот хоть и был самодуром, но в каком-то смысле предсказуемым: дай ему денег, женщин, власть, и можешь спать спокойно. Что на уме у Загфурана знает только Загфуран. Да он и не человек. Как его поймешь?

Почти месяц назад граф Фирхан заговорил с герцогом во дворце, улучив мгновение, когда он остался в одиночестве. Уродливый лорд, по какому-то недоразумению вошедший в регентский совет, раздражал, но приходилось его терпеть.

— Чем-то обеспокоены, герцог? — спросил он после формальных приветствий. — Вы что-то редко бываете в хорошем настроении.

— Что-то с желудком, — замешкался герцог. — Изжога замучила.

— Надо прислать вам капли от моего доктора. Чудесная настойка. Чайная ложечка перед едой — и никаких неприятных ощущений. Если, конечно, изжога у вас вызвана едой, а не безграничным усилением некоего мага, — теперь оба выжидающе замолчали надолго.

Совсем недавно они с Фирханом преследовали разные цели. Тазраш хотел казнить Мирелу, Фирхан пытался ей помочь. Теперь опальная принцесса жила в своем замке вместе с новым священником, тоже ставленником Загфурана, хотя девушка, конечно, об этом не догадывалась. Маг никого не выпускал из рук и все контролировал. Если только принцесса — титул брат ей вернул — опять захочет укрыться в Лейне, ничто не спасет ее от казни. Пока Еглон не женился, замужняя принцесса в соседнем государстве представляла опасность. Была бы его воля, он бы и старшего Ароди устранил. Как бы мало ни было в нем королевской крови, если взяться за переворот умеючи, можно сделать многое. Младший Ароди, к счастью, опасности не представлял. После чудовищной казни матери — напрасно они такое зрелище выставили напоказ, но кто мог знать? — мальчишка, кажется, повредился умом и стал чрезвычайно религиозен. Он корчил из себя гофмейстера и первого дворянина в стране, но все знали, что это ненадолго. Разве что до полного регентского совета, назначенного на 10 уктубира. На нем должны утвердить окончательную дату начала оккупации. Или не утвердить.

Так чего хочет Фирхан, затевая подобные беседы? Еще один переворот устроить? Устранить мага или сдать герцога Загфурану? С мага станется, наймет этого труса, чтобы выяснить тайные планы Тазраша. Нет уж, будем опираться на проверенных людей.

— Вам показалось, что у Загфурана слишком много власти? — невинно поинтересовался он. — У мага, который не входит в Совет регентов и не стоит во главе церкви?

Фирхан помедлил, а потом заговорил еще тише.

— Вы будете утверждать, что мы сейчас делаем не то, что он хочет, а то, что необходимо стране?

— Почему нет, лорд? После подавления мятежей — нет ничего лучшего, как воевать на чужой территории. Особенно если некто гарантирует нам победу. Это лучший способ поправить материальное положение и сплотить всех. Вы не находите?

Фирхан лукаво прищурился.

— Да-да, герцог. Все правильно, — произнес он. — Только иногда посещают мысли. А что будет потом, после победы? Что еще он захочет сделать и будет ли это так же выгодно?

— Увидим, когда придет время, — снисходительно ответил Тазраш.

— Главное, чтобы не было поздно, — Фирхан вздохнул и отошел.

После этого Тазраш приказал следить за Фирханом. Он смог выяснить только одно: граф что-то затевал, у него были единомышленники. А раз так, почему бы им не посодействовать, разумеется, так, чтобы никто об этом не знал. Даже заговорщики. Он пару раз встретился с Гунием и вскоре знал все, что ему нужно. В последний раз испуганный Фирхан попросил встречи пару дней назад, просил, чтобы в дом Ароди не пускали лордов. Тазраш ничего не мог с этим поделать, лишь успокоил его: вряд ли самим лордам или их слугам захочется лезть в этот подвал. А два дня — не такой уж большой срок. И наоборот, если они будут противиться этой простой просьбе, наблюдательные люди что-нибудь заподозрят. Сегодня он ожидал графа снова, но тот задерживался. Неужели кто-то все же залез в подвал?

Он подошел к окну, чуть отодвинул занавесь, посмотрел на пустую в вечерний час улицу, затем вернулся в кресло и позвонил в колокольчик.

— Горячего вина принеси, — потребовал он от пожилого слуги.

Тот поклонился и робко сообщил, прежде чем уйти:

— К вам тот сударь, что приходил уже дважды по важному делу, но ни разу не представился. Вы его примете?

— Безусловно! Немедленно проводи его сюда.

Слуга впустил Фирхана, который ради этого случая переоделся в горожанина, а уродливую шляпу натянул чуть ли не на подбородок. Тазраш указал на кресло, стоящее в тени — слуга даже случайно не должен был узнать, кто тайно посещает главу совета лордов. Если хочешь свалить Загфурана, никакие меры предосторожности не покажутся слишком большими. Как только старик налил вино в два бокала, герцог небрежным жестом велел ему выйти.

— Что? — коротко бросил Тазраш.

— Пока все спокойно. Насколько можно судить со стороны, в подвал никто не спускался, но точно мы будем знать, только когда они уйдут. Солдат поставил там что-то вроде ловушек. Если хоть один человек войдет в подвал, он сразу об этом узнает. Надо ждать.

Тазраш выслушал все, задержав дыхание, и только теперь выдохнул сквозь зубы, расслабился и откинулся на спинку кресла.

— Прекрасно. А как идет работа?

— Не очень быстро. Полный регентский совет надо перенести.

— Это каким же образом? — поинтересовался Тазраш. — Сказать: не приезжайте, мы еще не приготовились?

— А если... скажем, задержать поставки продуктов, необходимых для лордов и их свиты?

— Не пойдет. Весь город придется голодом морить.

— А если кто-то из лордов не прибудет вовремя? По каким-то очень уважительным обстоятельствам?

— Например, смерть жены или матери? — уточнил герцог.

— Да, — подтвердил Фирхан.

— Я сделаю все от меня возможное, — заверил Тазраш. — Полагаю, такое удастся провернуть. Остальные лорды могут подождать, в знак уважения к его трауру. Подам, кому надо, такую идею.

— Хорошо. Двух недель нам точно хватит, чтобы завершить все.

— Отлично. Тогда продолжайте. Если возникнут еще какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, тут же дайте знать. И повторяю. О том, что я заинтересован в заговоре, никто знать не должен.

— Никто не знает, — заверил Фирхан. — До свидания, герцог.

— До свидания.

Гуний так и не выпил вина. Тазраш смаковал напиток и размышлял. Пока все шло хорошо, за исключением каких-то мелких неприятностей. Но что если Загфуран вычислит их? Единственный человек, который знает, что Тазраш участвует в заговоре, — этот нелепый граф. Надо продумать, как его можно обезвредить в случае опасности.

26 сабтамбира, Чарпад

Кто-то легко прикоснулся к нему, но открывать глаза Ялмари не торопился — эта привычка выработалось с детства: сначала спрятать блеск глаз, а потом уже открывать. Если еще темно, об этом особенно надо беспокоиться. Он сел на земле, потянулся.

— Все в порядке? — спросил он у Тагира, который неловко мялся рядом.

— Да, — подтвердил он. — Гиены не уходят, а так все хорошо.

— Ясно, — Ялмари встал. — Иди, попробуй уснуть. Они вроде бы не орут, как раньше.

— Да, потише стало, — Тагир еще раз переступил с ноги на ногу. — Я на дерево, — зачем-то сообщил он.

— Давай, — махнул рукой принц и всмотрелся в темноту.

За спиной карабкался на пальму Свальд, который сильно изменился за несколько дней: присмирел, тон сменил при общении. Ялмари снова подумал об акурде. С одной стороны, "Герард" как раз поведение не менял нисколько, он вел себя точно так же, как это делал бы настоящий лорд. С другой стороны, что если ему приказали измениться, чтобы его не раскрыли на этот раз, вести себя чуть иначе? И что делать: позволить акурду шпионить или раскрыть его?

Едва шум на пальме стих, Ялмари почувствовал за спиной присутствие другого спутника.

— Не спится, Удаган? — он не обернулся.

— Не то чтобы не спится... — хмыкнул эйман. — Просто когда еще поговорим без свидетелей?

Он сел рядом и тоже неподвижно уставился в темноту. Принц не заговорил первым. Если Лев хотел поговорить, пусть начинает. Ялмари любовался звездами, и эйман рядом не мешал этому. Принц не смог бы объяснить, почему присутствие Удагана никогда ему не мешало. Он сравнивал Льва и Сорота. Два бабника, только один блондин, другой — брюнет. Но Удаган не вызывал неприязни. Неужели дело только в том, что один ухаживает за сестрой, а другой нет? Чем еще они отличаются? Герард чаще всего надменен. Он только с равными чуть усмиряет спесь. Удаган вроде бы проще, но Ялмари знал его чуть больше недели. Неизвестно, как он обращается с теми, кто от него зависит. Вот старик-туземец почему-то его испугался. Забыв, о том, что хотел подождать, Ялмари повернулся к эйману:

— Почему старик убегал от тебя?

— От меня? — Удаган удивленно повернулся к принцу. Его нисколько не пугал блеск глаз собеседника. — Он убегал не от меня, а от нас. Не хотел встречаться с чужаками. Не хотел вести нас в свое племя. У них сейчас вроде война с соседями. Они всех подозревают в сговоре.

— Но вы ведь знакомы. Он назвал тебя Белым львом.

Удаган хмыкнул.

— Нет, мы не знакомы. Но, кажется, за четыре года Чарпад обо мне не забыла и легенды о Белом льве передаются из уст в уста. Ты не поверишь, но фраза "Белый лев хотел видеть меня?" — единственная, которую он знает на энгарнском диалекте.

— А ты здесь отличился так же, как в Жанхоте?

На этот раз Удаган покосился с некоторым сомнением, будто решал, стоит ли говорить правду.

— Ты о женщинах? И да и нет, — он посерьезнел. — Тут все сложнее и... Я не хочу об этом вспоминать. С некоторыми племенами Чарпад нам лучше не сталкиваться. Но то, к которому принадлежит старик, вроде бы безопасно. И верблюды у них есть. Обменяем их на лошадей. Хотя придется приплатить. Лошади в Чарпад идут только на корм.

— Их съедят? — поразился Ялмари. — А нельзя их оставить, а потом вернуть верблюдов и забрать лошадей?

— Нельзя. Во-первых, они все равно сдохнут. Никто не будет заботиться о том, чтобы дать им хотя бы траву и достаточно воды. У них так не принято. Во-вторых, они кочевники. У тебя есть время заново разыскивать их на обратном пути? Лошадей мы потеряем безвозвратно. Главное, чтобы смогли расплатиться за верблюдов. Они честные кочевники, но кто знает, как у них тут цены поднялись. Постой, — он замер, всматриваясь в темноту, — смотри туда, — еле заметным движением он указал в просвет между пальмами справа. — Видишь?

Ялмари взглянул в указанном направлении. Прямо на них смотрели светящиеся глаза. Гиена — Ялмари различил это даже отсюда. Тревога, такая же, как раньше, до того как он уснул, наполнила его: за ним следили. Так, как не может следить неразумное животное... И глаза очень необычные, чуть отличающиеся от других гиен. Не желтые — оранжевые...

— Она ждет тебя, — Ялмари вздрогнул — голос Удагана, понизившийся до шепота, показался чужим. — Так сказал старик. Она следовала за нами раньше, чем пришли гиены.

— Как его зовут? — невпопад спросил принц, чтобы рассеять наваждение.

— Старика? Он не назвал имени. Не знаю почему, — теперь это снова был знакомый эйман. — Так ты пойдешь? Хотелось бы знать, что ей нужно.

Ялмари шагнул за пределы круга пальм.

Мир вокруг изменился. Жаркая ночь обрушилась тысячей запахов. Он старался отстраниться от них, но сейчас это почему-то не получалось: пряный запах трав, острый аромат незнакомых деревьев, приторно сладкий — от редких ночных цветов, свежий запах крови и испеченного мяса, мокрой шерсти, молока, людского пота, испражнений животных — все так ударило по Ялмари, что зрение затуманилось. Он видел только черное небо и розовую, необычно большую здесь, луну. Кровь закипала в жилах, мелкая дрожь била изнутри, он задержал дыхание, чтобы прийти в себя, успокоиться. И тут услышал приглушенный рык.

Она стояла рядом: серая, с крупными полосами, серая шерсть на загривке встала дыбом, пушистый хвост поджат. Мерзкая пасть оскалена, а свет глаз из оранжевого постепенно становится алым. И еще — она крупнее, намного крупнее обычной гиены. И она готовилась к нападению.

Ялмари снова будто что-то толкнуло изнутри. Он чудовищными усилиями сдерживал себя, чтобы не перекинуться и не вцепиться ей в горло, не разорвать эту падальщицу на куски, чтобы услышать предсмертный хрип, почувствовать вкус крови... Возможно, его глаза тоже светились алым, но он не желал поддаваться этому наваждению. Он не знал, чего хотела проклятая. Он даже не знал, проклята ли она, но не хотел уподобляться ей. Поэтому заставил себя воспринимать мир через звуки. Звуки, а не запахи — вот его спасение. И тогда в угрожающем рыке он расслышал иные нотки: жалоба на одиночество, вопрос и... зов.

Люди и эйманы в убежище спали. Он слышал дыхание каждого — размеренное, какое бывает только во сне. Лишь Лев следил за происходящим. Ялмари перекинулся в волка. Лапы царапнули рыхлую землю, похожую больше на песок, чем на чернозем Энгарна. Он припал к земле, на этот раз вдохнул полной грудью запах, идущий от земли, а потом бросился в ночь.

Воздух ласкал шерсть, лапы чуть проваливались при беге. Мышцы играли, хотелось прыгнуть выше, дальше, быстрее, во всю мощь. Розовая луна затмевала свет звезд, но они были на небе. Бледные, почти незаметные, но были. Теперь он совсем успокоился: обоняние, зрение и слух прекратили спор и заключили перемирие, позволяя видеть мир ярче, острее и прекраснее.

Она следовала за ним. Не опережая и не отставая, след в след. Ялмари быстро сделал петлю и встретился с ней лицом к лицу. Гиена застыла, алого пламени в глазах убавилось, она смотрела, скорее с любопытством. Он попытался "сказать" ей что-то. Мысленно, как он разговаривал с оборотнями стаи. Но наткнулся на глухую стену — его не слышали. Тогда он снова обратился в человека. Быстро присел, чтобы удержать ее взгляд.

— Здравствуй, — промолвил негромко. — Кто ты? Зачем преследуешь нас?

Гиена села на задние лапы. Оголила клыки — будто усмехнулась.

— Мы могли бы поговорить, если не возражаешь, — предложил Ялмари. — Стань человеком и поговорим.

Гиена отступила на несколько шагов, на этот раз угрожающе зарычав.

— Зачем ты преследуешь нас, если не желаешь разговаривать? — опять спросил принц.

Она отступала, наконец развернулась и помчалась прочь, коротко подвывая на бегу.

Почему-то Ялмари был уверен, что она не вернется. Он пожал плечами, перекинулся в волка и помчался обратно к убежищу.

— Ну что? — живо поинтересовался Удаган, когда принц снова шагнул в круг пальм.

— Ничего, — он сел рядом со Львом. — Она не захотела общаться. Я даже не понял, проклята она или такая же, как я.

— Странно.

— Очень, — согласился Ялмари. — Может быть, за нами кто-то следит?

— Может быть. Только не могу понять кто.

— Кто-то подосланный Загфураном? — предположил принц. — Если старик сказал, что следили за мной, то получается так.

— Посланец мага вряд ли бы специально выделялся. Она словно хотела поговорить с тобой. Тебе не кажется?

— Если хотела, то почему не поговорила?

— Кто поймет сердце женщины? — посмеялся Лев.

— Кроме другой женщины, — подхватил Ялмари.

— У тебя сложные отношения с лордом, — перевел разговор на другую тему Удаган.

— Да, — признал принц. — Но это не отразится на нашем путешествии. А вот проводника лучше с собой не брать.

— Из-за акурда? — Лев откинул челку со лба. — Без проводника сложно. До монастыря в лучшем случае пять дней. Может, и больше. Проводники умеют искать воду.

— А если запастись?

— Не получится. Вода протухает. Дня через два ею запросто и отравиться можно.

— Ясно. Тогда поступай, как знаешь. Я тебе доверяю.

— Это хорошо, что доверяешь, — хмыкнул Удаган. — До рассвета я попробую самостоятельно найти дорогу к племени нашего старичка.

— Не веришь ему?

— Не уверен, что сумел напугать его, — поправил Лев. — Да и время не ждет. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься. Но как ты собираешься найти дорогу?

— По его следам, конечно. У эйма хорошее обоняние. Он найдет его. Я пойду следом.

— Постой, ты хочешь сказать, что он уже ушел?

— Ну да, пока ты гонялся за ней. Слез с дерева, заклял меня не ходить за ним, иначе нас постигнет ужасная беда, кликнул верблюда и растворился в ночи.

— И ты не боишься его предупреждения?

— Не очень. Мне кажется, он отплатил мне той же монетой. Ты не смотри, что они кочуют по пустыне и не строят домов. Это очень хитрый народ. И лучше с ними не ссориться.

— Но ты не боишься и поссориться, — улыбнулся Ялмари. — Ты вообще ничего не боишься, да?

Удаган уже встал, собираясь идти спать, но, услышав вопрос, плюхнулся обратно.

— Ничего не боятся только дураки, — заметил он.

— Разве? — подзадорил принц.

— Точно! — подыграл эйман, а потом задумчиво поворошил палкой угли в костре. — Знаешь, обычаи прайда? — поинтересовался он у Ялмари. — Вряд ли. Откуда тебе их знать? Я видел прайд, когда эйм был среди львов. У львов жестокий обычай: если им не хватает еды, они съедают львят. Собственных сыновей и дочерей. Поэтому львица должна быть всегда рядом. Однажды я наблюдал, как львица спасала детей. Едва заметив приближение льва, она позвала детей за собой, чтобы спрятать в убежище, туда, где она сможет защитить их. Все поспешили за ней, а один остался. Знаешь, почему? Он не боялся льва. Он скалил на него зубы и рычал. Я не знаю, почему он не боялся. Может, он думал, что достаточно грозен, а, может, верил, что мать придет на помощь. Но она наверно, посчитала, что глупость должна быть наказана. Когда я наблюдал, как лев разрывал смельчака, я пообещал себе, что никогда не буду похож на этого львенка. Страх необходим. В разумных пределах. Страх — это предупреждение об опасности.

— А сейчас предупреждение молчит?

Удаган заразительно рассмеялся.

— Сейчас оно вопит! Вопит о том, что старика упускать нельзя, иначе наше путешествие закончится трагично. Так что покарауль, я пойду за ним.

Ялмари сидел у костра один. Ему нравилось общаться с эйманом. Даже не верилось, что они братья с Соколом. И дело не во внешности, а именно в характере. Насколько старший был простым и веселым, настолько средний — сложным и колючим. Хотя, вероятно, он стал таким от ревности. Может быть, с Ранели он совсем иной. Вот только почему девушка, сломя голову убежала из дома? И где она сейчас?

Противная тяжесть легла на сердце. Слишком много всего происходило, и самое страшное — не было никакой возможности взять это под контроль. Его словно подхватил горный поток, появляющийся после ливня в горах, и понес в неизвестном направлении. То ли на следующем повороте его швырнет о скалы так, что вышибет дух, то ли он утонет в омуте. А дома Илкер, которая любит и ждет, и надеется, что он вернется невредимым. Он посмотрел на еле заметные звезды. Представилось, что она сейчас тоже не спит, тоже смотрит в небо. И сразу показалось, что она совсем рядом, можно дотронуться...

Небо стремительно посветлело: рассвет в Чарпад наступал быстро. Розовая полоска на горизонте быстро превратилась в пламенный пожар, а не более чем через четверть часа над пустыней поднялся огромный красный шар. Ялмари уже видел это потрясающее зрелище.

На лоб упала крупная капля. Подул ветер. Сначала легкий, а затем резко усилившийся порыв воздуха, чуть не загасил костер. Принц подбросил в огонь еще ветку, но это не помогло. В следующее мгновение с неба обрушился водопад. Он помчался к пальме, чтобы укрыться под ее ветвями. Прижался к стволу и едва успел схватиться крепче за ствол, как подул ураганный ветер.

Погода изменилась в один миг. Не было никакого перехода от легкого ветерка к более сильному. Внезапно на него обрушился воздушный поток такой силы, что он не мог вдохнуть. Казалось, наступил конец света: обещанная метла Эль-Элиона начала свою работу. Правда, не огненная, а обычная. Стало пасмурно, будто вернулись сумерки. В воздухе носились песок и камни, впивались в лицо, норовили попасть в глаза, залепить нос и уши. Сквозь душераздирающий вой ветра, Ялмари слышал вопли и стоны, отчаянное ржание лошадей, но как ни старался, не мог никого разглядеть. Наверняка тех, кто был на дереве, смело оттуда. Надо было проверить их, возможно, они ранены. Если их унесет ветром за пределы круга... А это сейчас легче легкого.

Ялмари, перебирая руками по стволу пальмы, нагнулся почти до земли. Теперь надо дотянуться до другой. Удастся или нет? Как всегда роста не хватает. Он сделал отчаянный рывок и смог перебраться к следующей пальме. От нее — к следующей. Держась ближе к земле и изо всех сил цепляясь за стволы деревьев, принц пробирался по кругу, чтобы найти остальных. Возле одной пальмы наткнулся на Шрама — его швырнуло об ствол, но он спал на земле, поэтому сильно не пострадал. Герард и Цовев, тоже были в порядке, хотя лорд немного позеленел. Тяжелее всех пришлось Свальду. При падении он повредил руку. Здоровой рукой он вцепился в пальму, но явно слабел. Ялмари помог ему, молясь про себя, чтобы рука не была сломана, — только этого им не хватало в Чарпад, где неоткуда ждать помощи, а раны заживают очень плохо.

Он обессилено закрыл глаза, прижавшись лбом к коре дерева. Сколько еще будет продолжаться этот кошмар? И почему он начался так внезапно? Неужели...

Он услышал слабый рык и, всматриваясь за пределы круга пальм, постарался разглядеть что-то сквозь туманную завесу воды и песка, которые носил вокруг ураган. Сначала он видел неясные тени. Потом вновь раздался рык, только чуть громче, и в убежище ворвался эйм-лев, а за ним и эйман. Он торопился к пальме, чтобы тоже уцепиться за нее, но напрасно.

Ураган закончился так же неожиданно, как начался. Камни, пыль, капли дождя, вдруг рухнули на землю. Наступившая тишина давила на уши. Солнце сияло ослепительно и безмятежно, уже став привычным красным шаром на сером небе. Ялмари тряхнул головой, поискал шляпу, но решил, что это подождет, и расцепил судорожно сжатые вокруг Тагира и ствола руки. Осторожно положил поэта на землю, тот застонал сквозь сцепленные зубы. Грязь облепила Свальда всюду: покрыла коркой и одежду, и лицо. Кое-где корка начала буреть и намокать — рана, а воды так мало.

Ялмари выглядел не лучше поэта, разве только крови на нем не было. Постепенно к ним подошли другие. Кроме Тагира, поранился Сорот, но легко, всего лишь расцарапал кожу. Все отделались ушибами. Шрам стянул одежду со Свальда, парень опять застонал. Полуполковник ощупал плечо и вынес вердикт:

— Вывих.

Принц облегченно выдохнул. Выверенным движением Етварт дернул руку и снова ощупал ее — она встала на место. Цовев подал бурдюк с водой, и они омыли раны Тагиру и Етварту. Затем смазали лекарством. Шрам уже осматривал лошадей. Они еще нервно вздрагивали, две были поранены, одна запуталась в веревке и чуть не задушилась. Полуполковник позаботился и о них.

Удаган почти не пострадал, эйму и подавно ничто не могло повредить. На вопросительный взгляд принц, Лев виновато развел руками. Изумленный Ялмари направился к нему, заговорил еле слышно:

— Ты хочешь сказать это из-за старика? Из-за того, что ты пошел за ним?

— Не знаю. Но проверять неохота. В пустыне бывает такое. Всегда начинается и заканчивается внезапно. Но тут такое совпадение — едва я зашел в убежище, все прекратилось. Странное совпадение, нет?

— О чем шепчетесь? — спросил Цовев, но смотрели на них все.

— Советуемся, что делать дальше, — немедленно откликнулся эйман. — Ждем здесь или ищем дорогу самостоятельно. Если старейшина нас обманет, ничего хорошего эта задержка нам не даст.

— Как ты скажешь, так и будет, — Етварт оттирал с лица грязь чуть смоченным платком.

— Тогда подождем до обеда, — распорядился Лев. — Придем в себя немного. Старик обещал к этому времени вернуться. Если не вернется — тогда отправимся дальше.

До обеда они хоть как-то привели в порядок себя и лошадей. Етварт приготовил завтрак из еще одной антилопы, которую где-то отыскал эйм. На этот раз гиены их не беспокоили, но утешало это мало. Воды почти не осталось, и одно это многократно усиливало жажду. Дождевую воду песок впитал мгновенно, и уже через час ничто не напоминало о ливне. Солнце будто решило взять свое и палило неимоверно. К полудню все разбрелись под деревья, ища хоть какого-то укрытия от палящих лучей. Лошади тяжело дышали, поводя боками. Пожалуй, они могут и не достаться на обед племени — запросто сдохнут раньше, а это значит, что расплачиваться за верблюдов придется иначе. Главное, чтобы хватило денег или чем там собирается расплачиваться эйман.

Ялмари отыскал слетевшую с головы шляпу. Ветром ее забросило на пальму и пригвоздило к ветке. Тагир и Герард посмеивались, когда он очищал ее от грязи. Теперь она уже выглядело не просто старомодно, но нищенски. Но как объяснить им, что без шляпы он не обойдется? Принц игнорировал насмешки и вскоре шутники успокоились.

Когда лагерь затих, Ялмари, прислонившись к стволу пальмы, уставился в Чарпад, чтобы не пропустить темную точку — приближающегося проводника. Воздух дрожал от жары, в глазах все плыло. В этом мареве перед ним вдруг возникла женщина — стройное смуглое тело едва прикрывала голубая прозрачная ткань с золотой вышивкой. Длинные черные волосы лежали на груди, но, заметив его взгляд, она откинула их за спину и засмеялась. Красивая и дерзкая, она походила бы на Ранели, если бы смех не был таким злым. Неизвестно откуда, в руках у нее оказалась палка, и она с силой стукнула ею по плечу принца.

Он вздрогнул и проснулся. В вышине, заслоняя солнце, над ним замер высокий всадник на верблюде. Именно он огрел принца длинным посохом. Чуть поодаль хмурился еще один. Первый что-то щелкал и высвистывал, и хотя Ялмари не разобрал ни слова, было ясно, что он разгневан. Ялмари встал и оглянулся, к нему уже спешил Удаган. Остальные тоже поднимались. Лев о чем-то переговорил с всадником, а потом перевел принцу:

— Говорит, что если мы хотели их видеть, то надо ждать, а не спать как стельная корова. Им некогда, и если мы немедленно не поедем за ними, они ждать не будут.

— Лошади не выдержат пути. Нам нечем их напоить. А пешком не выдержим мы, — возразил Ялмари.

Удаган объяснил задержку, и второй всадник, спрыгнув на землю, куда-то ушел.

— Куда он? — удивился принц.

— Воду искать, — для Льва это было само собой разумеющееся. — Я объяснял: они умеют искать воду.

Не прошло и четверти часа, как проводник заголосил. Люди подскочили к нему. Палкой он быстро расширял устье слабо текущего ручейка. Заметив Льва, он застрекотал, размахивая руками.

— Говорит, чтобы мы не медлили. Воды мало, скоро иссякнет.

Люди поспешили за бурдюками.

Вскоре они продолжили путешествие по пустыне. Воды хватило, чтобы выпить всем несколько глотков и чуть напоить лошадей. Животные приободрились, но от верблюдов безнадежно отставали. Ждать пришельцев проводники не собирались.

— Ничего, — успокоил Удаган, заметив встревоженный взгляд принца. — Теперь, когда нам разрешили идти, эйм их найдет.

— Как ты управляешь им? — не выдержал принц.

— Как ты управляешь своей рукой? — хмыкнул он.

— Рукой? — поразился принц.

— Да, рукой, не лошадью. Ты же не задумываешься об этом?

— У тебя так с эймом?

— Точно так. Ведь это тоже я, — Удаган подмигнул, поправил ткань, сползшую на лоб, и пришпорил коня.

Они добрались до племени, когда солнце вновь клонилось к закату. Хижины, покрытые широкими пальмовыми листьями образовали широкую улицу, в конце которой стоял знакомый старик. На пришельцев никто не обращал внимания. Женщины занимались делами: кто-то поправлял крышу, заменяя высохшие листья, другие жарили что-то в небольшом каменном очаге у входа, были те, что кормили ребенка, напевая монотонную песню. Ялмари невольно отводил взгляд от их обнаженных тел. Никакого вожделения они вызвать не могли даже у Герарда — тела часто морщинистые, а грудь растянулась чуть ли не до пояса, но он смущался, видя эту наготу. Вскоре он заметил странность: кроме грудных младенцев, которых матери держали на руках, они не встретили других детей. Не было молодых девушек. И ни одного мужчины: ни проводников, приезжавших к убежищу, ни стариков, кроме одного, ожидавшего их, стоя на дороге.

Когда они подъехали ближе, старик что-то грубо потребовал от них. Удаган возразил. Препирательство длилось какое-то время, наконец, старик сник и ушел куда-то. За его спиной находился импровизированный колодец с водой. Етварт тут же со соскочил и, вытащив оттуда кожаное ведро, подал коню. Лошадь пила жадно, шумно фыркая. Другие тоже потянулись к колодцу, пришлось их придержать: вряд ли местным понравится, что они поят лошадей прямо из колодца.

— Что случилось? — поинтересовался Ялмари, ожидая своей очереди.

— Требовал, чтобы я отдал нож с его кровью. Говорит, выполнил свою часть обета. Здорово я его напугал.

— Почему не отдал?

— Не знаю, что он задумал. Странно он себя ведет. Нож — единственная наша защита. Пока нас боятся, нас не тронут. Напоим лошадей и идем к костру. Если нам захотят что-то сказать — скажут там.

Они наполнили сосуды водой и поехали дальше по улице.

— Ты заметил странность? — обратился Удаган к принцу по дороге. Он был обеспокоен.

— Нет мужчин и детей?

— А самое главное — нет коров и верблюдов. Посмотри на этих женщин — их губы никто не надрезал.

— И что это значит? — выпытывал Ялмари.

— Ничего хорошего! — Лев поехал вперед.

Большой костер уже полыхал, но возле него не было никого, кроме них. Удаган спешился и расседлал лошадь. Его примеру последовали другие, все были обеспокоены, но вида старались не показывать. Пока они готовили место для ночлега, взошла луна — необычно большая и не розовая, а какая-то малиновая, почти красная. Рассаживаясь у костра, в ожидании пока эйманы приготовят ужин, они то и дело бросали взгляд на небо и хмурились. Эйм-лев лежал рядом, неподвижно глядя в огонь. Хвост его нервно колотил по земле: спокойствие зверя было обманчиво. Впрочем, может быть, таково было состояние Удагана — они же одно. Люди уже привыкли к присутствию среди них огромного животного, хотя Сорот и Тагир старались сесть дальше от него.

— Лев, — позвал Ялмари. — Причем здесь губы этих женщин?

— Это племя скотоводов, — будто нехотя пояснил эйман, продолжая колдовать над мясом. — Хотя я не был среди них раньше, но я говорю на их языке, и они меня понимают. Тогда обычаи тоже должны быть похожи. Мужчины у скотоводов берут себе несколько жен, но настоящей считается только одна — та, у которой в приданном много коров. В знак отличия ей прорезают губу и вставляют туда металлическую пластину. Ей обещана защита. Остальным — только еда и кров. Вообще в племени больше всего ценятся коровы и верблюды. Потом по убывающей — мужчины, дети, достигшие пяти лет, молодые девушки и настоящие жены.

— И никого из них нет! — Тагир подался вперед.

— Никого, — угрюмо кивнул Удаган.

— И что это значит? — повторил принц недавний вопрос.

— Что племя объявило войну. И хотелось бы верить, что не нам.

— Все будет зависеть от вас, Белый лев, — старик появился у костра внезапно, словно соткался из воздуха. Появился и под взглядами остолбеневших пришельцев опустился возле костра напротив Удагана, нисколько не боясь лежащего рядом эйма. — Все будет зависеть от вас, Белый лев, — повторил он, смешно скривив лицо. — Отдай мне нож с моей кровью.

— Ты знаешь герельский? — осведомился эйман, уходя от ответа.

— Дух, защищающий меня и мое племя, сделал так, чтобы ты и все, кто с тобой, понимали меня. Отдай нож с моей кровью, Белый лев.

— Я уже говорил тебе. Нет, — Удаган старательно подбирал слова. — Я не верю тебе. Я дам тебе нож, только если мы благополучно доедем туда, куда хотим доехать.

— Вы не доедете, — покачал головой старик. — И в этом не будет нашей вины. Мы не должны отвечать за это. Отдай мне нож.

— Почему мы не доедем? — Лев не обратил внимания на очередное требование.

— Злой дух не даст вам доехать. Это не наша вина, что злой дух с вами. Он виноват, — старейшина показал на Ялмари. — Выгоните его и вы доедете. Мы не виноваты. Отдай нож.

Лев долго вглядывался в старика. Принц видел, что последние слова поколебали его уверенность.

— Мы должны посоветоваться, — произнес он.

— Советуйся быстро, — заявил старик. — Потому что если ты не отдашь нам нож сам, мы возьмем его силой.

А в следующую минуту обнаженные воины с неестественно красными, как вылепленными из глины телами, шагнули из темноты и острие копья неприятно ткнулось в спину.

Надо отдать должное — спутники Ялмари вели себя достойно: ни один не вскрикнул и не дернулся. Они во все глаза следили за Удаганом: исход зависел от него. Он тоже сохранял хладнокровие. Взглядом он будто хотел подчинить старика.

— Ты угрожаешь нам? — спросил он невозмутимо. — Прикажи воинам сложить оружие. Иначе ты умрешь, — внушал он. — Я уже говорил тебе. Ты погибнешь. Если причинишь нам вред. Вольно или невольно. Этого никто не отменит.

— Добрый дух защитит меня, — старик лукавил, но копье неприятно оцарапало спину. Ялмари оно вред не причинит, но людей могут ранить. — Добрый дух, защищающий меня и мое племя, не позволит причинить мне зло. Он знает, что я делаю это вынужденно.

— Ну да, дух должен знать, что ты убил нас, когда мы даже не пытались причинить зло тебе.

Повисла тяжелая пауза. Сейчас решалось все.

— Злой дух, который идет с вами, погубит и нас, если вы задержитесь. Добрый дух, защищающий нас, знает, что мы не можем защититься иначе.

Это была угроза, но в то же время и предложение. Удаган это почувствовал.

— Мы уйдем, как только вы продадите нам верблюдов. И отдадим нож, если ты поклянешься не причинять нам зла. Вольно или невольно.

— Да будет так! — старик сделал знак. Воины опустили копья и сели вокруг костра, отрезая пришельцам путь к побегу. Они не издавали ни звука и не шевелились, напоминая глиняных кукол. Но теперь Ялмари мог разглядеть, что их тела всего лишь натерты какой-то сыпучей краской.

Старик ушел в темноту, Удаган последовал за ним. Через четверть часа они вернулись. Лев заметно повеселел. Старик что-то прощелкал воинам, и те расслабились, загудели, на смуглых лицах заблестели улыбки. Удаган взял поджарившееся мясо и передал воинам по кругу. Старейшина в свою очередь передал "гостям" круглую флягу, выдолбленную из тыквы. Первым из нее пригубил Цовев. Брови его подпрыгнули от удивления, когда он сделал глоток. Затем он передал сосуд Етварту.

Удаган подсел ближе к Ялмари и объяснил.

— Старик так и не назвал своего имени, но он разрешил переночевать. Он немного успокоился, когда я поклялся, что злой дух, который сопровождает тебя, причинит вред только тебе, но не им.

— Неужели он об акурде? — принц изо всех сил старался сохранять невозмутимость.

— А о ком еще? Тебя преследует еще какой-то злой дух?

— Если акурд с нами, то это может быть только Свальд, Етварт или Юнко, — Ялмари наблюдал, как Тагир одобрительно цокает языком и снова прикладывается к фляге.

— Или я, — поддержал со смешком Удаган. — Что вряд ли. В любом случае вычислить врага из трех человек легко. И я бы сделал это, если бы старик дал мне надежду. Но он даст проводника, только если я убью тебя. Только тогда злой дух оставит нашу компанию, и мы сможем благополучно добраться до Песчаного монастыря, — фляга дошла до него. Он сделал большой глоток, хмыкнул и передал Ялмари. — А если мы убьем не тебя, а духа, то он вроде бы все равно навредит племени. Так что нам надо уезжать вместе с акурдом, в любом случае проводника нам не дадут.

Ялмари поднес ко рту бутыль. Запах был странным. Он с некоторой опаской сделал небольшой глоток. И едва удержался, чтобы не выплюнуть все обратно. Поймал осуждающий взгляд старика. Конечно! Нашли еще одно подтверждение, что он — источник зла. Он с трудом проглотил жидкость, которая хотя и не имела запаха граппы, по вкусу ее напоминала, и отдал флягу.

— Кокосовое вино, — рассмеялся Удаган. — Поверь, не самый худший напиток, которым могут угостить в Чарпад.

Теперь воины пустили сосуд по кругу, а людям досталось по кусочку мяса. Торопливо зажевывая неприятный вкус, Ялмари поинтересовался:

— Почему у одних воинов накидки красные, а у других — черные?

— Те, что в черных, еще не нашли себе подруг. Как найдут — сменят. Может, завтра и сменят. Из-за нас девушки ночуют в воинском лагере — какой повод для знакомства!

— Они всегда так заплетены? — принц рассматривал сложную систему косичек у ближайшего соседа.

— Нет, только когда на войну идут, — пояснил Лев. — Это у них залог победы. Сделал плохо прическу — удачи не будет. Поэтому парикмахеры у них больше врачей ценятся.

— Они продали нам верблюдов?

— Продали. Даже дешевле, чем я ожидал. Наверно, очень хотят, чтобы мы быстрее убрались.

— Ясно. У нас есть хоть какой-нибудь шанс, Удаган?

— Шансов было мало, еще когда вы гостили у меня в доме. А уж если бы отец знал об акурде, он бы ни за что меня не отпустил, — глаза Льва смеялись. — Но в ваших священных книгах написано, что пока человек жив, у него всегда есть надежда. Ты с этим согласен?

— Согласен, — Ялмари вновь осмотрел своих спутников. Один из них враг, другие рискуют погибнуть в пустыне. Из-за него. Прав ли он, что идет с ними? Или лучше одному, как настаивал старик?

— Если ты вздыхаешь о словах старика, то я думаю, он не прав, — язычки пламени, плясавшие в зрачках Удагана, придавали ему самому схожесть с духом. — Случайностей не бывает. Тебя отправили спасти моего брата. Для чего? Для того чтобы моя семья не смогла отказать тебе в помощи. Чтобы я согласился пойти с тобой. Если все неслучайно, то мы доберемся до цели. Может, ты и погибнешь на этой войне, но не в Чарпад. Где-нибудь в другом месте.

Ялмари задал последний вопрос, который его интересовал:

— Почему Авиел отпустил тебя?

— Потому что я так захотел, — Лев немного помолчал. — Я был уверен, что больше никогда не попаду в Песчаный монастырь. Смирился с этим. Но когда появился ты... Я в этом тоже увидел провидение. Это был мой шанс, и я его не упустил. Связался с главами Домов и объяснил, какую выгоду они получат, отправив меня в Песчаный монастырь. До утра они все обдумали и согласились поговорить с отцом.

— А если бы не согласились?

— Я бы не пошел. Ведь случайностей не бывает.

— Ясно. Так рассуждать, получается, я и акурда не случайно подхватил.

— Конечно, нет. Все это звенья одной цепи. Не знаю, куда эта цепь тебя приведет. Но хочется верить, что это будет победа Энгарна.

— Мне тоже.

Люди и эйманы снова пили из фляжки. Смеялись, потом пели. Смешались с "краснокожими" воинами, пытались о чем-то беседовать с ними. Ялмари невольно улыбнулся, глядя на эту картину. Расхотелось вычислять врага и ожидать худшего. Сегодня ночью у них все хорошо: есть вода и верблюды. Они живы, а значит, у них есть надежда. А еще у него есть Илкер. Она, может быть, сегодня тоже не спит, и эта ночь, эти звезды, снова их объединяют.

27 сабтамбира, церковь Наемы

Вчерашний день принес Илкер разочарование. Во-первых, исчезли свитки, которые она читала. Они изобрели новый способ, как отвлечь Пилху, но полка, на которой она днем раньше отыскала свиток о Золотом Эреве, пустовала. Это было настолько демонстративным, что напоминало угрозу.

На обратном пути они вновь ненадолго задержались в рощице. То, что свитки пропали, встревожило ее друзей, хотя они и не подавали вида.

— Наше время стремительно уходит, — папаша Улм потер заросшую щеку. — Возможно, отец Гарое о чем-то рассказал нашим монахам, может, они сами что-то заподозрили. Но если так пойдет дальше, нас могут выгнать, а мы так ничего и не узнали. Мы должны хоть в чем-то их опередить. Завтра попробуем пройтись по монастырю. Тем более один из монахов очень похож на того, что приходил к отцу Гарое в день смерти мастера Кироса. Я давно за ним слежу. Надо попробовать найти что-то существеннее наших подозрений.

— Вы хотите обыскать монастырь? — удивилась Илкер. — А как же брат Пилха?

— Сразу и обыскать! — посмеялся Улм. — За один день обыскать нельзя. Но хотя бы послушать... В общем, надо попробовать. А по поводу брата Пилхи, я ожидаю помощи от Зазы.

Раддай понимающе кивнул...

...Сегодня в карете стояла тишина. Илкер вспоминала, как ночью долго не могла уснуть, ворочалась в кровати. Наконец не выдержала, подошла к окну. И когда увидела звезды, ее будто озарило: у нее бессонница, потому что Ялмари тоже не спит. Сразу стало не так одиноко. Сейчас это воспоминание тоже согрело. Губы привычно шевельнулись в короткой молитве: "Только бы с ним все было хорошо!"

Илкер была так погружена в себя, что когда карета остановилась, Айне пришлось дотронуться до нее.

— Мы приехали, — сообщила горничная. — Все в порядке?

— Да, конечно, — вымученно пролепетала Илкер. — Я немного устала притворяться. Надеюсь, скоро все закончится...

— Может, сегодня мы продвинемся хоть немного, — бодро произнес Заза. Взлохматил рыжие волосы и снова их пригладил. — Ну, как говорит папаша Улм: девочки, вперед!

— Сам ты девочка, — Айна вновь растрепала ему прическу.

— И зачем ты это сделала? Я только расчесался, — деланно возмутился он. — На кого я теперь буду похож?

Илкер рассмеялась. Это переругивание рассеяло напряжение. Она с любовью посмотрела на молодых людей — жаль будет расставаться с ними. Может, Полад и ее возьмет к ним в команду, пока Ялмари выполняет свое задание?

Папаша Улм распахнул дверцу кареты и подмигнул. Все тут же сосредоточились. Илкер надела маску взбалмошной девицы — кажется, она все больше походит на золовку, только принцесса Лин умна, а она разыгрывает совсем уж дурочку.

Дальше все шло как в тумане. Она что-то щебетала, одергивала горничную и отдавала распоряжения секретарю. Мельком заметила, как Заза что-то бросил в кувшин с водой. На короткое время воцарилась тишина — она изо всех сил старалась сосредоточиться на книге, чтобы не волноваться, не ждать, когда Айна заговорит Пилху так, что он выпьет воды. И выпьет ли он достаточно, чтобы уснуть быстро?..

Она судорожно сглотнула, когда услышала, как Пилха наливает себе воды.

— Айна, подай мне пить, — приказала она.

Перед ней поставили кружку, она снова принялась читать, не обращая на нее внимание. Когда Пилха уснет, воду выльют обратно. Вскоре раздался шорох.

— Ух ты, — негромко вскрикнул Раддай. — Еле успел подхватить.

Илкер тут же вышла из-за полок.

— А если упадет, то проснется?

— Я ведь ему не яд дал, — Заза аккуратно усаживал монаха обратно на стул.

В комнату вошел папаша Улм, держа сверток.

— А вдруг ты перестарался? — вступила Айна. — Посмотри, сердце бьется?

— Айна! — чуть раздраженно предостерег Раддай — его обидело то, что девушка сомневалась в его знаниях.

— Ладно, ладно, — успокоила она.

— Одевайся, — Улм подал Зазе балахон монаха и парик.

Вскоре перед Илкер предстал монах с лохматой черной шевелюрой, кустистыми бровями и торчащей бородой. Если бы она не стала свидетельницей, как Раддай переодевался, ни за что бы его не узнала. Но Улм не был так оптимистичен.

— Сильно тебе это не поможет, — предостерег он. — Все помнишь? — Заза серьезно кивнул. — Илкер... — Улм перевел взгляд на нее.

— Я присмотрю за Пилхой, чтобы он не упал со стула и не проснулся, — торопливо заверила она.

— Тогда с Богом.

Один за другим они вышли в коридор, а Илкер осталось только беспокойно ходить по библиотеке, взволнованно прислушиваясь к бою часов. Каждая минута казалась вечностью, чтобы успокоиться, она взяла книжку, но буквы плясали перед глазами. Пилха безмятежно посапывал на стуле — Раддай постарался посадить его как можно удобнее. Если все пройдет хорошо, монах не заметит, что спал. Ему покажется, будто он лишь на мгновение задремал.

За окном пробили городские часы. Прошло около часа. Илкер волновалась безумно — даже за Ялмари она так не переживала. Ее спутникам пора было уже возвращаться, но никто не появлялся. А что если они вообще не вернутся? Что она будет делать? Куда бежать?

Она сжала руки в замок до боли. Нельзя думать о плохом. Надо ждать. Илкер не выдержала и выглянула в коридор — там было тихо и пусто. Она села на стул, где раньше сидела Айна и вновь открыла книгу. Прочла одно предложение пять раз, но так и не уловила о чем оно. С безнадежным стоном положила книгу на стол.

И тут дверь распахнулась.

— Буди! — промолвил Улм одними губами и тут же закрыл дверь.

Будить? Но как же... Ведь ни Зазы, ни Айны нет, и Пилха сразу это заметит. Тут же одернула себя: Улм старший, приказы не обсуждаются. Будить, значит, будить. Илкер быстро нырнула за книжные полки и оттуда крикнула громко:

— Брат Пилха! Вы мне не поможете?

Скрип стула, торопливые шаги — получилось! "Понял он, что спал или нет? Спросит, где Айна. Отлучилась ненадолго. Выпила слишком много воды. А вы разве не видели, как она вышла? Она же у вас спрашивала... Не выйдет! Он же не дурак, поймет, что я лгу. Отец Гарое понял, и он поймет. Хотя с другой стороны отец Гарое священник, а не монах. Гарое умнее, наверняка умнее..."

— Что вы хотели, леди Люп?

"Как много можно передумать, пока монах преодолевает две трости от двери до книжных полок..."

— Не могу достать ту книгу, — Илкер показала на верхнюю полку.

— Зачем она вам? — недовольно скривился монах и потер шею. "Заметил, что спал или нет?" — Там нет того, что вам необходимо.

— А я считаю, что есть! — капризно заметила Илкер. — Что сегодня за день? Все со мной спорят. Айна куда-то запропастилась...

Она не успела ответить на недоуменный взгляд монаха. Двери распахнулись. Два дюжих монаха ввели в библиотеку ее горничную.

— Ну, наконец-то! — тут же воскликнула госпожа. — Куда ты запропастилась? Что-то случилось? — обратилась она уже к монахам.

— Леди Люп, — в тоне монаха не было и намека на вежливость, в нем сквозило подозрение и неприязнь, — почему ваша горничная бродит по монастырю?

— Я просто заблудилася! — Айна обижено отпихнула монаха и рванулась к Илкер. — А эти пристали. "Чего я хожу!" Да у вас тут сам шереш потеряется! Все коридоры одинаковые.

— Не ругайся! — одернула ее Илкер и принялась отчитывать ее. — Дурочка! Я же спросила тебя, знаешь ты куда идти или нет? — она снова посмотрела на монахов. — Простите ее, братья. Эта дурочка напилась воды и захотела... Я не могла не отпустить ее... Больше я ее не возьму с собой.

— Где ваш секретарь? — монах прищурился.

Да он в бешенстве! За его спиной маячил Улм, расширил глаза, делая какие-то знаки. Но некогда было приглядываться, она фантазировала на свой страх и риск.

— Мой секретарь отпросился. У него родственники в городе, и он уехал раньше, чтобы навестить их, пока я читаю книги. Он присоединится к нам на обратном пути.

— Леди Люп, — возмутился монах. — Боюсь, вам придется покинуть библиотеку. Чтобы продолжить чтение книг, вам придется снова испросить разрешение отца Вецая.

Неизвестно, чего ожидал этот монах от молодой интриганки, но Илкер отреагировала тут же.

— Да что вы себе позволяете? — она решительно шагнула вперед. — Да как вы смеете? Я найду на вас управу! Сюда завтра придет отряд "волков", и от вашей богадельни камня на камне не останется. Если я вежлива, это не значит, что вы имеете право мне указывать и меня выгонять. Я принцесса, между прочим! Я ухожу. Ухожу немедленно. Но не потому, что вы меня выгнали, а потому, что я возмущена до предела, и я наведу у вас порядок. Посмотрим, как вы тогда заговорите!

Проскользнув между монахами, она вышла в коридор, за ней вприпрыжку помчались Айна и Улм.

Она буквально вылетела из монастыря, недолго постояла на улице, стуча каблуком о мостовую не хуже породистого скакуна. Дождавшись кареты, запрыгнула в нее и только тогда перевела дух. Улм хлестнул лошадей, и они выехали за пределы монастыря. На этот раз папаша поехал прямиком в замок. Еще утром он предупредил, что если за ними следят, то их остановки в роще могут показаться подозрительными.

Как только стало возможно говорить без опаски, горничная затараторила:

— Вы молодец. Вы такая молодец, я даже не ожидала. Вы ведь все правильно поняли и о Зазе, и обо мне. И так убедительно нас защитили. И так смело им угрожали...

— Айна, мы вроде бы давно на "ты", — устало прервала ее Илкер. — Что с Раддаем?

— Я не знаю! — Айна судорожно всхлипнула и тут же зажала себе рот. — Не знаю. Меня поймали в одном из коридоров, но о Раддае не было ни слова. Я не знаю, что с ним, может, Улм знает больше. Меня только утешает, что монахи как будто тоже не знают, где он. Значит, он спрятался. Или сбежал. Я надеюсь!

...В замке они собрались в комнатке рядом со спальней Илкер, только один стул на этот раз пустовал — и это было мучительно. Улм тоже похвалил девушку:

— Ты все сделала хорошо. Все. Я восхищался тобой: обо всем догадалась и сыграла безукоризненно.

— А как же Раддай? — ее голос дрогнул, Айна сжалась.

— Раддай выберется. Не в первый раз. Я никакого шума не слышал, а тихо они Раддая взять никак не могли. Сегодня же ночью и придет.

Он говорил внушительно и убежденно, но не покидало ощущение, что он всего лишь их успокаивает.

Улм ушел, а они с Айной так и сидели, глядя в пустоту перед собой. Когда стемнело, Айна постелила постель Илкер и себе, но они так и не легли. Сели рядышком и опять ждали. Утешать было страшно, плакать — еще страшнее. Илкер словно проглотила кусок льда, который заморозил все внутри, не позволяя вырваться наружу ни страху, ни боли.

Улм попытается подслушать разговоры в трапезной. Айна его прикроет, если заметит опасность. И они оба прикроют меня. Она умная и смелая девочка. С ней ничего не случится. Нельзя об этом думать сейчас. Почему Улм не сказал о нас? Это запрещено. Считается, что мешает делу. И ведь действительно мешает. Может, он не ожидал, что будет что-то серьезное? Вернусь, спрошу, об этом. Идут. На лестницу. Если повезет — свернут раньше. Если не повезет — сделаю вид, что спускался сверху. Брат Хазо, говоришь? Куда же мог деваться брат Хазо, который должен всюду меня сопровождать? Так там вроде еще кто-то приехал, и его срочно вызвали, а мне он велел ждать его в трапезной, а я, вишь ты, заблудился. Дело в том, что у нас в монастыре трапезная как раз в этом крыле. В каком монастыре? Да в Сальмане же! Братья, вы что, не верите мне? У меня бумаги с собой...

Повезло, свернули раньше. По совести говоря, вряд ли бы весь этот лепет помог. Вернее, помог бы, пока искали Хазо. Может, четверть часа я бы и выиграл. Так. Налево. И вот в эту дверь. Кажется, тут никого нет. Чудесно. Если верить Улму, здесь должен быть тайный ход в дом Вецая. И если он есть, он может быть только в этой стене. Ну-ка, ну-ка... Стучать, так и быть, не буду. А то еще откроют. Рычаги, подсвечники, выступающие камни... Опаньки. Хорошо, что тут занавески длинные да плотные. Глупо, конечно, с их стороны, но для меня хорошо. Иначе бы взяли меня тепленького. А как ты похож на того, кто гостинец передал нашему славному библиотекарю. Как же ты похож! Ты, видно, не последний человек здесь, раз Вецай тебе такие вещи доверяет. И чем вам помешал мастер Кирос? Дураки вы. Хотя, если бы он и жив остался, все равно Илкер уже встревожилась, поехала к Поладу... Камень покатился с горы — жди обвала.

Если я разглядел, то вот этот камешек... Странно. А если так? Тоже нет? А если... Опаньки! Заработало. Дверцу прикроем, чем дольше вы ни о чем не догадаетесь, тем лучше. Шереш! Хоть бы факелы тут зажгли что ли. Так же и лоб разбить недолго.

Тупичок. Ничего себе... От кого ж вы так прячетесь? От своих что ли? Опять поиграем в "Найди колечко". Как же хорошо было в детстве. Найдешь колечко — молодец и герой. Не найдешь колечко — ничего страшного. Никто тебя за это не убьет. Так где же ты заветный камешек? И опять ведь рычагов нигде нет. Так, а что это у нас в камешке? И вправду колечко. Как интересно. А если тебя дернуть? А если повернуть?

Ага! Вот она, заветная дверца. Как бы не попасть в объятия Вецая. Я очень не хочу к нему в объятия... Объятия Айны намного приятнее... Ладно, была не была. Ух ты, как красиво. Теперь бочком-бочком, и вон туда. До кабинета Вецая надо добраться и посмотреть, что там. Если опять же верить Улму... А Улму можно верить, он же... Шереш. Мне подозрительно везет. Мысленно посвистим, подзывая удачу. Удача мне очень понадобится, потому что этот кабинет обыскать — надо или на неделю тут задержаться, или сразу с десятком "волков" прийти. И вообще надеяться, что Вецай глуп и смел, и тут вообще можно что-то найти, чтобы его казнить. Ладно, начнем со стола. Что у нас тут за писульки?

Так... Свист не помог. Придется еще одной шторкой воспользоваться... Вецай... И опять старый знакомец. Как же его... Ну да, я уже и сам вспомнил. Брат Щомер, чтоб у тебя живот прихватило.

Ой, ребята, вы попали... Дайте мне только выбраться отсюда...

...Нога затекла. Нет, все тело затекло, а ногу свело судорогой. Терпи, милая, не будет же он ночевать здесь. Уйдет когда-нибудь в спальню. Главное, не дышать. И сердцу лучше не биться. Вон как тихо стало, когда все ушли. Еще чего доброго услышит. Хотя не могу же я дышать громче Вецая.

Как там они выкрутились? Илкер умничка, она справится, да и Улм не дурак. Они будут ждать в замке. А мне до замка еще ждать, стоять и ехать. А может, еще бежать и драться. Кинжал — это, конечно, хорошо, но мало, мало...

...Неужели! Оказывается и Высокий Вецай спит. Я уж предположил, что ты как Эль-Элион, всегда бодрствуешь. Теперь еще выждать немного, когда и слуги улягутся, чтобы наверняка, но можно хоть с ноги на ногу переступить. Ёпаньки! Да что это вас так крутит? Ну, постояли почти двенадцать часов, что с того?

Ладненько, посмотрим, что у нас тут в тайнике лежит... Шереш! Как же ты своими толстыми пальцами сюда лазишь и не ранишься? Вот-вот, эти бумажечки мы спрячем за пазуху, они нам очень пригодятся. И потихонечку уже к выходу.

А ты тут что делаешь? Извини, парень, так надо. Посиди тут у стеночки, может, тебя не скоро хватятся... Мне ведь всего четверть часа надо... Даже меньше.

Ой, что-то вы зашумели, зашумели. Что ты будешь делать... И по лестнице уже кто-то идет. В библиотеку. И бумажки на всякий случай спрятать среди книг. Если повезет, сам заберу, если не очень повезет — авось Илкер найдет. Если совсем не повезет — тут уж ничего не поделаешь.

Так, а теперь сделаем умное лицо. В чем дело, братья? Я тут сижу, читаю, никого не трогаю. Я из соседнего монастыря гость. Пришел вот книжки почитать, зачитался. Да вот у меня и рекомендательное письмо с собой. Никуда я не пойду. Как вы со мной обращаетесь? Идите сначала спросите у начальства. А я никуда не пойду, это произвол. Я жаловаться буду! Вот так-то лучше. Да-да, ведите начальство прямо сюда.

Да все нормально, брат. С кем не бывает. Пробрался, говоришь, кто-то? Страшные времена пришли... Опаньки! Ты меня тоже извини, не могу ждать. Уж раз вы такие доверчивые попались, как этим не воспользоваться?

Ну что у вас там? Шереш! Да что это вы не спите? Так, а в соседней комнате у вас что? Непонятно что, зато окно есть. Им и воспользуемся. А бумажечки пусть полежат, тут бы самому выбраться...

Второй этаж... А думать некогда. Кустов вроде нет, только бы на камень какой не напороться...

27 сабтамбира, Фагор, Гучин

Охотник сдержал слово: очень скоро он передал, что нужный Загфурану свиток находится в Фагоре на Гучине. Он назвал имя ведьмака, у которого находился этот свиток. Кроме этого Халвард, узнав, что у одного из эйманов гостит принц Энгарна, тут же связался с магом. Конечно, минарс отправил с принцем акурда. Загфуран был обязан Халварду все больше, и ему это не нравилось. Особенно не нравилось то, что Охотник ничего не просил в оплату услуг. Или он считает, что обещанная свобода окупает все? Минарсу происходящее казалось очень подозрительным, но он отгонял от себя ненужные мысли. Сейчас важно было найти способ исцелиться от вампиризма и выиграть войну в Энгарне. Остальные проблемы он будет решать потом.

На Гучин Загфуран рискнул переместиться. Плыть на корабле было некогда, а воспользоваться крыльями вампира, чтобы перелететь на холодный материк, он побоялся. На побережье он поохотился, а затем изучил доступные карты. Купил там же теплый плащ — с мертвецов снимать брезговал.

Он перенесся на окраины меловой пустоши — там было безопасней всего: на пустоши никто не жил и попасть в дерево или камень, там было невозможно. Поселения были очень редки и малочисленны, можно было пройти несколько шавров, никого не встретив. Люди селились ближе к побережью, там, где легче было добывать пищу и найти работу.

В меловой пустоши недавно прошел дождь. Ноги тут же погрузились в жидкую белую грязь. Минарс быстро перебрался на тропинку. Хотел очистить обувь, но передумал: это станет свидетельством того, что он путешествовал пешком. На самом же деле он собрался пролететь оставшееся до Фагора расстояние. Он разделся до пояса, сложил одежду в котомку и привязал ее к поясу. Теперь можно было обращаться в вампира.

Боль утихла почти сразу, а может, он уже привык к ней. Вскоре он уже летел над пустошью. Насколько хватало глаз, нигде под ним не было ни одного деревца, ни одной речушки или лужицы. Но с четверть часа стремительного полета — и белая земля под ним покрывается островками коричневой глины. Земля походит на шкуру пестрой коровы. Вскоре белого становится меньше, а коричневого больше. Под ним проносится каменистая равнина, затем редкие кустарники и наконец леса. Еще четверть часа и под ним колышется темно-зеленый сосновый океан. Странно, что здесь тоже никто не живет. Вроде бы и речка есть... Может, это от того, что рядом Фагор? Загфуран старался рассмотреть хоть что-то среди деревьев, но не различил ни домика, ни даже тропинки. Тогда он свернул на юг. Затем снова на восток...

...Он уже начал сомневаться и в правильности карты, и в словах Охотника, когда лес под ним поредел. Сначала он увидел расширяющуюся тропинку, а скользнув по ней взглядом, разглядел небольшое поселение. Неужели это именно то, что ему нужно? На всякий случай, он спустился и, быстро облачившись в плащ, дальше отправился пешком.

Но он то ли заблудился, то ли неточно оценил расстояние. Он шел и шел, а дома не показывались. Тропинка, казавшаяся прямой сверху, теперь петляла между соснами, встававшими темной стеной с обеих сторон. Загфуран знал, что мог бы пройти в лесу с помощью магии, но простым людям тут наверняка становилось жутко: лес будто дышал враждебностью и жаждал погубить случайного прохожего. В необычном лесу не слышалось пения птиц, только поскрипывали стволы, покачиваясь от ветра. Лучи солнца тропинку почти не освещали, хотя день едва перевалил за полдень. Маг прибавил шаг. Дорожка в очередной раз резко повернула, и он вздрогнул. Чуть в стороне от дороги замерла фигура в темных лохмотьях. Не сразу минарс сообразил, что это деревянная статуя, потемневшая от времени. Минарс подошел ближе и вгляделся в нее. Лицо вырезали грубо, руки и ноги лишь наметили на крупном стволе, но долгополая одежда виллана это почти скрывала. Если бы она не обветшала, то прохожий увидел бы лишь лицо, с прищуренными глазами без зрачков. Он всматривался в деревянный истукан и почему-то не мог идти дальше. Усилием воли он заставил себя отвернуться и с трудом поплелся дальше. Магии в истукане не ощущалось, и единственное объяснение, которое он нашел странному свойству деревяшки, это то, что он устал.

"Отвык ходить ногами? — злорадно посмеялся Загфуран над собой. — А ведь если ты исцелишься, придется заново привыкать ходить, крыльев уже не будет". Постепенно усталость прошла. Загфуран вновь бодро шагал по темному, неприветливому лесу, которому, казалось, не будет конца. Как пройдет встреча с этим народом? Как его примут? Опять попытаются убить или сначала побеседуют? Как можно убедить их помочь? Жаль, что он так мало о них знает, придется что-то соображать на месте.

Загфуран решительно пошел дальше и чуть не споткнулся: у дороги стоял деревянный истукан в лохмотьях и так же слепо щурился на дорогу. Маг подошел ближе и тщательно его осмотрел. Не было сомнений — четверть часа назад он проходил мимо этой же фигуры. Можно вырезать одинаковые фигуры, повесить на них одинаковую одежду, но никогда они не пойдут трещинами в одном и том же месте. Получается, он ходит по кругу? Или его водят? В любом случае здесь присутствовала магия, которую он не воспринимал. Что же делать?

Загфуран обернулся, всматриваясь в лес. Может, за ним откуда-то наблюдают? Если и наблюдают, то обнаружить их очень сложно. Чувствуя себя ужасно глупо, маг крикнул:

— Впустите меня! Я только хочу поговорить. Мне нужна помощь!

Что-то оглушительно щелкнуло за спиной. Загфуран быстро повернулся к истукану. Среди лохмотьев деревянной скульптуры он разглядел торчащую впереди небольшую выемку, похожую на ковшик. Казалось, истукан протягивает грубо вырезанную ладонь. Может, надо положить туда монету?

Порывшись в кошеле, минарс выудил золотой. В таких случаях не стоило жадничать. Он поднес ладонь ближе, разжал пальцы. Монетка завертелась на дне выемки, глухо звякнув, упала на бок и, блеснув напоследок, словно уснула в деревянной ладони. Убирая руку, он неловко коснулся зарубины, и на монетку скатилась капля крови. Помянув шереша, минарс снова ощупал карман, в поисках какой-нибудь чистой тряпицы. Кровь, и не думая сворачиваться, медленно капала на землю. "Что я делаю? — нахмурился минарс. — Надо исцелиться магией. Да как я вообще мог пораниться? Я же вампир!" — поразился он.

— День добрый, господин хороший!

Загфуран еще раз вздрогнул: вместо истукана на дороге стоял бедно одетый виллан. Он теребил старую шляпу и непрерывно кланялся, так что казалось, голова у него мелко дрожит. Ответить маг не успел — все вокруг изменилось в одно мгновение. От удивления он завертелся на месте. Узкая тропинка под его ногами превратилась в широкую, утоптанную дорогу, ведущую к распахнутым деревянным воротам, вставленным в невысокую стену, сложенную из бревен с заостренными верхушками. Солнце светило ярко, в светлом лесу перекликались птицы. За воротами слышался гомон людских голосов. А перед ним топтался виллан.

— День добрый, господин хороший! — повторил он. — Добро пожаловать в Фагор. Вы по делу к нам или в гости? — он прищурился, пытливо всматриваясь в мага — Загфуран от неожиданности забыл накинуть капюшон. — Ежели по делу, то назовите его, а я подскажу, кто вам поможет. Я всех в Фагоре знаю. Страж я здешний.

— Мне нужен господин Бацлиф, — произнес Загфуран, сам не желая того. Казалось, звуки вылетели даже без его участия, будто кто-то произнес их вместо него.

— Господин Бацлиф, он в центре живет, — опять закивал страж. — Вы легко его найдете. Вот отсюда прямо, никуда не сворачивая, и упретесь в дом его, значит.

Минарс машинально полез в кошель за еще одной монетой, но виллан испуганно замахал руками:

— Бог с вами, господин хороший. Я деньги за вход не беру. Я только страж. Не впускаю, кого не надо, да дорогу указываю.

Маг нервно рассмеялся, вспомнив исчезнувший золотой, и шагнул за бревенчатые стены. Тут кипела жизнь. Прямо у ворот раскинулась ярмарка. Торговцы у столов, наперебой зазывали к себе, предлагая товары. У Загфурана разбежались глаза: яркие платки и платья, шелка и сапоги, картинки и куклы, простые и украшенные драгоценностями уздечки, седла, лопаты и косы, поблескивающие лакированным черенком и грубо сколоченные, румяные пироги и караваи, разноцветные пирожные, туши баранов и телят, куски мяса, зеленые, красные, желтые овощи, посуда всех расцветок... Вилланы стояли за столами и ходили по рядам с деревянными подносами, подвешенными к шее. Еще больше людей шумно торговалось с лавочниками, но как ни старался, Загфуран не разглядел ни одного человека, которого мог бы назвать "господином". Собравшись с духом, он накинул капюшон на голову и двинулся сквозь толпу в том направлении, что указал страж.

Он словно попал в водоворот. После безмолвия леса гвалт оглушал, а яркие краски слепили. Отовсюду его толкали, кто-то дергал за рукава и полы балахона, стараясь привлечь внимание. Минарс был так поражен, что не защитился магией, лишь придерживал кошель, чтобы его не выкрали в этой толчее. Пару раз он ударил кого-то слишком настойчивого, но жалоб не услышал: не он один таким образом протискивался сквозь толпу. Когда он уже думал, что утонет в людском океане, рынок закончился и он разглядел дома Фагора.

Теперь Загфуран ни за что бы не назвал Фагор городом — он ничем не походил ни на один город Энгарна, Кашшафы или Шумафа. Скорее он походил на множество загородных особняков, спланированных одним архитектором. Трех-четырех этажные деревянные дома поднимались вверх и заканчивались небольшой башней. Покатые крыши, похожие на усеченные пирамиды, посверкивали окнами мансард. На каждом этаже ажурные балкончики, формой решеток повторяющие ограду плоских крыш. Если не обращать внимание на то, что здесь совсем не используют камня, кажется, что жители города небогаты. Но обилие стекла в окнах этажей, мансард и балконных дверей, в фонарях, стоящих вдоль улицы, кричало о роскоши, недоступной большинству дворян Гошты.

Низенькая оградка вокруг каждого дома (ее бы легко перешагнул и ребенок), не скрывала ухоженных садов, окружавших особняки. Вдоль дорожки, ведущей к дому, разбили клумбы. Яркие цветы казались картинами на зеленой траве. Чуть дальше — аккуратно подстриженные кусты. За ними — фруктовые деревья. Во всем порядок и гармония. Иногда Загфуран видел копошащихся слуг.

После четвертого особняка минарс сообразил, что если не считать каких-то мелких декоративных деталей и клумб разной формы и наполнения, дома в Фагоре отличались исключительно входной дверью. Одинаковые по форме — примерно одного размера, полукруглые сверху, каждая имела оригинальный орнамент и различное количество шипов. Загфуран задержался, чтобы рассмотреть некоторых их них. На одной орнамент из золота напоминал сплетение диковинных растений. В узорах другой угадывались фигуры домашних животных, а в третьей — зверей. У следующей двери узор был строгий — на ней переплетались круги, квадраты и треугольники. Еще дальше — только одни круги. Иногда дверь украшали шипы, составляющие неповторимый узор, иногда — ни одного шипа на двери не делали вовсе...

Страж не обманул — дом Бацлифа маг нашел легко, он стоял на повороте, и маг действительно в него уперся. Калитка в низкой ограде была гостеприимно распахнута. Маг ступил на мощеную дорожку и направился к дому. На клумбе слева росли желтые, розовые и коричневые с белыми полосками цветы, создавая картину заката где-нибудь в пустыне. Справа бледно-розовые, фиолетовые и темно-зеленые лепестки изображали полнолуние в степи. Четырехугольные фонари вдоль дорожки по форме напоминали башенки дома. Дверь на этот раз так обильно инкрустировали золотом, что дерево почти полностью скрылось. Завораживающие узоры из обычного и белого золота, а также чистого, ослепительно сияющего серебра, казались страницей из книги на древнем языке. Минарс даже невольно потянулся к ним, чтобы как обычно дотронуться и разобрать, о чем тут говорится. Пальцы застыли, когда он уже чувствовал холод металла: только теперь он разглядел, что изящные буквы покрывали еще и крошечные, похожие на маленькие иголочки, шипы. Дотрагиваться до них вовсе не хотелось — рука еще болела от последнего пореза. Загфуран поискал глазами шнур звонка или молоток, но ничего не нашел, однако дверь распахнулась.

Миленькая служанка в белом фартучке и чепце поинтересовалась:

— Что вам угодно, господин?

— Мне бы увидеть господина Бацлифа.

— Услуги господина Бацлифа стоят дорого, — предупредила она.

— Я не стеснен в средствах, — заверил Загфуран.

— Прошу, — она ступила в сторону.

В холле минарс еще раз убедился, что камня в Фагоре не признают: ноги ступили на красивый деревянный паркет. Стены, обшитые светлым деревом и покрытые лаком, отражали огоньки свечей в медных подсвечниках. Зеркало в изящной медной раме тоже множило и дробило свет, придавая коридору таинственность.

— Идите за мной, — девушка ступила на лестницу с резными деревянными перилами и узкими ступенями. — Как о вас доложить?

— Мудрый маг Загфуран, — сообщил он ей в спину.

Служанка миновала и второй, и третий этаж. Выходит, Бацлиф ожидал его в башне. Интересно, это так принято или именно ему оказали честь тащиться так высоко?

Девушка остановилась перед дверью мансарды из темного дерева. Распахнув ее, она провозгласила:

— Мудрый маг Загфуран! — и отступила.

— Прошу! — пригласили его.

Минарс с опаской шагнул в полумрак. Прищурившись, огляделся, ища хозяина, но стулья, обитые красным бархатом и расставленные вокруг большого прямоугольного стола, пустовали. Диван вдоль стены справа тоже. У дальней стены, кажется, располагались кресла, но как он ни моргал, не мог разглядеть, кто прячется там. Его больше заинтересовал огромный книжный шкаф вдоль короткой стены слева — где-то там должен лежать нужный ему свиток.

— Итак, вам нужны книги? — мягкий женский голос раздался неожиданно близко.

"Любят они подкрадываться и пугать", — недовольно поморщился Загфуран, разглядывая женщину в светло-зеленом платье из тафты. Здесь не признавали корсетов и вертигадо — юбка крупными складками спадала на пол, облегая бедра. Широкие разлетающиеся манжеты из золотистой ткани, полностью скрывали кисти рук. Вышитая нижняя рубашка, видневшаяся в глубоком декольте верхнего платья, подчеркивала грудь и казалась почти прозрачной. Загфуран уставился на нее, хотя в темноте разобрать что-либо было сложно.

— С кем имею честь? — вежливо поинтересовался минарс, с усилием переводя взгляд на лицо.

— Госпожа Олдама, — она чуть вскинула подбородок.

— Так она права? — тут же послышалось за спиной. — Вам нужна книга?

Загфуран оглянулся и столкнулся взглядом с мужчиной в короткой вестине, кожаных чулках и остроносых ботинках.

— Господин Бацлиф? — уточнил он.

— Господин Яхзеия, — поправили его. Мужчина настойчиво поинтересовался. — Так книга?

— Да, — помолчал, сцепив зубы, чтобы успокоиться и скрыть раздражение. — Но мне кажется, лучше об этом рассказать господину Бацлифу. Ведь этот свиток принадлежит ему.

— Господин Бацлиф не желает разговаривать с вами наедине, — старик в дорогом колете и дешевых солдатских брюках сидел прямо на столе. — Господин Мелег, — представился он, когда минарс повернулся к нему. — Откуда вы знаете, что нужный манускрипт у господина Бацлифа? — строго спросил он.

— Я, возможно, расскажу об этом, — маг оскалился, изображая улыбку. — Если, наконец, увижу господина Бацлифа.

— Я здесь, — послышалось из темной ниши. С трудом минарс рассмотрел в ней кресло и пышную фигуру в темно-синем балахоне. У ног Бацлифа в тот же миг вспыхнуло с десяток тоненьких, как спицы, свечей. И только теперь маг догадался: да ведь они его боятся! Он даже не скрыл усмешку, но поспешил заверить:

— Я пришел с миром.

— Хотелось бы верить, — с сомнением ответили из ниши. — Мудрый маг, принадлежащий к церкви Хранителей Гошты и также являющийся вампиром, пришел в город ведьм с миром? Всего лишь за каким-то свитком? И за каким же?

Беседовать с человеком, чьего лица не видно, было трудно и чтобы отплатить той же монетой, Загфуран повернулся к Олдаме:

— Мои друзья сообщили, что в Фагоре есть свиток с особым заклинанием: как человек может стать умертвием, а затем вновь обратиться в человека. Я ведь не ошибся? У вас есть такое заклинание?

— Не воздействуй на нее магией, — предупредили из ниши. — Ты видишь троих из моего города, но их здесь больше. И еще с десятка два расположились на лестнице, крыше и этажом ниже.

— Я не воздействую на нее магией, — он все же не сдержал раздражение. — Я пытаюсь поговорить. Я пришел с миром, все, что мне нужно, это...

— Зачем?

— Как вы узнали, кто я? — внезапно осенило Загфурана.

— Мы не впускаем в Фагор никого, пока он не отдаст нам каплю крови. Она может многое сказать о человеке. И немало может с ним сделать, если мы захотим отомстить пришедшему.

— Не надо мне угрожать, — на этот раз перебил Загфуран. — Я не желаю вам зла. Я только хочу вновь стать человеком.

Свечи на полу вспыхнули ярче и тут же угасли. Оттолкнув их ногой так, что они покатились по полу, Бацлиф шагнул из темной ниши. Троица, что заговорила с минарсом первой, шагнула ближе, беря мага в полукруг. Бацлиф замкнул кольцо. На вид ему было около сорока, но, возможно, длинная черная борода и лохматые брови прибавляли возраст. Он всмотрелся в минарса и наконец хохотнул.

— Ты могущественный маг! То, что мы делаем в Фагоре, — сущие пустяки по сравнению с тем, что может рядовой маг из церкви Хранителей Гошты. И ты ищешь у нас помощи? Это заклинание не поможет тебе.

— Я хочу попробовать, — Загфуран поджал губы.

— Хорошо, — легко согласился Бацлиф и подошел к шкафу. Почти не глядя, достал свиток оттуда и подал минарсу. — Возьми, — но как только маг протянул руку, убрал бумагу. — Но ты не заберешь его. Ты прочтешь, если захочешь, перепишешь, а затем вернешь свиток мне.

— Конечно, — заверил маг.

— Тогда возьми, — и снова повторилась та же шутка — как только минарс хотел взять заветный листок, его убрали. — Кто сказал тебе об этом свитке? Кто сказал, что он у меня? — требовательно спросил Бацлиф.

— Охотник.

— И эйманы тебе служат? — искренно удивился ведьмак. — Не хотел бы я с тобой враждовать.

— Тогда мы можем дружить, — Загфуран рванул свиток на себя. — Мне нужны союзники, — он быстро скользнул пальцами по выцветшим чернилам, впитывая в себя все. Позже, уже дома, он перенесет все на бумагу. Он вернул свиток хозяину. — Благодарю, — ядовито произнес он. — Это все, что мне было нужно. Сколько с меня?

После долгой паузы, в течение которой Загфуран слышал не только дыхание всех четверых, но и биение их сердец, Бацлиф ответил:

— Мы были рады оказать вам эту маленькую услугу. Простите за непонимание. Не обижайтесь на нас.

— Сколько? — процедил Загфуран — у ведьмаков подарки брать нельзя. Пусть называют цену.

— Если это можно счесть платой... — замялся Бацлиф, — я прошу вас остаться в моем доме как гость. Этого было бы достаточно.

— Это большая плата, — хищно ухмыльнулся Загфуран. — Мое время очень дорого, — он с удовольствием заметил страх и разочарование на лице ведьмака. — Но я готов заплатить вам, потому что это заклинание для меня бесценно, — завершил он.

— Благодарю вас, — кротко поклонился Бацлиф.

28 сабтамбира, Чарпад

Удаган дал им поспать около двух часов. На многозначительный стон лорда он пояснил:

— Надо как можно больше пройти, пока не началась жара. Хорошо бы до полудня добраться до источника — там отдохнем.

В полумраке они собирали вещи, но вскоре стонал не только Сорот, но и остальные. Когда вскрикнул и Шрам, Ялмари поинтересовался:

— Что происходит?

— А у тебя голова не болит? — прохрипел Етварт. — Это ужас какой-то. Со мной, собственно, даже после самых больших попоек такого не было. Может, нас отравили?

Лев расхохотался и тут же скривился от боли.

— Нет, не отравили. Хотя наверняка подозревали, что с нами будет утром. К кокосовому вину Чарпад надо привыкнуть — слишком он отличается от того, что делают в Энгарне, Лейне и Кашшафе. Погодите, сейчас лекарство приготовлю, не так плохо будет.

Он исчез на короткое время, а затем вернулся с "букетом" красных стручков, знакомых по первой встрече со стариком.

— Давайте мех с водой, — скомандовал он, а когда ему подали, выдавил туда сок и взболтал воду. — Это поможет, — заверил он и первым сделал большой глоток, а затем передал его принцу.

Вода оказалась кислой на вкус. Голова у Ялмари сильно не болела, — он сделал лишь один глоток от угощения дикарей, после этого только делал вид, что пил, — но лекарство понравилось.

Когда все подлечились, Удаган ободрил их:

— Проводника нам не дали, но направление указали точно. Воды, чтобы добраться до места хватит. Так что по коням, — он хмыкнул, глядя в сторону тихонько фыркающих в темноте верблюдов.

Не всем удалось сразу взобраться в седло. Герард проделал этот трюк с легкостью, будто родился в Чарпад, а вот Тагира поднимали туда общими усилиями.

— Мама милая, — воскликнул он, вцепившись побелевшими пальцами в уздечку, — если бы я знал, что придется ехать на такой горе, я бы лучше домой отправился.

Ялмари рассмеялся с облегчением — Свальд отпускающий шуточки — это тот поэт, которого он знал раньше. Сейчас он словно вернулся. Неизвестно только, надолго ли...

Солнце взошло быстро. Как только началась жара, верблюды пошли медленнее и казалось, этот кошмарный путь никогда не закончится. Принц то и дело посматривал на Свальда — казалось, он сейчас свалится с верблюда. К полудню в глазах плыло, Ялмари на мгновение отвернулся и его худшие опасения оправдались: Тагир неловко завалился на бок. Хорошо, что умное животное тоже вильнуло в сторону. Принц догнал его и подхватил. С другой стороны подъехал Удаган. Чтобы Тагир пришел в себя, Лев похлопал его по щекам:

— Держись, ты же мужчина! Осталось немного.

И убедившись, что на них никто не смотрит, одними губами сказал Ялмари:

— Я знаю, кто акурд.

Принц незаметно передвинул меч ближе к руке.

"Немного", обещанное Удаганом, растянулось еще на несколько часов. Красное солнце замерло, не желая двигаться с места, пока не расплавит все, в том числе и небо. Ялмари казалось, что оно уже давно плавится: воздух перед ним дрожал. Когда он увидел зеленый островок, то не поверил себе. Но верблюды прибавили ход, и даже львиное ворчание, слышавшееся оттуда, не пугало их. Принц еще раз проверил меч. Выбрать акурда из троих не так уж сложно. Но откуда Лев узнал, кто именно злой дух-перевертыш? Если промедлишь — это может стоить жизни. Если будешь действовать слишком быстро — убьешь невиновного.

Оазис по сравнению с покинутым недавно убежищем, был крошечным — несколько кокосовых пальм вокруг колодца с узким горлышком. Рядом словно сторожил воду эйм-лев. Но как только появились люди, он ударил себя хвостом по бокам и взрыкнув умчался в пустыню. Удаган тут же принялся расседлывать верблюда, попутно похлопав его по морде.

— И чего ты так торопился? — разговаривал он с животным. — Все равно тебе ничего не достанется. Хотя — тень. Мы тоже хотим в тень. Отдохнем до вечера, — сообщил он то ли остальным верблюдам, то ли спутникам и, достав кожаное ведро и веревку, отправился к колодцу.

Воду он доставал так долго, что другие расседлали верблюдов и даже устроили ложе в тени, а Шрам добыл с пальмы кокос. Глотнув воды прямо из ведра, Лев сообщил:

— Вода хорошая, пейте. И себя полейте немного.

— А что иногда воду в колодцах нельзя пить? — вяло промямлил Герард. — Отравленные попадаются?

— Нет, иногда приходят в негодность. Вода становится горькой или соленой. Всякое бывает. Нам повезло дважды: и потому, что вода хорошая, и потому, что она вообще есть. Если бы вода здесь была постоянно, тут бы обитало какое-нибудь племя. А этот колодец наверняка пересыхает. И, скорее всего, воды тут немного, на все племя не хватит. Так что налетайте, пока не закончилась, а то устрою себе ванну.

Люди не очень испугались, но потянулись за веревками. Даже Тагир уже не выглядел умирающим. Шутливо переругиваясь, они выстроились в очередь у колодца. В стороне остались только эйманы и оборотень. Удаган подал воду из своего ведра Ялмари, тот, напившись, передал ее Цовеву. Лев взъерошил волосы и хохотнул:

— Глядя на их мучения, вспоминается неприличный анекдот.

— О том, что могут сделать одновременно пятеро мужчин? — поддержал его Юнко, брызнув на лицо водой.

— Точно! — подмигнул Удаган и без перехода потребовал. — Где твой эйман, Цовев?

Ладонь Ялмари тут же легла на рукоять меча, но Юнко, небрежно пожав плечами, заверил.

— Здесь. Ему тяжело лететь через пустыню, ты же знаешь.

— Знаю, — кивнул Лев. — Но как бы ни было тяжело, он не погибнет. А я не видел его ни разу за время нашего путешествия. Я хочу увидеть его сейчас.

— Хорошо, — согласился он.

И тут же швырнул ведро в Ялмари и выхватил меч. Но принц был готов к этому: скользнул в бок и ударил его в сердце.

Короткий миг он с ужасом смотрел в недоуменно вытянувшееся лицо эймана, но вскоре умирающий, так же как на постоялом дворе, мерзко улыбнулся:

— Ты все равно не уйдешь, — прошипел он.

Троица у колодца растерянно обернулась. Акурд мягко упал на землю и растаял вместе с одеждой и оружием.

Возникла неловкая пауза. Наконец лорд шумно выдохнул.

— Как же интересно с тобой путешествовать! Что ни день, то приключение, — пробормотал он.

— Ничего, — хмыкнул Удаган. — Следующая неделя будет спокойнее: от злого духа мы избавились и прицепиться к нам ему неоткуда.

28 сабтамбира, Меара

Несколько часов прошло в каком-то тумане. Илкер не помнила, в какой момент она легла на кровать, не раздеваясь, а Айна ушла на свою постель. Очнулась она от всхлипов. Спросонья в предрассветных сумерках девушка не сразу сообразила, что происходит. А потом радостно вскрикнула:

— Раду!

Айна истово целовала секретаря, захлебываясь от слез. Он, смеясь, уворачивался:

— Ну-ну. Все со мной в порядке. Было. Пока тебя не встретил. Ты мне сейчас сломаешь что-нибудь. Ну же. Смотрят ведь, — он виновато косился на Илкер.

— Это ничего, — заверила девушка тихо. — Я уйду сейчас.

Айна затихла, спрятав лицо у него на груди.

— Нет, не надо, — остановил он с улыбкой. — Это мы сейчас уйдем, потому что она вряд ли меня выпустит из своих цепких пальчиков. Может, и замуж за меня теперь выйдешь, а? — шутливо спросил он.

— Замуж? — зашипела девушка с яростью. — Я тебя убью, рыжий шереш! Я в жизни за тебя замуж не выйду!

— Ну-ну, — снова рассмеялся он. В дверь поскреблись. — Это Улм, — объяснил Заза. — Может, лучше мы в кабинет пройдем? Расскажу быстренько, что там случилось.

— Если быстренько, давай уже здесь, — Илкер впустила Улма.

Айна, несмотря на угрозу, так и не выпустила Раддая. Ему пришлось усадить ее на колени. Девушка по-прежнему прижималась к нему, пряча глаза.

— В общем, моя прогулка прошла более чем успешно, — объявил он, поглаживая вздрагивающие плечи Айны. — Улики мне вынести не удалось, но я их спрятал в библиотеке, а уж оттуда мы сможем их забрать хоть завтра. Если даже они что-то заподозрили, то вряд ли откажут нам в еще одном дне чтения. Если что — можно и припугнуть их. В общем, об этом уже можно не беспокоиться. Я бегло посмотрел бумаги, понял, что эти смерти — это мелочи. Тут все намного серьезнее, и господину Поладу будет, где размахнуться, честное слово.

— Это хорошо, — одобрил Улм. — Расскажи, как ты выбрался. Мы здорово из-за тебя перенервничали.

— Да, в общем, без приключений, — смутился Раддай. — В дом Вецая быстро добрался. Хотел в кабинете поискать, но тут хозяин заявился с этим верзилой — не зря ты его подозревал — братом Щомером. Долго пришлось за шторкой постоять, но не зря. И разговоры очень интересные прослушал, и узнал, где тайник у Вецая. На обратном пути только нашумел маленько. Пришлось даже из окна выпрыгнуть, а там уже довольно легко выскользнул. Через кухню перебрался на постоялый двор для паломников, там скинул монашье одеяние и почти без проблем покинул монастырь, — Заза посмотрел на Улма — они понимали друг друга без слов, Раддай, баюкая Айну, произнес. — Двоих точно убил.

— Ладно, давайте спать, — скомандовал Улм. — Утром еще за уликами ехать. Темные круги под глазами вызовут подозрение. Нам это не нужно. Женщины наши еще припудриться могут, а нам что делать? — пошутил он.

Заза потер щеку, потом настороженно спросил:

— Можно?

— Конечно, — воскликнула девушка, разрешая уйти, и тут же вспыхнула, увидев, что Раду ждет ответа вовсе не от нее, а от Улма.

Папаша усмехнулся:

— Что ж с вами делать? Раньше мне надо было думать...

Раддай тут же с Айной на руках вышел из спальни, пробормотав напоследок:

— Спокойной ночи!

Улм попрощался и вышел вслед за ним, прикрыв дверь.

Илкер быстро разделась и упала в прохладную постель. Не выдержав, заплакала от счастья: все обошлось. Все живы. Пока живы...

...Очнулась она от душераздирающего крика. Вскочив с постели, испуганно заметалась, не соображая, что делать. За окном уже рассвело, наверняка слуги проснулись... Крик повторился чуть глуше и тут же перешел в истерические рыдания, срываясь на хрипы. Илкер заметалась по комнате, нашла халат. На ходу запахивая его, выбежала в коридор босиком. Заметила спину Яфия, спешащего в соседнее крыло, и помчалась за ним. У двери в спальню Зазы стояла тетя Юмаана. Она сурово сдвинула брови:

— Илкер, ты в таком виде...

Но девушка, не слушая ее, бросилась к двери — она была закрыта. Рыдания там уже утихали.

— Туда почему-то зашел твой конюх и закрыл дверь, — бурчала тетя. — Я не понимаю, в чем дело? Ты можешь мне объяснить?

— Улм, откройте, пожалуйста, — громко произнесла Илкер в закрытую дверь, не удостаивая тетю ответом.

Открылась маленькая щелочка, она быстро протиснулась туда, и папаша тут же закрыл дверь снова.

— Она еще не в себе, — пояснил он на вопросительный взгляд Илкер и вернулся к кровати, на которой подвывала Айна. Рядом спал Раду, как-то неестественно выпрямившись и запрокинув голову. Улм прижал девушку к себе, она затряслась.

— Что... что случилось? — Илкер ничего не могла понять. Вернее, боялась понять.

— Я его убила... — осипшим голосом произнесла Айна, и закусила куртку Улма, чтобы сдержать крик.

— Не говори глупостей! — резко оборвал ее Улм.

— Что? — оторопела Илкер.

— Я убила его! — крикнула горничная. — Ему надо было отдохнуть. Он устал. Мне не надо было... — она захрипела, слез уже не было.

— Эй! — Улм встряхнул ее за плечи. — Снова начинаем?

Она не отреагировала, и папаша хлестнул ее по щеке, потом еще раз сильнее, так, что щека покраснела.

— Слышишь меня? Слышишь? — он дождался, чтобы она посмотрела ему в глаза. — Он не мог умереть от того, что провел ночь с тобой. Слышишь? Его отравили. Так можно умереть только от яда.

— Как его могли отравить? — безжизненно спросила Айна.

— Если ты уже пришла в себя, я его осмотрю.

— Я пришла в себя...

Улм подошел к Зазе и тщательно обследовал тело. Илкер, так и стоявшая столбом у двери, не могла поверить в происходящее. Это казалось дурным сном. Она сейчас проснется. Сейчас... Смотреть, как Улм осматривает шею, грудь, затем руки человека еще несколько часов назад заразительно смеявшегося и успокаивающего любимую женщину, она не могла.

Айна раскачивалась из стороны в сторону. Взгляд устремила в пустоту перед собой.

— Вот... — Улм устало сел на кровать. Он держал правую руку Раддая. Указательный палец покраснел, будто нарывал. — Он ведь говорил мне: поранился, когда открывал сейф. Я еще обрадовался, что все обошлось, случайно поранился... В таких сейфах случайно не поранишься... Дурак, — он стукнул кулаком по кровати. — Столько книжек прочитал... Лучше бы сейфы открывать поучился...

— А вчера? — вскинулась Айна. — Вчера его можно было спасти? Если бы вчера...

— Нет, милая, — прервал ее Улм. — Нет. Мы бы не успели. Надо было узнать, что за яд, найти противоядие... Нет. Он просто с тобой попрощался, — тело девушки странно дернулось. — Держи себя в руках! — крикнул он, но опоздал — Айна снова закричала, отчаянно и страшно.

29 сабтамбира, Беероф

Сегодня ночью к Загфурану вновь явился акурд. Эйман, который согласился довести принца до Песчаного монастыря, раскрыл его, а Ялмари — убил. Это привело Загфурана в такую ярость, что он чуть не начал швыряться вещами. Еще не остыв, отправил акурда в Ногалу. Дух легко найдет Еситу и передаст его просьбу: пусть она убьет принца Энгарна и всех его спутников до того, как они доберутся до монастыря. Минарс даже не задумывался о том, как отхи сделает это — верил, что она на это способна.

Единственное, что утешало — необходимый для обращения в человека рецепт был у него. Как только акурд отправился обратно, он перечитал записку, а затем подготовил нужные ингредиенты.

Все можно было найти очень легко, кроме стоявшей первой в списке "королевской крови". Впрочем, и "королевская кровь" теперь не такая уж редкая вещь. Сайхат, помнится, пыталась взять ее у Мирелы. А в распоряжении минарса кроме упрямой принцессы еще король Еглон и... Яхса.

Вспомнив о девочке, маг немедленно отправился в особняк, в котором ее содержали. Взять крови у нее легче всего. Так зачем создавать трудности?

Особняк, когда-то принадлежавший Высочайшему Дишону, всегда казался Загфурану похожим на тюрьму: потемневшие от времени камни, узкие окна. Однако пятилетняя Яхса так не считала. Ребенок нашел себе развлечения и здесь, а приход загадочного мага, никогда не снимавшего капюшон, был одним из них. Она не обращала внимания на холодность гостя и с начинающим просыпаться женским обаянием всячески старалась его очаровать.

Теперь он посмотрел на девочку другими глазами: интересно унаследовала ли она природу матери-ведьмы или родилась человеком? Пообщавшись с Бацлифом почти до утра, он узнал об этом народе много интересного.

— Как можно отличить ваш народ?

— Никак, — мужчина хитро улыбнулся. — Разве что по неявным признакам. Мы не любим камень и любим дерево. Говорят, это из-за нашего прошлого, будто мы вышли из леса. Говорят, раньше мы отличались от людей намного сильнее. Но мы так устроены... Мы не можем без людей. А чтобы жить с вами, не подвергая себя опасности, надо уметь не отличаться. И мы так мастерски научились притворяться людьми, что и сами не знаем, как выглядели раньше. Правда, некоторые маги и священники знают, как выявить нашу истинную сущность... Но таких осталось немного.

— Высочайший Дишон, например? — снисходительно уточнил он.

— Сомневаюсь, — покачал головой Бацлиф. — Он, сдается мне, выстрелил в небо — сбил звезду. Случайно угадал, либо по косвенным признакам...

— Потому что Сайхат дерево любила? — хмыкнул маг, пригубив вина.

— И потому, как она на мужчин действовала.

— То есть вы еще инкубы и суккубы? — подался вперед Загфуран.

— Кто, простите?

— Демоны, то есть духи, которые вызывают у человека влечение и через близость выпивают его жизнь.

— Никогда о таком не слышал, — удивление Бацлифа было искренним. — Нет, мы не духи. И уж, конечно, ни из кого жизнь не пьем. Скорее, наоборот, у людей появляются силы, улучшается здоровье... Да вы сами разве не испытывали подобное? — Загфуран невольно выпрямился. Он и вправду чувствовал себя намного лучше после ночи с Люне, но откуда о том, что произошло, узнал Бацлиф? Что если, он не так слаб, как притворяется и может читать мысли? А старик невозмутимо продолжил, словно и не заметив настороженности гостя. — Этим мы привлекаем людей. Они любят... э-э-э... совокупляться с нами. Вы, наверно, сталкивались с таким: вроде бы девица невзрачная, а мужчины к ней в очередь выстраиваются. Вот в девяти случаях из десяти она ведьма, поэтому к ней так и тянутся. Сайхат красотой не обижена, но когда женщина пользуется избыточной популярностью у мужчин, не прилагая к этому никаких усилий... Она ведь вела себя очень скромно, с тех пор как стала королевой... Так что Дишон всего лишь счастливо догадался. Честно сказать, даже не знаю, кто в церкви Хранителей Гошты способен распознать нашу расу...

— Честно сказать, думаю, что прекрасно знаете, но не хотите, чтобы я встретился с этим человеком, — в тон ему ответил минарс. — Но это неважно, — "Если мне будет нужно, я это узнаю", — добавил он про себя. — Чем вы отличаетесь от магов?

— Маг — человек, который научился управлять силами Гошты, перенаправлять их так, как ему нужно. Его могущество зависит от его способностей и знаний. Мы можем пользоваться только одной силой — силой леса. И это заложено в нас с рождения. Это приходит само, вместе с умением говорить и ходить. Но самое главное отличие — маг не может передать свою силу другому — сыну или ученику. А мы — можем. Поэтому, чем дальше в глубь веков уходит родословная ведьмака, тем он сильнее. Прежде чем умереть, отец передал свою силу мне. Поэтому я сильнее отца. А мой сын будет сильней меня.

И тут Загфуран вспомнил. Слышал он об этой расе. Не только на Гоште она встречается, в других мирах тоже.

— И пока ведьмак не передаст силу, он не умрет, так? — с ухмылкой спросил он. — А если рядом не будет никого их его расы, он может сбросить силу и на человека, чтобы только умереть, потому что смерть их мучительна, так?

Бацлиф больше не смеялся. Он смотрел серьезно и испуганно.

— Так, — вымолвил он. — И люди, которые не могут отличить мага от ведьмака, полагают, что так можно получить любую силу. И не знают, что человек не выдержит, того, что передаст ему ведьмак — сойдет с ума...

— Поэтому сошел с ума палач, казнивший Сайхат... — Загфуран удовлетворенно откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столу. — В качестве подарка... Знаете, почему так тяжело умирают ведьмаки?

— Никто этого не знает, — нахмурился мужчина.

— В Храме Света это уже выяснили. Это плата за чужое обличье. За то, что отказались от себя, а вместо этого предпочитаете питаться людьми.

— Мы не питаемся людьми! — выкрикнул Бацлиф, отпрянув от мага.

— Неужели? — оскалился он. — То есть вы помогаете им за деньги? — ведьмак, тяжело дыша, вцепился в столешницу. — Давайте уж будем откровенны до конца. Тем более я уже вас разгадал — я читал о таком. Лично не сталкивался, но читал много. Вы были созданы чистильщиками: убирать грязь в лесу. Странные существа — не люди и не животные. Вас сочли бы чудовищами, если бы данной вам магией вы не изменили свою природу. Вместо чистки леса вы предпочли питаться людской грязью. Так проще и интереснее. Поэтому за все, что вы даете, человек платит стократно. И не деньгами. Даже за... совокупление, как вы выразились. Он платит... грязью. Предательством, обманом, убийствами, ложью — это врывается в его жизнь после вашей "помощи", и он не в силах это контролировать. А вы это с удовольствием поглощаете. Не в буквальном смысле, конечно... Но вам комфортно только там, где это есть. Там вы процветаете! Но если бы люди хоть раз увидели ваш истинный облик... Может, сделаем это прямо сейчас?

— Нет! — прервал его Бацлиф и тут же осекся. — Извините мою грубость...

— Ничего, — величаво простил маг. — Я рад убедиться, что вы прекрасно обо всем осведомлены. Хотя и предпочитаете разыгрывать загадочность. Не волнуйтесь. Я не выдам вашу тайну. Так же как вы не выдадите мою. Мы ведь можем быть друг другу полезными.

— Мне бы этого хотелось, — смиренно заверил ведьмак.

Еще Загфуран узнал, что двери в Фагоре не только закрывают вход в жилище, но являются своего рода визитной карточкой ведьмака. Для знающих людей она расскажет о силе, возрасте, друзьях и врагах хозяина дома. Но Загфуран в такие подробности предпочел не вдаваться: вряд ли это когда-нибудь ему пригодится. Союзники ему не помешают, хотя ясно, что союзники эти временны. Когда Гошта придет под власть Света от них тоже придется избавляться. Но это уже несущественно. Главное, чтобы их магия помогла...

Все, что требовалось для изготовления напитка, он принес с собой, поэтому сразу прошел в кабинет и занялся составлением смеси. В замке Дишона, как и везде, где он бывал часто, он устроил комнату так, чтобы в ней можно было отдохнуть, принять гостей, почитать, написать письмо и составить необходимый напиток, если придется. Здесь не было ничего лишнего: обои на стены и те не наклеили. Серые каменные стены дышали холодом, но сейчас он этого не замечал. Наоборот, казалось, камин пылает как кузнечный горн. Кровь вампира бурлила, давала больше энергии, чем кровь человека. На краткий миг Загфуран пожалел, что после возвращения себе человеческой природы, снова будет мерзнуть. Хотя он ожидал, что пойдет дальше и будет возвращать себе преимущества вампира по желанию. Но сейчас надо думать не об этом...

Почти час он колдовал над различными настойками, корешками и листиками. Закончив, взболтал мутно-коричневую жидкость. Пахла она отвратительно: приторно-чесночный запах. Может быть, что-то изменится, когда туда добавится кровь? Она хоть и стояла в списке первой, но добавлять ее следовало в последнюю очередь.

Загфуран позвонил колокольчик и в ожидании слуги прибрал на столе. В других случаях уборку он бы тоже поручил им, но сегодня они могли что-то перепутать или испортить, поэтому он занялся этим сам. Когда дверь приоткрылась, он потребовал:

— Приведи Яхсу.

Он пришел к выводу, что лучше усыпить девочку, прежде чем брать у нее кровь. Так будет меньше шума и суеты. Причем усыпить магией — настойка подействует не сразу, да и согласится ли она что-то пить?

На этот раз девочка, увидев мага, странно притихла, а когда слуга выходил за дверь, бросилась к нему:

— Я хочу обратно! Забери меня, — закричала она.

Минарс поднял руку, и девочка мягко, будто соломенное чучело, упала на пол. Загфуран быстро почесался — как уже замучил этот зуд, даже вампирская кровь ему ни по чем — и, взяв ее на руки, отнес на кровать.

Если верить рецепту, не имело значения, откуда бралась кровь: из пальца или из вены. Но минарс на всякий случай разделил приготовленный настой на две части, и в один из них капнул несколько капель из проколотого пальца. После этого нашел на тоненькой руке девочку венку, аккуратно проколол ее и собрал кровь в другую чашу. Загфуран смочил тряпицу в горячем вине и приложил к ранке — он вовсе не хотел, чтобы девочка заболела, а тем более умерла. Может, какой-то варвар и решил бы, что для приготовления напитка девочку надо убить, но он-то сознавал, что это излишне. Хотя, если бы потребовалось — не колебался бы: что значит жизнь ребенка по сравнению с его делами?

Он подержал первую чашу. Еще раз перемешал ее, убедился, что запах такой же мерзкий. Приготовил воду, чтобы запить, но затем отставил бокал. Нет, запивать нельзя. Надо потерпеть. Не хватало еще все испортить этим...

Вспомнил слова, записанные в манускрипте: "Чтобы вернуть человеческий облик..." Бацлиф утверждал, что это зелье ему не поможет. Но откуда ему знать? Словно он его на себе пробовал. Сказано, что оно помогает проклятым оборотням, умертвию и некоторым другим сущностям. Так почему в эти "другие" не включить и вампира? Должно помочь и ему.

Маг опрокинул в себя одну чашку, а следом и другую. Зажмурившись до слез, зажав нос и рот ладонью, переждал позыв тошноты. Жаль, что он не выпил это на балкончике, чтобы хоть ветерок овевал. Он, согнувшись в три погибели, перебрался к узкому окну, надеясь, глотнуть там хоть каплю свежего воздуха.

То ли окно помогло, то ли настой немного улегся в желудке, но вскоре ему стало легче. Загфуран сел на стул и замер в ожидании, прислушиваясь к своим ощущениям.

Вскоре он замерз, и радость охватила его. Он подошел ближе к огню, протянул руки, чтобы ощутить тепло... Но не ощутил. Наоборот, по телу прокатился озноб, его затрясло. Сведенными будто от лютого мороза пальцами, Загфуран растер себя и обрадовался, когда согрелся. Но облегчение наступило ненадолго, потому что тут же его будто окунули в кипяток. Он задыхался — и только поэтому не мог кричать. Но затем закончилось и это — тело начало остывать.

Минарс метался по комнате, то срывая с себя одежду, то вновь надевая ее. Сквозь туман, заволакивающий сознание, он заметил, как девочка очнулась от сна и с воплем выбежала из комнаты. Он упал на дверь, закрывая ее, и последним усилием задвинул засов. Очень вовремя, потому что после этого пришла боль.

30 сабтамбира, дом Каракара

Алет возвращался домой со смешанным чувством ожидания, неприязни, вины и тревоги. Трис успокоила его, сообщив, что Ранели никуда не ушла, ждет дома, но это не очень помогло. Прежде всего потому, что он не был уверен, хочет ли ее видеть. Он позволил лошади идти медленно, чтобы иметь возможность разобраться в себе, до того как переступит порог родного дома.

Виноват ли он в их ссоре? Нет. Он поступил правильно. Только так он и мог поступить. И, наверно, большинство эйманов или людей, поступили бы в этом случае еще жестче. Он испытывал страх — вдруг она уйдет? — но только самую малость. Если он сейчас не настоит на своем, то что за жизнь будет дальше? Она собирается манипулировать им, стать хозяйкой в доме? Так не будет. Она смирится, или... Или ничего у них не выйдет, как бы больно ему не было.

И еще одно беспокоило: Ранели останется, но при этом всячески будет выказывать недовольство. После всего, что навалилось: заговора против Охотника, убийства Корсака и Сафер Крохаль, отъезда Удагана, потеря памяти Шелы — это бы окончательно взбесило. Больше всего хотелось покоя. Чтобы хоть где-то в этом мире можно было обойтись без переживаний и суеты.

Почуяв жилье, конь ускорил шаг. Разложив все по полочкам, Алет как бы сжался в комок. Он приготовился ко всему, что мог встретить дома, продумал поведение.

Когда лес расступился и показался замок, ворота там уже были распахнуты: видно, эйм-каракар заметил его издалека. Первым навстречу вышел отец — взгляд полон беспокойства. Последние события состарят его сразу лет на десять.

Сокол соскочил с коня.

— Здравствуй, — отец прижал его голову к плечу. — Почему один? Где Шела, Трис?

Алет, убедившись, что мать тоже его слышит, объяснил коротко:

— Шела жив, но ничего не помнит. Совсем ничего. Даже татуировка на груди исчезла. Трис живет в том же доме.

— Как это? — Тана подошла ближе. — Если он ничего не помнит, то...

— Я окольными путями смог договориться, чтобы ее взяли служанкой. Она так хотела.

— Служанкой? — ужаснулась Тана. Для жены эймана такая работа была позором.

Алет пожал плечами:

— Для нее это единственная возможность быть рядом с ним. Она вернет хоть что-то...

— Ладно, — распорядился отец, — иди в дом. Тебе надо отдохнуть с дороги. Я позабочусь о коне.

С некоторым напряжением Сокол направился к двери. С Ранели он столкнулся на пороге.

— Приехал? — неловко обнимает, легко прикасается губами к щеке и отступает. Будто волна приласкала берег. Он удерживает ее, возвращает к себе. Ловит взгляд, пытается определить, что за этой вежливостью: укор, обида или... Она смотрит спокойно, робкая улыбка дрожит, и тут же глаза опускаются. — Пойдем, я уже накрыла на стол. Ты наверняка голоден.

Голоден. Конечно, голоден.

Он садится за стол. В полумраке столовой Ранели движется как тень, умело расставляя различные сосуды.

— Хватит, — останавливает он в какой-то момент. — Тут еды на десять человек.

Она послушно опускается на стул, руки складывает на коленях, лицо опущено. Алет оглянулся — родители ушли. Хотят, чтобы они поговорили наедине. Наверно, так будет лучше.

— Дуешься на меня? — он старается сохранять спокойствие, хотя от предположения, что Ранели обижается, тогда как виновата сама, в душе растет злость.

Она долго молчит. Наконец он слышит тихий голос.

— Нет. Глупо обижаться на то, что ты такой, какой есть.

— Ты не такая, как всегда, — усмехнулся он. — И не похожа на женщину, которая не обижается.

— Такая, как всегда, я тебе не нравилась, разве нет? — она на мгновение подняла взгляд. — Я не обижаюсь, поверь мне на слово. И я постараюсь стать удобной для тебя. И так слишком много навалилось, я не хочу быть еще одной проблемой.

— Мудрое решение, — глубокомысленно кивнул он и потянулся за ложкой, чтобы положить себе картофель. Но вновь замер. — То есть ты теперь будешь ходить с видом скорбящей вдовы, чтобы показать, что ты не обижаешься и будешь послушной женой?

Ранели вскинула подбородок, и он услышал глубокий вздох.

— Я буду такой, как ты хочешь, — терпеливо объяснила она после паузы. — Если надо смеяться — я буду смеяться. Если хочешь — спляшу. Если хочешь — ты вообще меня больше не увидишь.

— Ладно. Я хочу, чтобы ты перестала корчить из себя не знаю что. Это возможно?

Теперь она расправила плечи, вытянулась в струнку.

— Я постараюсь. Хотя мне было бы проще, если бы ты выражался конкретней: сделать другую прическу, сменить платье...

— Выражение лица и тон! — он начал раздражаться.

— Хорошо, — она улыбнулась с нежностью. — Так лучше?

— Гораздо! — он положил себе в тарелку картошку. — Буду благодарен, если ты дашь мне поесть в одиночестве.

— Хорошо, — она тут же ушла на кухню.

Алет собрался уже поесть, затем в сердцах швырнул ложку на стол и пошел следом за девушкой. Ранели стояла у очага, сникшая, сжавшаяся, словно ожидая удара. Он развернул ее, прижал к себе, поцеловал лоб, щеки, нос, прижался к губам и не отпускал, пока не почувствовал, что она расслабилась, пока не сомкнула руки на шее, пока не ответила на поцелуи.

Он был голоден. Очень голоден.

Ранели лежала у него на плече, уткнувшись носом прямо в татуировку. Алет давно заметил, что она любит лежать так и украдкой целовать изображенного сокола. Они молчали. Он не хотел никаких слов, боясь, что если только они заговорят, опять будут ссориться. Но молчание девушки создавало неприятный осадок. Раньше она никогда не молчала. Наоборот, будто плотину прорывало: болтала так, что слово не вставить. Ему хотелось спать, а она мучила расспросами.

— Ты не хочешь узнать, как я съездил? — он погладил обнаженные плечи, пропустил сквозь пальцы шелковистые волосы.

— Я слышала, что ты рассказал родителям, — объяснила она тихо.

— Ну да, — он вспомнил о ее остром слухе. — Как ты думаешь, я должен был позволить Трис остаться? — расспрашивал он.

— Хорошо, что ты позволил ей выбирать, — вымолвила Ранели. — Пусть другие сплетничают о ее работе, но это ее жизнь. Ее любимый.

То, что Ранели не ограничилась односложным ответом, успокоило Алета: она оттаяла.

— А ты бы поступила также? — уточнил он лукаво.

— Я бы сделала все, чтобы с тобой этого не случилось.

— Как она могла уберечь Шелу? — удивился Алет. — Разве тут можно было что-то поделать?

— Да, действительно, — в голосе слышалась ирония.

— Нет, правда, — он чуть тряхнул ее за плечи. — Что она могла сделать? — Ранели со вздохом начала одеваться. — Ты уже уходишь?

— Там дел полно, — объяснила Ранели. — Надо помочь Тане.

— Ты не ответила.

— Я не хочу отвечать, — объяснила она. — Я могла бы предложить несколько вариантов, но боюсь, ни один из них не подходит для жены эймана, — по лицу Сокола скользнула тень, и она торопливо добавила. — Но это ничего. Я привыкну. Давай не будем ссориться.

— Давай, — согласился Алет. — Побудь со мной еще немного.

— Я не могу, — покачала головой, тут же просительно посмотрела на мужа. — Действительно не могу. Я обещала Тане помочь. Не обижайся.

— Хорошо, — он тоже потянулся за рубашкой. — До вечера?

— Да, до вечера, — просияла она.

В столовой его ждал отец.

— Все остыло, — указал он на стол.

— Ничего, — Алет сел на свое место. Но прежде чем он взялся за ложку, Ранели быстро убрала тарелку, и поставила другую, с дымящейся картошкой. И тут же покинула столовую.

Каракар усмехнулся. Сокол сделал вид, что ничего особенного не случилось, и принялся за еду.

— Что-нибудь произошло без меня? — поинтересовался он.

— Пару раз заходил Щуа. Очень расстроился, что ни тебя, ни Удагана нет дома. Он уже пришел в себя. Слухи о нашей причастности к смерти его матери утихли. Все только и говорят об Охотнике. Щуа горит праведным желанием отомстить ему.

— Но на самом деле...

— Но на самом деле, Халвард конечно не имеет никакого отношения к ее смерти. Хотя мне бы очень хотелось, чтобы имел отношение именно он.

— Ты подозреваешь кого-то? — Алет перестал жевать.

— Да, — отец оглянулся. Затем хмыкнул. — Тяжело быть эйманом. Не покидает ощущение, что за тобой следят. Ведь всегда где-нибудь в укромном уголке может прятаться крыса или змея...

— Ты становишься слишком подозрительным...

— Станешь тут! — он махнул рукой. — На теле Сафер были следы. Они не очень заметны, но ее явно держали за шею. И знаешь, есть такая точка, — он ткнул себе в шею. — Нажмешь на нее, веки невольно распахнутся. Ненадолго, но много времени и не надо, чтобы посмотреть в глаза эйму.

— Ты подозреваешь кого-то? — повторил Сокол.

— Знаешь, откуда я знаю этот прием? Откуда я знаю, как держать, куда нажать, какие следы появляются? — Авиел не смотрел на сына — вопрос был риторическим. — Я видел, как таким образом убил человека Баал-Ханан.

— Глава Дома? — Алет перешел на шепот. — Но это вовсе не значит...

— Конечно! — поспешно и выразительно подхватил Авиел. — Баал-Ханан мог научить этому кого угодно.

Алет провел ладонями по лицу. Аппетит пропал совсем.

— Кого угодно... — пробормотал он. — Эль-Элион во что мы ввязались!

30 сабтамбира, Чарпад

— Нам точно хватит воды? — спросил вполголоса Ялмари, пока они устраивались на дневку.

— Если ты сможешь приструнить своего лорда, и он не будет пить без разрешения, то хватит, — также неслышно ответил Удаган. — Если не беречь воду, то нам ее хватит лишь на полдня пути. Это недолго.

Воду в колодце, у которого они остановились вчера, пить было невозможно. Поначалу они в это не поверили, с недоумением наблюдали, как Удаган выливает воду на землю. Герард попытался умыться ею, но с отвращением оттолкнул ведро, унюхав то, что Ялмари чувствовал и на расстоянии:

— Ну и вонь! Да тут не колодец, а выгребная яма.

— Да, не все колодцы так хороши, как нам бы хотелось, — с грустью констатировал Лев. — Вода у нас есть, будем ее беречь. До монастыря должно хватить. Тут осталось всего дня три.

— Всего дня три! — сокрушался лорд. — Я начинаю жалеть, что не родился верблюдом.

— Тогда бы ты только и делал, что ходил туда сюда по пустыне без воды, — беззлобно поддел его Ялмари.

— Шереш! — Герард окончательно пал духом. — В монастыре хотя бы достаточно воды? — повернулся он к Удагану. — А то, может быть, мне стоит вернуться пока не поздно... Никогда не любил монастыри.

— Песчаный монастырь — это оазис. Там воды всегда вдосталь. Даже для того чтобы принять ванну.

— Ванна... — Герард мечтательно прикрыл веки. Затем занялся вычислениями. — То есть, если мы пойдем обратно, то ванну я приму не раньше чем через неделю, а если вперед, то через четыре дня? Отлично, идем вперед. Вот только как представлю, что нам еще и возвращаться...

Сегодня, как только солнце вскарабкалось на небо, Удаган придержал верблюда.

— Нам лучше раньше лечь спать, — объяснил он, — и встать, когда солнце будет садиться.

Пока они готовили лагерь, Герард несколько раз прикладывался к меху с водой. Наконец, принц не выдержал:

— Герард, что ты будешь пить, когда твоя вода закончится? — поинтересовался он, стараясь сохранять спокойствие.

— Что значит, закончится? — горячился лорд. — Этот, — он указал на Льва, — сказал, что воды нам хватит до монастыря.

— Не обращайся к нему пренебрежительно, — резко оборвал его Ялмари. — Воды хватит, если ее беречь, а не пить каждый раз, когда пересохнет во рту. Ты должен был заметить, что Удаган говорит нам, когда можно пить. Так что ты будешь делать, когда твоя вода закончится?

— Попрошу у тебя, — оскалился лорд.

— Боюсь, буду вынужден отказать тебе, — категорично возразил Ялмари. — Подумай об этом.

И отвернулся, завернувшись в плащ.

Сорот недовольно сопел рядом. Потом вспылил:

— Уже подумал, — громко сообщил он. — Пугать ты любишь, вот что. Если я буду умирать, сам мне воду принесешь.

Принц быстро сел, спрятал глаза — от ярости он чуть не показал их Герарду. Чуть посидел, успокаиваясь. Потом процедил сквозь зубы:

— Хорошо меня знаешь, да? Тогда скажи, если у меня будет выбор — спасти тебя или Свальда, кого я выберу?

Сорот тоже сел.

— Свальда, — прошипел он.

— Верно! — злорадно воскликнул Ялмари. — Теперь подумай об этом.

— Давайте успокоимся, — примирительно предложил Удаган.

— Уже успокоились, — Ялмари снова лег.

Он уснул почти сразу — когда они избавились от акурда, к нему вернулся крепкий сон. Да и от недостатка влаги напала сонливость.

Очнулся оттого, что кто-то громко ругался над ним:

— Шереш, шереш, шереш!

Спросонья потряс головой. Кто-то что-то громко объяснял, кто-то ругался...

— Уже закат? — он недоуменно взглянул на солнце, едва перевалившее зенит. — Что происходит?

— До заката далеко, — мрачно объяснил Лев. — Но ехать надо. Спать будем в седле.

— Да что случилось? — Ялмари встал, увидев, что он не шутит.

— Посмотри свой бурдюк с водой.

Ялмари потянулся к спине верблюда и выругался — шерсть животного и поклажа были мокрыми. Песок рядом — тоже чуть влажный.

— Какого шереша? — изумился он.

— Кто-то продырявил мехи с водой, — мрачно объяснил Тагир. — Все до единого, — закончил он веско.

— Чья стража? — принц вскочил на ноги.

— Моя, — нехотя доложил лорд.

— Твоя? — Ялмари шагнул к нему, но Шрам встал у него на пути.

— Не глупи. Ты, собственно, не думаешь же, что он специально оставил нас без воды? Думаешь, он ненавидит тебя так сильно, что готов умереть вместе с тобой?

— Его стража! — воскликнул Ялмари. — Если он спал...

— Он не спал, — отрезал Етварт. — А что, собственно, произошло, выясняет Лев. Подождем.

— Меня Сорот разбудил, потому что моя очередь сторожить была, — вступил Тагир. — Я поднялся и наступил в лужу. Проверил — мехи разорваны...

Удаган осматривал песок. Наконец подал знак.

— Едем.

— Так кто это сделал?

— Если я не сошел с ума, — ответил Удаган уже с высоты, — это был варан. Пустынная ящерица. Никаких других следов я не нашел.

— Зачем ей делать это? — поразился принц.

— Незачем. Если только кто-то не управлял ею. Кто-то, кто ненавидит тебя сильнее, чем лорд, — повторил он слова Шрама. — Ненавидит настолько, что готов убить всех нас. Ты не знаешь, кто это? — Ялмари опустил голову. — Надо ехать, — подвел итог Лев.

— Куда?! — воскликнул Сорот. — Куда мы поедем? Воды нет, до монастыря еще три дня.

— До Энгарна дольше! — возразил эйман. — Нас могут заметить издали, пошлют помощь. На обратном пути шансов выжить у нас вообще нет.

1 уктубира, Меара

Похороны Раддая прошли тихо и скромно. Его похоронили возле часовни в Меаре, где покоились предки Илкер. Только родителей похоронили на кладбище в Жанхоте.

Плиту для Зазы сделать не успели, поэтому просто опустили гроб в землю. Над ним не произнесли прощальных слов, священника тоже не позвали.

Солнце в осенний день сияло ослепительно. На небе до самого горизонта ни облачка, только глубокая синь... Говорят, когда во время похорон идет дождь, это Эль-Элион плачет о том, что умерший никогда не попадет в Его дворец, а обречен страдать в подземельях шереша. Но когда сияет солнце, — на небесах радуются, встречая праведника. Это справедливо, что сегодня такой прекрасный день. Может, Раду и не святой, но и страдать больше не должен. Да и никто не должен... "Зачем это нам отпущено? Почему мы выбрали то, что выбрали?" — сегодня, как никогда раньше, Илкер мечтала, чтобы смерть, боль прекратились однажды и навсегда.

Айна вроде бы успокоилась. Она стояла у могилы бледная, осунувшаяся. Почти мертвая. Илкер смотрела на нее, а видела себя. Если с Ялмари что-то случится... Она не переживет этого. Лучше первой, чем пережить такое.

Только поэтому она не соглашалась с решением Улма.

— Никто не пойдет в монастырь Наемы, — категорически заявил он.

— Мы должны забрать из библиотеки документы, которые выкрал Раду, — возразила Илкер. — Если мы их не заберем, их найдут и уничтожат. Неужели он зря погиб?

— Никто туда не пойдет, — раздельно повторил Улм. — Никто не должен погибнуть. Тобой я в первую очередь не могу рисковать. Нас поставили, чтобы защитить тебя.

— Айна, — обратилась она к безжизненно сникшей девушке. — Ведь это несправедливо. Почему моя жизнь дороже, чем его? Мы должны что-то сделать...

— Улм прав, — она опять умолкла, погрузившись в свои мысли.

— Я отправил донесение Поладу. Это вопрос нескольких дней, "волки" разнесут это гнездо к шерешу. Мы подождем и посмотрим.

Все казалось таким правильным, таким логичным, мудрым... Но что если из-за их промедления уничтожат что-то, что могло спасти Ялмари или помочь ему? Она не простит себе этого. Никогда не простит.

Илкер оглянулась. Позади стоял молодой священник. Отец Гарое смиренно опустил голову и сложил руки у груди, будто молился. На девушку накатила острая неприязнь. Захотелось ударить его, прогнать немедленно. Как он смеет? Его не приглашали сюда. Пусть он не убивал Раду, но он из той же шайки, значит, тоже виновен.

Илкер лихорадочно подбирала слова, чтобы холодно, но твердо прогнать отсюда одного из лицемеров, прикрывающихся именем Бога. Он словно почувствовал ее взгляд.

— Простите меня, — попросил он.

— За что? — опешила Илкер.

— За то, что явился незваным. Вы не хотели никого видеть, но я... не мог не прийти. Кто-то должен напутствовать его молитвой.

— Вы уверены? — Илкер напрочь забыла о том, что должна играть недалекую интриганку. Да это и не имело большого значения, ее роль уже сыграна.

— Уверен, — Гарое не отводил глаз. — Такое напутствие никому еще не помешало. Для чего-то Эль-Элион создал церковь.

— Да Он ли создал? — Илкер старалась не привлекать лишнее внимание, но эмоции ее переполняли. — Ему ли нужно, чтобы грешные, злобные людишки надевали сутану и вещали от Его имени в церкви? — она шагнула вперед, и Гарое был вынужден отступить.

— Он хотел, чтобы все было иначе, — твердо возразил священник. — Не Его вина, что люди опять все извратили. Я понимаю ваш гнев. Но поверьте, не все такие.

— Не все? А кто другой? Может, вы?

— Это мы узнаем, когда я умру. Сейчас я лишь в начале пути, всякое может случиться. Деньги и власть развращают и уродуют. Но Эль-Элион знает, мне очень хочется быть другим.

— Тогда перестаньте корчить из себя святого. Сделайте себе нормальный дом, женитесь, живите так, чтобы люди видели: то, что вы делаете не притворство и не внешняя мишура, а действительно вы сами!

Гарое удивился. Потом грустно усмехнулся.

— Вы правы. Но я никогда не собирался быть монахом. Просто... я еще не нашел девушку, которая поверила бы мне и поняла то, что я делаю.

— Я бы тоже не поверила, — отрезала Илкер. — Вы что-то еще хотели?

— Я бы с удовольствием побеседовал с вами, когда вы немного успокоитесь, — заметил священник. — Ваш гнев говорит о том, что Заза умер не от внезапной болезни. Вы вините в его смерти людей. А точнее... священников. Могу я чем-то помочь?

— Вряд ли, — девушка отвела взгляд. — Если вы не умеете воскрешать мертвых, то вряд ли.

— К сожалению, нет, — тяжело вздохнул Гарое. — Но... Если вам понадобится моя помощь... обращайтесь. До свидания, — он быстро ушел.

Он вел себя так, будто испытывал вину, но не за собственное преступление, а за то, что носит ту же одежду, что и убийцы. Илкер тут же пожалела, что разговаривала так грубо. Ее всегда учили, что сан надо уважать. Она так и не научилась уважать тех, кто совершает дурные поступки, но ведь о Гарое она ничего плохого не знала, всего лишь Улм и Заза ему не доверяли, как и другим церковникам...

Глядя в удаляющуюся темно-серую спину, она подумала, что, может быть, они тоже стали жертвой предрассудков, как Полад и его солдаты. Разве можно судить человека по каким-то внешним признакам? Не надо ли узнать его лучше, а после этого делать выводы? И ведь Гарое действительно может ей помочь.

Илкер решила завтра же посетить священника. Хотя бы для того, чтобы извиниться.

2 уктубира, Чарпад

Короткий отдых в тени верблюда. Если бы животные могли идти без отдыха, Удаган без сомнения погнал бы их дальше. Но они устали. Им не объяснишь, что люди скоро умрут рядом с ними.

Двигаться не хочется. Ялмари укрывается с головой, чтобы не видеть дрожащего перед глазами воздуха, песка, солнца... ничего не видеть. Людям еще хуже. Неизвестно, как держится Удаган. Может, эйманы более выносливы.

Кто-то дергает за одежду. Слабо, но он приподнимается. Шрам протягивает флягу. Он сохранил воду? Ну да, варан не смог бы прогрызть металл. Ялмари слабо отказывается, но полуполковник из последних сил швыряет сосуд. Фляга шлепается прямо перед ним. "Он хочет, чтобы я взял на себя ответственность. Ладно".

Вторые сутки без воды. Выдержат они еще или нет? Сколько выдержат? И надо ли ехать, если доехать они не успеют? Надо.

Удаган переползает на верблюда. Он тоже сможет. А вот люди — вряд ли. Слабее всех — Свальд. "Я дурак. Нельзя было его брать с собой. Мало ли — гонор. А сдохнуть в пустыне? Кому оно надо..."

Он ползет к Тагиру, кажется, он спит. Открывает флягу, вливает ему в рот глоток воды. Веки распахиваются, в зрачках плещется безумие. Только бы не полез в драку. Но он сосредотачивает взгляд на лице принца, затем на фляге. И хмурится. Не желает принимать помощь от соперника. Не желает терпеть его благородство. Дурак. Дело не в Илкер. Дело в том, что ты нужен Энгарну. А может, и всей Гоште нужен. Ты должен жить. Ялмари объяснил бы ему это, если бы распухший язык шевелился, а горло не драло, будто его обожгли кислотой. Поэтому он вливает еще глоток влаги. Это лучше, чем ничего.

Свальд словно готов задушить принца. Были бы только силы. Но их нет, поэтому Ялмари затаскивает его на верблюда, привязывает ремнями, чтобы не свалился.

Шрам уже в седле. Он сильнее других. Герард лежит неподвижно. Ялмари подползает к нему. Он, наверно, гад. И, наверно, самый бесполезный спутник в этом путешествии. Но нельзя казнить человека за то, что он любит женщин, а женщины любят его. Нельзя казнить за то, что принцесса не умеет разбираться в мужчинах и представления не имеет, что ее ждет, если она выйдет за него замуж. Отец грозится... Но он не сделает ему ничего. Он не такой. И принц не такой. Вот если будет преступление, будет и казнь. А что люди болтают о смерти короля Ллойда... так они ничего не знают. Никто не знает, кроме их семьи.

Два глотка. Только два глотка. Может, позже люди получат еще. Может быть. На следующем отдыхе. Сейчас главное, ехать дальше. Столько, сколько выдержат верблюды. Вечером они пойдут резвее. А если почуют оазис — еще быстрее. Они ведь тоже хотят пить.

Герард закреплен. Осталось самому забраться. И привязаться бы неплохо. Только сил не хватит. Да и неудобно это — самому себя привязывать. Очень неудобно. Надо обнять шею верблюда, вцепиться в повод. Намотать на руку. И вперед, вперед.

Вовсе не противно пахнет эта шкура. Она мягкая, почти шелковая. И движется он мягко, словно качается в лодке. Это усыпляет. После бессонной ночи здорово усыпляет.

Ялмари прикрывает веки, но все равно видит пляшущие огни. Сначала кажется, что это солнечные блики на песке, но вскоре он догадывается, что это свечи.

Они горят в подсвечниках на стене, рояле, подоконнике. Но не дают света, комната слишком велика. Чтобы осветить ее ночью, нужны факелы или тысячи свечей в люстрах. Поэтому отец, когда заходит в музыкальный салон, опускает глаза, чтобы король Ллойд не видел их блеска. Не узнал его тайну.

Ллойд уже пришел в себя, вскочил, идет навстречу с мечом, но близко не подходит — знает, на что способен телохранитель королевы, даже если у него нет оружия.

— Ваше величество, — голос отца звучит глухо. — Я... не хотел оскорбить вас. Я уеду и никогда не появлюсь в Энгарне, если только вы пообещаете, что не будете обижать Эолин... королеву.

Да, лучше бы он назвал ее королевой, или "ее величеством", может, тогда бы Ллойд не взбесился. Но имя вырвалось и сказанного не вернешь.

— Конечно, ты не появишься, — король делает стремительный выпад.

Нательная рубашка порвана, хотя Мардан шагнул назад.

— Я прошу, ваше величество...

— Ты просишь?! — он наступает, но запинается на мгновение, заметив блеск глаз Мардана Полада. — Ты не человек, — констатирует он, опешив. — Мне надо было догадаться. Но это не страшно, у меня есть кое-что и для тебя.

Кинжал, который он выхватывает, в свете свечей блестит серебром.

— Не надо... — Мардан уже не просит, а угрожает, но Ллойд не замечает этого.

— Я убью тебя, — говорит он негромко. — А потом твоих ублюдков. В Энгарне не будет чудовищ. В моей семье их не будет.

Это он напрасно сказал. Кинжал — слабое оружие против меча. Одним движением отец ударяет по запястью короля, и кинжал выпадает из разжавшихся пальцев. Другим — пронзает горло Ллойда, так что он не успевает крикнуть, лишь оседает на пол, зажимая рану. Он смотрит на Мардана с ненавистью.

— Я предлагал тебе жизнь и долгое царствование, — Полад вытирает с меча кровь.

Ялмари тряхнуло, он сильнее вцепился в шерсть верблюда. Что это с ним? Нет, конечно, он не был там и не видел, как убили короля Ллойда. Но отец рассказывал, и Ялмари верил, что так все и было. Отец бы не убил его, если бы сыну и еще не родившейся дочери не угрожала опасность. Он и сейчас не предпримет ничего против Герарда, если только тот не ошибется, не сделает неправильный выбор, как сделал его король Ллойд. Если бы отец хотел убить Сорота — давно бы уже это сделал.

Он снова впадает в полудрему, и снова перед ним возникает Музыкальный салон. Да что это нынче он мерещится?

Король Ллойд лежит на полу, зажимая окровавленными руками горло, но он уже мертв. Под головой огромное темное пятно, которое еще расползается. Отец подходит ближе, склоняется на королем... Нет, это не отец, это он сам подходит ближе и склоняется над королем, всматривается в его лицо...

Но это не король. И темное пятно на ковре вовсе не кровь, а разметавшиеся волосы. Это не Ллойд, это спит Илкер. Она так прекрасна во сне. Только почему она спит на полу? Надо перенести ее в спальню. Он собирается взять ее на руки и вздрагивает, прикасаясь к ледяной коже. Человек не может быть так холоден. Не может! Руки внезапно задрожали. Он отбрасывает ее волосы, чтобы пощупать пульс на шее и в ужасе отшатывается — даже в полумраке на белой шее выделяются кровавые раны. Полоски, которые могут оставить только зубы волка... Но этого не может быть!

И снова он приходит в себя и сквозь сжатые зубы втягивает воздух. Это кошмар. Ему плохо из-за недостатка воды, поэтому его преследуют кошмары. Надо тоже выпить воды. Вспомнить бы только, где фляга.

Он шарит в суме, и металл неожиданно обжигает пальцы холодом. Ледяная вода — что может быть лучше в пустыне? Он смеется, открывает флягу, и в рот льется искрящаяся на солнце струя воды. Холодная, чистая, со сладковатым привкусом. Он глотает ее жадно. На миг становится страшно, что вода закончится прежде, чем он напьется, но фляга будто бездонная, вода льется и льется, он пьет, но так и не может утолить жажду. Но он когда-нибудь напьется, ведь вода больше не закончится...

2 уктубира, Жанхот

"Она снова в Зале славы!" — Полад все больше раздражался, но продолжал путь. Он еще раз выслушает ее. Обвинения, упреки и что там она заготовила. Он должен выслушать их, пока кто-то не заметил муки совести королевы.

Мардан приоткрыл дверь. Эолин, прижав к груди кулаки, стояла возле портрета короля Ллойда и тихо плакала. Казалось, ее тело скрутила судорога. Он уверенно подошел ближе. Уже на пути сюда, он отдал приказ, чтобы никого не подпускали близко к этой комнате. Их никто не должен услышать. Он развернул женщину к себе, поднял ей подбородок, заглянул в глаза.

— Что случилось?

— Он умирает! — она бы крикнула, если горло не перехватило. — Я мать, я чувствую. Он умирает.

— Что ты такое несешь? — он прижал ее к себе.

Она зарыдала, потом вдруг обмякла, так что Полад еле успел ее поддержать, чтобы она не упала. Подхватил ее на руки, отнес на диванчик, посадил на колени, как маленькую девочку. У королевы явно случилась истерика, и он не знал, что делать: воды рядом нет. Дать ей пощечину, чтобы она пришла в себя?

Он сжал ее в объятиях так, что она не могла вдохнуть. Это привело ее в чувство, веки широко распахнулись. Тогда он ослабил объятия.

— Так, милая. Послушай меня. С ним все будет в порядке.

— Откуда ты знаешь? — всхлипнула она. — Когда ты от него последнее донесение получал?

— Давно. Ну и что? В Чарпад, знаешь ли, еще не поставили сигнальные башни. Мы долго не получим от него донесения, но это ни о чем не говорит. С ним все будет в порядке.

— Откуда ты знаешь? — вскрикнула она. — Откуда?

— Я отец, — усмехнулся он. — Я тоже кое-что чувствую. Все будет в порядке. Успокойся.

— Если бы ты только знал, — она спрятала лицо у него на груди. — Если бы ты только знал, как я боюсь, что он отомстит. Я бы все сделала, только чтобы с Ялмари все было в порядке.

— Ллойд отомстит? — уточнил Полад.

— Да! — рыдая, подтвердила она. — Он не должен был умирать. Он умер из-за меня. Я обманула его. Мне не надо было выходить за него замуж. Мне надо было уйти с тобой. И все было бы хорошо. Все было бы хорошо. Я всем сломала жизнь. И тебе, и детям, всем.

— Так, радость моя, ну-ка успокойся, — он снова сдавил ее, а потом отпустил, чтобы женщина могла вдохнуть. — Давай начнем с того, что никому ты жизнь не сломала. Все хорошо. У меня, Ялмари, Лин — все хорошо. Поняла? — королева с трудом кивнула. — И дальше все тоже будет хорошо. Поняла? Мы все преодолеем. Со всем справимся. Пока мы вместе мы со всем справимся. Поняла?

Она снова кивнула, всматриваясь в мужа. Медленно провела ладонью по бритому затылку.

— У меня два кошмара, — прошептала она. — Что я кого-то из вас потеряю. И что ты жалеешь о том, что встретил меня.

Он достал платок и осторожно промокнул ее слезы.

— Я не знаю, что будет дальше. Может, нам придется кого-то потерять. Но ты должна знать, что ты в этом не виновата. И никто не виноват. Такое случается и у самых лучших. Это жизнь. И второе. Самое главное. Я никогда не жалел, что полюбил тебя. Никогда. Веришь мне?

— Не знаю, — слабо улыбнулась она.

— Эй, — строго сдвинул он брови. — Кажется, ты сегодня не выучила урок?

— Выучила, — Эолин совсем успокоилась. — Я должна ответить: верю и всегда буду верить. Так?

— Так. Когда я слышу это, мне как-то спокойнее, — на глаза Эолин опять навернулись слезы, он вновь прижал ее к себе. — Все. Никаких слез. Успокойся и пойдем отсюда. Я бы очень хотел никогда больше тебя здесь не найти. Почему бы тебе сразу не прийти ко мне? Минуя Зал Славы. Может, попробуешь в следующий раз?

— Попробую, — она несколько раз глубоко вздохнула. — Я, наверно, ужасно выгляжу?

— Не то слово! — ухмыльнулся он.

— Эй, — возмутилась она. — Ты, наверно, тоже не выучил урок сегодня?

— Выучил, — заверил он. — Я должен ответить: что бы ни случилось, ты прекрасна для меня. Так?

— Так-то лучше. Но как я появлюсь в таком виде перед людьми?

— Тебе надо сразу пойти в спальню.

— Да?

— Да. И лечь спать. Никто тебя не потревожит. Даже я.

— Жаль, — опечалилась королева. — Если... ты что-то узнаешь о Ялмари. Пусть самое плохое... Ты скажешь мне?

— Скажу. Обещаю. Веришь мне?

— Да.

— Тогда иди, отдохни.

Когда он вновь остался наедине, спрятал лицо в ладонях. Королева Эолин так долго разыгрывала ледяную королеву, что почти обманула даже его. Кто бы мог подумать, что она так сильно переживает. И из-за чего! Из-за того, что Ллойд, мертвый Ллойд, каким-то образом отомстит. С одной стороны — гора с плеч. Она вовсе не жалеет о когда-то сделанном выборе, как он предполагал. С другой стороны избавить от этого страха перед возмездием, он ее не сможет. Просто не в его силах.

Полад подошел к портрету. Вгляделся в холеного красавчика. Нет, никто не виноват в смерти короля кроме него самого. И в любом случае бояться надо живых, а не мертвых.

2 уктубира, монастырь Наемы

Кажется, все было так, как много раз до этого: трясется по мостовой карета, Илкер приходится держаться за скамью, чтобы не упасть, она повторяет то, что должна сказать в монастыре... Но на самом деле все было иначе. И чувствовала она себя вовсе не так уверено, как прежде. Если бы не еще больший страх: потерять Ялмари из-за того, что она промедлила, — она бы выпрыгнула из кареты и вернулась бы в замок пешком. Не стоило обманывать Улма и Айну и сбегать от них...

— Вы уверены, что в монастыре не знают о смерти Раду? — заговорила она, чтобы отвлечься. — Если знают, то наша поездка бесполезна.

Гарое неотрывно смотрел на ее профиль.

— Если слуги из замка в монастырь не ходили, то там ничего не знают. Я должен сообщать обо всем, что происходит в Меаре, но я об этом не докладывал. И не буду, пока вы не будете в безопасности. Но если вы хотите знать мое мнение...

— Вы его уже высказали. Мне не надо появляться в монастыре. Все так считают. Наверно, я пожалею о своем поступке, но я не могу туда не поехать. В последний раз.

Она так и не взглянула в эти умные карие глаза. Произнесла всю тираду, отвернувшись к окну. Взгляд священника смущал. Конечно, он смотрел не так, как Ялмари или Свальд, но... как-то уж слишком пристально.

— Если бы я был уверен, что в случае моего отказа вы успокоитесь и вернетесь к чтению книг, я бы ни за что не потакал вам. А так... Одну вас туда точно пускать нельзя.

— Послушайте, — Илкер не выдержала и, закрыв занавеску, повернулась к Гарое. — Ведь вы тоже предполагали, что в монастыре творится что-то преступное. Почему же вы молчали? Вы же становитесь соучастником этих преступлений.

— У меня не было ничего кроме подозрений. Когда я вспоминал время, проведенное в монастыре, мне казалось, что Вецай меня тоже хотел приблизить. Но потом отчего-то сослал в деревенскую церковь и ограничился подробными расспросами раз в неделю о том, как себя ведет моя обеспеченная паства, — Гарое рассказывал подробно, словно очень хотел, чтобы Илкер поверила. — Кстати, если бы я узнал о происходящем в монастыре точно, то, скорее всего, был бы мертв. Вы же знаете, они делят всех на опасных и не опасных, а не на людей церкви и мирян. Если меня не приблизили, как собирались, значит, сочли опасным. Так что я старался делать добро и не влезать в эти дрязги.

— То есть вы беспокоились за свою жизнь?

— И это тоже. Вы меня осуждаете? Я не шпион, не солдат. Я священник. И всегда хотел быть только священником. Если бы кто-то попросил у меня помощи и защиты, как вы, я бы не остался в стороне. Но самому начинать расследование... Зачем? Я забочусь о благополучии вилланов и некоторых горожан. Я отвечаю за Меару. Но не за Наему, нет. О врагах Энгарна должен думать Полад, и я рад убедиться, что он думает.

— Как у вас все легко! — с горечью воскликнула девушка.

— У вас тоже все легко, — мягко осадил ее священник. — Вы едете спасать мужа, а вовсе не обличать преступников и защищать невинно убиенных. Или я ошибаюсь?

Он не ошибался. Он был чудовищно проницательным, этот Гарое. И это вселяло необъяснимое беспокойство.

Они въехали во внутренний двор. Дальше идти пешком. Кучер священника распахнул дверцу и помог ей выйти наружу. Как и в первое посещение никто не торопился ее встречать. В сопровождении Гарое она подошла к двери, где ее обычно ждал Пилха. Пришлось подождать недолго. Она уже нацепила маску дурочки и кокетливо озиралась по сторонам. Молодой священник сохранял обычную серьезность. Она приехала к нему утром и рассказала все. Почти все. Тогда ей казалось, что он достоин доверия, но сейчас она сомневалась во всем и лишь уговаривала себя: "Он не подлец. Нет. Он почти святой. Его все любят. Он сделал столько добра..."

Двери монастыря распахнулись. Пилха подозрительно осмотрел пришедших.

— Добрый день, леди Люп. Мы не ожидали, что вы еще появитесь.

— Добрый день, дорогой брат Пилха. Почему же это не ожидали? — вскинула брови Илкер. — Я еще не дочитала книги. А мне непременно надо их дочитать.

— Вы сегодня без горничной? — расспрашивал Пилха.

— Она странно вела себя в прошлый раз. Я поехала одна. Отец Гарое согласился проводить меня.

Монах будто только что увидел отца Гарое и почтительно склонил голову:

— Отец Гарое, добрый день. Я провожу леди Люп в библиотеку, а вас ожидает Высокий Вецай.

Илкер с трудом сдержала эмоции. Так хотелось воскликнуть: "Нет, я Гарое никуда не отпущу!" Вместо этого она беззаботно улыбнулась и пошла за Пилхой. Но ее планы уже разрушили. Как она найдет документы, которые похитил Раду, если с ней постоянно будет монах и некому будет его отвлечь?

Она шла по коридору, лихорадочно придумывая, как ей остаться одной, но ничего умного в голову не приходило. Пилха пропустил ее в библиотеку — кажется, с того дня как она была здесь в последний раз, ничего не изменилось. Хотя Раду рассказывал, что убил тут одного монаха...

Она взяла себя в руки и приняла самый беззаботный вид. Она должна быть такой, как всегда. Девушка села за стол. Монах спросил строго:

— Книги нужны те же?

— Да, конечно, — небрежно бросила Илкер. — Только побольше, пожалуйста, я не могу читать одну и ту же книгу. Они такие скучные... — протянула она напоследок.

Вскоре перед ней выросла стопка книг. Сам монах сел напротив, чтобы следить за ней. Под его осуждающим взглядом Илкер добросовестно изображала чтение, а в сознании билось: "Неужели ничего не получится? Неужели все зря?"

Кажется, прошла вечность, прежде чем дверь библиотеки тихонько скрипнула.

— Брат Пилха, — услышала она Гарое и чуть не подпрыгнула на стуле от радости. — Вы еще здесь?

— Да, отец Гарое, — монах выглянул из-за книжных полок, — я не могу покинуть библиотеку, пока здесь находится леди Люп. Вы что-то хотели?

— Если вы не нужны леди, то помогите мне, — распорядился священник. — Мы отлучимся не больше, чем на четверть часа.

Монах с сомнением оглянулся на Илкер, потом уточнил:

— А Высокий Вецай разрешил оставлять ее одну?

— Конечно. Это его распоряжение. Но лишь на четверть часа. Пойдемте, нам надо поговорить наедине.

Пилха безропотно последовал за Гарое.

Только четверть часа! Илкер вскочила со стула едва ли не раньше, чем закрылась дверь. Где Раду мог спрятать записи? Ведь он надеялся, что она найдет их. Девушка металась между полками, охватывая взглядом знакомые ряды книг. Вроде бы все как обычно... "Стой!" В одном месте книги стояли чуть-чуть неровно. Меньше, чем на палец, но выдавались вперед. Может быть, что-то мешает им стоять ровно? Илкер потянула томики на себя и пошарила за ними. Точно, там что-то лежит. Заза не сообразил, что у нее рост меньше и доставать документы ей будет не удобно. Она выдернула тонкую стопку бумаг, чуть не уронив книги. Наконец поставила все на место, быстро пролистала находку. Да, это Поладу очень пригодится. А может, и Ялмари обезопасит. Чем меньше врагов в Энгарне... Вот только как их вынести? Судя по всему, спрятать их можно только в одном месте...

Она наклонилась, чтобы поднять верхнюю юбку, но ткнулась носом в грудь монаха. Испуганно ойкнула и отступила на шаг.

Мужчина огромного роста, тот самый, которого Улм подозревал в убийстве библиотекаря, стоял прямо перед ней и недобро скалился. Как он подобрался к ней так бесшумно? Ведь даже дверь не скрипнула, а всегда скрипит. Девушка невольно отступила, прижимая к груди находку, хотя осознавала, что это бесполезно. Бежать некуда, звать некого. Все было подстроено. Какая же она дурочка! И Пилху специально увели, чтобы она нашла то, что им нужно.

Илкер с ужасом следила, как монах медленно приближается к ней, а потом зажмурила глаза. "Только бы быстро. Только чтобы боли не было..." — бормотала она про себя. Горячая рука сжала шею. Инстинктивно она забилась, выронив бумаги, пытаясь оторвать от себя ладонь, не дающую дышать.

— Что случилось?

Гарое!

Монах не смутился, услышав священника, но она получила краткую возможность глотнуть воздуха.

— Вам лучше уйти, отец, — пробасил монах, не оборачиваясь.

— Я не уйду, — твердо возразил Гарое. — Отпустите девушку немедленно.

— А если нет? — громадина криво усмехнулась и чуть обернулась, навстречу священнику.

Больше она ничего не увидела — в глазах пошли круги.

Очнулась от того, что ее били по щекам.

— Илкер, я не смогу тебя нести. Приди в себя, Илкер.

Она приоткрыла веки. Священник над ней двоился и троился, она силилась сосредоточить взгляд.

— Нам надо уходить, очень быстро. Илкер, пожалуйста...

Девушка сделала усилие и села. Услышала облегченный выдох. Хотела оглянуться, но он быстро схватил ее за подбородок.

— Не оглядывайся, а то опять станет плохо. Поднимайся, — он подставил ей локоть.

Ноги держали плохо, и Гарое тут же прислонил ее к себе, подхватил за талию, все-таки почти понес куда-то. Илкер едва передвигала ногами. Она двигалась машинально, но ясно было одно: священник вовсе не ведет ее из библиотеки, наоборот тащит куда-то вглубь. Но она уже не могла волноваться по этому поводу. Свет снова померк.

И снова ее били по щекам так, что было больно.

— Господи, сохрани ей жизнь... — услышала она над собой, но ничего не различила.

— Гарое? — прохрипела она.

— Слава Богу, — выдохнул он.

— Где мы?

— В тайном ходе. Но его знаю не только я. Нам надо уходить очень быстро, иначе все будет напрасно.

Илкер с трудом встала, снова повисла на священнике.

— Я... не могу...

— Ничего, хоть так, — утешил он. — Идем.

— Документы...

— Я все взял, не волнуйся. Идем...

И она пошла.

4 уктубира, Чарпад

Солнце передумало заходить за горизонт. Оно стояло над ними уже вторые сутки, и душило, запекало в одеждах, чтобы затем и сожрать самому, ни с кем не поделиться добычей. Оно испепеляло одежду, поджаривало кожу, обугливая ее до костей, превращая в пепел.

Лев вздрогнул и очнулся. Попытался открыть глаза. Тело не слушалось. В голове шумело, невыносимо тошнило. Он уже не мог держать повод — руки дрожали — и начал медленно заваливаться на бок. С каждым шагом. Но его охватило безразличие. Хуже быть не может, упадет он на песок или удержится на верблюде. Это тело тоже принадлежит человеку, чудо, что он продержался так долго. Может, оборотень выживет.

Полет с верблюда превратился в долгое свободное падение. Он наслаждался им, купаясь в прохладных струях воздуха. Куда-то делась одежда. Неужели ее можно снять?

А потом в небесной выси появилось лицо, о котором он мечтал так долго. Черные глаза, золотистые локоны. Так он ее и представлял себе: с ласковой улыбкой, растрепанную... Очень домашнюю. Не ту Хозяйку монастыря, что он встретил четыре года назад — величавую и холодную, а вот эту милую девушку. Изредка она снилась ему, как сейчас. И во сне он мог сделать то, чего не имел права сделать в жизни. Удаган приподнялся на локте, обхватил ее за шею и прижался к губам.

Девушка фыркнула и легко опрокинула его на кровать.

— Как был бабником, так и остался!

Удаган нахмурился, огляделся. Стены из светло-коричневого камня, скудная обстановка: стол, табурет да деревянный штырь в стене для одежды...

— Так ты мне не снишься, Эвилел? — поразился он.

— Нет, — улыбнулась девушка.

Кажется, она совсем не сердилась за этот поцелуй, и это давало надежду.

— То есть ты опять меня спасла?

— Да, опять, — она встала и, отвернувшись, быстро заплела волосы в косу. — Выпей воды, — бросила не оборачиваясь. — Тебе сейчас надо много пить.

— Я не понимаю. Верблюд привез меня к стенам монастыря? Но в этот раз мы даже на горизонте не различали его...

— Конечно, — Эвилел опустилась на табуретку, но уже стала прежней: холодной и отстраненной. И разговаривать с ним начала как мама с нашалившим сыном. — Вы были в шавре от нас. То есть неизбежно умерли бы в пустыне. Поэтому мы поехали навстречу.

— Но как ты узнала? — поразился эйман.

— В книге прочитала, — отрезала девушка. — Расскажи лучше, как вы оказались в пустыне без воды.

— Кто-то продырявил мехи с водой, — пожал могучими плечами Удаган. — Остальные живы?

— Да, все живы. Думаю, завтра будут на ногах. А сегодня — отдыхай, — она быстро вышла из кельи, откинув, светлую ткань, служившую в монастыре дверью.

— Ну да, ну да. Опять от меня бегаешь? — пробормотал себе под нос Лев. На штыре висела песочного цвета одежда как раз его размера. Возможно, она хранилась еще с тех времен, когда он впервые гостил здесь — с монахами такого телосложения, как у него, он не сталкивался. — Посмотрим, — рассуждал Удаган, натягивая брюки. — В книге она прочитала и помчалась спасать. Чего бы тебе меня не бросить в пустыне? Посмотрим еще, — он вышел в коридор следом за девушкой.

Ялмари вынырнул из бреда, в котором его сначала душили, затем топили, и сел на кровати.

— Тише, тише, — сильные руки попытались уложить его обратно, но ничего не вышло, и мужчина, сидевший рядом, сдался. — Вы в Песчаном монастыре, — пояснил он, видя, как принц осматривает комнату.

Светло-бежевые стены, будто вытесанные из цельного камня, хоть и походили на песок, но неприятных ощущений не вызывали. Комната маленькая, в ней только кровать и столик с письменными принадлежностями и свитком. На деревянном штыре, вбитом в стену, одежда. Напротив кровати большое окно, разбитое на маленькие каменные круги, но без стекол.

Монах, сидевший рядом, носил свободные брюки и рубаху такого же бежевого цвета. Принц не смог определить его возраст: он выглядел моложаво — темные волосы без седины, лицо без морщин, карие глаза блестят. Но что-то было в облике, что мешало назвать его молодым. Ялмари не определил: то ли он мудр не по годам, то ли отлично сохранился для своего возраста.

— Давно мы здесь? — прохрипел Ялмари. Горло саднило.

Мужчина сразу подал чашу с водой.

— Выпейте. Чем больше будете пить, тем быстрее восстановитесь, хотя вы и так чувствуете себя лучше ваших спутников, — принц припал к чаше, а монах продолжил рассказ. — Меня зовут Жаге. Мы наткнулись на вас вчера в полдень. Сегодня к утру вернулись в монастырь.

— Все живы? — напрягся Ялмари.

— Все. Люди очень плохи, но мы их выходим. Это ведь необычный монастырь, — Жаге ласково предложил. — А теперь выпейте еще воды и отдохните.

Принц покорно выполнил это указание, но прежде чем закрыть глаза, уточнил:

— Сколько вам лет, Жаге?

— Много, принц, — расплылся в улыбке монах. — Так много, что я их не считаю. У нас ведь необычный монастырь, — повторил он.

— Ясно, — доброжелательно ответил он. — Но, пожалуйста, называйте меня Ялмари.

— Эвилел так и предупредила, — ухмыльнулся Жаге. — "Принц, который не хочет быть принцем". Добро пожаловать в Песчаный монастырь, Ялмари. Отдыхайте.

Ялмари честно попытался уснуть. Жаге неслышно вышел из комнаты, а он лежал, вспоминая путь, который они проделали до этого монастыря. Они в очередной раз обманули смерть, но лучше бы больше не рисковать так. Особенно Свальдом. Может, есть более простой путь в монастырь?

Поворочавшись немного, Ялмари поднялся. Силы как будто полностью к нему вернулись: он выносливее людей и выздоравливает быстрее. Нельзя тратить время понапрасну.

Кроме подштанников на нем не оставили ничего, но вероятно можно воспользоваться тем, что висит на гвозде. Он надел брюки и рубаху. Выпил еще воды. Подошел к окну, но ничего не увидел. Такие окна в Энгарне не делали: свет в комнату проникал через небольшие длинные отверстия, разве что апельсин проскользнет. Странно, что через это окно проникали солнечные лучи, но, кажется, благодаря такой сложной конструкции внутри стояла прохлада.

Ялмари подошел к легкой, но непрозрачной ткани, что служила дверью в келью и, откинув ее, вышел в коридор. Он освещался свечами в каменных нишах в стене. В сознании тут же вспыхнула картинка: он в нерукотворном храме Эль-Элиона. Когда он вошел туда, сначала тоже почудилось, что там множество свечей в стене, это потом начались чудеса. Но здесь свечи были самые настоящие. Разве что не чадили так, как в Энгарне. А может, дым куда-то уходит? Он заглянул в нишу, но ничего не рассмотрел. "Ладно, — махнул он. — Есть более важные дела". Слева и справа открывались входы в кельи, большинство из них не закрывались даже тканью, хотя в некоторых он заметил мужчин, сидящих за книгами. Наверно, в его комнату вход "закрыли", чтобы его не беспокоили. Возле одной из занавешенных дверей, он почуял знакомый запах — здесь явно лежал Шрам. Заходить не стал, отправился дальше.

Перед путешествием он прочитал о Песчаном монастыре записки Чарда, которые какое-то время переводила Лин. С каждым шагом его охватывало удивление: Чард побывал так давно, что его записи стали легендой в западной части Герела, но кажется, абсолютно ничего здесь не изменилось: та же одежда, те же порядки. Для Чарда язык монахов был чужд, но путешественник прибыл с другого материка, значит, говорил на гучинском или галдайском языке, а здесь, похоже, по-прежнему используют один из диалектов герельского.

Он вышел на лестницу — она тоже освещалась необычными окнами и спиралью спускалась вниз. Как и Чард, он постоял в ожидании того, кто ему поможет. Вскоре он заметил молодую женщину в облегающем фигуру платье песочного цвета. Она лишь мельком взглянула на принца и хотела спуститься вниз, но он остановил ее.

— Простите... сестра. Не подскажете, как мне найти Хозяйку монастыря?

По мимолетному замечанию Жаге, он догадался, что управляет этим огромным монастырем Эвилел, но решил, что вряд ли ему позволено называть ее по имени, как Жаге.

— Вы, наверное, один из тех людей, кого привезли сегодня утром? — улыбнулась девушка.

— Ялмари, — быстро представился он.

— Вы быстро поправились. Поднимитесь вверх на три уровня, — она помолчала и нашла нужным пояснить. — По пути наверх будут такие же двери в коридоры, — она ткнула ему за спину, — две пропустите, а в третью заходите. Она должна быть в кабинете — пройдете по коридору до конца и попадете прямо к ней.

— Благодарю, — поклонился он.

— Рада помочь, — она, не оглядываясь, продолжила спуск.

Ялмари исполнил все в точности, заодно поразившись, насколько высок монастырь. По его подсчетам здесь было не менее десяти уровней. Он свернул в нужный коридор. Все так же, как и на его этаже: свечи в нишах, открытые комнаты, но та, что находилась в конце коридора, была занавешена тканью.

Он подошел и в задумчивости окинул взглядом проем, ища, куда же можно постучать, но тут ткань откинулась, и над ним с высоты своего роста склонился Удаган.

— Какой же ты прыткий, — рассмеялся он. — Но я рад видеть тебя в добром здравии. Проходи, — он ступил в сторону.

Кабинет отличался от спальни лишь тем, что здесь было больше табуреток, а кровати не было вовсе. И окно — солнечный свет заливал комнату через настоящее окно, закрытое стеклом.

— Рада познакомиться с вами, Ялмари, — хозяйка монастыря встала, встречая его.

— Добрый день, — он вежливо склонил голову и замолчал.

Почему-то ему представилось, что Эвилел должна быть если и не зрелой женщиной, то хотя бы такой, как Жаге: чтобы в ней чувствовался возраст. Но девушка была молода, может, чуть постарше его. И ослепительно красива. Редко встретишь настолько гармоничные лица: приятно пухлые, красиво очерченные губы, тонкий нос, разлетающиеся будто крылья птицы черные брови, молочно-белая кожа с легким румянцем и светлые волосы, уложенные в высокую, замысловатую прическу. Но ее совершенство не делало девушку похожей на куклу или статую. Она была живая. И величавая, как королева.

Тишину нарушило покашливание Льва.

— Я пойду?

— Да, конечно, — снисходительно кивнула Эвилел. — Тебе еще много надо отдыхать, — проводив взглядом эймана, который оставил занавесь открытой, повернулась к принцу. — Я знаю, зачем вы пришли. Но расскажите сами.

— Мы надеемся найти что-то о храме Судьбы. Кажется, Песчаный монастырь — это единственное место, где можно что-то узнать о нем.

— Вы правы, — Эвилел указала ему на табуретку. Сама опустилась на стул. — Песчаный монастырь — единственное место, где можно узнать все, что нужно, и при этом быть в безопасности. Ни один злой дух сюда не проникнет. Даже акурд.

Ялмари вскинул подбородок.

— Это очень хорошая новость! — вдохновенно произнес он. — Вы меня обрадовали.

— Но, возможно, другая новость не будет столь радостной, — скептически разъяснила девушка. — Все, что вы хотите узнать, вам придется найти самим.

— Что вы имеете в виду? — опешил принц.

— У нас большая библиотека. Самая большая на Гоште. В ней можно найти ответ на любой вопрос, который вас интересует. Но искать вы должны сами.

— Это немыслимо, — опешил Ялмари. Он не верил своим ушам. Может, это шутка? — Скажите, что-нибудь утешительное, вроде: пока мы будем искать, в Энгарне пройдет только три дня, — пошутил он.

— Это не замок фей, — монахиня сохранила серьезность. — Время в Песчаном монастыре идет как обычно. Но, может быть, кто-то из монахов согласится помочь вам.

Ялмари пригладил волосы, совершенно убитый этим заявлением. Пока они отыщут нужную книгу, Энгарн погибнет.

— Не стоит отчаиваться, еще до того как начали поиск, — вновь заговорила Эвилел. — Никогда не знаешь, что случится. А упорство вознаграждается.

— Ясно, — он криво усмехнулся и встал. — Тогда подскажите, как мне попасть в библиотеку.

— Она на верхнем уровне. Но может быть, вы сначала пообедаете?

Тут же проснулся аппетит — в последние три дня, когда они остались без воды, есть совсем не хотелось.

— Да, благодарю.

— Трапезная на нижнем уровне, — Эвилел поднялась, завершая беседу. — И не ходите один. В Песчаном монастыре есть правила, и их лучше не нарушать.

4 уктубира, Лейн

Солдаты отправились в казарму отдыхать, а Авидану Щиллему еще предстояло отчитаться регенту. Почти месяц он занимался поисками по его указанию. Все, о чем он сейчас мог мечтать, — это горячая ванна, сытный обед и мягкая постель. Даже женщина потом, потом. А уж Тештера вообще можно было бы поставить в самый конец списка. Но ничего не поделаешь: назвался горшком — терпи жар печи.

Он взбежал по ступенькам, не обращая внимания на кланяющихся слуг. Тештер ждал его дома, в обеденном зале. Что это, если не издевательство?

Резные двери распахиваются от легкого толчка, открывая круглый зал с множеством окон, стол, уставленный блюдами, графинами и судками... Регент опять пиршествует в одиночестве. Как он до сих пор не спился?

Чеканя шаг, Авидан подошел к столу:

— Разрешите доложить... — привычно начал он, но изрядно выпившая громадина пресекла его лепет.

— Брось. Все свои. Сядь, поешь, после доложишь.

Авидан оторопел и от этого не сразу повиновался. Он слышал, что у регента бывали причуды: иногда он приглашал к столу охрану или даже слуг, но с ним самим такое случалось впервые. Тештер не очень жаловал дворян и унижал их чаще, чем простолюдинов, а уж чтобы за один стол сесть...

— Эй, — окликнул его великан. — Как-то ты очень медленно исполняешь приказы.

Граф такими же четкими движениями, как на плацу, шагнул ближе и сел напротив Тештера.

— Так-то лучше, — удовлетворенно изрек бывший купец. — Следующий приказ — поесть, чтобы почувствовать сытость, но не уснуть у меня за столом. Ванна и мягкая постель будут позже, — видимо, заметив удивление, мелькнувшее в глазах Авидана, добавил. — А то я не знаю, чего жаждешь, после того как месяц лазил в горах. Ешь давай.

Чтобы получить хоть немного удовольствия от трапезы под пристальным взглядом истинного правителя Лейна, Авидан представил, что находится у себя дома, и смотрит на него мать, графиня Щиллем. Мысли тут же унеслись в родовой замок: он не был там уже полгода, только раз в месяц получал письма. За мать можно было не волноваться — дела у него в поместье шли лучше, чем у большинства дворян и западной, и восточной части Лейна. Жаль, только наследника нет. Случись с ним что, и неизвестно, что будет с матерью. Выдаст ее Тештер за какого-нибудь купца...

— От Рекема Ароди тебе привет, — прервал его размышления Тештер. — Зайди к нему. Он сильно сдал, когда узнал о казни матери. С головой ушел в молитвы и священные книги. Знал бы, не пустил бы его в церковь. Хотя, может быть, из него выйдет толковый духовник. По крайней мере, он искренно верит в это.

Эта тирада Тештера отклика не требовала. Авидан быстро осушил бокал вина и поднял глаза на регента.

— Я готов докладывать.

— Лучше расскажи, — Тештер сложил руки на груди. — Порадуешь меня чем-нибудь?

— Нет, — начал Авидан. — Мы облазили Шакалью гору сверху до низу. Не нашли ни одной лазейки внутрь, даже самой маленькой. Трех солдат при этом потеряли.

— А... — начал было регент.

— Как вы и приказывали, нашли в ближайших деревнях несколько ведьм и ведьмаков, — по крайней мере, они походили на них по тем признакам, которые вы указали. Они не смогли помочь нам.

— Ты...

— Конечно, я их не просто уговаривал, а запугивал. Мы, впрочем, привезли сюда двоих, они, по рассказам вилланов, самые сильные. Это на случай, если вы тоже захотите с ними переговорить.

— Так. А...

— Ни маг, ни священник, которых вы рекомендовали, тоже ничего не смогли сделать. Зато дырку нам в голове сделали своим нытьем о том, как нечестиво то, что мы хотим сделать.

— Всех на кол! — беззлобно ругнулся Тештер.

Авидан усмехнулся — эти слова вовсе не означали, что регент собирается кого-то казнить. Он в отчаянии.

— Выходит, вы без толку жрали целый месяц казенные деньги?

Вот это уже серьезно. Когда Тештер начинает говорить так вкрадчиво, он злится по настоящему. Хорошо, если только потребует возместить убытки...

— Все, что мы смогли узнать: Шакалья гора закрыта таким сильным заклинанием, что его не снимет ни маг, ни ведьмак, ни духовник. И за попытку сделать это, многие погибли. Расспросите ведьмаков, они расскажут подробно. Но один способ проникнуть туда, чтобы взять талисман, который вам нужен, есть, — Тештер подался вперед. — Один из ведьмаков, которого я привез, заявил: то, что запрещено, разрешит храм Судьбы.

— Бред! — регент снова откинулся на спинку кресла.

— Ну, почему бред? — возразил Авидан. — Вам, вернее, Энгарну, чтобы победить, нужен талисман. Тот, что убивает духов на расстоянии трех лавгов. Тот, что, по вашему мнению, спрятан в Шакальей горе. Если туда можно проникнуть, побывав в храме Судьбы...

— Да ты знаешь, что это такое храм Судьбы? — возмутился регент. — Знаешь, где он находится?

— Нет, но можно было бы...

— Да не можно ничего! Раньше поговорка такая была: хочешь отомстить человеку — отправь его в храм Судьбы. Не слышал? — на отрицание Авидана, скривился. — Куда тебе... Изощренная, самая жестокая месть — отправить в храм Судьбы. Понимаешь?

— Нет, — удивился граф. — Что там такого страшного? Название ничего так. Красивое. Не Проклятый храм и не Шакалий, а всего лишь храм Судьбы.

— Ага, только находится в Проклятом городе.

— Да? И где он? Не в Лейне наверняка. Ни разу о таком не слышал.

— Куда тебе... — махнул лапищей гигант. — Был такой очень известный город — Хор-Агидгад. Столица всего Герела можно сказать. А там стоял храм Судьбы, по слухам, созданный самим Золотым Эрвином. Храм, в котором можно изменить то, что изменить нельзя — так о нем говорили. Долгое время Хор-Агидгад всей Гоште голову дурил россказнями о чудесных свойствах храма. О том, как же это прекрасно, изменить судьбу — вернуть себе здоровье, стать не солдатом, а королем, к примеру. Или вернуть к жизни того, кто умер. Влекомые легендой, чужестранцы приезжали туда, чтобы за деньги получить возможность войти в Храм. И город богател. Но шли года, и поползли другие слухи: изменив свою судьбу, никто не становился счастливей. Напротив, жизнь человека становилась ужасной, и он умирал в чудовищных страданиях. Потому что нельзя менять то, что нельзя изменить. Понимаешь?

— Нет. Вы уже второй раз эту фразу произносите, но я не понимаю, о чем она, — беседа с регентом становилась все интереснее. Авидан налил себе еще вина и на этот раз смаковал его.

— Ну, вот, скажем, — терпеливо объяснил Тештер, — скажем, твоя судьба — умереть, не оставив наследника, — граф вздрогнул, но регент не обратил на это внимания. — И, скажем, ты точно об этом узнал. И захотел изменить. Есть разные способы сделать это. Ты можешь убить жену и жениться снова. Ты можешь завести любовницу или толпы любовниц, в надежде, что хоть кто-то родит тебе сына. Но твои потуги напрасны. Жены умирают одна за другой, а наследника нет. Любовницы не беременеют вовсе. Ты лечишься у докторов и магов, но ничто тебе не помогает. Что это значит?

— Что?

— Что там, — толстый палец регента ткнул в потолок, — где-то там, определено: ты не должен иметь наследника. Точка. Твой род должен закончиться. Ты не можешь спорить с тем, что окончательно решено там. Понимаешь?

— Наверно.

— Но тут кто-то рассказывает тебе: а вот в Хор-Агидгаде есть храм Судьбы. Там можно изменить даже то, что изменить нельзя. Что ты будешь делать?

— Поеду туда.

— А может, не стоит? — регент хитро прищурился. — Ладно, это так, к слову. Конечно, большинство людей, кому позволяют средства, едут в этот город. И ты едешь. Платишь деньги за вход, и — о чудо! — твоя жена беременеет и рождает здорового ребенка со стручком ниже пупа. Ура! Ты бросил вызов небу и победил судьбу. Но это еще не все. Вскоре твоя жена умирает. А ты любил ее, может быть, единственную из всех. Ты скорбишь, но утешаешь себя: главное, жив сын. Потом чума уносит почти всех вилланов твоего графства. Теперь никто не платит налоги, верные слуги умирают, остальные разбегаются в поисках пищи. Выживает кто?

— Кто?

— Наследник, которого ты вытребовал себе. Ты нищенствуешь, но делаешь все, чтобы сохранить его жизнь. Ты отказываешь себе во всем, чтобы ему было хорошо. Он вырастает и узнает: он мог бы быть богачом, а вместо этого живет в разрушающемся замке, носит тряпье и ест объедки. Кто в этом виноват?

— Кто?

— Конечно, ты! И тогда твой нежно любимый сын... Нет, он не убивает тебя, он выгоняет тебя из дома. Так что теперь ты можешь только издалека наблюдать, как он собирает банду разбойников и становится ужасом всей страны, грабя, убивая и насилуя. Пока однажды не сталкивается с кем-то более сильным, от руки которого и погибает. Твои земли отдают этому человеку, за то, что он избавил мир от чудовища, которым был твой сын. Однако ты можешь быть спокоен. За то время, пока наследничек жег страну, он осеменил столько женщин, что кто-то из них наверняка родил тебе внука. Так что твой род не пресекся. Он продолжается, как ты и хотел! Хотя никто не знает, как и где.

В тишине хрустнул кулак — Авидан с такой силой сжал его.

— Нельзя изменить то, что нельзя изменить, — тихо произнес он.

— Нельзя, — Тештер исследовал содержимое тарелки. — Если там что-то решили, значит, на то есть причина. Если спорить — будет только хуже.

— А что случилось с Хор-Агидгадом? — поинтересовался граф после паузы.

— Туда перестали приезжать иноземцы и платить деньги. Горожане попробовали изменить свою судьбу. В Храм вошла целая делегация из самых уважаемых людей. "Хотите вновь стать богатыми? — спросили их там. — Это очень легко! Убейте драконов. Каждый из драконов владеет несметными сокровищами. Даже одного вам хватит надолго".

— И они убили?

— Конечно. И завладели несметными богатствами. Только выжившие драконы жестоко отомстили. И Хор-Агидгад исчез, вместе со своими богатствами и храмом Судьбы. Туда ему и дорога...

— Так вы не знаете, где находится храм Судьбы?

Тештер с ухмылкой повернулся к Авидану.

— Я недостаточно тебя напугал?

— Достаточно, — смутился граф, — но... можно ли еще попасть туда?

— Конечно, можно. Говорят, некоторые дураки до сих пор туда случайно забредают. А кто-то и специально приходит. Но я не знаю, где этот город. А если бы и знал — не сказал бы. Есть менее безболезненный способ самоубийства и для себя лично, и для всей страны. Храм Судьбы — это самая жестокая шутка Хозяина.

— Так нам не достать талисман?

— Нет.

— И Энгарн проиграет?

— Проиграет, — регент нахмурился. — Но сделанного не воротишь. Что бы ни случилось с Энгарном, мы останемся с ним. Иди, отдыхай.

— Благодарю, — Авидан направился к выходу, когда Тештер вновь его окликнул.

— Эй! — граф оглянулся. Регент смотрел на него поверх бокала с вином. — Не принимай близко к сердцу притчу о твоем наследнике. Твой род непременно сохранится. И наследник у тебя уже есть. Твое здоровье!

4 уктубира, Меара

— Ваше здоровье, принцесса! — папаша Улм залпом осушил бокал вина.

Илкер благодарно улыбнулась. Они расставались. Может быть, расставались навсегда и отметили завершение совместного расследования в домике отца Гарое. Она была очень благодарна Улму за то, что он не сердился на ее самоуправство. Закончилось-то все хорошо.

Отец Гарое был так любезен, что пригласил их к себе на прощальный ужин. Тетушке она не смогла бы объяснить, почему пригласила за стол слуг, а раскрывать истинное положение Улма и Айны было нельзя. Поэтому в маленькую комнатушку священника принесли несколько стульев, еду служанка расставила на комоде и столе. Здесь было чудовищно тесно. Но они как-то разместились. Девушка, которая недавно служила ей горничной, сидя на плетеном стуле, смотрела в бокал — опять погрузилась в себя. Последние дни она будто впала в спячку. Отец Гарое следил за язычками пламени, жадно облизывающими дрова в камине. Расставание вышло грустным, хотя они сделали больше, чем могли.

Позавчера они чудом сбежали из монастыря. На выходе из подземного хода их ожидала карета — Гарое словно предполагал, что все не пройдет гладко, приказал ждать их там. Он узнал о ходе в библиотеке случайно, как раз в то время, когда Вецай старался вовлечь в заговор и его. Они благополучно добрались до Меары, бумаги отправились к Поладу. Вчера произошло несколько шумных арестов. Тайна загадочных смертей чуть приоткрылась. Убивали тех людей, кто узнавал о заговоре, но кого Вецай считал ненадежными. А прикрыли свитками, заодно напугав прихожан: напуганных легче держать в повиновении. Мастер Кирос вообще погиб, потому что его заподозрили в сговоре с Илкер, а через нее с Поладом... Многих священников Наемы и других городов — ожидал суд: бумаги неопровержимо доказывали их виновность в сговоре с Кашшафой. И хотя это наверняка снова всколыхнет страну — до сих пор церковь была неприкосновенна — пока все закончилось благополучно. Почти благополучно — Илкер снова взглянула на Айну.

— Вы еще задержитесь в Меаре? — прервал молчание Гарое. Илкер не сразу сообразила, что он обращается к ней.

— Да, — кивнула она. — Здесь мой дом. В Ецион-Гавере я не чувствую себя свободно.

— Нехорошее имя для замка, — заметил священник.

— Обитель печали? Не очень хорошее. Ял... — она вовремя спохватилась и назвала мужа именем, которое все знали. — Ллойд хотел переименовать, но не успел. А как бы вы назвали этот замок?

— Я? — замялся Гарое. — Право, не знаю. Да и переименовать что-то не так легко. Нужны века, чтобы люди забыли старое название. Кстати, почему он так называется?

— О, это очень грустная история, — девушка от чего-то покраснела. — Не хочется ее сейчас повторять. У нас и так не очень весело.

— Хорошо, почитаю сам... — он продолжил непринужденную беседу. — А откуда взялись волки на вашем гербе, вы знаете?

— Конечно. Волки — символ верности. Графы Меара всегда были преданы королеве. Она и предложила такой герб.

— Откуда вы об этом узнали? — расспрашивал он девушку.

— Как откуда? — поразилась она. — Семейные хроники. Мне отец с детства рассказывал, да я и сама читала. Я ведь люблю читать, — Илкер нервно рассмеялась.

— Да уж, — хмыкнул Улм. — А что, отец Гарое, у вас другие сведения?

— Да, я читал другую летопись. Но это не важно, в общем-то. Но, глядя на вас, думается, что герб должен быть другим. Впрочем, вы женщина, может, в этом все дело.

— Во мне нет жестокости волка? — рассмеялась Илкер. — Да, я женщина. Хотя, верю, что и мужчины в нашем роду не будут жестоки. Только верны.

— Я не об этом, — возразил Гарое.

— А о чем?

Священник не торопился отвечать и снова заговорил Улм.

— Я, кажется, знаю, что имеет в виду отец Гарое, — оживился он. — Когда я услышал, что принц женится, то, как и все, предположил, что ты либо какая-нибудь хитрая стерва, которая заполучила самого богатого жениха, либо такая же... слабоумная, как... — он умолк. — Когда узнал тебя, потерялся в догадках: как Ллойд умудрился заполучить такую девушку. А потом я понял: ты пожалела его. Ты всех жалеешь.

— Вот именно! — неожиданно оживился Гарое. — Какой уж тут волк...

— Послушайте, — Илкер о гербе уже не слышала. — Вы что, считаете, принц помешанный, и я его пожалела? Да вы его совсем не знаете!

— Неужели? — засомневался Улм.

— Не знаете, — настаивала Илкер. — И давайте не будем спорить. Вряд ли его знает кто-то лучше меня и его... — она снова запнулась, чуть не сказав "родителей", — матери. Он прекрасный человек. Вы даже не представляете, сколько он делает, чтобы спасти нас всех...

— Вам будет нелегко в этом мире, — заметил Гарое.

— Нам?

— Нет, не тебе и принцу, а тебе, — молодой священник вновь перешел на "ты", как тогда, в подземном ходе. — Ты слишком доверчива...

— И это мне говорит священник? — не поверила своим ушам Илкер.

— Да какой я теперь священник! — горько воскликнул Гарое. — Я убил человека, в какой бы церкви я теперь ни служил, меня посчитают предателем... Со мной произошло то, чего я больше всего боялся.

— Но вас вызывает Полад, — утешал Улм. — Он даст вам новое имя...

— Лучше бы он дал мне новую память. Да и разве он будет помогать мне, не требуя ничего взамен? Извините, что я так откровенно, но здесь все свои. Я уже никогда не буду тем, кем хотел. Мне придется служить Поладу, а не людям, как раньше.

— Не надо так, — попросила Илкер. — А то мне кажется, что вы жалеете о том, что спасли меня.

— Я жалею о другом. Неважно! — в который раз решительно отмахнулся он. — Давайте выпьем за мертвых. И за то, чтобы у нас сбылось то, о чем мы мечтали. Ваше здоровье, леди Лаксме.

5 уктубира, Песчаный монастырь

Монастырские правила оказались пугающе просты: мужчинам запрещалось заходить на уровни, где жили женщины, и наоборот. В трапезной они тоже сидели за разными столами. Совместные разговоры не запрещались, но и не поощрялись. То есть, если мужчина нуждался в помощи, предпочтительнее было обратиться к мужчине. Для Ялмари несложно было соблюдать это, а вот в Герарде он сомневался. Поэтому постарался напугать как можно больше, когда рассказывал людям о порядках в Песчаном монастыре. Удагана они иногда видели в столовой, но не очень часто. Прибыв в монастырь, он занялся своими делами, посчитав договор выполненным.

Сорот быстро оправился, снова стал смешливым и дерзким. Он деланно возмутился:

— Что за прелесть создавать общий монастырь, если нельзя воспользоваться его преимуществами? И вообще, ты веришь, что они соблюдают эти правила?

— Верю, — усмехнулся принц. — Жаге объяснил, что это не простой монастырь. Сюда приходит тот, кто осознанно избрал этот путь. Кроме того, здесь никого не держат насильно и никаких проклятий за то, что ты ушел отсюда и создал семью, на тебя не посыплется. Так что, если тебе не нужна сила и знания, которыми наделяет монастырь — можешь уходить. Но лучше закончить обучение — это же настоящий университет — а только потом уходить.

— Нет, я не верю. Сколько они тут обучаются? Три года? Четыре? Шесть лет? И что за это время никто и ни с кем?

— Да ты посмотри, какие тут двери, — Тагир казался лишь бледной тенью того шумного человека, что они взяли с собой из Жанхота. Это очень беспокоило Ялмари. — И, между прочим, эту ткань можно закрывать только когда совершаешь омовение, то есть на четверть часа утром и четверть часа вечером.

— Да это мелочи... — начал было лорд.

— Хватит, — прервал Ялмари. — Если за нарушение правил монастыря тебя выбросят за его стены умирать от жажды, я вступаться не буду.

— Это я давно понял, — многозначительно промолвил Герард.

— Давайте к делу. Что от нас требуется, собственно? — вступил Шрам.

— От нас? — принц грустно улыбнулся. — Жаге согласился помочь. Под его руководством мы должны отыскать в огромной библиотеке книгу, где сказано, как можно найти храм Судьбы.

— А что, библиотека действительно огромна? — выпытывал Свальд.

— Я там был. Скажу честно: зрелище устрашающее. Если Жаге не врет, он уже сто двадцать лет проводит там не меньше шести часов в день. Но он не прочел и десятой части всех книг и свитков.

— Собственно... — после долгой паузы вступил Шрам, — стоит ли начинать? У нас нет в запасе столько времени.

— Я надеюсь на помощь Жаге и на слова Хозяйки Песчаного монастыря: "упорство вознаграждается". Беда в том, что из всех присутствующих, лишь я часами сидел за книгами. Сколько выдержите вы — неизвестно. А Свальда я даже заставлять не могу, только просить. Официально он уже отпущен и волен делать все, что захочет.

— Не надо меня просить, — Тагир на мгновение закусил губу. — Я помогу. К тому же я был студентом, тоже за книгами сидел.

— На том и порешили, — хлопнул по колену Етварт. — Будем сидеть за книгами, пока задница не отвалится. Собственно, изображать упорство будем. Но как долго?

— На несколько дней нам в любом случае нужно задержаться, восстановить силы. Так что неделька у нас есть.

— Собственно, не так много, — "оптимистично" заметил полуполковник. — Начнем, пожалуй.

— Скорее продолжим, — уточнил Ялмари. — Я вчера уже посмотрел кое-что. Жаге нас уже ждет в библиотеке.

Поднимаясь по витой лестнице на верхний уровень, Свальд старался держаться ближе к принцу.

— Они что тут, только книги читают? — поинтересовался он, выбрав момент.

— Сколько я узнал — нет. Во-первых, у них есть сады, где они работают — есть-то им надо что-то. Кстати, мяса здесь не увидишь, хотя кормят вкусно. Что еще... Стирка, приготовление пищи, уборка — у каждого свои обязанности. Еще они ткут и отбеливают ткань, столярничают, портняжат... Есть плавильный цех и кузнечная мастерская. Они сами изготавливают чернила и бумагу. Могут напечатать книгу. Монахи почти ничего не покупают, только продают ногальцам или жителям Жен-Геди. Иногда и пустынники сюда добираются, но редко. Всех мужчин и некоторых женщин, кто желает, обучают сражаться на мечах, стрелять из лука. Конечно, уже лет пятьдесят никто монастырь не беспокоил, но это не значит, что надо терять бдительность. Могут найтись желающие захватить эту крепость, оборонять ее будут монахи сами. Что еще? — Ялмари припомнил то, что вчера узнал. — Общие лекции для новичков. Есть некий обязательный курс, который ты должен пройти. Если старшие монахи не сочтут тебя пригодным, могут отправить домой.

Свальд подвинулся ближе.

— А я не понял, где тут сады? Вроде камень и камень...

— Можешь как-нибудь выйти, посмотреть. Здесь есть огромная каменная стена с вратами, через которую мы вошли. Дальше пространство примерно в половину юлука шириной — там они тренируются по утрам, стоят некоторые хозяйственные постройки. Затем здание, где мы находимся, оно выстроено полукольцом и упирается в горы. Внутри образовавшегося круга — сады. А дальше, в горах, еще помещения. И не только кузни, но и укрытие на случай, если захватят внешнее кольцо. Здорово все продумано. Не удивительно, что этот монастырь еще ни разу не захватили. Но, кстати, еще одно правило, — он повысил голос и обвел взглядом всех спутников, — гостям нельзя входить во внутреннее кольцо и жилища в горах без особого разрешения и сопровождения.

— И наказание за это — смерть в пустыне, — равнодушно заметил Сорот.

— Кто знает, — равнодушно откликнулся Шрам. — Собственно, могут и в холодной пещере оставить. Будешь долго умирать от голода в кромешной темноте.

Вход в библиотеку ничем не отличался от входов в коридоры, где жили монахи, поэтому Ялмари заранее предвкушал впечатление, которое произведет на них это помещение.

Люди шагнули за порог и остолбенели. Он вчера стоял точно так же, и вряд ли хоть один, попавший сюда впервые, мог остаться невозмутимым. Потолка в обычном смысле этого слова, здесь не было. Сверху, сквозь множество небольших отверстий, лился солнечный свет. Но это импровизированное окно было так высоко, что внизу лучи не разделялись, поэтому сначала казалось, что они находятся под открытым небом. В круглом зале самые большие книжные шкафы стояли вдоль стен. До самого потолка возвышались ярусы полок со свитками, томиками, листами, табличками... При виде такого количества книг, охватывало благоговение, потом ужас, потом недоумение: как же они добираются до того, что лежит на самом верху?

В центре зала, в порядке, известном разве что архитектору, тоже стояли книжные полки, казавшиеся крошечными по сравнению с теми, что прикреплялись к стене: всего лишь две трости в высоту и две трости в длину. Возле них находились длинные столы и скамьи. Некоторые пустовали, на других сидели монахи, листавшие книги, что-то старательно выписывавшие на листок. Как и везде, мужчины подальше от женщин.

Ялмари оглянулся: его спутники еще разглядывали книги, находившиеся под потолком.

— Нас ведь не заставят туда лезть? — очень серьезно поинтересовался Свальд.

— Нет. Наши книги значительно ниже, — успокоил Ялмари. — Идите за мной.

Он не запомнил, где в лабиринтах полок и столов находится то, что им нужно, но Жаге был здесь — Ялмари чувствовал его запах. На него и шел.

За столом кроме Жаге никого не было. Он тоже что-то записывал. Заметив гостей, поднялся.

— Доброе утро.

Улыбка на лице монаха напоминала застывшую маску, будто ее когда-то давно приклеили и больше она с лица не сходила и никаких других эмоций он не знал.

— Доброе утро, — откликнулся принц. — Мы готовы.

— Что ж... Место, где находятся интересующие вас сведения, я показал вчера, — монах ткнул за спину. — Конечно, есть и другие книги о храме Судьбы, но только эти переведены на герельский. Можем продолжить исследование.

— Давайте продолжим.

Ялмари обошел стол и, наклонившись, взял стопку книг и положил ее на стол. Затем повернулся к спутникам:

— Просмотрите эти или возьмите другие.

— То есть, если мы пересмотрим все книги на этой полке, то узнаем то, что нам нужно? — воспрял духом Сорот.

Принц только скептически хмыкнул. Конечно, когда увидишь, как много в библиотеке книг, то эта громадина в две трости вышиной кажется очень маленькой. Надеешься, что справишься с ней быстро... Но за вчерашний день он посмотрел десять книг. А, по его скромным подсчетам, им надо было проверить около двух тысяч. Даже если они будут читать круглые сутки, за неделю им не управиться. Приходилось полагаться на удачу.

— Ты начинай, — предложил он. — К вечеру поймешь, что не все так прекрасно.

Его спутники тоже взяли себе книги и разместились за столом в отдалении друг от друга. Свальд сел напротив Жаге. Сначала он открыл книги и перелистал несколько страниц, но не выдержал.

— Скажите, а вам правда сто двадцать лет? — наклонился он к монаху.

— Нет, — откликнулся Жаге с той же мертвой улыбкой, и Тагир облегченно выдохнул. — Более ста двадцати лет я нахожусь в этом монастыре, — объяснил Жаге. — То есть мне... больше, — и снова уткнулся в книгу.

— А почему тогда не вы монастырем управляете, а какая-то девчонка? — поразился Свальд. — Ей ведь лет двадцать всего.

— Хозяйке двадцать восемь, — поправил Жаге. — Хозяином может быть лишь тот, в ком истинная кровь. Пока нет хозяина — Песчаным монастырем управляет Наставник. Скоро Эвилел выйдет замуж, и я стану Наставником. Пока она не приведет сюда сына или дочь на воспитание, пока ему не исполнится шестнадцать лет... До тех пор я буду управлять монастырем. Если Эль-Элион даст жизни конечно.

— Эвилел выходит замуж? — выпрямился Ялмари. Если он что-то и уяснил, пока находился здесь, так это то, что Удаган согласился помочь им только из-за этой девушки.

— Она помолвлена, — подтвердил Жаге. — На первой неделе убывающей луны, состоится ее свадьба с князем Норсоном. Он должен скоро прибыть сюда, чтобы уточнить дату.

— Н-да, — только и смог произнести Ялмари. — Ладно, работаем. Разговаривать будем в трапезной.

Хозяйка монастыря редко появлялась в трапезной. Ей приносили поднос в кабинет. Только она имела преимущество заниматься тем, что ей нравилось, а не участвовать в труде общины. Даже Наставник не имел таких привилегий. Удаган не мог использовать эйма, как Воробей или Крыс, чтобы найти девушку, но он и так знал, где найдет ее.

Какое-то время он стоял в проеме двери и любовался ею. Эвилел делала вид, что ничего не замечает, но потом подняла взгляд:

— Мне можно хотя бы пообедать в одиночестве?

— Я тебе мешаю?

— Да. От того, как ты смотришь, можно подавиться.

— Я могу пока смотреть в сторону, — Лев демонстративно прислонился спиной к косяку.

— Мне это не подходит. Ты должен уйти. И вообще, ты становишься навязчивым.

— Но ведь тебе нравится моя навязчивость, — обаятельно улыбнулся эйман.

— А это уже дерзость! — девушка выпрямилась, глаза ее гневно блеснули.

— И моя дерзость тебе тоже нравится.

— Нет, ты просто нахал, — она швырнула вилку на стол.

— И наглость моя тоже нравится, — Удаган прошел в комнату, переставил табуретку к столу и сел точно напротив, внимательно глядя на нее. — Ты женщина. Этот монастырь не изменит твоей природы. Женщинам нравится, когда их любят. Когда мужчина проявляет настойчивость. В пределах разумного, конечно.

Видимо, гнев Эвилел был напускным — он иссяк также быстро, как появился. Теперь она изучала его с интересом, как монахи вновь обретенный свиток.

— Хорошо. Давай поговорим откровенно, — предложила она. — Не далее, чем через три недели я выхожу замуж. На следующей неделе приедет мой жених, князь Корд Норсон. Возможно, ты его застанешь.

Удагану следовало отдать должное: он не дрогнул, когда услышал это, хотя и далось ему это нелегко. Почувствовать это можно было только по затянувшейся паузе.

— Ты помолвлена — это, конечно, не шутки, — заговорил он медленно. — Это обязательство и все такое. Но ты еще не замужем, и у меня есть шанс.

— Нет, шанса, Ле, — возразила девушка, но с таким теплом, что сердце эймана заныло. — И никогда не было. Я выйду замуж за князя. Тебе не следовало возвращаться.

— У меня есть шанс. Князь этот, конечно, богат, владеет каким-то там клочком земли — Жен-Геди, если не ошибаюсь. У него есть армия, он красив, умен, наверно. Но ты видела его сколько? Два раза в жизни?

— Скоро увижу третий. И это будет больше, чем я видела тебя.

— Нет, не больше. Он не знает тебя. И никогда не узнает. Знаешь, почему? Потому что ему дела нет до того, кто ты. Ему нужна Хозяйка монастыря, женщина с истинной кровью. И была бы ты горбатая или косая, он бы все равно на тебе женился.

Эвилел расхохоталась, хотя в смехе слышалась горечь.

— Вот вся разница, Ле. Он бы все равно на мне женился, а ты бы и в мою сторону не посмотрел, не говоря о том, чтобы так настойчиво меня преследовать. Хорошо, что у меня есть хоть что-то ценное. Истинная кровь, например, — она взяла себя в руки. — Ты меня тоже не знаешь, Ле. Никто меня не знает. И вряд ли узнают. Мужчины любят лишь внешность. Особенно такие, как ты и... Корд.

— Я знаю тебя, Лела, — Удаган заговорил тише. — Ты любишь читать перед сном и засыпаешь, только если под головой книга. Ты тайком читаешь рыцарские романы, а чтобы этого не заметили монахи, надеваешь сверху обложку другой книги. Тебе нравится чай с мятой, а вот горячий шоколад ты терпеть не можешь. Ты любишь смотреть на звезды и рассвет. И чтобы увидеть и то и другое, тебе приходится иногда спать днем. В монастыре ты будто взаперти, поэтому используешь любую возможность, чтобы совершить прогулку за пределы его стен, даже если это прогулка на верблюдах по палящей пустыне. Это очень беспокоит наставника, он боится, что однажды тебя похитят во время такой прогулки. Тебе нравится сила, которая дана тебе от рождения, сила истинной крови. Но иногда ты жалеешь, что не родилась самой обычной девочкой, например, в Энгарне. Ты хорошо владеешь луком, с лавга можешь попасть в вишню, но вряд ли бы смогла убить человека. Поэтому в случае опасности слушаешься наставника и уходишь за спины монахов. Тебе не нравятся громкие звуки, от вида крови тебе становится плохо, но ты очень стойко переносишь боль. Я мог бы продолжать до бесконечности. Тех дней, что я провел с тобой четыре года назад, хватило, чтобы узнать это. Князь не узнает этого и за всю жизнь. Ему это не нужно. И знаешь что еще? Ты стараешься выглядеть величественной, как королева, но в душе ты маленькая испуганная девочка. Ты хочешь выйти в мир и боишься этого мира. Поэтому строишь себе стены новой тюрьмы. Защищаешь себя от душевной боли, которую ты переносишь гораздо хуже телесной.

Эвилел сидела, опустив глаза, пальцы сжала так, что они побелели, но он заметил, как чуть дрожат ее руки. Она не сразу нашла в себе силы ответить.

— А ты хочешь пообещать, что никогда не причинишь мне душевной боли, Ле? — выдавила она из себя. — Ты можешь мне поклясться, что этого не произойдет?

— Что бы я сейчас ни сказал, страх помешает тебе поверить.

— Ты бабник, Ле. Ты им был и останешься. Ты любишь меня потому, что я не поддалась твоему обаянию.

— Это не так.

— Беда в том, что мы не узнаем, кто прав, пока я не рискну. Но мое душевное спокойствие слишком дорого мне, чтобы убеждаться в своей правоте таким образом. Ничего не выйдет, Ле. Я прогнала тебя тогда, потому что знала, что ничего не выйдет. Зря ты снова приехал.

Она вышла из комнаты, оставив нетронутым завтрак. Удаган посидел еще немного, положив подбородок на сцепленные пальцы.

— Опять от меня бегает, — констатировал он. — Но до свадьбы еще три недели.

5 уктубира, Ногала

Когда Загфурана укусил вампир и его тело менялось под действием вируса, он не испытывал такой боли, как сейчас, выпив исцеляющий напиток. Несколько раз он терял сознание, но слуги были вышколены, поэтому никто не взломал дверь, чтобы выяснить, почему маг то душераздирающе кричит, то затихает. Когда минарс приходил в себя, гадал: сколько они будут ждать, если он совсем замолчит. День? Два? Неделю? В этот раз он радовался их послушанию.

Почти сутки он мучился от боли, следующие сутки его рвало так, что казалось, желудок вылезет наружу. Еще два дня он лежал, не в силах пошевелиться. На третий день он окончательно пришел в себя. Испытал омерзение, оглядев заблеванную комнату. Придется пустить сюда слуг, чтобы они привели все в порядок. А ему сейчас нужно...

Столкнувшись с первым же человеком в коридоре замка, он чудовищным усилием воли сдержал себя, чтобы не перегрызть ему горло. Но он напился крови в первой же деревне. Затем долго лежал возле трупа, сознавая, что столько дней поисков, физических мучений, — все было напрасно. Он не исцелился. Да и есть ли вообще исцеление? Если и есть, то только в Храме Света, но это последнее место, куда бы он обратился добровольно.

Загфурана охватило такое отчаяние, что он бы бросился со скалы, не раскрывая крыльев, если бы рядом была скала. Но когда он добрался до гор, желание умереть прошло. Он убил еще одного человека, а затем с мрачной обреченностью решил идти до конца. Он поставил перед собой последовательные цели: захватить Энгарн, уничтожить Эрвина, получить ранг диригенса в Храме Света... Последней цели он не добьется никогда, но ничто не мешает ему стать Хозяином этого мира и привести его к Свету, даже если Храм никогда об этом не узнает.

Обнаженный по пояс, он сидел на площадке, где погиб Варух. Острое зрение вампира различало копошащиеся фигурки вилланов по обе стороны горной гряды: и в Кашшафе, и в Энгарне. В Энгарне их почти не осталось — духи гор делали свое дело. Жаль их не так много, чтобы уничтожить всех, кто ему мешает. Но если принц мертв, как он приказал в ярости, то Полад уже проиграл. Если же он снова сумел спастись, тоже неплохо. Эрвин явно присматривает за ним. С помощью Ялмари можно поймать неуловимого Управителя. Он вызвал акурда.

Дух появился перед ним тут же. Бесполое, бесформенное существо не вызывало никаких чувств кроме брезгливости. Впрочем, возможно, сейчас Загфурана раздражала бы и такая красавица как Есита: трудно примириться с тем, что потратил столько времени и сил, перенес столько мучений напрасно.

— Что произошло, пока я отсутствовал? — потребовал он отчета.

— Хозяин, вас интересуют минервалсы, Охотник или отхи? — раздающийся откуда-то из живота голос бесил, но минарс предпочел разговаривать так.

— Все. И именно в таком порядке.

— Минервалсы в Кашшафе в порядке. Тот, что в Беерофе заявил, что Тазраш ведет себя подозрительно. Он с кем-то встречался, но пока минервалс не выяснил с кем и для чего. Солдат вербуют, некоторых уже обучают. Хотя минервалсы сетуют, что многого за это время не достигнешь. Мирела и ее сторонники ведут себя тихо.

— Отлично, — Загфуран с тем же мрачным лицом рассматривал Энгарн, чтобы не видеть мерзкой бледно-розовой кожи духа. — Пусть минервалс в Беерофе подберется к Тазрашу поближе, но слишком сильно не рискует. Что в Энгарне?

— Там за несколько дней "волки" арестовали больше половины минервалсов. Их раскрыла жена принца. Ее тоже чуть не убили. Но... не убили.

Ему хотелось заорать, избить акурда, чтобы хоть как-то излить гнев. Останавливало только то, что он будет глупо выглядеть... Лучше уж выместить ярость на этой девчонке, которая лезет, куда не надо. Это случай, глупый случай. Но все должны знать, что вмешиваться в дела минарса они не имеют права. Он уничтожит ее, чтобы все, а в первую очередь принц, знали...

— После всего, что произошло, Полад потребовал, чтобы она находилась во дворце, — сегодня выводило из себя и то, что акурд мог читать мысли. — Так что для вашей магии она недоступна. Защита Полада прикрывает и ее.

— Да шереш их всех раздери! — все-таки заорал Загфуран. И снова, тяжело дыша, взял себя в руки.

— Охотник в порядке, — невозмутимо продолжил доклад акурд, — он сейчас обеспокоен готовящимся заговором, но один из эйманов все ему передает, так что он вне опасности. Отхи лишила принца и всех его спутников воды — это все, что она могла сделать на расстоянии. Но Хозяйка Песчаного монастыря спасла их. Она подозрительно вовремя узнала об опасности, которая им угрожала. Отхи предлагает убить принца на обратном пути. Она подготовится, и сделать это будет проще.

— Пусть будет так, — с усилием кивнул Загфуран. — Но не убить. Пленить. Как только это произойдет, я приду к ней. Вероятно, принц — ключ к Управителю Гошты. Ни человеку, ни оборотню не может постоянно везти без причины. Так что — плен.

— Я передам.

— Иди, — отпустил Загфуран.

Когда акурд исчез, маг еще раз окинул взглядом окрестности. Сейчас он походил на властелина Гошты, но насколько же иллюзорно было это ощущение. Он терял одну за другой нити, которыми управлял. Но что бы ни случилось с остальными, с Тазрашем он справится.

Маг подошел к самому краю площадки и камнем упал вниз, не торопясь расправить крылья, которые рвались наружу, огнем обжигая спину.

6 уктубира, Песчаный монастырь

— А странный все-таки монастырь, — заметил Герард, лениво пролистывая книгу. — Я ни разу не видел, чтобы здесь молились.

— Ни один человек не имеет права вмешиваться в веру другого человека, — объяснил Жаге. — Монахи молятся, но тогда и столько, сколько сочтут нужным.

— А храма, конечно, нет, — уточнил лорд.

— Есть место, где могут собраться все обитатели монастыря, но мы не совершаем совместных поклонений. Зачем выставлять на обозрение то, что принадлежит только тебе?

— У нас учат другому, — нахмурился Сорот. — Совместное поклонение — очень важная часть жизни. Загонять туда, может, никого и не надо, но предоставить возможность...

— Я не заметил, чтобы в Энгарне это кому-то помогло стать более благочестивыми, — прервал Ялмари его рассуждения. — К сожалению, церковь часто дает человеку ложное чувство покоя. За неделю нагрешил, затем в день отдыха посетил богослужение, покаялся и можно грешить дальше.

— Ну, почему же, — Герард высокомерно прищурил глаза. — И в Энгарне есть святые, которые никогда не грешат, соответственно и церковь не посещают, ведь каяться им ни к чему.

— Это ты о ком? — прямо спросил принц.

— Ни о ком, — заверил лорд. — Размышляю вслух.

— Для того чтобы покаяться, тоже не нужны общественные богослужения или публичное исповедание, — вмешался Жаге и, смутившись, добавил. — По крайней мере, этому учит устав нашего монастыря. Ты можешь обратиться к Эль-Элиону сам, но истинное покаяние подразумевает изменение жизни.

— А если человек хочет поступать правильно, но у него ничего не выходит? — неожиданно вступил Свальд. — Не получается. Что тогда?

— Главное, чтобы от тебя не страдали другие люди, — объяснил Жаге. — Со своей жизнью ты волен поступать, как тебе заблагорассудится.

— То есть можно уйти в монастырь, например. В глушь какую-нибудь. Да? Чтобы люди-то другие не страдали, — усмехнулся лорд. — Умно.

— Ты внимательно читаешь книгу? — вмешался Ялмари. — Мне не хотелось бы пересматривать ее за тобой.

— Так не пересматривай, — пожал плечами Сорот. — И вообще, следи лучше за собой. Я отправляюсь спать, у меня в глазах буквы пляшут, я уже не могу сосредоточиться, — он, не оглядываясь, отправился к выходу из библиотеки.

— Нам тоже надо заканчивать, — согласился Жаге, глядя ему вслед. — Скоро стемнеет, и мы не сможем ничего прочитать. Свечи сюда приносить запрещено.

— Мы не продвинулись ни на шаг, — Ялмари захлопнул свою книгу. — Во всех этих книгах есть истории о храме Судьбы, но ни в одной не написано, как его найти. Такая книга вообще существует?

— Конечно, — подтвердил Жаге. — В монастыре можно найти ответ на любой вопрос. Так определил Эрвин.

— Который создал Песчаный монастырь и придумал его устав, — подхватил Свальд. — Это, наверно, очень давно было?

— Некоторые считают, что очень давно, раньше, чем храм Судьбы. Некоторые говорят, что одновременно. Но расцвета монастырь достиг, когда сюда пришел Хозяин с истинной кровью.

— Вы так часто это произносите, — заметил принц. — Но что это значит — истинная кровь?

— Боюсь, это только легенда, мы не знаем, насколько она правдива, — Жаге прятал взгляд.

— И что за легенда? — настаивал Свальд.

Ялмари и Шрам складывали книги, прочитанные за сегодняшний день, обратно на полку. Тагир ожидал ответа от Наставника.

— Говорят, было время, когда Золотой Эрвин жил на земле как человек... — начал Жаге, и Свальд сообразил налету:

— Он любил женщин, и они рождали от него детей, да? Истинная кровь — это люди, в которых течет кровь Эрвина. А вы не боитесь ошибиться?

— Ошибиться невозможно, — мягко улыбнулся Жаге. — Монахи обладают силой. Кто-то больше, кто-то меньше, насколько у них хватает способностей. Но эта сила с ними до тех пор, пока они соблюдают обет безбрачия. Те, в ком истинная кровь, обладают силой независимо ни от чего. Она всегда с ними.

— Маги тоже обладают силой. И, говорят, некоторые священники обладают, — скептически скривился Тагир. — Они что, все потомки Эрвина?

— Конечно, нет, — рассмеялся Жаге. — Во-первых, Хозяин или Хозяйка монастыря сильнее любого мага или даже отхи. Во-вторых, природа их силы иная. Но самое главное, только тот, в ком истинная кровь, читает Книгу Сущего.

— А что это за книга? — заинтересовался Свальд.

— Ты самый любопытный из гостей монастыря, который когда-либо нас посещал, — на этот раз Жаге расхохотался. — Тебе надо стать монахом, чтобы получить ответы на все вопросы.

— А что я должен сделать для этого?

Шрам поставил на полку последний том и повернулся к поэту.

— Ты ведь спрашиваешь только из любопытства? — осадил он поэта. — Ты же не собираешься...

— Не знаю. Смотря, что для этого требуется, — отмахнулся Свальд.

— Ты должен пройти испытание, которое определит Хозяйка монастыря, — серьезно ответил Жаге. — Тогда она узнает, будешь ли ты монахом.

— То есть я должен обратиться к ней? — продолжал расспросы Тагир.

— Не шути этим, Свальд, — предостерег Шрам.

— Я не понимаю, какое вам-то дело до того, что как я поступлю? — разозлился Тагир. — Я вообще разговариваю не с вами, — он снова обратился к Жаге. — Так я должен встретиться с Эвилел?

— Я передам ей твою просьбу, — промолвил наставник. — А пока пойдемте в трапезную.

Ялмари слушал беседу вполуха. Три дня он провел в библиотеке, делая лишь краткие перерывы. Найденные сведения были неутешительными. Большая часть записей соглашалась с тем, что храм Судьбы — это не то место, куда стоит стремиться. А в некоторых записях Хор-Агидгад вообще упоминался как Проклятый город. Но отступать ему было некуда. Только вот он начал сомневаться, что им нужно всего лишь просмотреть книги на полке. Может, поискать другой путь?

— Жаге, простите... — он догнал наставника. — А вы эти книги читали уже? О храме Судьбы?

Жаге замялся.

— Читал, — признался он. — Не все, конечно... В жизни почти каждого человека бывает момент, когда ему хочется найти храм Судьбы. Я не исключение.

— Так, может быть...

— Хотите, чтобы я просто достал нужную книгу? Не получится. И не потому, что мы хотим помешать вам. Просто пока я читал книги, убедился, что искать храм Судьбы опасно. Разумный человек не пойдет туда. Поэтому я не знаю, ни где находится храм Судьбы, ни где записано то, что вы ищете.

— Чудесно, — мрачно порадовался принц. — В таком случае, не могли бы вы хотя бы отложить в сторону книги, которые уже читали? Там точно нет необходимой информации — это сузит круг поисков.

За ужином Ялмари размышлял. С Жаге он ошибся. Что еще можно попробовать? Можно просматривать не все книги подряд, а по определенной теме. Например... найти книги об Эрвине. Или о том, что сотворил Эрвин. Что если там написано и местоположение храма Судьбы. По крайней мере, при таком чтении шансы у них повысятся.

— Прекрати меня преследовать, — одернула Эвилел Удагана. — Я ведь могу позвать монахов, чтобы меня охраняли. И вообще выгнать тебя из монастыря...

Лев по-хозяйски переставил стул поближе к креслу девушки и уселся напротив, пристально глядя на нее. Предупреждение нисколько его не смутило, наоборот, он... явно едва сдерживал себя, чтобы не рассмеяться.

— Видела бы ты себя со стороны, — он все же не выдержал и прыснул. — Столько удовольствия скрыто за строгими словами... Настоящая женщина.

— Послушай! — она вспыхнула от гнева.

— Я весь внимание, — заверил он, и гнев девушки утих, будто его не было.

— На тебя невозможно сердиться, — улыбнулась она. — Но у меня есть предложение. Ты ведь приехал сюда не для того, чтобы встретиться со мной...

— Для этого, — возразил он.

— Нет. Вернее, Баал-Ханан, Крот, твой отец считают, что отправили тебя, чтобы узнать еще что-то об Охотнике. Разве нет?

— Хм, — усмехнулся эйман. — Я сказал, что эта поездка может помочь...

— Ну так и займись делом! — потребовала Эвилел.

— Ты отправляешь меня в библиотеку?

— Ты мог бы посидеть там хоть немного. Иначе, что ты скажешь эйманам, когда вернешься?

— А если я не вернусь? — спросил он. — Ведь твоя магия защитит меня от силы Охотника?

— Это невозможно, — девушка спрятала глаза. — Ко мне скоро приезжает жених, а ты не можешь бросить близких в это трудное время.

— Да, — сник Лев. — Не могу.

— Тогда прочти вот это, — она подтолкнула к нему книгу, лежащую на столе. — Тебе понравится.

— Прямо здесь можно читать? — хитро прищурился он.

— Почему нет? — развела руками Эвилел. — Читай. А я пока займусь делами.

Удаган не успел даже встать, как она вышла из кабинета.

— Все как обычно... — пробормотал он, вертя книгу. — Ну, да ладно. Вернешься сюда, куда ты денешься.

Он наугад открыл книгу и замер не дыша, выхватив знакомое слово.

— Шереш, — прошептал он. — Не может быть... Почему ты раньше мне этого не показывала?

Лев открыл первую страницу, чтобы прочесть название. Книга эйманов. Сердце колотилось как сумасшедшее. Когда он начал читать, взгляд невольно перескакивал с одной строчки на другую: он спешил узнать самое важное, будто книгу могли отобрать. Перелистывал несколько страниц, затем возвращался. Написана она была несколько устаревшим языком. Читать было тяжеловато, но радовало уже то, что отдельного словаря не требовалось...

Так эйманы все-таки прибыли с Гучина? Несмотря на сухость повествования, у Льва оборвалось сердце, когда он узнал, как же получилось, что эйманы покинули свой дом. Эту историю он прочел внимательно.

"Вот Дома эйманов, которые жили на Гучине, каждый с родственниками своими: дом Дракона, дом Хамелеона, дом Удава, дом Тигра, дом Барибала, дом Буйвола, дом Тарпана, дом Орикса, дом Койота, дом Соболя, дом Землекопа, дом Агути, дом Ехидны, дом Русака, дом Шерстокрыла, дом Коршуна, дом Филина, дом Страуса, дом Аиста, дом Цапли, дом Стрижа, дом Буревестника, дом Водореза, дом Казуара, дом Песочника, дом Голубя, дом Жаворонка. Всех же душ эйманов, с детьми малыми, не принявшими имена, было семь тысяч четыреста восемьдесят семь" — Удаган присвистнул: мало того, что "потерянных" Домов оказалось не два, а семь, так еще и эйманов когда-то было намного больше.

"И Лесничий водил их, и охранял их от чужаков, и благословлял потомство их, и предостерегал их, и хранил от смерти. И они весьма и весьма размножились".

"Этого следовало ожидать. С добрым Лесничим можно размножиться", — недовольно подумал Удаган.

"Но однажды увидел Лесничий, что большая беда грозит эйманам, и придет она от людей. И призвал он глав Домов, всего 27 человек, и сказал он им: "Настало время покинуть Гучин, и переселиться на Герел, ибо земля там плодородна, и воды напояют ее, солнце там щедро, а люди неразумны и с радостью будут служить эйманам".

Но главы Домов не захотели покинуть дома свои, ибо сказали: "Пусть сначала построят нам замки на Гереле, а потом мы пойдем жить туда".

И отправились корабли с сильными и храбрыми, чтобы построить укрепленные дома на Гереле. И были среди них эйманы из дома Дракона и дома Тигра, дома Страуса и дома Буревестника. И отплыли они, и не было слышно о них десять месяцев.

В тот год большая война пришла на Гучин и принесла великое опустошение. Эйманы же жили в безопасности в замках своих, ибо никто не мог проникнуть к ним из людей, каким бы оружием ни обладал, ибо заперты были Лесничим дороги к ним.

И вновь собрал Лесничий глав Домов и сказал он им: "Время прошло, а посланные не возвратились. Настало время покинуть Гучин, и переселиться на Герел, ибо земля там плодородна, и воды напояют ее, солнце там щедро, а люди неразумны и с радостью будут служить эйманам".

Но главы Домов не захотели покинуть дома свои, ибо сказали: "Пусть сначала узнают, почему не вернулись посланные. Пусть другие построят нам дома на Гереле, а потом мы пойдем жить туда".

И отправились корабли с сильными и храбрыми, чтобы построить укрепленные дома на Гереле. И были среди них эйманы из дома Удава и дома Тарпана, дома Коршуна и дома Жаворонка. И отплыли они, и не было слышно о них три года.

И пришел голод на Гучин и свирепствовал три года, и принес он великое опустошение. Эйманы же жили в безопасности в замках своих, ибо хранили запасы на долгие годы, и могли привезти еще на кораблях своих.

И вновь собрал Лесничий глав Домов и сказал он им: "Время прошло, а посланные не возвратились. Настало время покинуть Гучин и переселиться на Герел, ибо земля там плодородна, и воды напояют ее, солнце там щедро, а люди неразумны и с радостью будут служить эйманам".

Но главы Домов не захотели покинуть дома свои, ибо сказали: "Посланные не вернулись, а здесь у нас есть дома и запасы, и хорошо нам здесь. Не пойдем на Герел, ибо хорошо нам здесь".

И вернулись посланные, и узнал Лесничий, что не строили они домов на Гереле, но по слову глав Домов своих, торговали все это время, ожидая, когда им позволят вернуться домой.

И миновал голод, и земля вновь произрастила плод свой, и возрадовались люди, что выжили они и вновь могут плодиться и размножаться. Но радость их недолгой была, ибо великий мор пришел на Гучин.

Вечером отходили ко сну жители города и не знали, встанут ли утром, ибо среди ночи налетал восточный ветер и приносил с собой смерть, которая не щадила ни малых, ни больших, ни слабых, ни сильных.

И призвал Лесничий главу дома Аиста, и беседовал с ним долго, и говорил, что видел он с самого начала, что придет мор на Гучин. И смогут эйманы противостоять войне и голоду, но бессильны будут против смерти, разносимой восточным ветром. И вымрут они. Но и сейчас есть еще время, чтобы покинуть Гучин, ибо корабли рядом. Пусть убедит он других эйманов покинуть укрепленные замки свои.

И пошел глава дома Аиста и встретился он с эйманами из разных Домов, и убедил многих, что надо покинуть замки, иначе погибнут все эйманы от великого мора, и не останется никого.

Но главы других Домов, увидев, что уже не слушают их и многие снаряжают корабли, заманили к себе главу дома Аиста, а часть их отправилась в гости к его сыновьям. И умертвили они подлым образом главу дома Аиста, когда не ожидал он, и семью его зарубили мечом. Потом собрали они эйманов и провозгласили: "Так будет с каждым, кто будет строить ковы, за спиной глав Домов и подговаривать эйманов восстать против глав своих". А Лесничий лежал в это время в болезни, ибо убийство эймана — рана в сердце Лесничего.

И прослышав, что Лесничий лежит в болезни, собрались убийцы на совещание и постановили: убить и Лесничего, который хочет отнять у них замки укрепленные со всяким добром и отправить их на Герел, где заново надо строить замки и заново создавать убранство их.

И собрались они и пошли. А Лесничий лежал на постели, и дыхание его было слабым.

И вошли они, и остановились. И спросил их Лесничий: "С миром ли?" И вышел вперед глава дома Дракона, и сказал: "Какой мир, когда ты смущаешь эйманов, и строишь ковы, и поднимаешь их против нас? Нет больше мира. Сегодня же смертию ты умрешь".

И достал он меч свой, и поднял его. И Лесничий поднял руку, и показалось всем, что хочет он защититься, но тут крикнул глава дома Дракона и выронил меч, и упал на землю. И дыхание его ослабело.

И сказал Лесничий: "Отныне ни один из вас не причинит мне вред. Ступайте прочь".

И вышли они в страхе и трепете. Семь дней и семь ночей, скрывались они в домах своих и не смели показаться на глаза другим. А на восьмой день Лесничий встал с постели и созвал всех.

И вызвал он глав Домов, подло убивших Аиста и семью его, и поставил их в круг. И сказал он: "За то, что вы совершили это подлое убийство, прокляты вы. Вы сеяли смерть, вы ее и пожнете". И повелел он отрубить им правую руку и правую ногу. И никто не хотел исполнять этот страшный приказ, но не могли они противиться Лесничему, и по велению руки его, взяли сыновья мечи и отрубили отцам своим правую руку и правую ногу.

И выбрал Лесничий новых глав Домов, а калек велел перевязать и залечить их раны, чтобы они долго еще жили и были свидетелями суда его. А новым главам Домов, сказал Лесничий: "Суд свершился. Помните участь их и будьте справедливы".

И провозгласил Лесничий: "Собирайте все, что можете унести на себе и садитесь на корабли, ибо время вышло и смерть идет за нами".

И не согласились некоторые, и возроптали, но не могли противиться Лесничему, ибо падали на землю со стоном и криками и лежали так в корчах, пока не повиновались ему.

И погрузились они на корабли, оставив полные дома добра, и плакали они, когда отплывали от Гучина и роптали. Пятнадцать кораблей отправилось с Гучина. Но на второй же день подул восточный ветер и началась моровая язва. И умирали эйманы каждый день, и не хватало сил у здоровых выбрасывать их трупы в океан.

И не выбирала смерть, и убивала виновных и невиновных вместе, и дом Дракона и дом Тарпана вымерли полностью, а у остальных осталось мало людей.

Пять дней и пять ночей свирепствовал мор, а на шестой день, прибыли они на Герел, и все прекратилось. Только три корабля добрались до места, остальные бросить пришлось, потому что некому было управлять ими.

И вывел Лесничий эйманов на берег, и велел им сосчитать живых. И оказалось, что пятьсот семьдесят три эймана выжили из всех и триста двадцать девять сыновей их, не взявших имя. Женщин же не считали.

И плач стоял, и вопль весьма громкий, потому и называют герельцы место то: Плач пришельцев даже до сего дня.

И поднял Лесничий руку, и умолк плач, ибо не могли эйманы противиться ему, и приказал он строить дома. А сил не хватало, но принудил он их рукою крепкою, и трудились они как рабы, чего никогда не было со времен сотворения Гошты. И если кто падал без сил, того клали в сторону, пока женщины ухаживали за ним, а как только мог он встать, снова шел на работу.

И стенали они, и плакали, и вспоминали жизнь на Гучине, и вопрошали: "Что стало с тобой, Лесничий? Почему ты так жесток с нами?"

И отвечал он, и сказал им: "Не Лесничий я более, но зовите меня Охотником. Ибо не желали вы повиноваться мне добром, будете повиноваться по принуждению, ибо нельзя с вами иначе"".

Лев шумно захлопнул книгу и, откинувшись на спинку стула, вытер со лба пот. Все что он прочел, очень походило на правду. Но откуда взялась эта книга? Надо непременно расспросить об этом.

Казалось, она только что сошла с печатного станка. Удаган бы не удивился, если бы узнал, что он первый ее листает. Отправиться на поиски Эвилел или подождать? Лучше подождать. Если бы эйм был здесь, он бы нашел ее в два счета, но льва пришлось увести юго-восточнее, он сейчас бродил рядом с прайдом. Дважды он уводил охотников. Наверняка теперь там пойдут легенды о льве, которого невозможно убить стрелой или мечом, но который убивает взглядом.

Он снова открыл книгу и прочитал еще несколько отрывков, которые ужаснули не меньше. Потом невидяще уставился в окно, размышляя о том, что узнал.

Итак, Лесничий, о котором они с такой тоской мечтали вернуть, не вернется никогда. Если верить этой книге, Лесничий и Охотник — одно и то же лицо.

Но главное, он нашел ответ, почему Охотник говорил эйманам, что они не могут иметь детей без его благословения. Истина оказалась простой и страшной. Ребенок, родившийся от эймана, ощущает не только эйма отца, но и множество других. Благословение Охотника ограничивает ребенка, он соединен только с одним эймом и принадлежит Дому отца: у Орла рождается Гриф или Сокол, но не Полоз, например. Что касается детей, родившихся без благословения... Большинство из них сходят с ума, чувствуя в себе столько животных разом. Но один из... тысячи? десяти тысяч? — мог справляться с сонмом, живущим в нем. И однажды, он становился Охотником.

— Шереш... — снова выругался Лев.

Он так и не предупредил брата о том, что Ранели может забеременеть. Оставалось надеяться, что до тех пор, пока он не вернется, ничего страшного не произойдет.

7 уктубира, Цартан и дом Воробья

Девочки мадам Жалма принимали не только эйманов. Список состоятельных клиентов постоянно пополнялся. Но настоящего хозяина мадам всегда помнила и старалась во всем ему угодить. Даже обои и занавеси в доме меняли в соответствии с требованиями Халварда.

Едва Охотник переступил порог дома, как все пришло в движение. Полная, густо нарумяненная женщина кудахтала то слева, то справа, стараясь, заглянуть в глаза и угадать его желание. Из этого воркования он услышал одно:

— Вы неважно выглядите. Нельзя так много работать. Надо и отдыхать, почаще к нам заходить.

Халвард слабо улыбнулся.

— Тут отдохнуть тоже не получается. Но я благодарю тебя за беспокойство, — и коснулся груди слева.

Рана уже затянулась, доставляя лишь небольшое беспокойство. А жест стал привычным. Даже Загфуран это заметил. Надо бы отвыкать.

— Нальмес уже ждет вас, — вновь засуетилась мадам Жалма, — но может быть, вы оцените новеньких? Среди них есть очень талантливые. Очень.

Он повел плечом, что можно было расценить и как отказ, и как согласие, мадам предпочла увидеть последнее. Она громко хлопнула в ладоши, тут же покосилась на покровителя — не помешала ли ему? Но ее уже услышали, и девушки выстроились на лестнице: большинство похожи друг на друга как две капли воды: эдакие размалеванные фарфоровые куклы с вызывающе глубокими декольте, облегающими юбками или с разрезами на платьях, в которых белели стройные ножки. Другие старались сохранить некоторую индивидуальность: создали образ неприступной красавицы, молоденькой служанки или купеческой дочки...

— Обратите внимание на Урмат, ей всего семнадцать, а она уже имеет покровителя, но для вас все девушки свободны. Или Эрте, вон там, наверху лестницы...

Охотник послушно рассматривал девиц, но кого рекомендовала мадам Жалма, так и не уловил. Наверное, каждая из них выигрывала во внешности перед Нальмес. У той возраст уже довольно большой для салона мадам Жалма — двадцать семь лет. Если бы Халвард к ней не ходил, наверняка бы ее здесь не держали. Но Нальмес умела то, чему другую придется обучать несколько месяцев, — заставить Охотника забыть, что он Охотник. Он приходил сюда, чтобы хоть немного отдохнуть, не хотелось тратить это время на обучение. А мадам Жалма вряд ли поймет, что ему нужно. Нальмес могла бы обучить кого-то, если бы захотела, но, кажется, ее устраивало место, которое она имела.

— Спасибо, но... мне больше нравится Нальмес, — сообщил он мадам.

Еще один громкий хлопок и девушки разошлись по комнатам, хотя некоторые посматривали на него с явным сожалением.

— Что-нибудь принести в вашу комнату?

— Может, позже, — отмахнулся он.

Халвард знал, что в комнате его уже ждет вино, запеченное мясо и фрукты — то, что он любил. Их отнесли туда, как только он вошел в дом. Еще он любил баловать Нальмес. Она всегда заказывала что-то особенное. Но сначала надо узнать, чего она желает сегодня.

Он взбежал по лестнице, только на верхней ступеньке осознав, что усталость исчезла. Обернулся и, поймав удивленный взгляд мадам, подмигнул ей. Она изумляется так, будто паралитик пустился в пляс. Но ему тридцать семь, а не восемьдесят, он умеет бегать, умеет драться. А это сонное состояние — из-за последних напряженных дней. После обряда можно будет отдохнуть. Эйманы угомонятся тогда...

Дафан Еж провел ладонью по длинным темным волосам. Затем шнурком быстро завязал их в хвост. Он оделся довольно легко: кожаная безрукавка поверх холщовой рубашки, но в доме Беркута, где они вновь собрались, становилось жарко. Хотя вряд ли хозяин начал топить. Это сказывалось напряжение, буквально витавшее в воздухе.

Еж окинул взглядом присутствующих. Баал-Ханан Воробей привычно крутит большие пальцы рук вокруг друг друга. Он скучающе уткнул взгляд в колени, обтянутые коричневым атласом, — глава Дома всегда в балахоне. Почему эта старомодная одежда ему так нравится? У Тахаша Крота вид недовольный, даже раздраженный. Ему явно давно хочется отказаться от заговора, но обратного пути нет — Воробей об этом позаботился. Крот теребит вязанный жилет, того и гляди порвет. Цовев Юнко в колете из недорогой, но прочной коричневой шерсти, откинул голову, рассматривает потолок. Другую руку положил на соседний стул. Выглядит расслабленным, но заметно, насколько это напускное. Странно, что опаздывают остальные. Сегодня объявили общий сбор. Может, от этого так нервничают присутствующие?

Дверь отворилась, и вошли еще двое. Лысый Лаедан Крыс — век бы его не видеть — и Киттим Каскавела. Последнего Дафан встречал только в Ритуальном круге, по делам они не пересекались. Маленькие черные глаза, тяжелая челюсть и ежик темных волос на затылке — он производил впечатление недалекого и хитрого дельца. Возможно, так оно и было на самом деле. В заговоре такие люди неоценимы. Правда, до тех пор, пока заговорщики побеждают. Если же возникнет какая-то опасность — такие, как Киттим, переметнутся первыми. Дафан невольно погладил идану.

Ифреам Беркут вошел последним, закрыл занавеси и сел у выхода рядом с Каскавелой. Закрыл лицо, облокотившись на колени. Беркут здесь не добровольно. Еж знал, что на него очень давили...

— Ну что ж, начнем, — Воробей оторвался от созерцания сцепленных рук.

— Но ведь еще не все собрались, — Цовев потер шею. — Сказали — общий сбор.

— Мы обманули, — наигранно смутился Баал-Ханан. — Есть причины, по которым всем здесь находиться не обязательно, — он обвел взглядом присутствующих, блеснув стеклами очков. — Надо найти виновного в смерти Елиада Корсака. И наказать предателя по справедливости. Согласны ли с этим присутствующие?

— Да, — первым откликнулся Киттим.

— Да, — подтвердил Крыс, погладив лысину.

Другие многозначительно кивнули, Цовев с недоумением оглядел всех.

— Сейчас состоится суд? — уточнил он.

— Суд, казнь, — подтвердил Воробей. — Но сначала я проведу расследование. Итак, на Гучине было три эймана: Корсак, Еж и Юнко. Двое присутствовали там как купцы, Цовев посыла эйма. Так?

— Так, — подтвердил Дафан.

Цовев хмыкнул.

— Вы должны были найти Шишлу Чижа, чтобы узнать у него рецепт, благодаря которому эйман становится невидимым для Охотника, но управляет эймом. Так? — на этот раз все промолчали. — Дело, так успешно начатое, неожиданно провалилось. Корсака убили неизвестные, записи пропали. По крайней мере именно те, что были нам нужны. Значит, кто-то из этих троих, вернее, уже двоих, — предатель. Так?

— Отчего же? — заметил после паузы Тахаш. Лицо его покраснело еще сильнее. — Предатель мог присутствовать в этом доме и рассказать обо всем Охотнику, который и принял меры.

— Поначалу и я так считал, — согласился Баал-Ханан. — Но затем узнал еще некоторые факты. Нам следует признать, что Халварду ничего не стоило призвать всех обратно. Или убить, если он того захочет. Так? Но он использовал для убийства людей. Их кто-то нанял. И это мог быть только эйман. Потому что в противном случае, Халварду надо было договориться с человеком лично, но он никуда не отлучался. Хорошо, может быть, предатель договорился с людьми от имени Охотника, но тогда эти люди должны были находиться на том же корабле, что и Корсак, и Еж. Иначе бы просто они не добрались так быстро до Шишлы — за неделю только один корабль отплывал на Гучин. Мои люди опросили всех. Они ничего не знали, никаких поручений им не давали. Поверьте, я был очень добросовестным, не может быть никаких сомнений: люди невиновны. Остается еще один вариант: эйм. Охотник отправил кого-то через океан с вестью. Это тоже потребовало долгих розысков и расследования. Но я с уверенностью могу заявить: кроме юнко, ни один эйм на Гучине в то время не был. Возвращаемся к началу нашей беседы. Предателем могут быть только Дафан или Цовев, — Юнко сцепил пальцы в замок, нервно потер ими друг о друга, затем вновь откинулся на спинку, притворяясь спокойным. — И кто предал, — заключил Воробей, — нам предстоит выяснить сейчас. Дафан, — он даже не повернулся к эйману, — когда ты попал в комнату на втором этаже, ты не заметил ничего необычного?

Еж сдвинул тонкие черные брови к переносице.

— Нет, — твердо ответил он. — Рама в соседней комнате, рядом со спальней, была выставлена. Видимо, Елиад читал записи там, а когда возникла опасность, выбрался в окно. Больше ничего необычного.

— Насколько добротные там окна, Дафан? — расспрашивал Баал-Ханан. — Можно бесшумно вытащить окно? Если внизу стоят разбойники, которые хотят тебя поймать, можно вытащить раму так, чтобы они ничего не услышали?

Дафан помял губы, вспоминая.

— Вряд ли, — засомневался он. — Это бы непременно произвело шум.

— Следовательно, Корсак открыл окно раньше? Зачем он мог его открыть? — Воробей обвел всех взглядом, будто призывая эйманов думать. — Заметьте, окно на втором этаже. На Гучине холодно. Зачем?

— Эйм? — внезапно осипшим голосом предположил Тахаш.

Баал-Ханан всем телом повернулся к Цовеву:

— Ты посылал эйма к Корсаку, когда он был в том доме?

Юнко сложил руки на груди. Исподлобья посмотрел на Воробья.

— Посылал.

— То есть ты общался с Корсаком, когда он еще был жив?

— Общался, — тем же тоном согласился Цовев.

— А, может быть, он что-то тебе передал? Говори правду!

— Правду? — Юнко усмехнулся. — Да. Он записал на листке рецепт и привязал к ноге эйма.

— Куда ты дел рецепт, гнида, — кинулся на Цовева Беркут, но тот отскочил к стене. Стул с грохотом упал на пол.

— Спокойно, Беркут! — воскликнул он, выставив перед собой меч. — Я все объясню.

— Что ты объяснишь? — крикнул Тахаш. — Объяснишь, почему погиб Корсак? Почему ты предал, объяснишь?

— Эй! — окликнул всех Лаедан. — Спокойно. Лично мне неясно одно. Корсак написал новый рецепт, и привязал его к лапке эйма. Но в тетради вырвана страница. Кто ее вырвал?

— Да какая разница, кто? — бушевал Беркут. — Важно что...

— Важно узнать, кто предатель, — веско прервал его Баал-Ханан. — Дафан, зачем ты пришел ночью к вдове Шишлы?

Еж вздрогнул.

— Зачем? Я волновался...

— Корсак сообщил тебе, куда идет?

— Да.

— А в прошлый раз, сказал, что нет, — рассмеялся у стены Юнко.

— Я ничего не понимаю... — растерялся Беркут.

— А по-моему, все понятно, — заявил Крыс, доставая оружие. — Зачем ты пришел в тот дом, Еж? Я наблюдал за тобой. Когда Воробей обвинил Цовева, ты облегченно выдохнул. Ты можешь объяснить, зачем ты туда пришел? Даже если Елиад сказал тебе, что идет к вдове, зачем мешать другу, когда он с женщиной?

Дафан рассмеялся.

— Да затем, что...

В один миг он взлетел над столом и прыгнул к Баал-Ханану. Прижав к его шее идану, подхватил тушу за шиворот и подтащил к окну.

— Ладно, вы меня обыграли, — с кривой усмешкой заявил он. — Сейчас вы можете казнить меня. Попытаться хотя бы. Но я убью всех, кого успею. Здесь не самые сильные бойцы. Или вы позволите мне уйти. Понятно, что теперь я не смогу передавать ничего Охотнику. И рецепт у вас есть. Ты ведь его Воробью передал, да, Цовев? А Воробей его где-то припрятал. Если я его сейчас убью, кто знает, когда вы его отыщете? Так что лучше отпустите меня...

Нальмес убрала у Халварда с лица прядь волос, рассмеялась лукаво.

— Ты ходишь ко мне почти двенадцать лет. Никого больше ко мне не пускаешь. Тебе не кажется, что пора на мне жениться?

— Жениться? — он хмыкнул, намотал на палец коричнево-рыжую прядь, потянул к себе, чтобы вдохнуть аромат — ему нравились духи женщины. — Никогда об этом не думал, — очень серьезно рассуждал он. — Но почему бы и нет... Ты будешь жить в лесу, в моем доме, одна-одинешенька. Я буду возвращаться домой, ты будешь кормить меня жареным мясом, поить отваром из трав, а потом делать то, что у тебя получается лучше всего, — он пробежал пальцами по ее талии.

— Что именно? — задыхаясь от щекотки, уточнила женщина.

— Развлекать меня разговорами, конечно. Давай, расскажи мне что-нибудь, — Халвард притянул ее к себе, поцеловал шею, скользнул губами к плечу.

— Вчера к нам приходил старейшина, представляешь? — лепетала Нальмес сквозь смех. — Старый пень, а туда же, — смех перешел в стон. — Не завидую Эрте. Она такая красивая, и заслуживает большего, — теперь она задыхалась, но говорила.

За это он ее и любил — она не замолчит ни на мгновение...

— ...Ты полагаешь, мы такие дураки, Дафан? — только Лаедан и Цовев сохраняли спокойствие. Да и Баал-Ханан вел себя как-то слишком умиротворенно, будто не с его шеи стекала струйка крови. — Воробей рассказал нам о своих подозрениях, но доказательств у нас не было. Теперь они есть. Мы тщательно подготовились к этой встрече. Надеюсь, ты заметил среди нас Каскавелу. Тебе не интересно узнать, где сейчас его эйм?

Дафан судорожно сглотнул, неверяще глядя на Крыса.

— Твоя жена, кажется, беременна, Еж? — спросил Цовев.

— Не смейте ее трогать, — процедил Дафан.

— Не тронем, — заверил Лаедан, — если ты отпустишь Баал-Ханана и отдашь себя на наш суд. Я обещаю, что мы позаботимся о твоей вдове. Твой сын никогда не узнает, почему ты погиб, на нем не будет пятна сына предателя. Если же не согласишься, ты убьешь многих, но вряд ли выберешься сам. Уренчи умрет раньше, чем любой из нас. Это я тебе обещаю.

Раз — мешком оседает на пол Воробей с перерезанным горлом. Уренчи на кухне, она готовит обед. Два — он прыгает на стол и достает Лаедана. Каскавела выползает из-под стола и приближается к ногам женщины. Три — еще один прыжок, и он в шаге от Киттима. Очень близко, но его защищает Цовев. Зачем ты здесь, брат? Каскавела разевает мерзкую пасть, прицеливаясь. С Цовевом сложнее, он умеет драться, он не старик. Четыре — он убит, ударом в сердце, от которого мог бы защититься разве что баканец. Пять — удар в Киттима, в голову, сердце, куда угодно... Он тоже мертв. Но за миг до этого зубы каскавелы впиваются в тонкую белую щиколотку. И Рена падает, бьется в конвульсиях, а затем замирает. А потом удар в спину. У него не будет сына. Ни от Рены, ни от другой женщины. Никогда.

И даже если сразу броситься к Киттиму, шансов нет. Его не случайно оставили так далеко, его прикрывает Цовев и Лаедан. И нож в спину он получит гораздо раньше — Крыс хорошо швыряет кинжалы, только поэтому он хотел убрать его первым...

Он швыряет Воробья на пол и встает у окна один, выставив идану перед собой.

— Будь по-вашему, — выдавил из себя. — Со мной делайте что хотите, Рену не трогайте. Но прежде чем... Я хочу, чтобы вы знали. Все знали. Я не хотел убивать Корсака. Эль-Элион видит, я не хотел. Это вышло случайно.

— Теперь это не имеет значения, — резко возразил Лаедан. — Положи оружие, Дафан.

Цовев, обойдя стол, заботливо усаживает Баал-Ханана, прикладывает салфетку к ране на шее.

— Я положу, — согласился он. — Но сначала хочу сказать. Не тебе — вон Цовеву, Тахашу. Ифреаму. Ты спрашивал, Беркут, зачем я это сделал. Хотел знать. Так я скажу вам. Я сделал это, потому что не могу больше смотреть, как эйманами управляют, будто куклами-марионетками, — он говорил горячо, быстро, с надрывом. — Вы рискуете жизнью. Ради кого? Вы знаете, что будет, если убить Охотника? Они вон знают. И наверняка как-то себя защитили. Втайне друг от друга. Они выживут, а сколько эйманов погибнет? — он шагнул ближе к столу, все вновь колыхнулись: Юнко прикрыл Воробья, Лаедан отступил. Только Крот не шелохнулся. Он побагровел, глаза изучали стену за спиной Ежа. — Тахаш, — позвал Дафан. — Ты не хочешь смотреть на предателя из твоего Дома? — Крот будто не слышал. — Я знаю, ты хороший человек, Тахаш, — продолжил Еж. — Ты сидел в Ритуальном круге, когда убили Фарея Охотника. Когда погиб мой отец. Ведь он был главой Дома двадцать лет назад. Расскажи, как это случилось, — Крот сидел так же недвижимо. — Ладно, не рассказывай, — согласился Дафан. — Но подумай об этом. Подумай о том, ради чего затевался этот заговор. Они не хотят войны? Не смешите меня! Они расчищают себе место, чтобы править. Подумай об этом.

— Хватит, Еж, — прервал его Крыс. — Ты виновен в смерти Корсака. Людей, которые охраняли вас, нанял ты, не так ли? И они убили Елиада. Так?

По лицу Дафана прошла судорога.

— Они не должны были никого убивать, — прохрипел он, идана безвольно опустилась к полу. — Они должны были только обыскать дом и забрать записи. Чтобы вы отказались от этой затеи, от заговора... Лид не предупредил, куда идет. Он раздавал столько улыбок... Я не знал, куда он пошел. Если бы знал...

— Ты отдал приказ солдатам посетить вдову. Но они отсутствовали слишком долго, и ты забеспокоился, да?

— Да. И пошел проверить, почему они задерживаются, — Еж опустился на стул, будто ноги его не держали. — Но я опоздал. Это справедливо, — пробормотал он. — Я виновен в его смерти. Я тоже должен умереть. Только моего сына не трогайте.

— Отдай оружие, — повторил Крыс.

— Я отдам. Отдам Тахашу. Я хочу, чтобы он казнил меня, — побелевшими губами прошептал Дафан.

— Нет! — выкрикнул Крот.

Еж всмотрелся в него, но так и не смог поймать взгляд главы своего Дома.

— Рад это слышать, — усмехнулся он. — Может, еще не все потеряно. Ты позаботишься об Уренчи? — на этот раз ответа он не дождался. — Ладно, — сник он. — Это, в конце концов, смешно. Вы обещали при свидетелях, что с ней все будет хорошо. Не ты, так Ифреам позаботится. Да, Беркут?

— Отдай оружие, Дафан, — Крыс шагнул ближе к столу.

— Так хочешь мою идану? — Еж погладил лезвие. Идана украсилась скользящими по ее поверхности рубинами — слишком сильно он сжал лезвие. — Пока я жив, не делюсь ни мечом, ни женщинами, — заявил он и сжал гарду. — Не думал, что придется делать такое.

Дафан недобро взглянул на Крыса. Почуяв неладное, Цовев шагнул к нему, но не успел: Еж быстро вонзил меч себе в живот, распарывая его сверху вниз.

— Так ты женишься на мне? — требовательно поинтересовалась Нальмес.

Халвард глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Взгляд его снова стал пустым и тусклым.

— Нет, не женюсь, — произнес он как можно грубее. — Ты хочешь замуж? Можешь выбрать мужа себе по вкусу. Но сначала подготовь замену. Если подготовишь хорошо, я тебя отпущу. И дам приданное в тысячу золотых.

Нальмес притворно фыркнула.

— Нашел чем удивить: деньги, муж. Я хотела, чтобы ты на мне женился.

— Не выйдет ничего, — устало объяснил он. — Ты не представляешь, что тебя ждет. У меня в голове тысячи голосов: дети, старики, молодые парни... Я не могу их заглушить, хотя иногда очень хочется. И когда я возвращаюсь вечером домой, мне не хочется никого видеть. Я не свихнулся только потому, что у меня есть амулет. Но ты — точно свихнешься. Жить в моем доме, ни с кем не общаться, даже не говорить. Жены эйманов тебя не примут. Я в лучшем случае буду молчать целыми днями. В лучшем случае. Более вероятно, что я буду орать, потому что ты будешь меня раздражать. Сомневаюсь, что у тебя будут дети. Как-то не слышал никогда, чтобы от Охотников рожали. Тебе это нужно? Мне — точно нет. Охотники — одиночки. Ни тебе, ни мне этого не изменить.

— Ну, — рассмеялась женщина, — я бы попробовала. Я тебя знаю, ты любишь преувеличивать, — она ласково провела ладонью по его груди, задержав пальцы на татуировке: синий круг, словно идеально ровное родимое пятно необычного цвета. Она уже хотела поцеловать это место, когда Халвард вскрикнул от боли и сел на кровати, прижимая руку к груди.

— Что? — испугалась Нальмес и закричала, увидев, что пальцы у нее в крови, а из татуировки, где она только что касалась пальцами, лилась кровь.

Халвард зажимал рану, стискивал зубы, чтобы не кричать, но стон все равно вырвался.

— Что? — плакала женщина. — Это я? Я? Да? Что делать, Халвард?

— Бинт... тряпку... что-нибудь...

Рыдая, она скомкала простынь, он прижал ее к груди. Нальмес вскочила и бросилась к тазу с водой, затем подбежала к шкафу, взяла другую простынь, разорвала ее. Обмакнула в воду.

— Это я? Да? — она плакала и омывала рану. — Я сделала что-то не так?

— Шереш! — заорал Халвард, едва кровь утихла. — Они его убили. Шереш! Перевязывай скорее, мне надо уезжать. Шереш бы их всех побрал! — он даже рычал от злости.

Нальмес стянула повязку узлом, и он тут же принялся натягивать рубашку. Получалось плохо.

— Да помоги же, шереш тебя раздери! Не видишь, не могу шевелить рукой?

Женщина, так же всхлипывая, помогла одеться, заправила рубашку в брюки.

— И не реви, дура, — оборвал Халвард, когда она застегивала ему кафтан. — Ты тут ни при чем. Эйман погиб. У меня всегда так. Только одна рана зажила — теперь новая. Шереш бы их всех побрал, — повторил он, но уже спокойнее. — Все. Приду через месяц. Видишь, как со мной весело? И так каждый день орать буду на тебя. Замуж она за меня захотела. Попробовать. Дура ты. Обучи кого-нибудь и уходи отсюда.

Как только последняя пуговица была застегнута, он выскочил из спальни. Нальмес, вытирая слезы, принялась собирать окровавленное покрывало, подушки, простыни...

— Конечно, дура, — согласилась он, вытирая слезы, не замечая, что пачкает лицо кровью. — Была бы не дура, вообще бы сюда не попала.

8 уктубира, Песчаный монастырь

Пока остальные просматривали книги по порядку, Ялмари занялся систематическим поиском. Вчера он пролистал книги об Эрвине и о том, что он сотворил на Гоште, сразу после ее сотворения или тогда, когда жил на земле. Иногда казалось, что он вот-вот найдет то, что ему нужно, но легенды, записи и хроники будто дразнили его, обрываясь, так и не указав место, или ограничиваясь условной фразой: "За тремя океанами, тремя горами и тремя реками..."

Ночью он долго не мог уснуть, размышляя, где еще могут быть необходимые сведения.

Утром он еле сдерживал себя, чтобы не начать расспросы прямо в трапезной. Дождавшись, когда Жаге поднимется из-за стола, принц подошел к нему.

— До сих пор мы читали в основном хроники Хор-Агидгада. А есть хроники других народов. Тех, что жили рядом или воевали с оммофами?

Наставник усмехнулся.

— Конечно, есть. Я покажу вам полку, на которой вы найдете эти книги. Но может быть, стоит читать по порядку?

Ялмари вдруг озарило:

— Я правильно понял? Нам не дали нужную книгу, чтобы мы прекратили искать храм Судьбы? Чтобы прочли эти ужасы и поняли, что он нам не нужен. Так же, как с вами случилось, да?

— Храм Судьбы не то место, куда надо стремиться. Это ложный путь...

Чувствуя, что сейчас услышит очередную лекцию, Ялмари прервал Жаге:

— У меня нет другого пути, понимаете? Я никого не заставляю идти со мной. Могу пойти один. Я могу не идти, если вы предложите что-то другое. Вы предложите? Или опять посоветуете задержаться на год-другой, чтобы прочесть сотню-другую книжек?

— Мы не вмешиваемся... — начал Жаге.

— О! И это я тоже уже слышал. Поэтому покажите мне хроники, может быть, я найду там то, что нужно.

Герард отнесся к предложению равнодушно: ему было все равно, какие книги просматривать. Свальд демонстративно взял книгу с другой полки. Ялмари не сделал ему замечание: Тагир вовсе не обязан им помогать. Жаге тоже не просматривал хроники, и это укрепило принца в мнении, что он на верном пути.

К обеду они с полуполковником и Соротом просмотрели около десяти книг. Но так ничего и не нашли. Принц собирался отказаться от обеда, но растительная пища, хоть и готовилась в монастыре вкусно, надолго не насыщала.

Пока они спускались вниз, Свальд нарочито громко обратился к наставнику.

— Я все-таки нашел, что это за Книга Сущего. Неужели правда такая есть? Книга, в которой сказано обо всех людях, живших когда-то и живущих сейчас? И что, там и про нас написано? Про меня, например? И сказано, могу я в монастыре остаться или нет? Хозяйка монастыря там узнает, какое мне испытание нужно?

Воспользовавшись паузой, Жаге заметил:

— Книга Сущего действительно рассказывает обо всех живших и живущих. Хозяйка может прочесть в ней о любом человеке, о котором захочет узнать. Но попадешь ты в монастырь или нет, Книга не скажет. Твоя жизнь, как и жизнь всех живущих, еще пишется. Все меняется. Постоянно меняется. Я разговаривал о тебе с Эвилел. Она приглашает тебя для личной беседы. Если, конечно, ты действительно хочешь быть монахом.

— Где ты это взяла?

Удаган подошел близко, слишком близко, как не разрешалось по этикету, особенно к женщине, которая считалась невестой князя. Но Эвилел не торопилась отодвигаться. Она мельком взглянула на книгу в руках эймана.

— Попросила перевести и напечатать специально для тебя. Тебе что-то не понравилось?

— Ей можно доверять? — только сегодня он встретился с девушкой, чтобы расспросить о том, что его беспокоило.

— В Песчаном монастыре можно доверять всем книгам. Других мы просто не держим.

— Я никогда не слышал о Книге эйманов, — недоверчиво покачал головой Лев.

— Может быть, ты слышал о Книге оборотней? Книге ведьм? У нас есть то, о чем все забыли. Я захотела тебе помочь...

— Или захотела, чтобы я скорее уехал?

— А ты теперь уедешь? — деланно обрадовалась она.

— Конечно, нет, — хмыкнул он. — У меня еще есть время до Обряда.

— Жаль, — так же демонстративно огорчилась она. — Но ты узнал, что хотел?

— Не уверен, что эта книга помогла, но... все равно спасибо.

— Я думала, ты понял, что без Охотника вы не выживете. Нельзя его убивать.

— Из чего это вытекает? Из того, что он и Лесничий — одно и то же?

— Хотя бы из этого, — девушка отвернулась к окну. Эвилел колебалась: она одновременно хотела, чтобы он уехал и чтобы он задержался. Если бы он не чувствовал это, давно бы покинул монастырь. — Так ты пока не уезжаешь?

— Пока нет. Ты рада? — он постарался спрятать улыбку.

— Конечно, рада. Познакомишься с Норсоном. Интересно узнать твое мнение.

Имя соперника кольнуло. Только понимание того, что она сделала это намеренно, несколько облегчало боль.

— Я познакомлюсь с ним, скажу, что он придурок, и ты выйдешь замуж за меня.

Эвилел горько рассмеялась и повернулась к нему лицом. Они опять стояли слишком близко. Девушка легко коснулась монашеской рубахи.

— Прекрати мечтать. Я не выйду за тебя замуж никогда. Как бы сильно этого ни хотела. Этого не будет. Понимаешь?

— Нет, — он наклонился, чтобы поцеловать ее, но Эвилел выскользнула и поспешила выйти. Но на пороге остановилась.

— Прекрати мечтать! — насмешливо повторила она. — Лучше бы помог своим друзьям найти нужную книгу.

— Уверен, они справятся без меня, — Удаган сложил руки на груди и негромко добавил. — Иногда я жалею, что узнал тебя.

— Я тоже, — пожала она плечами. — Но сделанного не вернешь. А жаль.

— Посмотри-ка, что я нашел, — Шрам подвинул Ялмари открытую книгу. В глаза бросилась карта, нарисованная на левой странице.

Принц всмотрелся в нее, затем прочитал надписи рядом.

— Шереш! — воскликнул он, затем перечитал все внимательней.

— То, что нужно? — осторожно поинтересовался Герард. — Можно уже отдохнуть?

— Кажется, да. Сейчас скажу точно.

Тагир ушел куда-то.

Ялмари перелистал несколько страниц. Затем углубился в чтение.

"В первое посещение Хор-Агидгада, о котором я говорил выше, ишви Щарецер просил себе большую армию, потому что до этих пор щивеатов не рождалось много. И вот идет время, и по желанию Щарецера армия его начинает расти. Щарецер снаряжает многочисленные войска. Одни города — Жаалбим и Овоф, Погбегу и Сарид — присоединяет силой, другие — Тивхаву и Цананним — с их согласия; он готовится править всей Рамаф-Лехой. И успокаивается земля от войны, но не надолго. Щивеаты, которых стало много, не могут без войны, и ворвавшись в дома, в разных местах они убивают людей, обыскивают потаенные места, взламывают запоры, все заполняют шумом и вызывают смятение. Весть о таком ужасном злодеянии быстро разносится по Рамаф-Лехе. Щарецера и всех его подданных охватывает страх.

Щарецер увидел, что, несмотря на исполненное желание, он не получил того, что хотел. Он убеждается в правильности того, что друзья говорили ему о храме Судьбы: меняя судьбу, Храм лишь делает хуже тем, кто туда обращается. Сам Щарецер, будучи деятельным, воинственным человеком, вместе со всем войском идет на Хор-Агидгад, чтобы разрушить его. Этим он хотел не только занять щивеатов, чтобы они не грабили его государство, но и уничтожить источник всякого зла, как он теперь называл Хор-Агидгад.

Оммофы, услышав, что огромное войско идет на них, нисколько не испугались, потому что знали: город надежно защищен от подобных посягательств, древняя магия защищает его, и там, где может пройти небольшое посольство, не пройдет вооруженный отряд. Но Щарецер с войском неуклонно шел вперед, разоряя попутно встречающиеся ему города и селения.

Но чем дальше он шел, тем меньше становилось его войско. Иные погибли в болотах, иные были умерщвлены дикими зверями, неизвестными в Рамаф-Лехе, иные же умерли от странных болезней. Не проходило дня, чтобы не погибало сотни или две щивеатов. Казалось, сама земля поглощает войско. Щивеаты тонули в воде и грязи, задыхались от испарений, травились едой, попадали в смертельные ловушки.

Когда вдали показались стены Хор-Агидгада, от армии, отправившейся из Рамаф-Лехи, осталась едва пятая часть, и страх напал на воинов, и они готовы были поднять мятеж, только чтобы не идти дальше.

Но Щарецер повесил несколько сотников вверх ногами, а к остальным обратился с речью..." — речь Ялмари пропустил и скользнул глазами ниже.

"Он вдохновил войско и единодушно они двинулись дальше, ибо путь их близок был к завершению. Но ночью ужас обрушился на них. Свист, и шум, и пламя. В панике вскакивали воины и убивали друг друга, пока Щарецер и тысячники его, оставшиеся в живых, не успокоили всех. И тогда встают они и видят: Хор-Агидгад горит, а уничтожают его драконы, дышащие пламенем. Всю ночь они летали над городом, и крики оттуда доносились до лагеря щивеатов. Никто уже и не думал спать, но так и стояли до утра, ожидая, чем же закончится это. На рассвете увидели они, как столбы дыма поднимаются от Хор-Агидгада, а на разрушенных стенах дремлют драконы, охраняя подступы к городу.

Тогда Щарецер отдает приказ возвращаться в Рамаф-Леху, пока драконы не проголодались и снова не отправились на охоту. А путь войска в Хор-Агидгад и обратно в Рамаф-Леху, я изобразил ниже, также и опасные места, где особенно много погибло людей.

Как бы то ни было, поход этот пошел на благо Рамаф-Лехе, ибо щивеатов после него осталось мало, и еще долго было их мало, а когда их становилось много, тогда приходилось ишви вновь начинать войну, чтобы погибли щивеаты на ней и не были они бременем для Рамаф-Лехи".

Дочитав, он подозвал Сорота и Шрама.

— Значит, так. Хроника рассказывает о том, как Хор-Агидгад пытались уничтожить. Царь обиделся на храм Судьбы и решил его разрушить. Дело так и не увенчалось успехом, город был хорошо защищен, на пути к нему армию ждало множество ловушек. Но зато воины стали свидетелями того, как город постигло проклятие драконов. Это совершенно точно Герел, потому что Жаалбим, Тивхава — это древние города Ногалы. Да и вряд ли где-то еще есть щивеаты. Тут нарисована карта, но довольно маленькая. Взгляните. Где это может быть?..

Шрам рассматривал страницу недолго.

— Если ты уверен, что это Герел...

— Уверен, — с готовностью кивнул принц.

— Собственно, на Гереле мало мест, которые похожи на то, что нарисовано. Горы... леса... — бормотал он себе под нос. — Очень похоже на Юго-восточную часть Лейна. С одной лишь разницей. Реки, особенно такой большой, там нет.

— Меня это тоже смутило, — согласился Ялмари. — Если река — это Нефтоах, то горы должны быть здесь и здесь, — он ткнул пальцем в карту.

— На Нефтоах поселения живые до сих пор. Там, собственно, город в любом случае бы заметили. Нет, это именно юго-восток, там никто не селится... Если река пересохла...

— Если бы знать точно... — принц листал книгу, пока не наткнулся на другую карту. — Что у нас тут? — вдвоем с полуполковником они исследовали ее. Сорот и не пытался изобразить интерес.

— Собственно, вот это место тебе ничего не напоминает? — полуполковник показал на разрыв между грядой гор, затем переместился правее. — Пустыня, города...

— Чарпад, Ногала, — подхватил принц.

— Теперь да. Раньше они назывались иначе. А значит здесь...

— Юго-восток Лейна, — Ялмари облегченно выдохнул. — Давай листок, я перечерчу карту, — он начал рисовать изогнутые линии гор и рек, а потом рассмеялся. — Мы сделали это. Даже не верится. И управились быстрее, чем за неделю. Завтра утром отправляемся обратно. Сегодня надо собраться.

К столу подошел Удаган.

— У вас получилось? Я был уверен, что так будет. Но мне придется задержаться. Эвилел даст вам проводника. Так что обратно доберетесь быстрее, и проблем с водой не будет.

— Жаль расставаться, — Ялмари поднялся. — Спасибо за помощь.

— Ты мне тоже помог, — ухмыльнулся Удаган, откидывая назад светлую челку. — Уж ты-то знаешь, что я ехал сюда не ради тебя.

— Надеюсь, ты тоже не напрасно приехал, — в тон ему ответил принц.

К ним вернулся Свальд.

— Я тоже остаюсь, — пряча взгляд, заявил он. — Сейчас разговаривал с Хозяйкой монастыря. Я могу погостить здесь, а позже она сообщит, могу ли я стать монахом.

— Ты хорошо подумал? — посерьезнел Ялмари. — Мне бы хотелось, чтобы ты жил в Энгарне. В столице даже. Я мог бы попросить Полада за тебя. Если ты...

— Я хорошо подумал, — перебил Свальд. — Хочешь, чтобы я стал придворным поэтом? Сочинял стихи в честь принца и его прекрасной жены? — в словах звучало столько горечи, что Ялмари пожалел, что затеял этот разговор. — Мне нечего делать в Энгарне, — Тагир повернулся и вышел.

— Так и не помирились? — спросил Удаган.

— Принц увел у него невесту, так что вряд ли это возможно, — ввернул лорд. — Вот примерно как князь увел у тебя.

— Это мы еще посмотрим, — прищурился Лев. — Бывайте. Кто знает, может, еще и свидимся...

10 уктубира, лес эйманов

— Еще раз!

Дом Беркута по-прежнему считался самым безопасным местом для встречи заговорщиков. Сегодня кроме Орла и Баал-Ханана пригласили Цовева, Калонга из дома Нетопыря и Зориллу из дома Куницы.

За последние три дня произошло несколько событий.

Сначала к Авиелу в дом ввалился Охотник и, сверкая зелеными глазищами, схватил его за шиворот:

— Где Дафан? Как ты позволил?

Каракар недоуменно взирал на Охотника. Халвард бросился к Соколу, который спустился сверху, услышав шум:

— Ты тоже ничего не знаешь, да? — все было ясно по лицу сына, поэтому Охотник отступил. — Придурки! — цедил он сквозь зубы. — Вы все придурки. Вы понятия не имеете, что делаете, а самое страшное, даже не хотите этого понимать. Ладно, продолжайте. Может, кто-то из выживших скажет вам спасибо.

Халвард вышел, хлопнув дверью, а спустя несколько часов, к нему зашел Цовев. Каждый раз, когда Авиел сталкивался с эйманом, в сердце закрадывался неприятный холодок. Цовев уехал вместе с сыном и энгарнским принцем. Но дня через три он встретил Юнко, и тот заверил, что не только не уезжал вместе с Удаганом в Песчаный монастырь, но и не знал, что такая поездка намечается. Это вызвало некоторое замешательство, но ненадолго. Ведь это не сын Баал-Ханана рисковал, отправившись в опасное путешествие неизвестно с кем. Цовев от имени Воробья заявил, что предателя они нашли. Рецепт, позволяющий управлять эймом, но становиться невидимым для Охотника, тоже. Теперь можно было готовиться к Обряду, для чего они и собирались у Беркута.

План не изменился. Они должны были войти в Ритуальный круг вратами Охотника. Дальше у них было несколько мгновений, чтобы лишить Халварда амулета — тогда никто не увидит, что происходит в Ритуальном круге. Уже после этого убить Охотника.

Второй день они пытались снять "амулет" с Алета, пока Баал-Ханан досчитает до трех. Выходило из рук вон плохо. Сокол навертел на себя кучу ткани, чтобы нападавшие эймы не поранили его. Зорилла должен был занять руки Халварда, может, ему помог бы в этом другой эйм — як. Калонг снял бы амулет с шеи. Но каждый раз присутствующие слышали одно и то же:

— Еще раз!

Они не укладывались по времени.

— У нас ничего не выйдет, — махнул Орел после очередной неудачи.

— Да, — согласился Авиел. — Амулет за что-то цепляется, и снять его быстро не удается. Надо попробовать снять амулет двумя эймами. Например, каракара и калонг...

— Нет, — быстро возразил Баал-Ханан. — Юнко и калонг. Ты нужен нам для другого.

— Интересно, для чего, — удивился Каракар. — Если сражаться с Халвардом на мечах, то Цовев для этой цели больше подходит.

— Давай не будем спорить, а попробуем юнко. Где твой эйм? — спросил он у Цовева.

Серенькая птичка влетела в столовую. Они сделали еще одну попытку, такую же неудачную, как и предыдущие.

— Пусть юнко схватит цепь не сзади, а сбоку, — посоветовал Авиел.

Они снова не уложились, но Орел выпрямился и расправил плечи.

— Может получиться. Очень даже может. Сейчас намного лучше вышло. Потренируемся еще. Можно еще и Беркута привлечь. Трое крылатых снимут шерешев амулет.

Воробей хмыкнул, а после паузы предложил:

— Давайте закончим на сегодня. Не будем злить Халварда.

— Он всегда слышит всех эйманов, — заметил Каракар. — Но не мешает нам. Он по какой-то причине не считает нас опасными, несмотря на... исчезновение предателя?

— Слышать всех — не очень хорошо, — ответил Омри. — Попробуй различить в хоре из двух тысяч голосов того, кто тебе нужен. Хотя, может оказаться, что он знает, чем мы занимаемся, и без... предателя. И умирает со смеху, думая, что у нас все равно ничего не получится. Ты хочешь выйти из игры, как Крот?

Авиел чуть не подпрыгнул.

— Крот отказался от этой идеи?

— Да, отказался, — Баал-Ханан произнес это так, что спрашивать подробности не хотелось.

— А что с предателем? — поинтересовался Алет. — Это ведь был Дафан? Где он?

— Уехал куда-то, — невинно объяснил Воробей. — Возможно, мы увидим его на Обряде. А может быть, он уже не появится здесь. У него ведь тоже есть рецепт, он знает, как стать невидимым для Охотника.

— И бросит Рену? — засомневался Авиел.

— Он красивый молодой мужчина. Найдет другую жену, как и Шишла. А об Уренчи позаботится Крот.

Каракар чувствовал, что старик врет, но возразить не мог. Халвард вряд ли бы был в таком бешенстве, если бы Еж жил, но, видимо, Воробей твердо решил сохранить тайну. Так же как и с матерью Крохаля. Авиел еще раз пожалел, что ввязался в это, но отступать было поздно. Он попал под давильный пресс, и оставалось надеяться, что дети не пострадают.

— Другие ничего не узнают о Дафане? — задал он последний вопрос.

— Нет, — подтвердил Воробей. — Так будет лучше для всех.

Тайны еще никогда не доводили до добра, Каракар это знал, поэтому всячески их избегал. Но в случае с Реной он решил не вмешиваться.

10 уктубира, Беероф

Щутела рассчитал правильно. В подвал никто не заглянул, работа дальше пошла быстрее. Элдад оживал с каждым днем. Но глаза у него сверкали так, словно он либо подхватил лихорадку, либо сильно выпил. Когда Юцалия намекнул на это, Ароди лишь рассмеялся. Но посол Лейна и сам знал: глаза сияют от азарта, от веры, что все получится. От того, что враги были так близко, но ничего не заподозрили. И совет регентов перенесли на две недели, будто специально, чтобы они успели. По его подсчетам — еще два дня и они попадут в нужный подвал.

Солдат работал без устали. Казалось, он не устает и не болеет. Да и аристократы за эти дни изменились. Мозоли огрубели, лопату они держали уже умело. Правда, Ароди и Фирхан теперь никому не подавали руки — это сразу выдало бы их с головой.

Ароди ссыпал землю в мешок. Судя по уменьшившемуся маслу в фонаре, и урчанию живота, наступило время ужинать.

— Будем заканчивать на сегодня, Щутела? — предложил Ароди. — Мы вроде успеваем. Завтра уже в подвале будем.

— Можно и заканчивать, — согласился солдат, опуская лом. — Вы идите, я тут приберусь немного и следом буду.

— Хорошо, — улыбнулся Элдад. — Только не задерживайся.

Он поднялся наверх, привел себя в порядок, приготовил нехитрый ужин. Поскольку кроме привратника он никого не держал, приходилось довольствоваться пищей, которую приносили из другого дома, а она зачастую остывала, пока они начинали есть.

— Вода в тазу в углу, — сообщил Ароди, когда появился Щутела, но солдат не торопился умываться. Он хмурился и мялся.

— Что-то случилось? — насторожился Элдад.

— Даже не знаю, как сказать, господин, — Щутела взлохматил бороду. — Вам бы самому спуститься посмотреть...

— Я только что оттуда, — рассмеялся Бернт. — Что нового я могу там обнаружить?

— А вы вот спуститесь. Может, мне и померещилось, послушайте сами.

В подвале Ароди старался не касаться стен, чтобы не испачкаться вновь.

— И что? — он недоуменно оглянулся. — Те же мешки, доски, инструменты. Что случилось?

— Вы дальше идите, — засопел Щутела за спиной. — К тому месту, где тоннель мы закончили.

Элдад нагнулся и пробрался внутрь. Когда путь приближался к концу, он замер так неожиданно, что Щутела толкнул его в спину. Граф услышал странные звуки. Вроде бы говорил кто-то, но ни одного слова он не разобрал, а потом раздался жуткий, потусторонний смех.

— Что это? — задохнулся он. — Щутела, ты слышишь?

— А то ж, — горестно вздохнули за спиной. — Я сначала уж испугался, думал, мерещится. Кайлом-то махал, ничего слышно не было, а как собираться стал... Аж мороз по коже.

— Шереш... Что это может быть?

— А вот не поминали бы вы его напрасно. Потому что кто знает... Позвать бы мага этого что ли. Может, он скажет, что тут такое?

— Хорошая идея, — согласился Элдад. — Идем в дом.

Но и поднявшись наверх, Ароди чувствовал себя неуютно. Казалось, словно то, что он услышал внизу, подбирается ближе. Аппетит пропал.

— Щутела, — обратился он к солдату, плескавшемуся в тазу. — Я поеду к Юцалии, попрошу, чтобы он вызвал Яура. Ты посторожи дом пока. А если что...

— Не беспокойтесь, господин, справлюсь, — заверил солдат.

— Отлично. Я постараюсь быстро.

Уходя, Элдад чувствовал себя почти предателем, но другого выхода он не видел. Его слова посол Лейна воспримет серьезней, чем слова простолюдина.

У посла Лейна ему улыбнулась удача: Юцалия как раз принимал Яура, только что вернувшегося из поездки. Увидев встревоженного Ароди, они посерьезнели. Он кратко рассказал о том, что произошло, и тут же вместе поехали обратно.

— Что это может быть? — спросил Юцалия довольно тихо, но Элдад все равно расслышал.

— Есть у меня мысль. И не очень хорошая, надо сказать, — заметил Яур.

В доме маг, не задерживаясь, отправился в подвал. Из-за спины Юцалии Элдад разглядел, как Яур провел ладонью вдоль стены, и она засверкала, будто крошечные сапфиры по ней рассыпали, а голоса стали громче.

— Вот ты пить здоров! — крикнул какой-то мужик и все стихло.

В полумраке Яур повернулся к Юцалии.

— То, чего я и боялся.

— То есть? — уточнил посол.

— Поднимемся наверх, — приказал маг. — Там поговорим.

Щутела уже поставил на стол бокалы и кувшин с вином. Сам тоже сел на диван.

— Так что там? — поторопил Юцалия мага, глотнувшего вино.

— Эти голоса принадлежат живым людям.

— Как это? — опешил солдат. — Быть не может!

— Очень даже может! — отрезал Яур. — Ароди, вы уверены, что нужный нам подвал пустует? Потому что если уверены, то мы попали в какое-то другое здание.

— Он должен пустовать... — растерялся Элдад. — Шереш! Надо проверить.

— Странно, что вы не проверили это до того как начать работу! — возмутился маг.

— Господин, Яур, — сухо ответил Ароди. — Я гофмейстер, я знаю, что творится во дворце. Подвал должен пустовать. И если кто-то его занял, то в обход меня. Я это выясню немедленно.

— Мало выяснить, надо чтобы его освободили, иначе все будет напрасно.

— Я займусь этим завтра же, — заверил Элдад и вспыхнул.

Теперь вся эта история казалась ужасно глупой. Как он сам не догадался проверить подвал? Почему в голову прежде всего полезла разная потусторонняя чепуха.

— А все-таки хорошо, — хмыкнул Щутела.

— Что хорошо? — встрепенулся Юцалия.

— Хорошо, что они там задержались. Что мы их первые услышали, а не они нас. С той стороны тоже могли заинтересоваться, что за стуки под землей.

— Да, нам повезло в каком-то смысле, — согласился Ароди. — Ничего. Завтра я все выясню и дня через два-три продолжим работать. Если мы вышли в нужное место, то нам осталось совсем немного.

— Мы вышли в нужное место, — заверил Щутела. — Я свое дело знаю.

12 уктубира, Чарпад

Обратный путь показался Ялмари легким. Может, потому что он уже привык к пустыне и жаре. Может, потому что присутствие проводника вселяло уверенность. Ахалия вел их никому неизвестными тропами и легко находил хоть немного воды там, где ее, кажется, быть не могло.

— Когда мы будем в Энгарне? — спросил Ялмари у монаха, когда они устраивались на дневной сон.

Тот чуть ослабил покрывало, закрывающее лицо от палящего солнца. Оно тоже было бежевого цвета. Монах отличался от любого другого путешественника. С другой стороны, притвориться монахом тоже было легко. Если, конечно, владел силой.

— Через пять дней покажутся горы, — объяснил Ахалия. На вид ему было около двадцати пяти, но Ялмари уже знал, что по внешности монахов Песчаного монастыря нельзя было судить о возрасте. Он был смугл и черноволос как большинство жителей Ногалы, но прибыл из Жен-Геди — из княжества, откуда был родом жених Хозяйки монастыря. — Как только покажутся горы, я поверну обратно, — объяснил он. — Дальше вы доберетесь сами.

— Мы доберемся на пять дней быстрее, — Шрам сел в тени верблюда. — Почему никто не ходит этой дорогой? Почему Лев нас не повел по ней?

— Потому что никакой дороги нет, — объяснил Ахалия. — Караванные пути проходят от колодца к колодцу. Их знают почти все. Монахи идут напрямик, потому что нам не нужны колодцы. Но эта дорога постоянно меняется, потому что воды тут мало, и снова она появится не скоро. Кроме нас никто здесь не пройдет. До Песчаного монастыря добираются очень немногие. Если бы четыре года назад Хозяйка не спасла эймана, вы бы нас не нашли. А если бы среди вас был маг, он бы не смог подойти к монастырю ближе, чем на юлук. Невидимый барьер отбросил бы его обратно.

— Очень гостеприимный монастырь, — негромко заметил принц.

Монах рассмеялся.

— Нам не нужны гости. И так всегда было немало желающих захватить нас.

Ялмари покосился на Герарда. С их последней ссоры в монастыре, его почти не было слышно.

— Все в порядке? — обратился к нему принц, прежде чем лечь спать в тени верблюда.

— Вполне, — снисходительно усмехнулся Сорот. — Мы живы и скоро вернемся домой. А почему ты спрашиваешь?

— Ты изменился. Почти не разговариваешь, — объяснил Ялмари.

— Надо же когда-то умнеть, — пожал плечами лорд. — Хотя я знаю, ты не веришь в то, что люди меняются.

Принц и вправду не верил.

...Ялмари должен был сторожить последним. Сначала он до боли всматривался в горизонт, вспоминая события последнего месяца. Он старался не думать об Илкер. Но в такие минуты, как сейчас, когда разум нечем было занять, а времени оставалось много, он невольно вспоминал ее и тут же охватывало неясное беспокойство. Не следовало ли отпустить ее? Утешало одно: пока она в Энгарне, ей ничего не грозит, Полад о ней позаботится. Да она и не оставила бы Ялмари, чтобы сохранить свою жизнь.

Однажды он рассказывал девушке, почему его замок называется Обитель печали.

— Этому замку уже больше четырехсот лет, — Ялмари легко придерживал ее голову на своей груди. Он очень любил, когда она лежала так. И разговаривать, когда она не смотрит, значительно легче. — По легенде его построил один из лордов Энгарна. Он любил королеву, и королева любила его. Они собирались сыграть свадьбу. Но священник предупредил, что на нем лежит проклятие предков: женщина, которую он полюбит, — умрет. Теперь уже трудно сказать, сделал ли он это, чтобы разлучить их или проклятие на самом деле существовало... Но лорд решил не рисковать. Он сделал что-то такое... чтобы королева обиделась и прогнала его. Построил этот замок. И жил здесь до самой смерти. Чтобы быть рядом, видеть ее, но не вредить. У него не было наследников, поэтому замок перешел короне. Королева узнала обо всем уже после его смерти... Вот такая грустная история, — он поцеловал ее волосы.

— Ты бы поступил так же, да? — спросила она, не глядя на мужа.

Он помедлил, потом подтвердил.

— Да. Если бы был уверен, что это не обман... Да.

— А знаешь, как появилось родовое поместье графов Меара? Знаешь, как появилась Меара? — она перебирала волосы у него на груди.

— Нет. Расскажи.

— Одна женщина по имени Меа... Она полюбила. Но ей запретили выходить замуж за любимого, пророчили всякие беды. Она никого не послушала, хотя ей пришлось уйти от родных и друзей, построить этот замок.

— Женщина, строящая замок... Это смело, — Ялмари старался сохранить серьезность.

— Да, таких случаев в истории Энгарна один или два. Лично я знаю только один, — без улыбки подтвердила Илкер.

— И злые пророчества не сбылись? — поинтересовался он.

— Не знаю, — она привстала. — Но я знаю, что Меа не пожалела о своем выборе. Я уверена в этом. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что вы дураки! — она толкнула его в грудь, будто подсказывая, кого имела в виду. — Вы думаете, что делаете нам подарок, даря долгую жизнь. Но вы дураки. Лучше короткая жизнь с любимым, чем долгая без него. Потому что эти долгие года превращаются в бесконечную пытку.

— Годы проходят, и все забывается, — убеждал он.

— Твой лорд забыл? — нахмурилась она.

Ялмари помедлил, потом вынужденно признался:

— Нет.

— Я тоже думаю, что не забыл, — согласилась девушка. — Иначе бы не называли этот замок несколько веков Обителью печали. Он не забыл, так почему вы считаете, что мы хуже? Что может забыть женщина? Что она могла быть счастливой? Вы дураки с ужасным самомнением. Лучше неделю с тобой, чем сто лет без тебя.

— Не говори так, — попросил он. — Я надеюсь, что у нас будет сто лет вместе.

— Я тоже надеюсь, — Илкер прикоснулась губами к его векам. — Но я хочу, чтобы ты знал. То, что выбрал этот лорд, — это глупый и себялюбивый выбор. Если бы он поступил иначе, он бы сделал ее счастливой хоть ненадолго. Это лучше, чем Обитель печали...

Он услышал мягкие шаги по песку.

— Не спится, Ахалия? — поинтересовался Ялмари, прежде чем проводник опустился рядом.

— Что-то не так, — встревожился монах. — Я еще не владею силой как должно, но я чувствую: что-то не так.

— А что может произойти?

— Не знаю. Племена далеко. Ногала близко, но мы не заходим на ее территорию, а они давно уже не грабят на дорогах. О разбойниках в пустыне я никогда не слышал, они предпочитают держаться ближе к путям караванов...

— Ясно, — заключил принц. — Нам что-то угрожает, но неизвестно что. В таком случае, я пока схожу, осмотрюсь.

— Опасность там, — предупредил Ахалия, показывая на северо-запад. — Будь осторожен.

— Не буди их, пока я не скроюсь из вида.

Ялмари спустился в небольшую ложбину. Убедившись, что его не видят, сосредоточился. Сердце ухнуло в груди, когда тело охватила знакомая дрожь преображения. Горячий воздух пустыни обжег ноздри. И все же, только сейчас он жил по-настоящему.

Он стоял на месте, приходя в себя, привыкая к крепкому телу зверя, к мышцам, чуть подрагивающим от переполнявшей их силы, к множеству запахов, хлынувших в легкие, сознание. Его переполняла жажда боя — только там в полной мере можно ощутить себя. Раньше с ним такое бывало лишь в полнолуние, но сейчас, видимо, сказывалось то, что он давно не обращался, а также растительная пища монастыря. Но нельзя выпускать зверя, живущего в тебе. Он не человек, но и не волк. Он оборотень.

Немного успокоившись, он повел носом, чтобы распознать запах, которого быть не должно. Например, запах... лошадей. Медленно, сдерживая себя, потрусил в ту сторону. Купцы путешествовали на верблюдах, бинеи — вилланы Ногалы — если возникала нужда, передвигались на ослах. Лошади могли быть только у щивеатов и аристократов Ногалы, которых они сопровождали. Поэтому подбираться к ним следовало очень осторожно. Ходили слухи, что воины Ногалы непобедимы...

Ялмари заметил их всего в половине юлука от стоянки. Пять мужчин в коричневых кожаных доспехах, развели небольшой костер на дне небольшой ямы. Они почти не разговаривали, до чуткого уха Ялмари доносились отрывистые реплики, но он разбирал их смысл не всегда: ногальский диалект сильно отличался от энгарнского. Пройдет еще немного времени, и две страны будут говорить на разных языках.

Но сейчас понять беседу щивеатов было необходимо. Охотились они за их небольшим отрядом? Опять ловушка Загфурана, узнавшего, где и когда они будут идти? Или же Ахалия беспокоился напрасно, и воины им не угрожали?

Прижимаясь к рыхлой земле, с торчащими кое-где высохшими клочками травы, он пополз ближе и затаился: воины как по команде повернули головы в его сторону. Блеснули желтым глаза. Ялмари оторопел: они оборотни?

Заминка продолжалась недолго. Трое, схватив оружие, бросились к нему, двое перекинулись в волков. Бежать? Но куда? Люди бессильны против оборотней, серебряного оружия ни у кого нет. Увести щивеатов дальше? Куда? Хватит ли сил? Принять бой? Слишком уж он не равный.

Он помчался прочь, на запад, туда, где далеко за горизонтом, раскинулась Аваримская гряда, которая наверняка с этой стороны зовется как-то иначе. Туда, где горы будто расступились, позволяя пройти ногальцам в Энгарн и наоборот. Этим путем когда-то прошли щивеаты, чтобы уничтожить Хор-Агидгад. Но их опередили. Ялмари мчался так быстро, как мог, хотя не испытывал иллюзий: он не успеет, если только щивеаты не отстанут. Но они не отставали — большой коричневый волк уже скалил зубы справа, слева и чуть позади тоже слышалось тяжелое дыхание. Надо остановиться. Он не быстрее их, и наверняка не сильнее, но может быть, удача на его стороне?

Резко вильнув влево, он развернулся, вцепился в плечо преследователя, тут же отпустил, повернулся к другому — не подставлять горло, не подставлять. Уйти до того, как догнали другие.

Оборотень против оборотня — так он еще не дрался. Бой в Замке фей не в счет — там силы были неравны. А здесь, если и неравны, то потому, что врагов много. Один на один он бы справился с любым.

Зубы рвут плоть, шерсть забивает рот на мгновение, кровь стекает по морде, и это нравится! Так же как и азарт боя. Не этого ли он жаждал? Осторожность уходит, о смерти не помнишь, раны не ощущаешь, есть только одно желание: драться до конца, ранить и калечить врага и если придется умереть, то умереть в битве...

...Одна лапа перебита. Он не чувствует боли, но нет уже и азарта. Только холодное безразличие и расчет: убьет еще одного, прежде чем умрет или нет?

Не успеет. И не умрет. Они щадят его, загоняют, ранят, ждут, когда он потеряет много крови и ослабеет. Больше не нападают, бродят вокруг, зализывают раны. В глазах все плывет и двоится, но он замечает, как один из оборотней вновь перекинулся в человека, достал из сумы что-то очень похожее на магический ошейник. Вот как? Плен? Ничего. Он уже был в плену. Это всего лишь значит, что у него есть шанс вернуться домой к Илкер.

12 уктубира, Песчаный монастырь

О том, что сегодня в монастырь прибывает князь Норсон, жених Хозяйки, Удагану доброжелательно поведал Жаге. Только поэтому он не стал говорить об этом с Эвилел. Она хочет сделать сюрприз. Пусть думает, что сюрприз удался.

Когда затрубили трубы, предупреждая о прибытии важных гостей, когда монастырь зашевелился, будто сонный зверь, разбуженный неосторожным охотником, он постарался держаться вдали, хотя заметил ее рассеянный взгляд, скользящий по головам подданных. Она искала его. Но он тоже умеет удивлять.

Эвилел стояла у самых дверей монастыря, в том же бежевом платье — даже по случаю прибытия жениха не переоделась. Впрочем, от этого она была еще прекрасней: ничто не затмевало ее необычной, утонченной красоты. Он любовался ею, стоя у стены, и скрывался за небольшим выступом, как только она поворачивалась, ощущая его взгляд. Справа и слева от нее до ворот стены выстроились монахи в один ряд. За их спинами другие, аккуратными прямоугольниками, чередуя женские и мужские отряды. Впервые Удаган видел всех: монастырь вмещал около десяти тысяч человек — большое хозяйство. Одна бы Эвилел не управилась. Может, поэтому за ее плечами справа и слева почтительно застыли Жаге и какая-то женщина — наверняка наставница.

Вновь затрубили трубы, но уже иначе — торжественно приветствуя гостей. Поднялись вверх ворота, и внутрь въехал отряд из двадцати человек. Князь Норсон не любил верблюдов, так же как ишви Ногалы. И любил красоту и изящество, как Сорот, прибывший с принцем из Энгарна. Он ехал в центре, но чуть впереди, на белом скакуне, покрытом золотистой попоной. Белый кафтан Норсона сливался бы с мастью лошади, если бы не отделка золотом. Прямо сияющий дух Эль-Элион. Жаль волосы подкачали — черные, волнистые они выделялись темным пятном. Его сопровождали воины — все как один на рыжих жеребцах с желтыми попонами. И одежда на них цвета ржавчины с золотом. Лошади демонстрировали хорошую выездку: тихой рысью приближались к Хозяйке монастыря, вынося переднюю ногу вперед.

Лев понемногу наливался ненавистью к показной красоте Норсона. Это сколько же он лошадей и людей дрессировал, чтобы так красиво подъехать к невесте? Ради одного лавга фанфаронства... И где он принял ванну и сменил одежду? Путешествуя по пустыне, таким чистым не останешься. Наверно, позади обоз идет с вещами, благовониями и наложницами...

Кони замерли в полулавге от Эвилел. Гости одновременно спешились, воины сомкнули ряды за спиной князя. Теперь Удаган мог разглядеть соперника лучше: смуглый красавец с утонченной, благородной внешностью. Не воин, а разряженная красавица: кафтан расстегнут, белая рубашка чуть распахнута у шеи, открывая волосатую грудь и толстую золотую цепь. В Энгарне это бы посчитали верхом неприличия.

Скользящим шагом, точно он не шел, а танцевал, Норсон направился к Эвилел, сияя белозубой улыбкой. Нет, он определенно напоминал Удагану того, кто служил утехой для других мужчин. Разве это воин? Его охрана ступала неслышно, но слажено. Вместе они остановились у ступеней.

Когда Норсон приблизился к Эвилел на три трости, Лев тоже вышел из укрытия. К девушке они подошли вместе: князь стоял лицом к лицу к ней. Удаган встал за ее спиной, оттеснив Жаге. Как он и предполагал, наставник предпочел не возмущаться, а Эвилел так всматривалась в князя, что перемещения за спиной не заметила. Зато не мог не заметить Норсон:

— Приветствую вас, прекраснейшая из женщин, — он склонился к руке невесты, но за миг до этого стрельнул глазами в Удагана — словно клинок метнул.

— Мы рады видеть вас, князь, — только Лев мог различить в этой доброжелательной фразе фальшь.

Князь не различил, он так же улыбался, демонстрируя зубы до самого горла, а взгляд вперился в Удагана. Эвилел тут же заинтересовалась, куда смотрит жених, и слегка повернула голову. Надо отдать ей должное, она сохранила полное самообладание, сообразив, что за спиной у нее эйман. И почти пропела:

— Позвольте представить вам нашего гостя, князь. Удаган Лев, глава дома Льва.

— Много слышал об эйманах, — заверил Норсон, и улыбка его теперь походила на угрожающий оскал. Удаган усмехнулся и чуть кивнул, показывая, что они друг друга прекрасно поняли. Князь был ниже его примерно на полголовы и значительно уже в плечах — это давало приятное чувство злорадства. Маленькую ложь Эвилел он простил: она хотела возвысить его перед князем — вполне невинное желание.

— Разрешите пригласить вас и дланников в трапезную. Вы устали с дороги. О делах поговорим позже.

— Благодарю, госпожа, — князь церемонно поклонился и подал руку, на которую Эвилел должна была опереться, но Лев видел — она всего лишь положила свою сверху, робко, почти со страхом. Девушка вовсе не была уверена, что поступает правильно, отдавая себя во власть Норсона. К сожалению, он не мог предложить ей руку сейчас, но он мог просто быть рядом. Поэтому на пиру, где присутствовали те монахи, что пробыли в монастыре более десяти лет, он занял место слева от девушки.

Обед превратился в пытку. Князь ухаживал за Эвилел, всячески стараясь подчеркнуть, что она принадлежит ему, хотя формально это было не так. Девушка смущалась и старалась отстраниться. Удаган молился, чтобы у него хватило выдержки не устроить драку.

Терпение закончилось у Эвилел.

— Если вы насытились, князь, я хочу предложить вам отдых с дороги. В ваших покоях вы найдете ванну с водой и чистую постель.

— Что вы, госпожа, — возразил угодливый князь. — Рядом с вами проходит любая усталость. Смею заверить, мне не нужен дневной отдых.

— Тогда я вынуждена попросить у вас прощения. Но мне дневной отдых необходим. Иначе развлекать вас беседой до вечера, как полагается невесте князя. Вы позволите мне оставить вас? — церемонно произнесла она.

— Как я могу удерживать солнце? — сверкнул улыбкой Норсон. — Я не посмею. Это было бы святотатством, — он снова поцеловал ее ладонь.

— Благодарю, князь, — Эвилел поднялась.

Удаган хотел было последовать за ней, но девушка так посмотрела на него, что он тут же осел на стуле. Только проводил ее взглядом.

Как только Эвилел скрылась из вида, улыбка с лица Норсона исчезла.

— Вы приглашены на свадьбу? — он смаковал вино и даже не взглянул на собеседника.

— Нет, — Удаган с хрустом сжал кулак и добавил: — Пока нет. Хотите пригласить?

Вот теперь князь не выдержал и развернулся к нему всем телом, щека у него подрагивала. Будь они не в монастыре, он бы схватился за меч. Удагана же подобное бешенство смешило: ах, как он не уверен в своих силах! Но готов сражаться за невесту, потому что она ему нужна. Нужна! Не как женщина. Женщин он себе много разных найдет. Нужна для чего-то иного. Его воины, которых Эвилел назвала дланниками, заметив состояние господина, прекратили есть и смотрели на возвышение, ожидая движения бровей, чтобы броситься на хама. Но князь расслабился.

— Знаешь, почему ты так дерзок? — вкрадчиво поинтересовался он. — Потому что она тебе не достанется. Ты как дворовая собака: лаять много можешь, да укусить — цепь коротка. И когда прикажут — уйдешь в будку.

Удагану пришлось собрать волю в кулак, чтобы не ударить в эту ухмыляющуюся рожу, вбить эти белоснежные зубы ему в глотку, чтобы кровь брызнула...

Неизвестно, чем бы закончился их диалог, если бы в зал снова не примчалась Эвилел.

— Удаган, принца пленили! — выкрикнула она и осеклась, заговорила торопливо и взволнованно. — Простите, князь. Около недели назад Лев привел сюда энгарнского принца, ему были нужны некоторые книги. Недавно он отправился обратно, но... он не дошел до дома. Его пленили. Но этого не должно было произойти! Он должен попасть домой, это очень важно. Мне нужна ваша помощь!

Мужчины встали: оба приняли этот призыв к себе.

— Я исполню любую вашу просьбу, госпожа, — почтительно склонился Норсон. — Дланники к вашим услугам.

— Благодарю, князь, — Эвилел успокоилась. — Но боюсь, без помощи Льва мы не сможем найти его. Я хочу попросить, — обратилась она к Удагану, — чтобы ты тоже поехал с нами.

— Конечно, — с готовностью откликнулся он.

— Благодарю, — повторила девушка уже для него. — Нам надо выехать немедленно. Простите, князь, что лишила вас отдыха.

— Я воин, — многозначительно возразил он. — Я могу не отдыхать очень долго. К тому же — вы едете с нами, а вы — несете покой и отдохновение.

Льву ужасно хотелось придушить Норсона, чтобы он перестал говорить эти душистые глупости, но приходилось держать себя в руках. И еще долго придется держаться.

— В таком случае мы выезжаем через четверть часа, — завершила разговор девушка и выбежала из зала.

— Какое многообещающее путешествие, — Норсон потер руки друг о друга.

Опасаясь за свое самообладание, Удаган предпочел покинуть трапезную. Поездка и впрямь многообещающая: за стенами монастыря уже можно будет не так сдерживаться.

13 уктубира, южная окраина Ногалы

Наконец Загфурана ждала приятная новость. Акурд доложил, что принц захвачен в плен и надежно спрятан в холмах, отделявших Ногалу от Чарпад. По его повелению его могут убить или оставить в живых...

— Пусть отхи ничего не делает, — отдал Загфуран приказ. — Я отправляюсь немедленно, она пусть ждет там.

Перед тем как вновь отправиться в пустыню, маг еще раз посетил минервалсов в Кашшафе. То, что они доносили, тревожило, но не слишком. Среди сторонников церкви Хранителей Гошты вновь началось оживление. Вроде бы даже они готовились поднять мятеж. Как только нечто важное произойдет в столице. Но вот что именно должно произойти? Неужели покусятся на мальчика-короля? Более, чем странно. Особенно, если учесть, что другого законного наследника нет. Больше всего в этом минарса волновала роль Тазраша. Если что-то затевает герцог, то вполне вероятно, заговор зреет против Загфурана. Но как он мог? Или заклятие, которое он наложил не подействовало?

Есита ожидала мага рядом с клеткой: такая же ослепительно красивая и почти обнаженная. Нельзя же в самом деле назвать одеждой почти прозрачную ткань и обильные жемчужные ожерелья. В Ногале жемчуг ценится едва ли не дороже бриллиантов — выход к океану страна получила, но жемчуг почти весь находили у побережья княжества Жен-Геди, — небольшого, но очень зубастого. А нынешний ишви предпочитал договариваться, а не воевать.

— Где он? — подскочил к девушке Загфуран.

— Добрый день, маг, — лишь по чуть скривившимся губам можно было заметить, что отхи недовольна. — Я сделала то, что ты просил.

— Да, благодарю. Добрый день, — недовольно пробурчал он. — Что-то не так?

— Ты должен решить его участь скорее. Я не могу долго задерживаться здесь. Если ишви узнает, что я действовала без его ведома... Если он отречется от меня — я умру. Отхи не живут без ишви.

— Как же не живут? — удивился Загфуран. — Вы же не так долго с ним. Отхи рядом только пока молоды...

— Ишви должен отпустить, а не отречься. Одна приходит — одна уходит. Так всегда. Если отречется — я умру.

— Кто тебе сказал? — усмехнулся маг. — Заморочили вас, запугали. Не волнуйся. Я обещал помочь и я помогу.

— Есть еще одно... Полотно меняется каждый день. Трудно уследить за утком. Хозяйка выходит замуж. Князь приезжает к ишви. Решай участь принца быстрей, потом будет поздно.

— Началось, — нахмурился минарс. — Снова будешь загадывать загадки? Я и сам знаю, что надо быстрей. Только не могу разобраться: хранит его Эль-Элион, потому что он еще не сыграл свою роль полностью, или же Эрвин вмешивается. Эрвина мне очень надо вычислить. Дня три подождем. За три дня ничего не случится?

Отхи наморщила лоб, будто рассматривала то, что недоступно простому взору.

— Князь будет у ишви через восемь дней. Три дня у тебя есть, маг.

— Вот и прекрасно. Так где он?

Отхи показала на клетку, и только теперь Загфуран заметил, что там лежит окровавленное тело.

— Что это? — неприязненно скривился он. — Что ты с ним сделала?

— Он сражался. Убил двух щивеатов. Но он не умрет, если ты не скажешь убить его. Он оборотень. Живучий.

— Хотелось бы верить, — посомневался Загфуран. — Почему у него нет охраны? Если живучий — придет в себя и сбежит.

— Щивеаты не могут сторожить его, — пояснила отхи. — Двоих убили. Если не вернутся пятеро — забеспокоятся. Я наложила заклинание. Заклинание будет охранять его. И клетка. Ее привезли специально. Я приказала.

— Заклинание может помешать мне найти Эрвина, — недовольно проговорил маг. — Что за заклинание?

— Оно не помешает, — успокоила отхи. — Оно не снаружи — внутри. Если сбежит — его убьют.

— Что же это за заклинание такое необычное? — Загфуран провел рукой рядом с клеткой. Ничего не почувствовал. Кажется, отхи права: заметить заклинание снаружи было невозможно. — Хорошо, будем надеяться, что оно не помешает. Тебе лучше уйти. Я попробую найти Эрвина. Моя магия может поранить тебя.

Как только отхи скрылась из вида, маг закрыл глаза и стал плести заклинание. Добираясь до этого места, он вдоволь поохотился и сила била в нем через край, жаль, что от чесотки это не избавляло. Он заранее размышлял, как лучше вычислить Управителя Гошты. Прошлая попытка не удалась, но он полез слишком уж напролом. На этот раз он раскинул над клеткой невидимую сеть. Если кто-то попытается спасти или освободить принца с помощью магии — сеть не затянет его, но тихонько "зазвенит" давая знать об этом Загфурану. А главное, оставит на Эрвине или любом другом не снимаемый след, по которому можно будет вычислить мага, даже если он захочет скрыться в других мирах.

Плетение сети — занятие не из легких. С мелкими ячейками он не управится и за неделю. Если же они будут велики — умелый маг сумеет скользнуть сквозь них. А еще надо сделать ее невидимой для прощупывания, иначе клетку с принцем обойдут десятой дорогой. Хотя, если этот оборотень для чего-то нужен Эрвину, он рискнет...

Когда работа была закончена, с Загфурана лил пот. Тело страшно чесалось и снова хотелось крови. Он немного полюбовался на созданное им творение — сеть он смог сделать так, что замечал ее лишь тот, кто создал. Либо тот, кто обладал похожей кровью. То есть, если здесь окажется маг-вампир, — он ее различит. Остальные не заметят, пока не коснутся. Люди могут преодолеть ее беспрепятственно. Если Ялмари задумает уйти — сеть его не удержит. Тут оставалось надеяться на заклинание отхи. Но люди принца не найдут. Кому придет в голову искать его среди древних могильников? Надежда у несчастного — Загфуран скривился — только на Эрвина.

Он имел возможность поохотиться. Сеть подаст знак, как бы далеко он ни находился. В крайнем случае он переместится прямо к клетке, чтобы "поймать" Управителя. Местность он теперь знает, так что проблем это не составит.

Горячее солнце, казалось, выжигало сознание. Даже сквозь прикрытые веки оно светило слишком ярко. Он бы закрыл лицо, перевернулся на спину. Если бы мог.

Его облили водой, и раны чуть затянулись. Но поить его никто не собирался. Потому что на самом деле они не собирались его спасать, они чуть отсрочили его смерть. Он как наживка, маленький червячок, для того чтобы поймать огромную рыбину — Золотого Эрвина. Он слышал беседу — Загфуран стоял близко к клетке, да он и не старался говорить тихо. Зачем? Все равно оборотень скоро умрет. Интересно, получится у мага поймать Управителя?

Не надо бы, чтобы получилось. Он умрет, но еще есть Илкер, родители, сестра... Будь у него чуть больше сил, он бы волновался по этому поводу. Но сейчас охватило вязкое безразличие, когда хочется одного: чтобы скорее угас этот сумасшедший свет, чтобы было не так жарко, чтобы... умереть.

Это малодушно. Неправильно. Он должен бороться и еще чего-то должен. Но он ничего не мог с собой поделать. Ялмари впервые пожалел, что не родился человеком. Человек давно бы умер, а не поджаривался медленно на солнце несколько дней к ряду.

Да еще странное заклинание — если он сбежит, то умрет. Принц не помнил, когда Есита наложила его. Наверное, был без сознания. Но он считал это явно излишней мерой предосторожности. Зачем тратить волшебную силу, когда есть раны, солнце, мухи...?

Неизвестно, интересен ли он Эрвину, нужен ли для чего-то, но совершенно точно он понравился мухам. К ослепительному свету, режущему глаза, добавилось назойливое жужжание. Хорошо, что он не чувствовал их, но теперь он начал мечтать хотя бы о том, чтобы потерять сознание и получить покой.

Но это желание, исполнившись, обмануло, как и остальные. Он терял сознание, но при этом не получал ни покоя, ни отдыха. Казалось, на мгновение гасло солнце, а затем все начиналось сначала: жара, жажда, свет, мухи...

Затем в сознании все спуталось. Ялмари четко осознавал, что все, что он видит вокруг — нереально. Но при этом умудрялся разговаривать со своими видениями.

Мухи выросли, стали похожими на упитанных лесных кабанчиков, они садились на грудь, так что становилось трудно дышать, и объясняли ему, что сопротивляться бесполезно, дня через два его убьют. Ялмари заявлял, что таких огромных мух не бывает, а если и бывают, то они не умеют говорить. И вообще если уж он бредит, то желает видеть что-то более приличное, чем гигантские мухи.

Его требование немедля исполнялось. Он висел на крючке посреди жидкого огня. Из вздымающихся к небу языков пламени выплывал гигантский карась, и заявлял, что он не кто иной, как Золотой Эрвин и приплыл сюда, чтобы сожрать принца. Ялмари сначала объяснял, что, конечно, готов быть съеденным, лишь бы не было так жарко, но лучше бы Золотой Эрвин этого не делал, потому что где-то там, на берегу, притаился Загфуран с гарпуном и непременно убьет карася-Эрвина еще до того, как принц переварится у него в желудке. Но тут же убеждал рыбу, что Управитель вовсе не карась, просто у него, Ялмари, бред, что Эрвин совсем другой, поэтому карась может убираться к шерешу: все, чего он хочет, это немного покоя, пусть и на крючке посреди пламени...

Видения сменялись одно другим, каждое все причудливей, но при этом непременно переплетающееся с реальностью.

А потом пришла Илкер. Серьезная и печальная, она склонилась над ним и поцеловала в запекшиеся губы. Ялмари будто дотронулся до льда, а не до девичьих губ, но сейчас это было приятно. Он хотел попросить лечь с ним рядом: он горит, она мерзнет, вместе им будет хорошо — но передумал.

— Уходи, — попросил он, с трудом справившись с распухшим языком. — Я тебя убью. Уходи, пожалуйста.

— А может, я хочу, чтобы ты меня убил? — возразила девушка и снова его поцеловала.

14 уктубира, Чарпад

По пустыне Эвилел путешествовала в мужской одежде. Вернее, в одежде, похожей на мужскую, — такие штаны, разлетающиеся веером как юбка, ни один монах-мужчина не носил. Она сидела на верблюде очень прямо, голову закутала в песочного цвета бурнус, так что не видно было светлых волос, лишь черные глаза сверкали, когда она оборачивалась. Но Удаган старался на нее не смотреть. Каждое ее движение сводило с ума, бросало в жар. Одна посадка на верблюде по-мужски, чего стоила.

Хозяйка монастыря словно специально старалась держаться между князем и эйманом. Причем с князем она мило беседовала, а к Удагану обращалась коротко, по делу. Но он действительно знал ее. Глаза Эвилел говорили гораздо больше ее слов. Поэтому он подыгрывал ей.

Князь по случаю похода переоделся. Лев признал разумность этого: белая одежда для путешествия не годилась, а вот та, в какую были одеты дланники — ржавого цвета — очень даже. Но то, что Норсон в пути вел себя значительно скромнее, чем на приеме в монастыре, не требовал особых преимуществ по сравнению с дланниками страшно раздражало. Раздражало, потому что так приятно было думать, что соперник — всего лишь разряженный павлин. И так мерзко осознавать его достоинства. Впрочем, у него, как и Эвилел, еще была возможность и разочароваться. Но пока что князь вел себя безупречно: галантно по отношению к невесте, безразлично по отношению к эйману, по-дружески с воинами, почтительно с монахами.

Они двигались довольно быстро. Верблюды в монастыре были выносливые, а может, их подпитывала магия. Лев держался чуть в стороне, но прислушивался к беседе.

— Чем так важен этот принц, что вы поспешили его спасать? — бархатный голос князя создан, чтобы обольщать женщин. Он говорит так, точно воркует с любовницей, а не обсуждает что-то важное. Только Эвилел на это обаяние не поддается, отвечает ровно и холодно.

— Простите меня, князь, но я... не знаю. Я не знаю, что произойдет, если он погибнет. Но это будет что-то страшное. Он не должен погибнуть. Вернее, не должен погибнуть сейчас, в пустыне. Я не могу этого объяснить.

— Не надо ничего объяснять, — остановил ее Норсон. — Я доверяю Хозяйке монастыря, в жилах которой течет истинная кровь. И готов повиноваться вам во всем... Но у меня есть одна просьба...

— Да, князь, — без излишнего рвения отозвалась Эвилел.

— Называйте меня по имени. Я не могу рассчитывать на то же позволение с вашей стороны, по крайней мере до свадьбы. Но прошу сделать мне такой подарок: обращаться на "ты" и по имени.

— Хорошо... Корд, — имя прозвучало отстраненно. Когда Эвилел обращалась к Удагану, ее тон был совсем иным. Но князь этого не заметил.

— Благодарю, госпожа, — просиял он.

Дланники тоже сменили лошадей на верблюдов — иначе бы они всех задерживали. То и дело кто-то из них уезжал вперед, а потом возвращался и докладывал об увиденном Норсону на быстром певучем языке. До сих пор Удаган был уверен, что в Жен-Геди тоже говорят на одном из диалектов герельского. До сих пор он лишь в племенах Чарпад да на других материках слышал другие языки.

Эвилел будто прочитала его мысли — она всегда слышала его, даже если он не произносил вслух ни слова. И он ее тоже.

— Жители Жен-Геди не всегда жили в Гереле?

— Нет, госпожа, — охотно откликнулся князь. — Вам непонятен наш язык? В Гереле на нем говорят только в Жен-Геди. Но вроде бы он близок языку Бакане.

— Вы не похожи на баканцев, — не удержался Удаган.

Князь тут же словно закаменел, подбородок чуть вскинул.

— Я и не утверждал, что мы похожи на баканцев. Но легенда гласит, что мы покинули Бакане тысячу лет назад.

— Я читала эту легенду, — Эвилел пыталась смягчить их диалог, чтобы он не перешел в ссору, но Лев заметил, что она больше ни разу не назвала князя по имени. — Но мне странно, что за столько времени вы не переняли ни язык, ни обычаи у ближайших соседей.

— Трудно перенять обычаи и язык тех, с кем постоянно воюешь, — тут же смягчился Норсон. — Лишь Овед-Едом, последний ишви Ногалы, не покушается на Жен-Геди. А до тех пор, я не встречал ни одной летописи, где не рассказывалось бы о нападении и попытке уничтожить нас.

— Но ведь и вы тоже воевали? — лукаво поинтересовалась девушка. — Я имею в виду, не только на Жен-Геди нападали, но и наоборот...

— Вы абсолютно правы, — легко согласился князь. — Но теперь уже трудно понять, кто виноват в этом. Ишви утверждают, что хотят вернуть исконные территории, наши князья утверждали, что Жен-Геди занимало все побережье и восточную часть Ногалы, и что они воюют за свои земли...

— Заблуждаются и ишви, и князья, — как можно мягче заметила Эвилел. — Но не будем сейчас об этом. Кажется, ваши... твои дланники, что-то нашли? — она всмотрелась во всадника, вновь торопившего верблюда к господину.

Они коротко переговорили. На этот раз Удаган уловил знакомые имена в речи.

— Они нашли монаха Ахалию, полуполковника Шрама и лорда Нево, — перевел Норсон. — Принца нет. О том, что случилось, Ахалия расскажет только вам.

— Тогда едем скорее, — Эвилел устремилась вперед.

Когда они подъехали ближе, Ахалия бросился к госпоже, Шрам сдержанно кивнул эйману — он будто обвинял Удагана в исчезновении принца. Сорот сделал вид, что знакомых не увидел. Льва это позабавило. Он подумал, что если вот так же столкнется где-нибудь с князем, тот, пожалуй, тоже равнодушно отведет глаза: аристократ эйману не ровня...

Дланники споро ставили шатер. Эвилел благосклонно обратилась князю:

— Корд... — имя явно далось ей с трудом. — Ахалия хочет побеседовать со мной наедине, но у меня нет секретов от... тебя, — и опять запнулась. Бедная ты бедная, куда же ты лезешь? Девушка чуть помедлила и повернулась к Удагану. — Ты тоже послушай, пожалуйста.

И вот теперь он догадался, почему князь попросил называть его по имени: хотел сравнять шансы. Пусть попробует.

Он прошел мимо двух воинов, замерших на страже у входа в шатер, склонившись, откинул полог. В царившем полумраке Эвилел сидела на шкурах, поджав ноги под себя, и ему потребовалось время, чтобы перевести дух. Любые мелочи выводили его из себя. Как обычно он занял место слева от нее, Ахалия сел напротив.

— Рассказывай, — велела Эвилел.

— Четверо суток назад, — монах обращался только к Хозяйке, — я почувствовал опасность и сообщил об этом принцу. Он тогда стоял на страже. Он отправился разведать. Просил, чтобы за ним никто не ходил. Но когда он не вернулся через час, Шрам вызвался поискать его, заявил, что на него возложена охрана принца, что ему позволено идти за ним. Лорд присматривал за верблюдами, мы пошли пешком. То, что мы обнаружили... было странным. С определенного места следы человека обрывались и появлялись волчьи, — Ахалия выжидающе подождал.

— Я знаю, что такое возможно, — заверила Эвилел. — Мы все знаем.

Монах облегченно продолжил.

— Полуполковник тоже не удивился. Мы шли по волчьим следам до места, где незадолго до того находился чей-то лагерь. Я без труда опознал стоянку щивеатов — только они такие делают. Конечно же, их следы тоже скоро стали волчьими. Они преследовали принца, мы нашли место битвы. Видимо, принц убил двоих, но их тела щивеаты забрали. Мы шли дальше по их следам — они снова стали человеческими. Следы вернулись к стоянке, там щивеаты оседлали лошадей и поехали в сторону Ногалы. Но примерно через лавг их след пропал, будто дальше они скакали по воздуху.

— Магия отхи, — объяснила Эвилел. — Благодарю тебя, Ахалия. Можешь идти.

Монах вышел. Они посидели в тишине, затем князь нарушил молчание.

— Итак, мы спасаем принца-оборотня, который чем-то помешал Ногале.

— Что если ишви ни при чем? — сдвинула брови девушка. — Но мы не узнаем об этом, пока не побываем там... — она собиралась с духом, затем повернулась к Норсону. — Корд, теперь у меня есть просьба, но гораздо более обременительная, чем твоя.

— Я слушаю вас, госпожа, — почтительно склонился он.

— Я прошу тебя встретиться с ишви и узнать, что происходит. Если Овед-Едом пленил принца намеренно, то убеди его, что смерть Ллойда губительна и для его страны, и для всей Гошты. В конце концов, пусть возьмет с него клятву вернуться, когда он сделает то, что должен сделать. Попросит выкуп. Что-нибудь можно придумать, правда? Если же кто-то действует за спиной ишви, пусть он накажет наглецов. Но принца необходимо спасти. Ты можешь сделать это для меня, Корд?

Князь взглянул на нее, затем на эймана. Злая усмешка скользнула по лицу, но он тут же прикрыл ее ладонью, делая вид, что потирает щеку в раздумье.

— У меня назначена встреча с Овед-Едомом, но она должна была состояться через неделю. И, как вы понимаете, госпожа, должна была состояться несколько иначе: не на верблюдах и не в походной одежде. Даже дары не взял, — на этот раз его взгляд скользнул сначала по Удагану, а потом по Эвилел.

— Корд, я понимаю, что не имею права просить тебя...

— Ты имеешь право... просить, — прервал Норсон, неожиданно переходя на "ты". Выждал, не возникнет ли возражений и, убедившись, что их не последует, завершил. — Ты можешь просить и о большем. И я сделаю все, о чем ты попросишь, моя невеста. Мой долг — исполнять твои желания, — он взял ее ладонь и поцеловал с показной нежностью. — Но как я могу оставить тебя без защиты? Что если опять нападут щивеаты?

— Со мной монахи, — успокоила его девушка. — Нам не страшны воины Ногалы и отхи, если она одна.

— В таком случае я спокоен, — легкая горечь слышалась в его словах. — Я поеду к ишви.

— Благодарю тебя, — с теплом ответила Эвилел.

— Скажу своим собираться, — Норсон покинул шатер.

Эвилел и Удаган вышли вслед за ним. Девушка старалась держаться ближе к князю, пока он наблюдал за действиями дланников. Лев наоборот отошел в сторону, будто его происходящее его вовсе не касалось. Но слова девушки, сказанные князю на прощание, он услышал.

— Береги себя, Корд, — ладонь легко коснулась рукава князя. — Пока ты не стал моим законным супругом, моя магия не защитит тебя. И я не знаю, что тебя ждет, угрожает ли тебе что-то.

— Не волнуйся, — улыбка князя была чуть скептической. — Я вернусь к тебе. Свадьба состоится в назначенный срок, — он забрался на верблюда. — До свидания, Эвилел, — и, уже не оглядываясь, поехал во главе отряда.

Вскоре, кроме висевшей в воздухе пыли, ничего не напоминало о дланниках.

Эвилел взглянула на эймана, но тот демонстративно отвернулся.

— Эйм может найти принца? — спросила она с досадой.

— Безусловно, — заверил он. — Пусть монахи готовятся к дальнейшему пути, мы поедем следом, иначе можем опоздать, и вся Гошта отправится к шерешу, — закончил он с сарказмом.

— Мне не понятно, чему ты смеешься, — сдержанно поинтересовалась девушка. — Не веришь, что Гошта может погибнуть?

— Верю. Я верю каждому вашему слову, госпожа. Не будем тратить времени.

Уже через четверть часа они тоже отправились в путь. На этот раз вел эйман, он был холоден и отстранен. Люди — Шрам и Сорот — держались в конце небольшого каравана, но Удаган окончательно потерял к ним интерес. Со своими бы проблемами разобраться.

Они отправились на закате. Когда наступила ночь, Эвилел не выдержала и подъехала ближе ко Льву.

— Ты не разговариваешь со мной? — поинтересовалась она как можно безразличней.

— Почему же... разговариваю, — небрежно повел он плечом.

— Тебя что-то задело? Я специально отправила князя...

— Зачем ты вообще его брала? Он нужен был, как льву пучок сена.

— То есть я должна была бросить жениха и отправиться в путь с тобой? Так я должна была поступить?

Удаган вспылил:

— Господи, Эвилел, ты вообще соображаешь, что ты делаешь? Как ты можешь выходить замуж, за этого... Ты не любишь его. Он тебя не любит! Подумаешь, сделал одолжение — перенес визит к ишви на неделю и обошелся без демонстрации выездки своих жеребцов. Но ведь выставил это как величайшее благодеяние! Как ты можешь...?

— Очень просто, — с вызовом ответила девушка. — Очень легко и просто, Ле. Так ведь намного спокойней, когда нет любви. Я не люблю его, он не любит меня. Все, что он для меня делает, — очень много. Все, что я для него, — еще больше. Мы не ожидаем друг от друга многого и довольны малым. Это... не больно. Это то, чего я хочу.

— Боишься любви, потому что она причиняет боль? — подвел итог эйман. — Как ты можешь знать, что больно, а что нет? Ты ведь не пробовала поверить мне. Ты считаешь, быть со мной — больно. А плакать всю жизнь в подушку, сетуя: почему рядом этот мужик, который, может, не самый плохой, но не тот! Это не больно? Это легкий путь, по-твоему?

— Хватит об этом, — устало завершила разговор девушка. — Слишком много причин, почему у нас с тобой ничего не получится. И не могло получиться. Никогда. Свадьба состоится в назначенный срок. Но я хочу провести эти дни так, словно ее вовсе не будет, понимаешь? Я отправила Корда, чтобы мы с тобой могли общаться как прежде, без оглядки на его придирчивый взгляд. И будь любезен, не порть мне настроение.

— Ты быстро привыкла называть его по имени. Поначалу тебе это с трудом давалось, — не удержавшись, поддел Удаган.

— К этому действительно быстро привыкаешь, — устало заметила Эвилел. — Ты даже не представляешь, как быстро.

16 уктубира, Римнон-Фарец, Ногала

Улицы города дышали не только чистотой, от них веяло древностью. Корд Норсон не в первый раз был здесь, и столица Ногалы всегда походила на пожилую королеву. Она уже не молода, но полна сил, и готова показать зарвавшимся выскочкам свою власть. А зарвавшиеся выскочки — это они, посольство Жен-Геди. Княжество историю имеет куда меньшую, по крайней мере, в Гереле. До сих пор Жен-Геди не могло себе позволить такую роскошь. Не потому, что не хватало денег, а потому, что их замки, как и монастырь, строились прежде всего для обороны. И старые, если перестраивались, то чтобы укрепить, а не украсить. Хорошо, что Ногала успокоилась, будто сытый барс. Но кроме нее есть еще "акулы" с другого материка, тоже хорошо знающие океан. Земли им не нужны, а вот корабли, золото, которыми богато княжество, очень даже. Если бы им удалось расширить владения, отступить вглубь материка, не опасаясь удара в спину, пожалуй, жители княжества жили бы иначе. Завели бы больше коз, разбили бы сады и виноградники... Но плодородных земель почти нет. И одна надежда: свадьба с Хозяйкой монастыря даст ему силу, можно будет разговаривать с Овед-Едомом другим тоном.

Ишви воевать не хочет, да и Норсон не очень к этому стремится, но если властитель Ногалы окажется непреклонным, то воевать Жен-Геди будет. Это раньше не было шансов справиться с щивеатами: как бы сильны ни были его воины, щивеаты были равны им, но превосходили числом, потому и побеждали почти всегда. Но когда он женится, его воинов будет защищать магия монахов монастыря и истинной крови, как ишви и щивеатов защищает магия отхи. Вот тогда и посмотрим, кто сильнее.

Верблюды мягко ступали вслед за пятеркой щивеатов, сопровождавших их к Фаанаф-Силому, не дворцу, а целому городу в центре столицы Ногалы. Иногда князь завидовал ишви: он мог без опаски принимать почти любого, отхи предупредят и защитят. Он же лишен настоящей защиты. Если Овед-Едом задумает нарушить данное слово и убить его, ничто ему не помешает. Они, конечно, уничтожат кого-то из щивеатов, но выбраться все равно не смогут. Поэтому хотелось въехать в Римнон-Фарец на лучших лошадях и в лучшей одежде. Кому-то казалась смешной его гордость, но без внешней пышности, он становился нищим, пришедшим выпрашивать милости с господского стола. Но он унизил себя. Ради нее.

Нежная белая кожа, светлые, искрящие на солнце волосы, брови-птицы и глаза омуты... Она вставала перед ним как наяву, едва он вспоминал имя — Эвилел. Эви... Прекрасная и гордая невеста князя Норсона.

Некоторые поговаривали, что он женился бы и на горбатой старухе, лишь бы в ее жилах текла истинная кровь, но это была ложь. Когда Жаге впервые явился с необычным предложением, он отнесся к нему с настороженностью, несмотря на выгоды, которые сулил этот союз. И показанный портрет невесты не очень-то вдохновил: знал он этих живописцев — что ни принцесса, то божественное совершенство, словно к королевской крови обязательно прилагались гармоничная фигура и правильные черты лица. На самом же деле, рисуя портрет, художник помнил о палаче и предпочитал польстить.

Но когда он впервые прибыл в монастырь и увидел ее на возвышении, так же как в этот раз, он убедился, что Эль-Элион сделал ему несказанный подарок. Вот эта красавица, умеющая быть кроткой и властной, скрывающая за холодностью страсть, хочет быть его женой? Если бы он встретил ее раньше, добивался бы во что бы то ни стало. Истинная кровь и монастырь были, разумеется, приятными дополнениями, повышавшими "стоимость" девушки запредельно. Но если бы этого не было, все равно обладание такой женщиной делает честь князю...

Он постарался скрыть свои чувства, и ему это удалось. К чему показывать, что очень заинтересован? Об этом говорит уже то, что он не отложил свадьбу надолго. Если женщина сознает власть над мужчиной, она порой злоупотребляет ею. Как Эвилел помыкает эйманом. Ведь ясно: как бы дорог ни был ей этот великан, замуж за него она не выйдет. Но при этом Эви не прогоняет его, держит при себе как... пса. Именно как пса, он это сразу понял.

Мысль о том, что эйман делит с ней ложе, выводила из себя. Успокаивало одно: это ненадолго. Ненадолго. После свадьбы он увезет ее в Жен-Геди, и убьет каждого, кто захочет с ней сблизиться больше положенного. Эви будет принадлежать ему, и он позаботится о том, чтобы девушка забыла обо всех мужчинах, бывших прежде, сколько бы их ни было.

Норсон глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Он бы убил эймана в первый же день, если бы не знал, что этим потеряет Эви навсегда. Мертвые почему-то помнятся дольше, чем живые...

Тут же усмехнулся: кто-то посчитает, что, отправляясь в Ногалу, он и сам пляшет под флейту вертлявой девицы. Но он поехал потому, что сам так решил. Невеста хотела побыть наедине с эйманом? Пусть будет так. Может, этот верзила настолько же глуп, насколько громаден. За эти два дня он чуть не прожег дырку в платье девушки ревнивым взглядом. Теперь он начнет выяснять отношения, а это вряд ли прибавит ему расположения. В этом случае терпение и свобода выбора едва ли не лучшие союзники: чем крепче держишь, тем сильнее птичка хочет улететь. Да и в любом случае... пусть потешится последние деньки. Это отравит ему всю оставшуюся жизнь.

Перед белоснежными ступенями они спешились. Поднимались вверх, ступая вместе. Говорят, ишви и отхи составляют одно целое друг с другом. Говорят, щивеаты повинуются отхи, будто девушки — голова, а они — тело. У него с дланниками было похожее единство, но без всякой магии. Таков закон Жен-Геди: будущий князь растет вместе с дланниками, тренируется вместе с дланниками, пиршествует вместе с дланниками, советуется с дланниками... Пожалуй, только женщин они не делят. Но за долгие годы они становятся одним: он — голова, они — тело. Но по собственному желанию. Князь и дланники не обидят друг друга и отдадут жизнь, если потребуется. Даже женится князь последним, чтобы дланники взяли себе невесту по душе, и князь ни у кого не встал на пути... А потом в их семьях родятся мальчики, и вновь буду расти вместе с наследником. Воином Жен-Геди мог стать любой, владеющий мечом, но быть так близко к князю могли лишь избранные. За страшное преступление могли изгнать дланника и лишить звания. За особые заслуги могли на его место взять кого-то другого. Но уже сотни лет не было подобного в Жен-Геди. Потому что князь — голова, дланники — тело. Потому что князь и дланники не обидят друг друга и отдадут жизнь, если потребуется...

Резные двери распахиваются, они идут вереницей пустых комнат. Когда начинает казаться, что они попали в нескончаемый лабиринт, вновь открываются двери, и они видят ишви, возлежащего на тахте в окружении полуодетых девиц. Князь кивает в знак приветствия, воины опускаются на колено на мгновение. Он смотрит на Овед-Едома. С усмешкой отмечает недовольство на лицах отхи: если они получают силу от мужского вожделения, то сейчас им досталось немного. В Жен-Геди любят женщин, но не шлюх, выставляющих себя на обозрение. В Жен-Геди женятся один раз, но только по любви, которой нет препятствий: если двое любят друг друга, никто не помешает им, пусть он рыбак, а она — дочь князя. До свадьбы нет никаких ограничений — каждый развлекается, как хочет, и девушки, и юноши. Но выбрав супруга, хранят верность. Даже в мыслях. Нет, они вовсе не были святы, всякое случалось и в их княжестве, но реже, чем, например, в Энгарне или Бакане.

Овед-Едом величаво встал с тахты и тоже кивнул — так он приветствовал того, кого признавал равным. После этого сделал приглашающий жест, и на тахте освободилось место: девицы потеснились.

— Займи место рядом со мной, князь Норсон. И расскажи, что привело тебя на пять дней раньше назначенного срока.

— Беда, ишви Овед-Едом, — сообщил Корд, опускаясь на тахту. — Я собирался прибыть сюда, чтобы сообщить дату моей свадьбы и пригласить тебя на праздник, но вместо этого меня привели печальные известия.

— Говори, князь, — ишви на этот раз не вел долгую беседу, изобилующую притчами.

Норсон коротко рассказал, с чем приехал. Ишви нахмурился. Он был очень красив этот властитель, несмотря на возраст. И явно мудр. Это поможет принцу, но вряд ли поможет Корду захватить часть земель, даже с помощью дипломатии и уступок. Князь тоже нахмурился, вспомнив о делах.

— Я не отдавал приказа захватить принца Энгарна, — ответил Овед-Едом. — Это сделано без моего ведома и сделать это могла только одна отхи. Та, что отпросилась у меня на несколько дней, чтобы побыть с матерью. Отхи и щивеаты уже отправлены на ее поиски, если ее не найдут, значит, твои слова правдивы, и в этом злодеянии виновна она. Если же она в городе... — князь заметил слабую надежду в глазах правителя. Кажется, он был неравнодушен к этой обманщице.

— Еситы нет в городе, — пропели позади ишви. Это одна из отхи передала то, что нашли щивеаты в доме матери девушки.

Лицо Овед-Едома тотчас ожесточилось.

— Ее казнят, когда она появится, — твердо произнес он. — Отхи не имеют права брать власть и совершать что-то, не советуясь со своим господином. Но я ничем не могу помочь принцу. Отхи чувствуют друг друга, только если находятся в пределах Фаанаф-Силома. Если Есита решила убить принца, никто не остановит ее. Мне придется принести извинения королеве Эолин и заплатить назначенную ей сумму, в качестве возмещения ущерба.

"Как у них все просто, — негодовал Корд. — Жен много, сыновей много. Одного убили? Не беда, можно заплатить. На все воля Эль-Элиона. Им невдомек, что не от всего можно откупиться".

— Боюсь, если принц погибнет, золото или драгоценности уже не понадобятся. Хозяйка монастыря, моя невеста, — не преминул напомнить Норсон, — сказала, что если принц погибнет, беда ожидает всю Гошту. Беда, от которой не откупишься.

Ишви сжал и разжал пальцы, потер ладони друг о друга. Он нервничал. Наконец предложил.

— Я могу дать вам одну отхи. Она поедет с вашими воинами и десятком щивеатов к южной границе. Может быть, она найдет Еситу и принца. Будем молиться, чтобы не было слишком поздно.

— Благодарю, ишви Овед-Едом, — предложение было более чем прекрасное. Кто знает, может, он спасет принца и этим заслужит благосклонность Эвилел? — Если позволите, мы отправимся сегодня же.

— Вы обидите меня, если не отобедаете в моем дворце, — возразил ишви.

— Мы не обидим повелителя Ногалы, — успокоил Корд. — Если вы позволите, мы отправимся сразу после обеда.

— Я дам все необходимое в дорогу, — заверил Овед-Едом. — Но после того как этот вопрос разрешится, я снова ожидаю вас в Фаанаф-Силоме. Чтобы наша встреча состоялась как положено.

— Да, ишви, — Корд на ходу соображал, где же взять подарки для властителя. Плохо, но придется на обратном пути посетить рынки Ногалы. Другого выхода нет. И задержаться придется не меньше чем на неделю...

Аудиенция закончилась. То, что ишви пригласил их на обед, вовсе не означало, что он лично будет на этом обеде присутствовать. Дланники расступились, давая дорогу князю, а затем сомкнули ряды за его спиной. Впереди уже шел мальчик-слуга, провожая в обеденный зал.

16 уктубира, Чарпад, южная окраина Ногалы

Загфурана не оставляло ощущение, будто он делал что-то не так, что-то упускал из вида. Почему все идет хорошо исключительно под его контролем? Едва он куда-то удаляется, как все начинает рушиться. Неужели только потому, что Эрвин, в отличие от других Управителей, следит за своим миром и вовремя принимает меры? Неужели его отсутствие лишь видимость? Или потому, что в одиночку мира и вправду не покорить?

Минервалсы, которых он завербовал, приносили пользу, но ни на одного из них нельзя было положиться полностью, как только возникали проблемы, они оказывались совершенно беспомощными. Или это перед его могуществом они трепетали?

В любом случае отдыхать ему было некогда, и передышка в засаде у клетки Ялмари даже радовала. Уже три дня он как паук караулил возле сети. Иногда сеть будто вибрировала, ощущая приближение чьей-то магии, но никто так и не попался... Зато он вволю охотился, спал, снова охотился. Ненависть к монстру, живущему в нем, снова утихла. Если нет возможности изменить природу, надо с ней смириться и использовать преимущества вампира для дела. Когда он победит, Храм Света уже не будет к нему так строг. Доказать, что Варуха убил он, никто не сможет, а победитель, как известно, оправдан. Победителей лечат и чествуют. Так что опять все свелось к тому, что надо найти Эрвина. И если Управитель Гошты не вмешается, то придется действовать по плану, составленному ранее: завоевать Энгарн, найти зеркала или дом Управителя. Сейчас эта цель уже не казалась далекой. Словно, убив принца, он сделает что-то очень важное, то, что повернет все в его пользу, окончательно и бесповоротно. Хотя он не представлял: почему этот оборотень так часто встает у него на пути, почему он значит так много?

В первый же день после охоты он выбрал момент, когда принц очнулся и выудил из него цель путешествия. Все было донельзя странным. Оборотень проделал такое далекое путешествие, чтобы найти храм Судьбы? А в конечном счете, чтобы избавиться от акурда? Об этом ли ему беспокоиться? Акурд рядом с принцем хоть угрожает государству, но не так уж сильно. Достаточно изолировать принца от важной информации, и Полад может быть спокоен: ему никто не помешает. Если уж минарс не может пробить его защиту... Или ему что-то подсказали феи? Хотя, все, что он выудил из головы Ялмари, доверия к храму Судьбы не внушало. Но, с другой стороны, что если там и Загфуран изменит свою судьбу? Вновь станет человеком? Может, не сейчас, а потом, когда он победит, но стоило присмотреться к этому храму. С другой стороны, с Управителем лучше не связываться, тем более темным. А храм Судьбы непременно принадлежит ему.

Изредка маг наблюдал за принцем, который по большей части бредил и почти не приходил в себя. Вовсе не обязательно пачкать руки его убийством. Нет, конечно, угрызений совести Загфуран по этому поводу не испытывал, но дольше пяти дней оборотень и сам не выдержит, это было очевидно. Если Эрвин не вмешается, то не сегодня завтра принц точно умрет от ран, которые и у оборотня не очень хорошо заживали на такой жаре.

На четвертый день он как обычно встретился с акурдом. На этот раз вести из Беерофа насторожили.

— Против вас что-то затевается. Минервалс никак не может подобраться ближе к заговорщикам, но он предупреждает, чтобы вы были осторожны. Некоторые лорды, что раскланиваются и дают обещания, вероятно, не так уж лояльны.

Опять заговор! Как же они это любят, надеются, что выгадают себе что-то лучшее, чем предложил могущественный маг. Некоторое время Загфуран обдумывал услышанное. Затем еще раз взглянул на полумертвого принца. Стоит ли еще задерживаться? Он отправился к Есите, отдыхавшей в шатре неподалеку.

— Ты заболела? — спросил он, как только увидел ее.

Девушка выглядела усталой, будто не спала несколько дней.

— Ты знаешь, откуда я беру силу, — чуть сузила она глаза. — Здесь нет никого, от кого я могла бы напитаться.

— Тебе нужно попасть в город? — забеспокоился маг. — Обязательно в столицу или в любой город?

— Любой город Ногалы. Я принадлежу этой земле.

— Прекрасно. Я отправлю тебя туда. Через несколько часов ты вернешься. Тогда пленника покину я. Слушай меня внимательно. Если в сеть попадется тот, кто мне нужен, я почувствую это, где бы ни находился. Это не твоя забота и об этом ты можешь не переживать. Все, о чем я тебя прошу: подождать еще дня два, пока он умрет, или убьешь его, если придется срочно вернуться к ишви. Бежать он в таком состоянии не сможет, но если его захотят освободить...

— Это бесполезно, — отмахнулась отхи. — На нем заклятие. Даже если его освободят, он умрет.

— И тем не менее не оставляй его в живых. Поняла? Если возникнет опасность — сразу убей. Что не так? — брови отхи сдвинулись к переносице. — Теперь тебе жаль его? Три дня назад ты хотела убить его немедленно.

— Мне нетрудно убить. Мне не нравится, как ты разговариваешь со мной, маг. Я не твоя служанка.

Загфуран сначала чуть не расхохотался, потом едва удержался, чтобы не дать ей грубую отповедь. Но важнее всего было дело. Что если он не вычислит Эрвина только потому, что Есита убьет принца раньше времени? Вполне вероятно, Управитель вмешается, когда другой возможности спасти оборотня уже не будет. А что если она его вообще отпустит и заклятие снимет, чтобы насолить Загфурану? Заклятие минервалса ее не сдерживает. Поэтому он проглотил насмешку и почтительно произнес.

— Я вовсе не хотел оскорбить тебя. Таким тоном я разговариваю всегда. С матерью или женой, я бы говорил так же. Не огорчайся, я всего лишь не люблю лишних расшаркиваний. Но если они нужны тебе, я буду говорить так, как ты привыкла.

— Так лучше, маг, — девушка поднялась. Блеснул тонкий жемчужный пояс. — Отправь меня в ближайший город, я вернусь, как только наполнюсь силой.

— Да, госпожа, — маг спрятал усмешку.

Он ушел в шатер, ожидая появления отхи. Мысленно он уже составил план действий в Беерофе. В первую очередь надо узнать точно, насколько в заговоре погряз Тазраш. Если все задумал он, надо срочно выяснить, как ему удалось обойти заклятие...

...Отхи вернулась совсем иной: красивая, гордая, пышущая молодостью и здоровьем, подошла она к магу. Загфуран хотел уточнить, помнит ли она наставления, но девушка его опередила.

— Я сделаю то, о чем ты просишь. Подожду два дня и убью его, если он не умрет сам. Если возникнет опасность, убью его раньше, несмотря на заклятие.

— Благодарю, — вряд ли отхи уловила иронию. — Как только я захвачу Энгарн, я выполню обещание, данное тебе.

Он поставил ладони друг напротив друга, пальцы начало покалывать, а затем появились синие молнии, соединившиеся друг с другом. Он представил комнату в домике, недалеко от Беерофа. Сейчас он мечтал попасть туда. Там можно отдохнуть от этой иссушающей жары.

16 уктубира, Жанхот

Дни текли медленнее. Получив отчет от Улма о случившемся в Наеме, Полад потребовал, чтобы Илкер вернулась во дворец. Не в замок принца, а именно в королевский дворец Жанхота — здесь ему проще было присматривать за неугомонной невесткой.

Сначала Илкер поправляла здоровье. Потом в подробностях еще раз рассказывала Поладу и королеве обо всем, что произошло. Выспрашивала последние новости о Ялмари. Плакала со свекровью, делилась своими страхами. Но теперь она поправилась, новости передала, и они замерли в ожидании других и отдалились. Каждый переживал страх в одиночестве. Илкер уже не читала книги, не бродила бездумно по замку. Она облюбовала себе место на балконе и сидела там, глядя на главную дорогу, ведущую к дворцу. Если не Ялмари, то хотя бы гонец прибудет. Но ожидания были напрасны.

В Меаре ожидание не было таким тягостным! Но спорить с телохранителем королевы она не осмелилась. Ей казалось, она заболеет от этой неопределенности. Илкер вспоминала первые дни после знакомства, она тогда тоже сидела и ждала. Но тогда было намного легче! Что изменилось сейчас? То, что она стала женой Ялмари? Нет, просто она узнала, какая опасность ему грозит...

Нет, это невозможно! Она больше не отпустит его одного. Никогда.

Илкер ложилась в постель не раньше, чем солнце опускалось за горизонт, и становилось так темно, что она не могла разглядеть дорогу. И сны были такими же черными. Илкер словно опускалась в чернильную бездну, и лежала там, пока ее не будили солнечные лучи.

Но лучше бы так и продолжалось, чем кошмары...

...Подобрав полы нижней рубашки, она мчалась по каменной мостовой так, что волосы развевались за спиной. Она не чувствовала холода, даже ступни не мерзли. Она не боялась встретить кого-то в городе. Боялась только одного: опоздать. А улицы, обычно просторные, сейчас, как нарочно, сужались, пугали тупиками, незнакомыми домами. Она снова и снова сворачивала, казалось, еще немного и она найдет путь, но снова сворачивала не туда.

Попав в очередной тупик, девушка в отчаянии прижалась к холодной стене и заплакала. Хотела разглядеть звезды, но не увидела ничего, кроме пугающих теней, пролетавших слишком быстро, чтобы быть облаками.

— Я не могу опоздать, не могу, — шептала она.

Ноги болели, пронзительный ветер забрался под рубашку, так что по коже пошел озноб. Надо было идти. Она с усилием оторвалась от стены, побрела обратно, отыскивая поворот, который привел ее в тупик. И внезапно вышла на знакомую улицу: в лунном свете было видно, что дома здесь ярко-желтого цвета, с изящной лепниной. Вот только никто в них давно не живет: окна пугают чернотой, кажется, оттуда на улицу ползет то самое зло, что летает над головой.

Но это уже не имело значения. Илкер вновь подобрала подол и помчалась вперед, туда, где улица выводила на площадь. Она не могла опоздать, не имела права.

Девушка выскочила на площадь, сделала еще несколько шагов и остановилась, как споткнулась: все же она слишком долго искала храм.

Величественное темно-синее здание взмывало вверх, подавляло своей громадой. Там на крыше тоже маячила тень, намного опасней, чем все, что она встречала до этого. Потому что притаилась. Потому что охотилась. Но Илкер не обратила на нее внимания. Самым страшным было другое — почти у самых колон она заметила знакомую фигуру в длинной куртке и нелепой широкополой шляпе. Ялмари уже поднялся по ступеням и сейчас, как она когда-то прижался к огромной колонне лбом, точно остужал жар.

— Нет! — закричала она так, что сорвала голос, и дальше уже захрипела. — Нет, ты не должен, не должен.

Он обернулся, нашел ее глазами. Илкер не знала, как она могла разглядеть это из такой дали, но она точно знала: он усмехнулся, грустно и устало.

А потом, не оглядываясь, пошел в храм. Девушка бросилась за ним, но огненный поток хлынул на нее с крыши, сжигая волосы и одежду, обугливая кожу...

Илкер села на кровати, жадно хватая ртом воздух. Тело пылало, прикосновение рубашки было неприятно, хотелось немедленно раздеться, но вместо этого она подбежала к окну и распахнула его, впуская свежий воздух.

Это был всего лишь дурной сон. Из-за жары. Сон и больше ничего.

Она уговаривала себя, вытирая с лица слезы, пролитые во сне, но на душе не становилось легче. Стало зябко, но она не закрыла окно, а залезла под одеяло, еще раз припомнила подробности видения. И испытала облегчение. Она ведь погибла там. Ее убил дракон. Спалил огнем. Это не страшно, совсем не страшно.

Жить без Ялмари намного страшнее.

16 уктубира, Чарпад, южная окраина Ногалы

— Что? — встревожилась Эвилел, как только Удаган открыл глаза.

— А почему ты не поищешь его магией? — в ответ поинтересовался он.

— Я не могу. Не знаю почему. Что-то предупреждает в душе, что не надо. Нельзя.

— Особое магическое чувство, присущее только женщинам, — с удовольствием кивнул Лев.

— Ты тоже не можешь его найти? — расспрашивала она, не обращая внимания на иронию. — Время истекает. У нас осталось два дня...

— Ты даже такие подробности знаешь? — поддел ее Удаган.

— Ты не веришь мне? — возмутилась девушка.

— Что ты! — деланно запротестовал эйман. — Если уж жених твой, князь этот драный верит тебе, мне и подавно...

— Не смей его оскорблять! — Эвилел мгновенно заледенела.

— Я не посмею, госпожа, — с грустной усмешкой Удаган дернул удила, направив верблюда на юг.

— Куда ты? — так же холодно поинтересовалась она.

— Эйм нашел его. Он в двух часах езды. До вечера доберемся, — сообщил Удаган, не оборачиваясь.

Местность постепенно менялась: они покидали Чарпад и приближались к Ногале. То и дело попадались каменистые холмы, похожие издали на разрушенные замки, но человек к ним никакого отношения не имел.

— Он рядом с одним из таких холмов, — объяснил Лев. — Я не подпускаю эйма близко. Люди не могут ему повредить, но вот магия... Я для нее уязвим, — девушка промолчала. — Дуешься? — поинтересовался он, искоса взглянув на нее. — А все-таки князь бы его не нашел.

— Ты ревнуешь, — сделала вывод Эвилел. — Ты ревнуешь, поэтому стараешься разозлить меня и унизить моего будущего мужа.

— Это не ревность, — возразил эйман. — Я прощаюсь с тобой. Как будто хороню. Было бы к кому ревновать. Вот если бы ты любила его... — он запнулся, затем заговорил тише. — Они ближе, чем я думал. Может, нам стоит пойти вдвоем? Боюсь, если она заметит наш караван, принц умрет.

Девушка размышляла недолго.

— Ахалия! — крикнула она звонко. — Разбейте лагерь. Дальше мы идем вдвоем.

— Но, госпожа... — попытался возразить монах.

— Если потребуется помощь, я призову вас. Это недалеко. Вы меня услышите и придете на помощь. Но надеюсь, этого не потребуется, — она повернулась ко Льву. — Там есть щивеаты?

— Нет, только отхи, — сообщил Удаган. — Но она выглядит слишком уж... красивой.

— Как был бабником... — фыркнула Эвилел, но мужчина прервал ее.

— Не начинай, Эвилел. Ты же знаешь, что я имею в виду.

— Знаю, — она повернулась к Ахалии. — Там только отхи. С ней я справлюсь. Ждите. Нам надо спешиться?

— Еще немного проедем. Хэй-хоп! — Лев пустил верблюда вскачь.

— Хэй-хоп! — крикнула девушка, догоняя его.

Примерно через четверть часа, Удаган спрыгнул на землю, чуть ли не на скаку, повернулся к девушке, чтобы помочь ей сойти, но она чуть раньше перевела верблюда на шаг и легко соскользнула вниз, не дожидаясь его помощи. Сделала вид, что не заметила сожалеющего взгляда.

— Куда теперь? — уточнила она.

— Туда, — показал он на один из холмов. — Оттуда мы увидим и клетку, в которой держат принца, и шатер отхи. И ты подскажешь, как нам спасти принца.

— Хорошо.

Они поднимались вверх, и Эвилел упорно игнорировала протянутую руку. Она была достаточно сильной, чтобы взойти самостоятельно и на более высокую гору. Развевающиеся брюки нисколько не мешали. Удаган, несмотря на высокий рост, ступал бесшумно и, хотя она не обращала на это внимания, был рядом, чтобы вовремя поддержать. Забравшись на вершину холма, они легли прямо на камни. Эвилел поморщилась, когда в живот впилось что-то острое. Лев тут же обеспокоился:

— Что?

Девушка передвинулась и сварливо отчитала:

— Все нормально. Перестань меня опекать, будто я беспомощный младенец, — всмотрелась вниз. — Клетку с принцем вижу, — заявила она. — Очень удобное место выбрала. Смотри, они, как на дне чаши, прикрыты холмами почти со всех сторон. Но я не могла использовать магию не поэтому. Я... по-прежнему не знаю, почему... Просто это опасно. Так что освободить его сможешь только ты. Я беру на себя отхи, а ты — принца. Вот только где она?

Полуобнаженная отхи внезапно появилась из-за холма с кинжалом в руках и помчалась к клетке. Если ее не остановить немедленно, принц будет мертв. Эвилел встала во весь рост, но прежде чем она сделала хоть что-то, отхи выбросила вперед пустую ладонь. Удаган не различил ни огненного шара, ни молний, но Эвилел швырнуло на землю так, что она скатилась бы вниз, если бы эйман не поймал ее. Хозяйка монастыря в его объятиях пыталась встать на ноги, но тело точно стало тряпичным, из носа потекла кровь. Отхи медленно шла к клетке, раскрытой ладонью словно бросая что-то в сторону Эвилел, не давая ей опомниться, чтобы применить магию.

Удаган спрятал девушку за своей спиной, но ей это не помогло: магия, безвредная для него, убивала Эвилел. Хоть бы один миг передышки — истинная кровь дала бы силу девушке противостоять отхи.

Есита уже подскочила к клетке, когда эйм-лев, бесшумно подкравшийся сзади, прыгнул ей на спину. Отхи извернулась как кошка, почувствовав опасность, и встретила его таким же магическим ударом. Огромный зверь с жалобным рыком, отлетел на скалы, перекувыркнулся несколько раз, и остался неподвижно лежать на камнях, неловко вывернув шею. Руки Удагана разжались, он беззвучно осел на землю.

Но краткой передышки и вправду хватило Эвилел, чтобы прийти в себя. Отхи хотела нанести последний удар, но Эвилел тоже выбросила вперед открытую ладонь. Будто маленький ураган понесся с горы в сторону отхи. Ее швырнуло на землю и буквально расплющило: грудная клетка вогнулась, хлынула кровь. Есита не издала ни звука, лишь открыла шире глаза, которые тут же подернулись дымчатой пленкой. Ураган утих.

Эвилел так быстро, как могла, поспешила вниз. На середине спуска подвернула ногу и дальше полетела уже кубарем, прикрывая от ударов голову. Не обращая внимания на ссадины, внизу, преодолевая хромоту, поспешила к эйму. Она исцелялась с каждым шагом, и вскоре уже бежала к телу льва. Опустилась перед ним на колени, с трудом подняла косматую морду.

— Ну, что же ты? — она едва сдерживала слезы. — Ты ведь не такой уж хрупкий. Она не могла тебя убить. Не могла.

Знакомые слова сменились неразборчивым шепотом. Она водила ладонями над телом эйма, а древние слова сплетались в ажурное полотно, укутывавшее льва. Только она могла видеть, как светящиеся зеленые кружева парили в воздухе, а затем опустились на эйма, закутав его в плотный кокон. Еще немного и они словно впитались в короткую желтую шерсть, растворились в нем. Теперь он должен встать. Обязан.

Время превратилось в густой мед, оно окутало девушку, залепляя рот, нос. Эвилел задыхалась и тонула в медленно текущих мгновениях, стараясь продлить их хоть немного, чтобы дать последнюю возможность льву исцелиться. Если он хотя бы шевельнется, Удаган тоже встанет. Но вот "мед" потек быстрее, превращаясь в полноводную реку, удержать которую не хватило бы сил и у самого могущественного мага, а лев так же неподвижно лежал у ее ног.

Древний язык вновь сменился шелестом, еле различимым из-за рыданий.

— Ну, что же ты... что же ты... Ты ведь не можешь...

— Лела?..

Она сначала подумала, что ей почудилось. Медленно повернулась. Удаган сидел на корточках в двух тростях от нее и тревожно всматривался в девушку.

Эйм-лев легко поднялся и исчез за холмами. В один миг она вскочила, бросилась к эйману. Он едва успел встать, чтобы поймать девушку.

В кольце его рук она то ли била, то ли гладила его грудь.

— Ненавижу, ненавижу тебя! — Эвилел все еще плакала. — Как ты мог? А если бы она убила тебя? Тебе же нельзя к ней, магия для эйма смер... — она не договорила, с рыданием спрятав лицо у него на груди.

— Тише, тише, солнышко, — он ласково гладил ее по спине. — Все обошлось... Ты меня спасла.

— Я тебя ненавижу, ненавижу, — она успокаивалась, губы скользнули по могучей шее, скуле. Она привстала на цыпочки, поцеловала его веки. — Я тебя ненавижу, слышишь?

— Слышу, слышу, солнышко. Уже все прошло, — он чуть отстранил девушку, но та вцепилась в него с новой силой и целовала везде, куда только доставала. — Господи, да пожалей же меня! — взмолился он. — Я же мужчина... — Эвилел отодвинулась, так же крепко цепляясь за рубашку, посмотрела в глаза. Только посмотрела, но он, как всегда, понял ее без слов. — Лела?.. — прохрипел он, а потом медленно склонился и очень нежно поцеловал.

Поцелуй быстро бы перешел во что-то большее, но она, обняв его за шею, выдохнула в самое ухо.

— Не сейчас, Ле. Там принц. Он умирает. Я позову монахов. Не сейчас, ладно?

Удаган с усилием кивнул и разомкнул объятия. Девушка подошла к клетке, осмотрела замок, по-прежнему не касаясь его руками.

— Помоги, — попросила она эймана.

Он пожал могучими плечами, оглядел землю, словно ища подходящий камень, чтобы сбить замок, и... отправился обыскивать отхи. Ключ нашелся довольно быстро. Он вытащил Ялмари из клетки. Эвилел встала на колени и точно так же, как только что над эймом, водила ладонями, оживляя бесчувственное тело.

— Он дышит, — с облегчением сообщила она. — Все будет хорошо. Он выживет. Только надо дать ему воды. Столько дней на солнце, — она удивленно уставилась на эймана — Удаган подал ей бурдюк.

— Я сходил, пока ты колдовала, — объяснил он с усмешкой. — Даже не сильно нагрелась в шатре отхи. Магия, наверно.

— Подержи ему голову, — попросила Эвилел. Удаган приподнял Ялмари, а девушка влила воду в рот. Принц дрогнул и застонал. — Перенеси его в тень, — попросила она. — Сейчас принесу что-нибудь из шатра.

— Может, лучше его прямо туда отнести?

— Нет, не хочу. Там могут быть следы враждебной магии. Мне будет тяжело. Да и ему не легче. Она до последнего надеялась убить его.

Вскоре девушка устроила ложе в тени холма, Удаган бережно, будто ребенка, переложил туда Ялмари.

— Это ведь ненадолго, — опять объяснила Эвилел. — Они уже за холмом. Положим его на носилки и отнесем в монастырь.

— Лучше сразу в Энгарн, — возразил эйман. — Он быстро оклемается. Оборотень ведь.

— Да, — согласилась она. — Так будет лучше. Монахи проводят их. Подлечат принца, если что. И защитят. А мы вернемся в монастырь, — словно невзначай уточнила она. — Но отсюда надо уходить. Ногала слишком близко. Кто знает, что они собираются делать.

"И где сейчас Норсон", — угадал Лев то, что она не договорила.

— Хорошо, — согласился он.

Из-за холма появились верблюды. Монахи замедлили ход, и один всадник опередил их. Шрам сполз с верблюда и подбежал к Ялмари.

— Что с ним? — потребовал у Эвилел.

— Он жив, — сообщила она, вновь превращаясь в Хозяйку монастыря. — Завтра, а может, и к вечеру, он будет в порядке. Ахалия, — тут же отдала распоряжение, — нам нельзя задерживаться. Отправляемся прямо сейчас, приготовьте носилки. Доставите принца к Аваримским горам. Оттуда вы доберетесь? — вновь обратилась она к полуполковнику.

— Конечно! — недовольно бросил он, хотя за такую щедрость должен был бы благодарить.

"Злится, что сразу не дали монахов, — догадался Удаган. — Но кто мог знать..."

Все зашумело, закружилось. Кто-то делал носилки, которые можно было бы закрепить на верблюде, кто-то готовил могилу для отхи, кто-то раздевал принца, омывал и смазывал его раны под строгим взглядом полуполковника. Эвилел о чем-то спрашивала, отдавала приказания, лорд Нево присел в тени, вид у него был измученный и безразличный. Удаган почти неотрывно следил за девушкой. Она делала вид, что не замечает этого взгляда. Но что-то было между ними. Что-то, позволяющее чувствовать, что она с ним, хотя не смотрит и не разговаривает. Точно невидимые нити, позволяющие ощущать не только каждое движение друг друга, но каждую мысль и эмоцию. Единственный недостаток — он стал глух ко всему остальному. От созерцания Эвилел его отвлек только болезненный вскрик.

Там, где только что лежал принц, копошилась куча-мала: кто-то хрипел, кто-то стонал, кто-то звал на помощь. На карачках отползал в сторону Сорот и поднялся только на безопасном расстоянии, опираясь о клетку. Трясущимися губами произнес:

— Ш-ш-шереш. Я-а т-такого не в-видел...

Удаган слышал это уже за спиной, разобрав, что у подножия холма дерутся. Глаза Ялмари сверкали по-волчьи, и он сражался, душил, рвал зубами каждого, до кого мог дотянуться. Хорошо еще в волка не обратился, а то бы собирали они сейчас монахов по кускам. Недолго думая, Лев улучил момент и с размаху ударил его кулаком в висок. Глаза принца закатились, он обмяк и осел на землю. Удаган помог встать полуполковнику, к ним спешили другие монахи.

— Что произошло? — Эвилел подошла ближе.

Шрам стиснул зубы — рука у него была перебита.

— Он пришел в себя и кинулся на нас, — сквозь стон сообщил еще один пострадавший. — Стал одного душить. Мы удерживали его, но он слишком силен даже для здорового.

— Да он вообще не человек, — осмелел Герард. — Вы видели, как у него глаза сверкали? А клыки? Нам подсунули кого-то вместо принца.

Эвилел склонилась над телом.

— Осторожно, — предупредил Удаган, но девушка не обернулась. Она вновь водила руками над принцем, закусив губу. Заметив еле заметное шевеление, Удаган грубо оттолкнул ее и поймал принца в объятия: едва Ялмари пришел в себя, снова захотел убить тех, кто находился рядом. Удаган был силен, а Ялмари ранен, но принц рвался так, будто от этого зависела не только его жизнь, но и жизнь самых близких ему людей, в то время как Лев боялся убить оборотня. Он начал терять силы, вскрикнул, когда зубы впились ему в плечо.

— Поверни его ко мне! — крикнула Эвилел.

Эйман дернулся всем телом, разворачивая принца, девушка выбросила вперед раскрытую ладонь, и парень снова обмяк.

— Он будет спать, — сообщила она прежде всего Шраму, который забыл о боли. — Полчаса у нас точно есть.

— Он сошел с ума, — полуполковник словно оправдывал Ялмари.

— С ума сошел?! — возмутился лорд. — Я видел сумасшедших. У них таких клыков не бывает!

— Нет, — медленно произнесла Эвилел, — это не душевная болезнь. Это может быть только заклятие. Он явно не узнает нас. Принимает за врагов. Но, к сожалению, я не могу снять заклинание отхи. Мне надо вернуться в монастырь. Может быть, там я найду, как помочь ему.

— Принца тоже надо отвезти в монастырь, — с готовностью подтвердил Сорот.

— Нет, — решительно возразил Шрам, — принц должен вернуться домой. Полад... Он что-нибудь придумает.

— Он придумает, как нам обоим голову отрубить! — заорал Герард. — За то, что не углядели за королевским дитятком. Я не поеду с ним! Не хочу, чтобы во сне он мне горло перегрыз.

— Он поедет домой, — набычился полуполковник.

Назревала драка, и Удаган быстро встал между людьми.

— Будет так, как скажет Хозяйка монастыря, — успокоил он.

— Он может ехать домой, — вынесла вердикт Эвилел. — Шрам отвечает за жизнь принца, он считает, что дома он быстрее найдет помощь. Пусть так и будет. Если я что-то узнаю раньше, то сообщу. Ахалия, подай мою сумку, — она достала оттуда небольшой глиняный сосуд и подала Шраму. — Вот, добавляйте несколько капель в воду, и он будет спать. И его обязательно надо связать, чтобы он не напал внезапно. Ле, свяжи его прямо сейчас.

— Сорот пусть свяжет, — отмахнулся он. — Я его щадить буду, а он, опасаясь за свою жизнь, свяжет крепко.

— Я к нему не притронусь! — угрюмо огрызнулся лорд.

— Придется тебе, Ле, — усмехнулась девушка. — И не щади его.

Эйман закрутил Ялмари в веревки, как в кокон. После этого ему влили первую порцию снотворного.

— Ты можешь добавлять капли и в еду, — напутствовала Эвилел Етварта напоследок, пока Ялмари укладывали на верблюде и прочно закрепляли носилки.

Как только все были готовы, девушка благословила монахов.

— До Аваримских гор, — напомнила она. — Я жду вас обратно.

Они еще немного подождали, глядя вслед каравану. Как только последний верблюд скрылся за горизонтом, девушка обняла Удагана за шею.

— Ты чуть не умер, дважды спасая меня, — ласково шепнула она, целуя его. — Я тебя ненавижу!

17 уктубира, Чарпад

Бред сменялся явью на краткий миг и вскоре он перестал отличать, что происходит на самом деле, а что только мерещится. Ялмари видел то ослепительное солнце, то какую-то красотку в вызывающе прозрачных одеждах — шлюхи в Энгарне и те одевались скромнее. Она приезжала на огромной ящерице, рассматривала его, смеялась, ковырялась в его ранах, что-то клала внутрь, отчего тело болело еще сильнее. Потом приходил маг в сером балахоне. Сверкая из-под капюшона алыми глазами, он невнятно бормотал над Ялмари, доставал что-то из его ран, грубо запихивал обратно, затем разрезал череп, так что кровь заливала лицо, и ковырялся внутри. Он хотел одного, чтобы уже быстрее маг сделал то, что ему нужно и убрался.

Приятных снов, где к нему приходила Илкер, больше не снилось, только дурные. Но оказалось, что может быть еще хуже.

В один из дней раны вспыхнули голубым пламенем, которое обычно сопровождало магию, а затем клетка, в которой его держали на солнце, растворилась в воздухе. На песке недалеко он различил труп девицы. Теперь она не выглядела красавицей, ее будто переехала карета: колесо вмяло грудную клетку внутрь, разорвало плоть, перемололо кости.

А он почувствовал прилив сил. Его кто-то освободил. Теперь можно бежать, найти Шрама и Сорота, вернуться домой...

Мерзость появилась внезапно, словно привлеченная его мечтами о доме. Он не мог назвать это другим словом. Кроваво-красные пупырчатые твари, размером с большого медведя бродили вокруг. Пузыри на их коже надувались и лопались, из них сочилась слизь, заливая многочисленные зрачки, которые то прорезались по всему телу, то закрывались, как раковины моллюсков. И если глаз было много, то пасть, усеянная длинными и короткими острыми зубами, только одна. Такая пасть клацала прямо перед ним, заставляя морщиться от тошнотного запаха.

И эти мерзости еще и разговаривали. Они поворачивались друг к другу, разевали зубастые рты, открывали глазки, и слышалось какое-то бульканье, вперемешку с утробным рычанием. Качались всем телом, точно соглашались, или вертелись на месте, выражая недовольство.

Потом как щелкнуло что-то в сознании, и он разобрал их речь. Они собираются напасть на Энгарн, помочь Загфурану. А его возьмут в заложники. Если бы он не был принцем, они бы сожрали его. И всех, кого они встретят на пути они сожрут.

Вот тогда он и бросился на них. Преодолевая отвращение, грыз, ломал, душил каждого, до кого дотягивался. Потерял сознание, когда когтистая лапа саданула в висок, сдирая кожу с половины лица. Но как только пришел в себя, снова дрался и почти одолел одно чудище, если бы ему на помощь не пришли другие. Ему будто выдавили глаза — стало темно и пусто. Но, и бродя в этой темноте, он знал, что как только выберется, снова нападет, и будет убивать. Они могут связать его, опоить, стукнуть по голове, чтобы он потерял сознание. Но как только он придет в себя, будет бороться.

Он не оставит попыток никогда, потому что самое страшное, что может случиться — это мерзость-людоед, завоевывающая Энгарн.

19 уктубира, Песчаный монастырь

День был полон забот. Эвилел была величественна и холодна, как настоящая Хозяйка монастыря. Кого-то выслушивала, о чем-то выспрашивала, что-то планировала и никогда даже взгляд не бросала в сторону эймана, ходившего за ней словно тень. Но ему это и не требовалось. Главное, что она была рядом.

Как только они вернулись, девушка уединилась в Одинокой башне, потом сразу встретилась с Тагиром Свальдом, долго беседовала с ним, после чего он будто почернел и сидел в библиотеке, не спускаясь и на обед. Утром он пришел к Эвилел такой же мрачный, лохматый, заспанный и сообщил, что возвращается в Энгарн. Хозяйка монастыря благословила его, дала верблюда и все необходимое для пути. Дала еще что-то, сунув в ладонь, так что почти никто не заметил, кроме Удагана, который наблюдал слишком внимательно. Попросила, чтобы, когда Свальд доберется до Аваримских гор, он отпустил верблюда — животное само вернется домой, в монастыре особые верблюды. Свальд уехал, не позавтракав. Это он зря.

День был полон забот. Монастырь большой. Есть, конечно, наставники, но они не все вопросы могут решить. Ведь одно дело поговорить о чем-то с человеком, хоть и владеющим магией, а совсем другое — с той, в ком течет истинная кровь, кто знает то, чего больше никто на Гоште не знает. Например, что смерть принца погубит всех...

День был полон забот. Но ночь принадлежала только им.

Одинокая башня — единственное место в монастыре, куда не заходил никто из монахов. В ее самой верхней комнате лежала Книга Сущего, ожидая, когда ей зададут очередной вопрос. А чуть ниже находились покои Хозяйки монастыря. Под пологом песочного цвета они умещались вдвоем, потому что кровать здесь стояла чуть шире, чем в остальных комнатах...

Эвилел удобно устроилась на широкой груди, и водила пальчиком по буграм и впадинам, рисункам и родинкам. Удаган блаженно улыбался.

— Теперь я понимаю, почему тебя так любят женщины, — мурлыкнула она.

— Лела, ну можно хотя бы сейчас не... — возмутился эйман.

— Обиделся! Дурачок, — она ласково засмеялась. Никогда раньше он не слышал ее смех. — Это был комплимент, между прочим.

— Странный у нас медовый месяц, — заметил он, убирая ее шелковистые волосы, чтобы увидеть глаза.

— А у нас медовый месяц? — черные брови взлетели вверх. Вполне невинно, но на сердце стало муторно.

— Выходи за меня замуж, — попросил он очень серьезно. Девушка перевернулась на спину и снова засмеялась, но на этот раз грустно. — Почему ты смеешься?

— У эйманов есть такой обычай? — поинтересовалась она. — Сначала соблазнять девушку, а потом предлагать ей выйти замуж?

— С чего ты взяла? — недоумевал Удаган.

— Просто недавно читала об одном эймане... Он полюбил волчицу... Ну... девушку-оборотня. Долго за ней ухаживал и все-таки ее добился. И сразу после этого предложил ей стать его женой.

— Не понимаю, — поразился Удаган. — Этого не может быть. Ты читала о моем брате? Что это за книга такая?

— Да вот такая... — мурчала Эвилел, елозя волосами по его груди, но уже ничто не могло его отвлечь.

— Лела, у тебя получилось прочесть Книгу Сущего? — не поверил он.

— Конечно, получилось! — она перевернулась на бок, устроилась у него подмышкой, и голос теперь звучал невнятно и глухо. — Почему у меня могло не получиться? Во мне ведь течет истинная кровь. И как, по твоему, я узнала, что вы умираете в пустыне без воды? Откуда я узнала, что принца пленили, и что если его убьют, то...

— Там так и было написано? — Удаган задумчиво перебирал ее волосы. — Что если принц погибнет, то погибнет Гошта?

— Там ничего не было написано, это-то и пугало. Обычно читаешь о человеке, а перелистаешь, можно узнать, что будет через сто лет после его смерти, через двести. Обычно ничего не меняется, все остается по-прежнему, но тут... Сначала война, в этом году, сразу после его смерти, а дальше книга не открывалась вообще, будто страницы склеились, а когда я попробовала разлепить их, испачкалась в крови. Я очень испугалась. Никогда раньше не видела подобного. Когда мы вернулись, я первым делом посмотрела, изменилось ли что-то, ведь принц в таком состоянии... В общем, он умрет не сейчас. Чуть позже. В самом начале войны. Но Гошта будет жить. А Свальд станет монахом, если тебе интересно. А еще...

Она прятала лицо у него на груди и говорила, говорила, словно боялась, что если замолчит, он задаст вопрос, на который отвечать не хотелось. Но Удаган все-таки задал его, перебив девушку.

— А что там сказано о нас, Лела? Ты ведь читала это тоже, правда? Ты станешь моей женой?

Он попытался поднять ее голову, но она оттолкнула его, только перебралась на грудь, снова начала выводить узоры на нем.

— Мы не можем жить вместе, Ле, — тихо возразила она. — Я должна выйти замуж за князя.

— Но почему?! — вскинулся Удаган, привстал на локте, но девушка скользнула на простынь лицом вниз, так и не поднимая взгляд на эймана. — Скажи, а вот о том, что мы будем вместе, что ты станешь моей, ты тоже в Книге Сущего прочитала?

— Нет, — голова мотнулась, но так и не поднялась. — Это я сама... захотела, чтобы было так.

— Вот видишь! — воскликнул он. — Не обо всем там написано. И не все предопределено, мы сами меняем судьбу.

— Иногда да, — согласилась Эвилел. — Но не сейчас. Я не могу поехать с тобой, потому что эйманы живут слишком далеко, а я отвечаю за монастырь, до тех пор пока мой сын или дочь не достигнут шестнадцати лет.

— Я могу остаться, — заверил эйман. — Здесь магия Охотника не действует на меня, я не слышу его.

— Ты не можешь остаться, Ле, — так же неслышно, но настойчиво объясняла она, точно уговаривала непослушного ребенка. — Глава дома Льва не покинет эйманов в трудную минуту.

— Лела, ну что за ерунда? — рассмеялся он. — Никакого дома Льва не существует. Есть дом Гепарда, но даже если Гепард внезапно умрет, я все равно никогда в тот Дом не вольюсь и тем более не стану главой. Я принадлежу семье Каракара. Ты забыла?

— Это ненадолго так, — устало сообщила она. — Скоро Обряд. Эйманы убьют Охотника. Одни из них не знают, что произойдет после этого, другие догадываются, но хотят использовать это в свою пользу. Они убьют Охотника и будут бороться, чтобы захватить амулет. И в это безвременье, пока нет Охотника, эйманы будут умирать, начиная со старших. Пока все успокоится, пока появится другой Охотник... Очень мало эйманов выживет. Может быть, в десять раз меньше, чем сейчас. Ты будешь старшим в доме Гепарда. И станешь главой дома Льва.

У него перехватило дыхание.

— Отец? — еле выдохнул он.

— И твой брат... тот, что Сокол. Он же пойдет Охотника убивать и за спинами отсиживаться не будет. Они погибнут.

— Господи, почему ты не предупредила? — он наконец обрел дар речи, перевернул ее на спину, заглянул ей в глаза, но девушка зажмурила их. — Лела, — умоляюще прошептал он. — Почему ты не предупредила, Лела?

— Потому что ничего не изменишь! — выкрикнула Эвилел так, что он сел. И она тоже села. — Ничего не изменишь, понимаешь? Я там все пересмотрела. Охотник погибнет. И еще многие погибнут. А если ты попытаешься их остановить, тоже погибнешь. Понимаешь? Вы там больные совсем. Охотнику не верите, верите главам Домов. Они убивают, кого хотят: эйманов, их жен, иногда детей. Убивают и лгут, что виноват Охотник или люди, а вы верите. Такие доверчивые, с ума сойти можно. Ты же не умеешь плести интриги. Ты вот и сейчас, услышав все от меня, все равно пойдешь и вылепишь все в лоб Воробью или Орлу. Потому что не унизишь себя подлостью. А вот они унизят. И я рада, что они умрут, а ты будешь жить.

— А как же мой отец, Лела? Я должен позволить им съесть его? Брата должен бросить? Отсидеться тут? Это не подлость, по-твоему?

Эвилел опустила голову, волосы закрыли лицо.

— Обещай, что будешь хитрым, — попросила она. — Обещай, что не будешь верить им на слово.

— Не буду, — пообещал он. — Теперь не буду.

— Я дам тебе своего верблюда, — она положила руку ему на плечо. — У нас верблюды лучше обычных, но этот особенный. Если не будешь останавливаться, будешь ехать и днем и ночью, — а он так сможет — ты успеешь как раз на Обряд. Может, не к самому началу, но успеешь. И спасешь Охотника. И тогда все будет как прежде. Своего отца и брата спасешь. Самых старых не спасешь. Не успеешь.

— Так написано в Книге Сущего? — уточнил он.

— Нет! — резко ответила девушка. — Я считать умею. Обряд 23 уктубира? Я знаю, что за четверо суток ты сможешь добраться на моем верблюде до эйманов. И если ты будешь осторожным и хитрым, ты сможешь все предотвратить.

— Мне надо ехать прямо сейчас, — он вскочил, начал натягивать монашескую одежду, но Эвилел удержала его.

— Там в углу твоя одежда. Которую ты обычно носишь. Верблюд у врат. На нем собрано все, что тебе нужно в дорогу. Ворота тебе откроют.

Он сел на кровать.

— Ты все продумала, Лела? Ты знала, что я сегодня уеду?

Она обняла его за шею, поцеловала плечо, как тогда, когда он чуть не погиб, защищая ее.

— Я знала, что ты покинешь меня, если узнаешь. И возненавидишь меня, если я не предупрежу. Я сделала все, чтобы увеличить твои шансы выжить. Потому что мне надо знать, что ты жив. Надо знать, понимаешь?

— Лела, солнышко мое, все будет хорошо, слышишь? Я туда и обратно. От самого страшного удержу и сразу вернусь, слышишь? Через неделю... Ну, через две, я вернусь. Слышишь? Я тебя люблю, слышишь? Я обязательно вернусь, — он собирал губами ее слезы.

Она долго держалась, но все-таки не выстояла до конца. Хотя и сейчас стискивала зубы, потому что хотелось кричать, а приходилось только тихонько плакать, и делать вид, что веришь уговорам.

— Ты мне веришь? — спрашивал он нежно.

— Да, конечно, — кивала она, а слезы все лились. — Я тоже тебя люблю.

— Ты подождешь? Две недели подождешь, пока я приеду?

— Конечно, — она улыбнулась. Зрелище было жалкое, но это все, что она могла выдавить из себя. — Я и дольше подожду, ты только приезжай.

— Я приеду, — еще раз заверил он.

Надо было уходить, а он не мог, потому что девушка плакала. Пришлось взять себя в руки. Эвилел вытерла слезы, улыбнулась ярче, искренней.

— Ты не обращай внимания, — попросила она. — Но мы так мало были вместе. Тебе пора идти. Пусть Эль-Элион благословит тебя, — она приложила ладонь к его лбу, потом к плечам. — Иди.

Удаган быстро оделся.

— Я люблю тебя, — он снова поцеловал ее и вышел. Только сапоги по витой лестнице застучали.

Девушка еще посидела немного прислушиваясь. Будто надеялась, что он вернется. Но за дверью стояла тишина. Тогда она натянула обычное песочное платье, кожаная обувка обняла ногу, согревая.

Даже если бы кто-то находился рядом, он бы не услышал ее шагов. Свет ей был не нужен, она скользила по лестнице вверх, почти сливаясь со стенами.

В самой верхней комнате из окна в хорошую погоду с одной стороны можно было разглядеть Аваримские горы, а с другой — Великий океан. Здесь не поставили ничего кроме круглого стола, на котором лежала огромная книга. Эвилел подошла к столу, ноги не держали, и она вопреки неписанному правилу не использовать силу там, где можно обойтись без магии, перенесла сюда стул из спальни. Тяжело опустилась на него, дрожащими руками раскрыла книгу.

У любого другого человека ее пожелтевшие от времени страницы остались бы пусты. Но от ее прикосновения листы засияли голубоватым светом, так что не нужна была свеча, и девушка различила черные буквы.

Снова хлынули слезы, и чтобы сосредоточиться, она водила пальцем по строкам и читала вполголоса: "Я тоже тебя люблю, — ответила невеста князя", — тут голос ее сорвался, и она подождала немного, чтобы успокоиться, а затем продолжила чтение. "Ты подождешь? Две недели подождешь, пока я приеду? — спросил..."

Следующее слово она так и не смогла произнести. С шумом захлопнула книгу и обессилено упала на нее:

— Господи, что же я наделала... Что же я наделала, Господи...

— Ты ведь помогла ему, — мужской голос раздался откуда-то от двери.

Эвилел не могла увидеть говорящего, даже используя магию, но она и так знала, кто это.

— Это помощь? — поинтересовалась она вкрадчиво. — Ты считаешь это помощью?

— Ты хотела, чтобы он жил. Он будет жить. Долго.

— Но не счастливо, да? Почему всегда одно и то же, ты можешь мне объяснить? Почему или — или. Почему нельзя дать человеку, эйману, оборотню, немного обычного счастья, без всяких условий? — вскипела она.

— Я не знаю, — устало отозвались от двери. — Может, дело во мне.

— Потому что ты несчастлив? — поразилась Эвилел.

— Счастье — это что-то такое... То, что оно у тебя было, узнаешь, когда его теряешь. А в настоящем найти его трудно. Но так везде. Не только у меня. Люди встречаются, теряют друг друга. Обретают что-то иное. Но иногда бывает, они сами создают себе проблемы. Как ты, например.

— Я? — поразилась Эвилел. — Я?!

— Ты, — насмешливо повторил он. — Я, конечно, понимаю, что ты из тех, кому нравится страдать. Но зачем же делать еще хуже? Жизнь и так, знаешь ли, не мед.

— Ты о моей свадьбе речь ведешь? — спросила она прямо.

— О ней, — согласился он. — Это твое решение. Это не предопределено.

— То есть, по-твоему, я должна похоронить себя в монастыре?

— Ты не знаешь, что тебя ждет.

— Я? Знаю, — заверила девушка с яростью. — Я выйду замуж за князя и верну королевство, которое когда-то принадлежало твоему сыну. И если я не могу иметь счастье, я буду иметь власть и богатство.

— Да-да, — хмыкнул он. — Только не забудь, что так решила ты. Ты, а не кто-то другой.

Он исчез, но Эвилел выкрикнула вслед, надеясь, что он услышит:

— А ты помни, что твоя доброта — ложь. И то, что ты предлагаешь, — выбор из двух зол — это ложный выбор! Нет у нас никакого выбора!

Что-то теплое и ласковое скользнуло по лицу, будто мама погладила, утешая. Эвилел вздрогнула и... проснулась. Из окна на нее падал солнечный луч: за ее спиной, словно всплывая из глубины океана, всходило солнце. На щеке отпечатались золотые узоры, украшавшие обложку Книги Сущего. Девушка потерла ее, потом поднялась. Был этот ночной разговор сном или явью? Но уходя, она еще раз оглянулась на книгу, которую больше не желала открывать, чтобы узнать что-то о себе, и негромко пробормотала:

— Нет у нас никакого выбора. Ни у кого.

19 уктубира, Беероф

Они впервые за это время собрались вместе в доме Ароди. Повод был отменный — камни Зары уложили в подвале под залом Совета и тщательно замаскировали слоем угля и досок. Щутела установил там небольшие "ловушки" — если кто-то потревожит тайник с камнями или войдет в подвал без их ведома, они сразу об этом узнают.

— Честно говоря, я сомневался, что у нас получится, — заметил Юцалия, глотнув хорошего лейнского вина, привезенного по такому случаю.

— Не верили и все равно ввязались? — удивился Ароди.

— Это не в первый раз, — отмахнулся Юцалия. — Я приехал в Кашшафу, чтобы помочь принцессе и абсолютно не верил в то, что у меня что-то получится. Однако, слава Эль-Элиону, она жива. Хотя сами знаете — она была в шаге от смерти. А здесь у нас постоянно что-то происходит. То дом отберут для какого-то заседания, то подвал окажется занят. Если бы не наш добрый гофмейстер... — он улыбнулся Ароди.

— Я тогда, наверно, впервые орал на Цагаада, — рассмеялся Элдад. — Бедняга не знал, что сказать. Привык, что мы вместе развлекали Манчелу... Даже не заметил, как много изменилось со смерти короля. Но это ведь неслыханно: занять подвал под свои нужды, не поставив об этом в известность меня. Воспользовался положением при дворе. Слуги думают, если его не посадили, значит, он имеет власть.

— Что он там хранил? — поинтересовался Яур.

— Уголь. Им мы прикрыли камни Зары, — посмеялся Фирхан. — Ароди купил его недорого, объяснив тем, что граф провинился.

— Не понимаю, — нахмурился Юцалия. — Зачем ему уголь во дворце? Он вроде бы живет не рядом...

— Наверняка хотел перепродать, — со смешком заметил Ароди.

— Цагаад занялся торговлей? — не поверил посол Лейна. — Это же грязное ремесло для вас.

— А куда денешься, если не получаешь подачек от короля, а жить хочется так же? — объяснил Элдад. — Он, конечно, нанял бы посредника для торговли, но, как видите, организовал все сам. И нам это на руку.

Яур поднялся, растер поясницу, оправдываясь:

— Столько дней ездил везде... Спина заболела с непривычки.

— У меня есть настойка... — заторопился Фирхан.

— У меня тоже, — усмехнулся Яур. — Мне хоть и пятьдесят четыре, но я маг. Кстати, позвольте рассказать о том, что получилось у меня.

— Заодно еще раз обговорим детали, — подхватил Юцалия.

— Как и было договорено, я никому не рассказывал о наших планах, но готовил почву. Нашел немало сочувствующих. Пятеро из них дворяне, может, лишь чуть менее значимые, чем вы, господа. В общей сложности в нашем распоряжении армия примерно из десяти тысяч человек.

— Немного, — вздохнул Фирхан. — Если вспомнить, сколько войск стянули к границе.

— Вот именно, они у Пегларских гор, а эти — рядом. Но, мне кажется, после гибели регентского совета, будет несложно и ту армию перетянуть на свою сторону. Среди них два "южных" полка, а они всегда любили принцессу. Да и население там не очень лояльно к Святой церкви. Так что я предлагаю: когда Загфуран и прочие сгорят, Элдад и Юцалия пусть соберут заговорщиков в поместье графства Бернт, а я с Фирханом отправлюсь к горам.

— Тогда нам лучше воспользоваться лодкой, — вступил Гуний.

— Значит так, — перехватил инициативу Юцалия. — Совет лордов состоится через четыре дня. За день до этого я и Элдад отправимся в поместье Бернт, благо оно недалеко от столицы и собираем там мятежных графов. Граф Фирхан, Высокий Яур и Щутела остаются. Высокий маг будет жить в этом доме. Как только начнется совет, он заставит камни Зары взлететь и вспыхнуть.

— Здесь их столько, что весь дворец спалить можно, — заговорил Щутела. — Спастись никто не успеет.

— Кроме вас, конечно, — пояснил Юцалия. — Вы ведь будете воздействовать магией из тоннеля? — обратился он к магу.

— Безусловно, — подтвердил Яур. — И у нас будет четверть часа после этого, чтобы добраться до лодки.

— В которой буду ждать я, — заверил Фирхан. — Возьму слугу, а то, боюсь, гребем мы также "хорошо", как копаем.

— Копаем мы теперь очень неплохо, — не согласился Ароди. — Мозоли, наверно, не сойдут до конца жизни, — он посмотрел на руки. Юцалия и Фирхан тоже оглядели ладони. — Но если у нас получится, — заметил он, — я буду гордиться мозолями.

Щутела невольно хмыкнул, не почувствовав торжественности момента.

— Все решено и все готово, — подвел итог Юцалия. — За удачу, — он наполнил бокал и поднял его. Она до сих пор была на нашей стороне, пусть так и будет.

— Да будет так, — подхватили остальные, касаясь тыльной стороной руки бокалов друг друга. Тост всем понравился.

21 уктубира, Жанхот

Карета с заколоченными окнами прибыла в столицу ночью. По распоряжению Полада она направлялась прямо в Юдалу, туда, где содержались государственные преступники. О том, кого везли на этот раз, не знала даже королева.

Полуполковник Шрам подал стражнику пропуск, а затем уже коменданту, заготовленную заранее бумагу, в которой указывалось лишь имя особо опасного преступника, но не значилось ни откуда он прибыл, ни в каких преступлениях обвиняется. Строжайшее предписание поместить заключенного в подвальное помещение без окон и не пускать туда ни одного человека без особого распоряжения Полада.

Комендант крепости был старый вояка, не из дворян, а, как и Етварт, из бывших капитанов. Пригладив остатки волос, походивших на лохматую подкову, он уточнил:

— Я так понимаю, поместить надо в самую дальнюю камеру? Чтобы никто не видел и не слышал?

— Да, именно так, — согласился Шрам.

— Давно в подвальные камеры не заходили, не представляю, что там творится.

— Порядок наводить некогда, — остановил Шрам. — Может, позже переведем куда получше.

— Если грязная камера подойдет, я сам провожу. Охрану позвать?

— Нет, — запретил полуполковник. — Чем меньше людей о нем знает, тем лучше. Подождите, — он полез обратно в карету.

Послышался шум, короткий вскрик.

— Нужна помощь? — поинтересовался комендант.

— Нет, — полуполковник ответил громко, чтобы было слышно через шум борьбы.

Комендант недоуменно вскинул брови, глядя, как карета перестает раскачиваться и наконец внутри все утихает.

— Эй! — крикнул он на всякий случай.

— Все в порядке, — глухо откликнулся Шрам. — Уже иду.

На всякий случай комендант проверил меч, а то ведь из кареты мог выйти совсем другой человек. Но появился тот же полуполковник, одернул кожаный солдатский жилет, на руке виднелась странная рана — будто кто-то располосовал ее зубами.

— Не поможете? — полуполковник подал платок.

Комендант перетянул рану, повязка тут же намокла от крови.

— Промыть надо бы, — небрежно заметил он.

— Позже, — Шрам взглянул на "волка", служившего кучером. — Помогай.

Вскоре из кареты вынесли обмякшее тело с черным мешком, надетым на голову. В темноте блеснули серебряные цепи. Комендант вновь удивленно приподнял брови и пошел вперед, показывая дорогу.

— Он жив? — спросил, не оборачиваясь. — Не хочу объяснять Поладу, как у меня в камере оказался задушенный заключенный.

— Он спит, — успокоил полуполковник. — Я дам вам сосуд, добавляйте несколько капель в еду. И, если хотите сохранить своих людей, в камеру никто не должен заходить.

— Ну да, об этом написано в сопроводительных бумагах.

— На всякий случай повторяю. Не хочется лишних жертв.

Они благополучно прошли по коридору, освещенному настенными факелами. Потом спустились в подвал. Комендант загремел ключами, открывая дверь, подхватил факел со стены.

— Осторожно, некоторые ступеньки разрушились, — предупредил он, идя впереди.

Они едва развернулись, в тесном проходе, чтобы не стукнуться о стены со своей ношей. Снова загремели ключи. Шрам и второй солдат протиснулись в дверь вслед за комендантом, положили ношу на пол.

— Воняет, — поморщился Шрам.

— Воняет, — согласился комендант. — А как проветришь? Другие же камеры не такие... секретные. А он что так и будет связанный?

— Пока да.

— И мешок с головы не снимете?

— Нет.

— За нами кто-то идет, — сообщил "волк", помогавший нести Ялмари, выглядывая в коридор.

— Быть не может! — комендант подошел к двери и тут же отшатнулся. — Господин Полад... — ошарашено пробормотал он, но больше сказать ничего не успел.

Телохранитель быстро воткнул факел, который нес в крепление на стене и бросил:

— Выйдите.

— Господин Полад, я должен предупредить... — начал полуполковник, но его прервали.

— Пошли вон! — в голосе звучал металл Полад, и когда они заторопились к двери, приказал коменданту. — Ключи оставьте, я сам запру. Идите наверх.

— Да-а-а... — протянул комендант по пути обратно. — С таким я еще не сталкивался.

— И лучше бы никогда не столкнулся, — поддакнул Шрам.

21 уктубира, Беероф

Вот так всегда и бывает. Загфуран мерил шагами комнату, не зная, где найти выход для своей ярости. Опять, как только он на кого-то понадеялся, все пошло прахом. Принца забрали и, несмотря на обещание отхи, он доехал до Жанхота живым. Конечно, заклинание погибшей Еситы работало. Не зря она говорила, что если принц сбежит — умрет. Он нападал на каждого, кого встречал. Рано или поздно его бы убили, как бешеного волка. Вот только отхи не учла, что о нем позаботятся. И не позволят его убить.

Сегодня вечером акурд доложил, что принца упрятали в Юдале. Поскольку ни одного охранника к нему не приставили, Загфуран из вида его потерял. Но это уже было не так важно по сравнению с тем, что творилось в Беерофе.

Самое ужасное, что он сам не знал, что тут творилось, просто, когда заставлял себя сосредоточиться на делах в этом городе, чувствовал неладное. Очень нехорошее предчувствие, грозившее вылиться в непоправимую беду. И еще появилось мерзкое ощущение, будто где-то внутри него появились часы, отсчитывающие последние мгновения успеха. В мире Гошты часы, мерно тикающие каждую секунду, еще не изобрели, и Загфурану подчас их не хватало.

Он встречался по очереди с минервалсами, которых завербовал. Одних вызывал к себе, к другим приходил сам, третьих приглашал в трактир. И чем больше он беседовал с ними, тем громче стучали часы внутри него. Если заговор готовится — а все говорило о том, что он готовится, — то преступники предельно осторожны.

К концу дня маг ужасно устал, голова раскалывалась, но он так и не узнал ничего важного. Единственная зацепка появилась от минервалса-графа, чей замок находился недалеко от Беерофа. Граф не мог сообщить ничего определенного, поскольку его не приглашали для особой беседы и никто ему ни о чем не намекал. Он лишь в общих чертах слышал о том, что затевалось, хорошо если не через третьи руки. Некоторые дворяне встречались с человеком, судя по всему, принадлежащим к церкви Хранителей Гошты. Но поскольку он сменил ритуальные одежды на обычные, невозможно было определить из какого он ордена, а имя вовсе не упоминалось. То, что он побуждал приглашенных к мятежу, сомнений не возникало. И поднять оружие они должны были в день регентского совета, после того как в столице произойдет что-то необыкновенное, что и послужит сигналом к началу мятежа.

Итак, в день регентского совета, который имел такое значение для мага, произойдет что-то необыкновенное. Что-то, после чего мятежники не будут бояться ни лордов, ни Загфурана. А этим могло быть только одно событие — гибель их всех. В одном месте, в одно время. Но как подобное можно устроить? Если использовать силу оружия, надо привлечь к заговору много людей. А если людей много, кто-то из них в последний момент струсит, пожелает много денег или просто проболтается. Здесь же никто ничего не знал, значит, посвящено было очень мало людей.

Загфуран отправился во дворец и тщательно осмотрел зал Совета. Ничего подозрительного не нашел и отравился к Тазрашу. Он рассчитывал, если и не добиться откровенности от него, то хотя бы застать врасплох.

Предупредительный лакей проводил мага в кабинет. Едва войдя в дверь, Загфуран увидел, что герцог тщательно подготовился к встрече, продумал жесты, слова, улыбку. Вот сейчас он встанет и скажет что-то вроде: "Как же мы по вас соскучились", и будет улыбаться доброжелательно и невинно. Герцог уже вставал из-за стола, уже нацепил улыбку и даже фразу начал:

— Как...

Но минарс резко прервал его:

— И кто же стоит во главе заговора? Вы уже это выяснили?

Если тень и скользнула по лицу Тазраша, то на такой краткий миг, что Загфуран не поручился бы за ее причину.

— Вы о чем? — недоумевал герцог.

— Вы постоянно находитесь в столице и ничего не знаете о заговоре? — деланно возмутился маг. — Очень странно. Я вот узнал о нем, как только вернулся. Да и вообще... Вы разве не чувствуете? Что-то такое витает в воздухе...

— Вы как всегда шутите, — кивнул Тазраш и опустился в кресло, как только Загфуран тоже сел.

— Какие уж шутки, — осадил его маг. — Заговор есть и вот-вот должен совершиться. Буквально через три дня.

— В день, когда соберется регентский совет? — опешил герцог. — Откуда вы знаете?

— Знаю. Они хотят убить всех, но пока не знаю как. Но вот что... Времени осталось совсем мало. Нам надо, чтобы они как-то себя выдали. И для этого... мы скажем, что заговор раскрыт. И проследим за теми, кто попытается спешно покинуть столицу. Вот так-то! Я во дворец, — он выскочил от Тазраша.

По дороге во дворец Загфуран мучительно размышлял: знает Тазраш о заговоре больше, чем показал? Замешан он в нем? С одной стороны, минервалс говорит, что поведение герцога изменилось. С другой... так не хочется верить, что от его магии можно как-то защититься...

Маг замер. А ведь он несколько раз был на волоске от смерти. Не мог герцог не ощутить этого. Следовательно, на Тазраша заклинание не подействовало. Надо обязательно расспросить минервалса подробнее, и, может быть, тогда кое-что прояснится.

Во дворце он столкнулся с графом Цагаадом. Тот поклонился сдержанно. Кажется, он один из немногих, кто никак не мог примириться с тем, что маг — главный. Еще когда он фехтовал с королем, посматривал на мага косо. Сейчас же изо всех сил делал вид, что вынужден подчиниться силе. Насколько маг оценил этого фаворита Манчелу, он был на редкость труслив и раболепен, но при этом умен. Из таких получались хорошие слуги. Разумеется, до тех пор, пока ты силен.

— Где гофмейстер? — бросил Загфуран, игнорируя приветствие.

— Он после смерти матери плохо себя чувствует, — тон в меру доброжелательный, но чуть суховатый. При желании можно трактовать его и как уважительное отношение, и как попытку соблюсти дистанцию. "Очень умен", — еще раз подчеркнул Загфуран про себя. — Граф Бернт редко бывает во дворце, почти не занимается своими непосредственными обязанностями. А когда появляется, как правило, чрезвычайно раздражителен.

Цагаад произнес это таким ровным тоном, будто делал доклад о незнакомом человеке. Но Загфуран уловил что-то.

— Он вас обидел, граф? — усмехнулся маг.

— Я занял пустующий подвал для собственных нужд. Готов был даже аренду оплатить. Но графа Бернта очень разозлило то, что я сделал.

— Простите ему, вы ведь мудрее, — миролюбиво заметил маг. Приняв решение, он пришел в доброе расположение духа. — Я правильно понял, что в отсутствие гофмейстера вы выполняете его обязанности?

— Меня никто не назначал, но... да, эти обязанности выполняю я.

— Отлично, граф. Должность гофмейстера я не могу вам обещать, но, поверьте, ваше рвение оценят. Доложите его величеству, что у меня важное сообщение для него. Я не займу много времени, но аудиенция совершенно необходима и немедленно.

То ли Цагаад хотел выслужиться и как-то сумел внушить мальчику-королю, что принять мага необходимо, то ли Еглон обеспокоился тем, что давно не видел Загфурана, но его действительно приняли быстро.

— Доброе утро, ваше величество, — минарс склонился в почтительном поклоне, но при этом не потерял достоинства. — Я не задержу ваше внимание надолго. Прошу простить меня за долгое отсутствие. Я хотел уведомить вас, что раскрыл большой заговор. Несколько человек, довольно высокого происхождения, задумали убить вас и регентский совет 24 уктубира, на заседании. Сейчас мои люди следят за ними, чтобы выявить всех виновных. Если в ближайшие дни нам это не удастся, заседание регентского совета придется отложить, прежде всего, для вашей в безопасности.

Юный король молчал. Он испытывал недоумение и растерянность. На выручку пришел Цагаад.

— Мне кажется, надо срочно сообщить об этом графу Бернту, а также главе регентского совета, герцогу Тазрашу.

"Ох, а мальчик-то разволновался. Может, и за тобой последить?"

— С герцогом Тазрашем я только что разговаривал. Мы контролируем ситуацию. Гофмейстера поставьте в известность вы.

Загфуран радовался, что сейчас, как и раньше, лицо его закрыто и не надо заботиться о том, что оно выражает. Маг испытывал торжество. Часы внутри головы утихли. Он явно сделал что-то, что приведет к успеху. Теперь следовало только следить за тем, что меняется в городе.

О том, что их кто-то выдал, Ароди и Юцалия узнали почти одновременно. Когда Цагаад покидал дом Элдада, Фирхан черным ходом вошел в дом посла Лейна. Вскоре он покинул его, чтобы так же незаметно прийти к гофмейстеру.

Ароди был бледен и спокоен, он неподвижно сидел на диване, будто не замечая беснующегося Фирхана. Тот размахивал длинными руками, борода торчала больше обычного. Щутела устроился на стуле в дальнем углу, ожидая, какое решение примут господа.

— Нам надо бежать и срочно! — закончив бессвязные крики, граф навис над Ароди.

— Сядьте и успокойтесь, — с необыкновенной твердостью приказал Элдад. — Юцалия придет?

— Да, — заверил сникший Гуний и опустился в кресло. — Он придет чуть позже, чтобы мы не привлекали внимание, — тут же вскочил опять. — Сколько же можно его ждать? — он бросился к окну. — Идет наконец-то! — облегченно выдохнул он.

Юцалия был зол, это было заметно даже по тому, как он снял перчатки и положил их на чайный столик.

— Все в сборе? — процедил Юцалия сквозь стиснутые зубы.

— Нет Яура. Вы послали за ним? — Ароди поднялся.

— Нет. Пока нет. Это подождет. Если, конечно, присутствующие не считают, что нас предал он.

— А нас кто-то предал? — вскинулся Фирхан.

— А вы как считаете? — оскалился Юцалия. — Что магу было знамение с неба о заговоре, что ли?

— Кто-то из нас пятерых либо стал предателем, либо был им с самого начала, — подхватил Ароди.

— Либо был настолько глуп, что выдал нас случайно, — добавил посол Лейна.

— Вы как репетировали заранее, — Фирхан внезапно успокоился. — И что? Пока не выясним, кто виновен в провале, никуда не поедем? А что если они вычислят нас раньше?

— А ведь предателя не так сложно найти, граф, — Юцалия как-то нехорошо улыбнулся. — Знаете, когда я влез в вашу игру, я не верил, что у нас получится. К тому же хочу напомнить, что я подданный Лейна. Да, я посещаю иногда церковь Хранителей Гошты, но никогда бы не назвал себя очень религиозным. Вы когда-нибудь задавали себе вопрос, почему я в это ввязался? — он обращался исключительно к Гунию, но сейчас мельком глянул на Элдада и, не дожидаясь ответа, объяснил. — Потому что если я хочу вернуться домой, увидеть жену и сына, я должен сделать что-то необыкновенное. Но я должен вернуться. Понимаете? Вернуться, а не погибнуть во имя прекрасной принцессы. Поэтому, граф, я остерегся. Мои люди следили за каждым из вас, даже за Яуром. Они не знали, что мы хотим сделать. Они не знали, зачем следят за вами, но они докладывали о каждой вашей встрече. Особенно о той, которую вы хотели скрыть. Вы ничего не хотите рассказать нам, граф Фирхан?

Ароди выхватил меч. Гуний не успел и пальцем шевельнуть, как к шее прижалось холодное лезвие.

— Это вы предали нас, граф?

Тот смело посмотрел в глаза.

— Нет! — ответил зло и твердо. — Я не предавал и не собирался. И поверьте, если бы это был я, меня бы давно не было в городе, а вы бы сидели в тюрьме. Уберите меч, и я скажу то, что так хочет услышать граф Юцалия.

Элдад переглянулся с послом, а потом чуть отошел, но меч не убрал.

— Я был у Тазраша, — заявил Фирхан. — Он вызвал меня к себе тайно, я не мог ему отказать. Но герцог ничего не знает. Потому что если бы знал...

— Да-да, — со значением повторил Юцалия, — мы были бы уже арестованы, а тебя бы уже здесь не было. Хорошо. У нас есть время, чтобы сбежать.

— Я не побегу, — заявил Ароди и снова опустился на диван.

— Что? — воскликнул Фирхан.

— Я никуда не побегу! Если заговор раскрыт, нас должны арестовать. Но мы на свободе. Почему? А что если они ничего не знают? Может быть, догадываются, что мятеж назревает и только.

— А что если они нашли камни Зары в подвале и теперь ищут, кто их заложил? — в свою очередь предположил Фирхан.

— Но ведь это легко проверить, — пожал плечами Ароди. — Щутела пойдет туда и проверит. Был ли там кто-то. Найдены ли камни Зары.

— Это опасно! — опешил Гуний.

— Мы все рискуем! — повысил голос Элдад. — Все до одного рискуем. Возьмите оружие. Мы тоже спустимся в подвал. Если с Щутелой что-то случится, укроемся в моем поместье. А оттуда... в Лейн, — он ожидал подтверждения от Юцалии.

— Меня там точно не ждут. А вас... кто знает, — хмыкнул он. — А если в подвале никто не был? — он невольно уступил первенство этому юноше, в трудную минуту ставшего спокойным и уверенным.

— Тогда мы приведем план в исполнение.

— Но заседание регентского совета перенесут... — вновь возразил Фирхан.

— Они не могут переносить его вечно. Когда-нибудь они соберутся. И тогда наступит наш черед. Мы будем ждать. Если понадобится, мы будем ждать долго. И мы победим.

— А победивший оправдан, — скривился Юцалия. — Что ж, Щутела, — он повернулся к солдату. — Ты принимаешь бой первым.

Щутела с кряхтением поднялся.

— Как вам угодно, господа. Дайте оружие и мне.

23 уктубира, Ритуальный круг

Места определены давно и редко меняются.

Дом Воробья занимает весь верхний ряд амфитеатра. Самому большому дому — самый большой ряд. Глава дома Баал-Ханан Воробей — почти лысый старик с густыми черными бровями — сидит в центре. Пухлые пальцы, унизанные перстнями, переплетены на животе, обтянутом белым атласом. Баал-Ханану в прошлом году исполнилось семьдесят, и он давно не следит за модой. Носит длинные балахоны самых разных расцветок, перетянутые по располневшей талии ремнем, расшитым золотом и украшенным рубинами. Рубин вообще его любимый камень, хотя старик богат так, что мог бы усыпаться бриллиантами с головы до ног. Маленькие глазки смотрят остро из-за круглых очков. Сегодня жарко, поэтому плащ он не надел. Справа и слева от него — сыновья по старшинству. Эти в основном в бархатных вестинах, как и положено зажиточным купцам. Еще дальше по кругу — внуки, правнуки, племянники, двоюродные братья — всех родственников не перечислишь. Баал-Ханан глава Дома по праву старшинства и мудрости, так же и в других Домах эйманов. За спинами каждого присутствующего — эймы: серые, желтые, синие, белые, пестрые птицы сидят неподвижно и смотрят туда же, куда человек — на круглую арену внизу.

Скамью чуть ниже занимает дом Гепарда — не самый большой дом, но один из самых сильных. Дикие кошки за спинами эйманов — от камышового кота до тигра — сидят смирно, не вылизываются, не шипят и не бьют себя хвостом по ребрам, в присутствии такого количество людей и птиц. В Ритуальном круге все ведут себя пристойно.

Еще ниже дом Чайки. Около ста лет назад было два дома — дом Чайки и дом Альбатроса, теперь он слился в один. И это еще не самое худшее. Дома Коня и Дракона погибли совсем, а дом Медведя вот-вот исчезнет: у семерых взрослых мужчин всего трое детей и в ближайшие десять лет ни один из них не будет брать имя, а значит, не сможет жениться, чтобы продолжить род. Заффу Медведь, сорокапятилетний мужчина, с братьями, сыновьями и племянниками сидит в самом низу, у арены, вместе...

Если кто-то и заметил отсутствие семьи Каракара, то виду не подали. Они изгои и однажды должны были погибнуть, потому что подняли руку на Охотника.

Халвард казался сегодня бледнее обычного. И злее. Когда он вошел в Ритуальный круг через врата Охотника, эйманы от самого молодого, что взял имя прошлой весной до самого старого, считающего последние дни, выпрямились. Казалось, кто-то сжал их сердце, хотя мужчина с мутно-зелеными глазами даже не взглянул на них.

Охотник раскинул руки будто хотел обнять того, кто должен был войти, и провозгласил:

— Делайя из дома Орла!

Охотник всегда сам определял, кого из семнадцатилетних мальчишек вызвать в круг. Сегодня первым стал внук Беркута.

Халвард опустил руки. Медальон черной радугой блеснул на груди.

Мальчишка входит медленно, за небрежностью скрывая волнение. Стоит набычившись. Пальцы то сжимают меч крепче, то чуть ослабляют хватку.

— Делайя из дома Орла, — голос Охотника звучит все глуше, он словно погружается в сон. — Ты готов взять имя?

— Да, — парня чуть трясет, но от напряжения, а не страха.

— Где твой эйм, Делайя?

— Он здесь.

Сокол-лунь с голубовато-пепельными перьями и несколькими смоляными "прядями" в хвосте, казалось, упал прямо из ослепительно сияющего солнца, стоящего над Ритуальным кругом, замедлил падение почти у самой головы Делайи, сделал круг над ним и Охотником, затем сел на землю, встопорщил перья.

— Возьми имя, Делайя, — с последним словом Халвард прикрывает веки и точно каменеет. Он произнес имя так тихо, что эйманам показалось, это далекое эхо того дня, когда они сами брали имя, прозвучало в сознании.

Большие и малые Дома смотрят и ждут. Все знают, что будет дальше, но все равно это происходит каждый раз неожиданно. Ифреам сжал кулак так, что побелели суставы. Сын рядом с ним не выдержал и зажмурился. Хорошо, что там, в Ритуальном круге, Делайя не видит их, это бы ужасно отвлекало.

Делайя весь обратился в слух, хотя отец учил, что важнее не слух, а какое-то внутреннее чувство, предупреждающее об опасности. Но оно никак не желало просыпаться, и это выводило из равновесия. Отец и дед сказали — если это ощущение не появится, он отсюда не выберется. Но лучше не думать об этом, а слушать, слушать... Хотя бы слушать...

За мгновение до того как нападавший чуть не снес ему голову, он услышал тоненький свист. Присел и, развернувшись, полоснул мечом. Различил только толстенные ноги, затянутые в темную кожу. Они на удивление проворно отскочили от его меча, показавшегося игрушечным, и тут же сверху обрушился еще один удар. Делайя перекатился, а потом еще и еще раз. Противник не давал ему встать. Отчаянным рывком мальчишка выхватил кинжал из-за голенища и быстрым движением швырнул наугад туда, где должен был находиться противник. Промахнулся, но получил передышку, чтобы вскочить с земли, отдышаться, разглядеть, как громила, вытирает кровь с щеки нежно-оливкового цвета огромной лапищей и злобно ухмыляется. Голова у него непропорционально маленькая для тела длинной в трость и половину трости в плечах. Да у этого чудища кулаки такого же размера как голова. Зато глаза в пол-лица, огромные, зеленые, с вертикальным зрачком, но без белков. Впрочем, с зрачками он поторопился — они то суживались в точку, то заполняли всю радужку, вытягивались в линию по вертикали или горизонтали, а то и вращались не хуже флюгера при порывистом ветре. Создавалось впечатление, что это уродище видит даже то, что находится за спиной. Рот у него был под стать глазам, чуть ли не от уха до уха.

Громила тоже восстанавливал дыхание. Мышцы перекатывались буграми на обнаженной груди. Странно как-то перекатывались: будто у него под кожей змея ползает. Он оскалился, выставляя на обозрение мелкие острые зубы. Меч у него больше и тяжелее, чем меч Делайи, и вращается с такой скоростью, что почти превратился в сверкающий круг. Делайя не справится с ним. Ни за что не справится. Противник выше, сильнее, лучше владеет оружием... Когда чудище сделало выпад, парень не выставил меч для защиты, а отскочил, иначе бы тут же расстался с оружием. Его предупреждали, что будет трудно, но почему же так безнадежно? Жаль, что никто и никогда не знает заранее, с кем придется драться. Поэтому нельзя подготовиться, разработать тактику, поделиться опытом. Эйманы остаются один на один со смертью, когда берут имя. Человек погиб бы здесь в одно мгновение.

Но они не люди. Они эйманы. Лунь протаранил противника, когда он был в полутрости от Делайи. Острый клюв проткнул зрачок, и чудовище взвыло так, что заложило уши. Меч остановился, свободной ладонью, размером с лопату, чудище смахнуло птицу, как крошки со стола. Хорошо, что эйму нельзя этим повредить. Он уже спикировал за спину монстру, подхватил валяющийся в пыли кинжал.

Вскоре парень снова стоял с мечом и кинжалом, и внутри поднималась злая уверенность: он победит. Потому что он не человек. Он эйман Делайя Лунь из дома Орла. Он не один. Их всегда двое — он и эйм. Он смотрит в этот мир двумя парами глаз. Он ощущает запахи в тысячи раз острее. Он летает и твердо стоит на земле. Он нанесет последний удар, в то время как эйм...

"Справа!" — он ушел в сторону, так что меч гиганта лишь царапнул по предплечью. Недоуменно оглянулся и едва успел снова уклониться от меча. И с одним глазом противник не потерял ориентации, а тем более силы. Разве только стал злее и осторожнее. Делайя медленно отступал по кругу, лунь кружил над ними, выискивая слабое место, но вторым глазом громила жертвовать не собирался. А тут еще этот голос... Ведь никто не мог его предупредить. Никто. Или...?

"Берегись!" Не только у него был кинжал. Узкое лезвие сверкнуло на солнце и пролетело в пальце от виска. Следом выпад, и если бы не эйм, бросившийся на врага, он бы не уклонился от лезвия. Сокола снова отшвырнули, Делайя вновь приготовился к сражению.

Но что же это за голос внутри? Неужели то самое чувство опасности, о котором говорил отец? Неужели именно это он должен был ощутить? Делайя следил за гигантом, медленно обходящим его по кругу. Тот словно искал брешь в невидимой стене. И одновременно Делайя внутри себя отправился на поиски голоса, что дважды спас ему жизнь. Его будто заперли в темной комнате, а невидимый противник ходил рядом, так близко, что чужое дыхание обжигало кожу. И если Делайя немедленно не откроет окно, чтобы впустить солнечный свет...

Будто яркий луч пронзил сознание... Он стоял напротив врага, который медленно, с трудом преодолевая сопротивление словно бы ставшего густым воздуха, шел навстречу ему, размахивая мечом. Только клинок теперь вращался неторопливо. Делайя стоял не шевелясь и спокойно усмехался в лицо врагу. Он видел его глазами человека и эйма, глазами тысяч эймов. Видел со всех сторон. Знал слабые стороны, знал, куда сейчас ударит громила, и как отвести этот удар и пронзить его в самое сердце. Он отклонил меч от себя, выбрасывая руку вперед и вонзая кинжал не в сердце — в глаз. Так надежней. Острый клинок, кажется, вышел с другой стороны черепа. Все стало прежним. Громила в последний раз неловко взмахнул мечом, и с грохотом рухнул на землю, взметнув клубы пыли.

Делайя не слышал торжествующих криков... Или слышал? Нет не ушами, где-то внутри себя, так же как в бою, ощущая единение со своим народом и с... Парень оглянулся.

Халвард странно улыбался, глядя на него. Не насмешка. Не торжество. Не ободрение... Что-то не объяснимое.

Охотник подходит ближе и рывком разрывает рубашку на груди Делайи. Кладет открытую ладонь на грудь, возле сердца. Что-то щекочет кожу и болезненно покалывает, жжет огнем и тут же приятно охлаждает. Охотник убирает руку, а на груди Делайи остается синяя татуировка: нахохлившийся сокол, сидящий на земле. Но вот эйм расправляет крылья и взмывает в небо. Татуировка на груди медленно колеблется, и меняется, превращаясь в парящего сокола.

— Теперь ты эйман Делайя Лунь из дома Орла, — Халвард опять тих, даже вкрадчив, но он знает, что его слышат все эйманы, больше полутора тысяч человек. — Лети, сокол.

Делайя замечает темные круги под глазами Охотника, невидимые издалека морщины, изможденное лицо. Только сейчас он осознает, что взять имя — это не только стать одним целым с эймом, слиться с ним навсегда. Это еще и...

Да что же с ним такое? Почему он никак не выговорит это? И ведь Халвард знает, что не выговорит, поэтому и улыбается так...

Уже не юноша, но полноправный эйман, он поворачивается и идет к вратам, чтобы уступить место следующему парнишке, которого вызовет Охотник. Но прежде чем покинуть Ритуальный круг, Делайя Лунь оглядывается еще раз. Халвард так же сверлил его взглядом, будто только и ждал, что он обернется. И он, пусть внутри себя, но все-таки сказал то, что собирался. Чувство опасности, говорите? Да никакое это не чувство. Это Охотник, который, если пожелает, видит каждого эймана. Это он направлял его во время Обряда. И выжить можно только слившись с ним, поверив ему. Делайя доверился и обошелся царапиной на плече и вывихнутой кистью. "Спасибо", — благодарит он мысленно.

Халвард усмехается нагло, дерзко. Вскидывает к небу свои невозможно зеленые глаза, раскидывает руки в стороны, словно обнимая весь мир, и провозглашает громко:

— Щуа из дома Чайки!

Ифреам ушел чуть раньше, чем Делайя покинул Круг. Вряд ли кому-то могло показаться это подозрительным — он ушел поздравить внука, только и всего. Авиел с сыном уже ждали его у врат эйманов. Лунь тоже мялся рядом. Ифреам обнял его, слов для поздравления не находилось, он был очень рад, что все обошлось, что Делайю вызвали первым, до того как они...

— Па, что вы собираетесь делать?

У эйманов не в чести слово "дед". Старший эйман отец всем.

— Ничего, — он отпустил внука. — Ты иди.

— Па, нельзя его убивать, — возразил парнишка.

— Все будет хорошо, — Ифреам чуть нахмурился. — Иди к отцу.

Повиновение старшим воспитывается с детства. Мальчишка переполнен болью, горечью, недовольством, но он покорно скрывается во вратах эйманов, чтобы занять место на скамье своего Дома.

— Хорошо, что все обошлось, — вымолвил Авиел, как только Делайя ушел.

— Да, хорошо, — Беркут следил за эйманами, подходящими к ним. Одиннадцать человек — вполне достаточно, чтобы убить любого. Правда, Охотник — не любой.

— Поздравляю, — кивнул Цовев небрежно.

Ифреам тоже кивнул в ответ и повернулся к брату:

— Так где врата Охотника?

— Вы же помните, — объяснил Каракар. — напротив врат эйманов.

— Там ничего нет, — возразил Рохга Як. К сорока годам он сильно напоминал своего эйма: плечистый, с почти исчезнувшей шеей.

— Есть, — заверил Авиел. — Но мы их не видим.

Они обошли стены амфитеатра. Никакого другого входа, кроме врат эйманов так и не обнаружили. Но Авиел остановился рядом с каракарой, которая на этот раз сидела на земле. Другие эймы тоже приближались, выходя из леса с разных сторон.

— Врата Охотника скрыты от нас, — повторил Авиел, подходя к стене там, где сидела каракара. — Но эймы ощущают, где можно войти, — он едва-едва прикоснулся к стене, и ладонь ушла внутрь. Каракар тут же отдернул руку. — Пора принять напиток.

Юнко достал небольшой стеклянный сосуд и сделал из него два глотка, передал Яку, тот глотнув передал Беркуту, Ифреам в свою очередь Наве Калонгу — эйману с узким лицом, впалыми щеками и большими глазами на выкате.

— Шереш, — пробормотал Рохга. — Ничего себе... Это что-то... — глаза у него заблестели, дыхание участилось. Он еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. — Почему вы не попробуете такое? — обратился он к Авиелу. — Тогда бы мы быстро с ним справились.

— Потому что никто не знает, как долго действует этот напиток, — Юнко смеяться совсем не хотелось. И хотя веки у него чуть покраснели, как у всех, кто выпил из бутылочки, казалось, эйфории он не испытывал. Скорее горечь и гнев. — А если честно, вообще никто не знает, как он действует, — добавил он. — Но нам надо спешить.

— Як, твой эйм — первый, — в последний раз напомнил Авиел. — И действуйте быстро. Если мы не справимся за несколько мгновений, не справимся вообще.

Рохга со смешком повернулся к невидимым вратам.

— Понеслось! — победно выкрикнул он.

Огромный эйм с длинной почти черной шерстью и развесистыми рогами, будто в атаку бросился в стену и пропал за ней. Показав красивую бурую шерстку на груди, растворился в стене калонг вместе с серым пятнышком юнко. Беркут, словно преследуя их, скрылся из вида чуть позже. Эйманы перехватили мечи и вошли вслед за ними.

Многорукий монстр, похожий на осьминога, нарядившегося в жилетку, испарился в воздухе, точно его и не было. Щуа растерянно оглянулся. Во врата Охотника влетел, раздувая ноздри, як. Метнулся к Халварду, но тот скользнул в сторону, только кафтан взметнулся. Но бык тут же бросился на него снова — он отвлекал внимание. Пока Охотник уворачивался от рогов, беркут, стрелой метнулся к груди и схватил в лапы медальон, калонг и юнко подхватили цепь с боков и сняли с шеи. Халвард подпрыгнул, пытаясь достать талисман, но як сбил его с ног, так что он покатился по земле. Тут же вскочил на ноги, будто был большой кошкой, которая всегда приземляется на ноги. Выставил перед собой меч, расхохотался зло.

— Вы действительно верите, что без медальона я бессилен? Какие же вы дураки! Нас всего лишь не видят другие.

— И врата эйманов закрыты, — согласился Авиел, а потом обратился к Щуа. — Отойди, мальчик.

Парнишка безропотно ушел на скамью. Но так и не сел: вытянувшись в струнку, наблюдал за тем, что творилось на арене.

Охотник поднимает руку и эйманы, замирают, хватаются за грудь. Кажется, будто в сердце им вбили невидимый кол. Но не все. Четверо по-прежнему окружают Халварда. Они справятся. Не могут не справиться...

Цовев атакует стремительно, Щуа невольно любуется им. Хотел бы он стать таким: красивым, спокойным, смелым. Надежным. Халвард отбивает его удар, и еле успевает повернуться, чтобы встретить меч Яка, а вот удар Ифреама не отбивает, меч рассекает тонкую ткань кафтана, из плеча брызжет кровь. Но Охотник не кричит, стискивает зубы, перехватывает меч в левую руку, чтобы блокировать меч Калонга, но Нава вдруг вскрикивает и роняет меч. Мучительный стон проносится над ареной, Юнко, Беркут — все, на кого почему-то до сих пор не действовала магия Охотника, хватаются за голову, словно оторвать ее хотят.

Халвард смеется горько.

— Не все так просто с напитком, да? — интересуется он.

Щуа вскрикнул. Эймов: яка, беркута, калонга и юнко, — разорвало в клочья почти одновременно. Кровавые ошметки разлетелись по арене, испачкав присутствующих, но больше всех досталось Охотнику, он буквально искупался в крови яка. Эйманы, выпившие настой, замертво рухнули на песок. Охотник постоял над ними, прижав руку к сердцу, а затем, медленно поковылял к валявшемуся на земле медальону.

Но тут Алет дернулся и тоже пошел к нему. Ноги его подкашивались, из носа хлынула кровь, но он шел, преодолевая чудовищную боль.

— Не смей! — прохрипел Халвард. — Я убью тебя раньше. Тебе мало смертей?

Алет лишь оскалился: он бы предпочел умереть, но не повиноваться. Он был в трости от цели, когда боль свалила его, но и лежа, он полз, чтобы дотянуться до медальона. И тогда Охотник поднял меч.

Волчица появилась внезапно и, серой молнией метнувшись между эйманами, кинулась на Халварда. Он скользнул в сторону, уклоняясь от острых зубов, но теперь он стал дальше от медальона и Алета. Волчица нападала снова и снова, вертелась вокруг Охотника, клацая зубами, но он отбивался мечом, нанося удары плашмя. Он не мог ранить ее, но вот оглушить...

Ранели отвлекла его, и он отпустил оставшихся на арене эйманов.

— Спасибо, девочка, — прохрипел Авиел, оживая. — Уноси его отсюда.

Волчица повиновалась, давая дорогу эйманам. Обратившись в человека, она потащила Сокола к выходу, поэтому не могла видеть, как добивали Охотника.

Эйманы напали вместе. Сначала Халвард пытался взять контроль над нападавшими, то один, то другой замирал, не успев нанести удар, но чем дольше он был без медальона, тем меньше оставалось у него сил. Он тряхнул головой, словно отгоняя ненужное, и в него как злой дух вселился. Откуда ни возьмись, на арену прыгнул черный барс. Кафтан у Охотника тоже почернел от крови, и теперь две тени, бешено сверкая глазами, быстро двигались от одного эймана к другому, нанося удары, отбиваясь, не замечая ран. Упал с разорванным горлом Каскавела, не отразил удар в сердце Толай. Зорилла серьезно ранен и истекает кровью.

Но еще трое эйманов могут сражаться, а Халвард получил слишком много ран. Удары становится слабее, и наносит он их в слепую. А в следующий миг, меч выпадает из ослабевшей руки. Охотник падает на одно колено. Старается сохранить равновесие.

— Какие же вы дураки, — шепчет он, зная, что на этот раз остальные эйманы его не слышат, а потом падает в песок.

Авиел тоже ранен — руку прокусил барс, потерявший силы вместе с Охотником. Но он подходит ближе, чтобы добить врага. Если эйма не разорвало, значит, и в Халварде теплится жизнь.

— Стой!

Авиел замер и недоуменно оглянулся. Тяжело дыша, к нему спешил Удаган.

— Его надо добить, — пояснил Каракар и снова занес меч.

— Нельзя! — Лев мягко, но настойчиво отодвинул отца от Охотника. Его эйм, вбежавший через врата Охотника следом за Удаганом, предостерегающе рыча защищал окровавленное тело от двоих других. — Нельзя его убивать. Отец, я все узнал в монастыре. Он держит наши жизни в своей руке. Если он умрет, почти все старше двадцати умрут.

— Шереш! — Кулик — самый молодой из нападавших — вытер со лба пот. — Ты точно это знаешь? Как ты можешь знать это точно?

— Мне сказали в монастыре, я верю, — горячо и убедительно говорил Удаган. — Но вы сами вспомните. Отец, Зорилла, — он повернулся к раненому, прислонившемуся к ограждению арены, — вы должны помнить. Ведь в прошлый раз, когда убили Фарея, умер кто-то? — Авиел в один миг вспомнил слова Крыса: "Я стал главой Дома благодаря тебе". Почему он так сказал? — Когда ты убил Охотника двадцать лет назад, кто-то из эйманов умер? — потребовал Лев.

— Еж умер, Валлаби, — промолвил Авиел. — Еще кто-то из стариков. Это не может быть связано!

— Ты уверен?

— Его нельзя оставлять в живых, — возразил Рато-до-мато. — Он отомстит. Жестоко. Мы ведь для этого приготовили Щуа. Он должен стать Охотником.

— Нет! — выкрикнул мальчишка. — Я не хочу, — его трясло.

— Ты обещал! — резко выкрикнул Зив, но Удаган быстро повернул его к себе.

— Может, ты хочешь, Рато-до-мато? — предложил он.

— Нет, — нахмурился парень.

— Тогда зачем твоя крыска стащила медальон? — поинтересовался он жестче.

— Как стащила? — вскинулся Кулик.

— А что? Ты хотел стать Охотником? — уточнил Ле.

— Нет, — сник и этот.

— Отец, ты видишь, во что нас втянули? Им поручили взять медальон и отдать главе Дома. Они всего лишь борются за власть, — он снова повернулся к оставшимся в живых. — Если среди присутствующих нет желающих стать Охотником, я верну медальон Халварду. И буду драться с каждым, кто захочет мне помешать. Зив, отдай медальон.

Эйм-рато-до-мато, пушистая крыса с красивой светло-серой шерстью, вернулся к ногам Удагана, неся медальон. Тяжелая цепь волочилась за ним.

Лев опустился на землю, перевернул Халварда на спину, осторожно поддерживая за плечи. Охотник с хрипом вдохнул, чуть приоткрыл веки.

— Ты прав, — обратился к нему Удаган. — Мы дураки. Наивные, легко управляемые дураки. Прости, если сможешь, — он вложил медальон ему в ладонь, и сцепил пальцы своей огромной рукой.

Халвард, тяжело дыша, с усилием открыл веки шире. Ощутив медальон, поднес к глазам, будто рассматривал. Изо рта вытекла струйка крови.

— Сейчас я тебя перевяжу, — заторопился Лев, но Охотник удержал его, легко коснувшись.

— Подожди, — звук вышел булькающим. Дрожащей рукой он вложил медальон обратно в ладонь Льва и накрыл своей рукой, а затем слабо усмехнулся. — Стань другим... если сможешь.

Сердце Удагана остановилось от ужаса.

— Нет! — выкрикнул он. — Только не я. Я должен вернуться. Она меня ждет. Халвард, пожалуйста...

Эйм-барс за его спиной взорвался, в очередной раз забрызгав присутствующих кровью. "Не отмыться", — подумал Лев. В глазах потемнело. Медальон жег ладонь, будто его раскалили в горне, но он так и не мог разжать пальцы. Эта боль помогала прийти в чувство. Он бережно положил тело Халварда на песок и выпрямился во весь рост.

В сознании шумело. Он тряхнул головой, чтобы прогнать шум, но стало только хуже. Тысячи голосов: вопли, стоны, возмущенные крики, плач, нервный смех разрывали его на части. Но самое страшное — его будто опутали тысячей нитей, и каждая ниточка была чьей-то жизнью. Одни толстые, сверкающие, другие тусклые и тонкие. И вот тонкие начали рваться, уходить в пустоту. Если не сделать немедленно что-нибудь, все будет напрасно, эйманы погибнут. Почти все. Но что он должен сделать? Что?

Машинально он надел медальон на шею, чтобы не мешал, — освободил руки. Надо было поймать, удержать эти нити, не дать им порваться. Потому что одна из них его отец и брат. Он не знал, какая именно — теперь эйманы стали для него одинаковыми.

Но жизни одна за другой истончались, готовы были порваться... Тогда он закрыл глаза, раскинул руки. Тело стало очень чувствительным. Когда невидимые нити касались его, то обжигали, но он догадался, что надо делать. Он вдохнул глубже, готовясь вытерпеть боль, и вобрал в себя каждую нить, каждый голос, каждую жизнь...

Они рвали на части его разум и тело, но он терпел, ожидая, когда все успокоится, уляжется. Кто-то из стариков уже умер, но остальных надо спасти. Словно тысячи игл пронзали его насквозь, ткали сквозь него полотно, закрепляя узлы в сердце. Он кусал губы, чтобы сдержать крик. И понимал, что не успевает, надо быстрее, быстрее...

Он все-таки застонал, когда последняя судорога, скрутила сразу все тело. Удаган пошатнулся. Нелепо взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Затем растер себя, чтобы немного унять боль. В голове творился ад, и к этому надо было привыкать. Привыкать слушать этот шум, вылавливать нужные голоса, призывать эймов... Но сейчас хотелось одного: забыться во сне хоть немного. Даже если для этого потребуется бочка граппы. Мутным взглядом он обвел Ритуальный круг, обильно политый кровью. Распахнул рубашку — там, где раньше была татуировка льва, теперь виднелся темно-синий круг. Он точно в бреду дотронулся до него.

Три эймана застыли столбами, не зная, чего от него ждать. Но Удаган не мог сосредоточиться на их лицах.

— Приберитесь тут. Обряд отложим на полгода, — пробормотал он, еле ворочая языком, и побрел к вратам Охотника.

23 уктубира, Жанхот

— Вы не имели права скрывать это от меня! — Илкер едва сдерживала слезы.

— Извини, но об этом и королева не знает, — Полад, быстро встав, демонстративно уставился в окно. — С удовольствием бы отрезал язык, которому не лежится за зубами.

Девушка нашла всемогущего телохранителя в Большом кабинете. Но на этот раз не обратила внимания на красоту убранства, смотрела в спину тестя и говорила настойчиво и убежденно.

— Я не знаю, правильно ли вы поступаете с королевой. Это вам решать. Но мне вы должны были сказать. Вы не понимаете. Мне снятся кошмары. Я чувствовала, что с ним, что-то случилось. И я его жена. Я должна была знать о том, что он здесь. Мне надо с ним встретиться.

— Тебе не надо с ним встречаться! — Полад повернулся, и глаза его сверкнули от гнева. — Никто не должен видеть его в таком состоянии. Никто. И ты тоже не должна. Ты не понимаешь...

— Поверьте, ее высочество рассказала мне об этом достаточно.

— И она тут! — возмутился Полад. — Скоро весь Энгарн будет об этом судачить. Он вернулся к столу и снова сел в кресло. — Так. Я знаю, что тебе тяжело. И может быть, будет еще тяжелее, потому что мы не знаем, сколько это продлится, но будь добра смирись с тем, что мужа ты еще какое-то время не увидишь.

— Я не смирюсь.

— Что?! — возмутился он.

— Я не знаю, на что мне придется пойти, но я сделаю все, чтобы его увидеть. Я должна его увидеть, вы не имеете права...

— Я на все имею право, — наклонившись вперед, произнес он вкрадчиво. — Я имею право на все, что посчитаю нужным. Потому что у меня есть сила, для того чтобы осуществить свои права.

— Вы посадите меня в тюрьму? — Илкер смело взглянула на него. — Прекрасно. Так я хотя бы буду ближе к нему.

— Шереш! — он хлопнул по столу ладонью. — Девочка, если я что-то делаю...

— Я знаю, — смело перебила она. — Но в этом случае вы не правы. Чего вы боитесь? Что я увижу его и разлюблю? Этого не будет. Но что если я могу исцелить его?

— Не можешь! Ни ты, ни кто-нибудь другой. Он абсолютно не вменяем. И дело не в душевном заболевании, не в потере памяти. Дело в колдовстве. Ты это понимаешь? Или ты практиковалась в магии?

— Он не может меня не узнать, — прошептала она. — Меня он узнает. Я достучусь до него. У меня получится. Почему вы не хотите попробовать?

— Потому что он тебя убьет. Понимаешь? Перегрызет горло. Я был у него, я знаю, о чем говорю. Я не хочу объяснять ему, когда мы его исцелим, где его жена и как она погибла. Ты понимаешь? — он закрыл ладонью глаза и посидел так немного. — Так... все, иди. Без тебя тошно.

— Тогда вы могли бы пойти со мной, — вместо того чтобы сдаться, уговаривала девушка. — Вы не понимаете. Эрвин обещал мне... счастливую жизнь. То, что сейчас происходит, не очень похоже не счастье. Я была в Пустом доме.

— Разговаривала с Золотым Эрвином, — с сарказмом подхватил Полад.

— Разговаривала, — подтвердила она.

— И тебе был глас с неба? Ты не стесняйся, рассказывай.

— Не было. Я должна пойти к Ялмари. Или вы знаете еще какой-то способ, чтобы спасти его? Я уверена, что смогу. Он меня вспомнит, я уверена. Давайте попробуем. А если... если что-то пойдет не так... Вы меня защитите.

Никакого другого плана у Полада не было. Он приглашал к Ялмари отца Цохара из Биргера, которому удалось вычислить проклятых оборотней и даже исцелить некоторых. Но тут он ничего не мог поделать, как ни пытался. Ялмари бесновался, а потом и вовсе обратился в волка, чем навел на священника столбняк, ведь проклятые оборотни могут обращаться в волков исключительно в полнолуние. Но Цохар не задавал лишних вопросов. Когда они покинули камеру, он извинился — обычная насмешливость начисто покинула его.

Полад отправил верного человека в Ногалу. Если отхи навела проклятие на Ялмари, то, возможно, одна из отхи и исцелит его. Если, конечно, захочет. Но сколько придется ждать ответа? И каков будет ответ... А если Герард не будет молчать — за остальных он был спокоен — тайна вырвется наружу и создаст новые проблемы.

— Пойдемте вместе, — вновь обратила на себя внимание Илкер и повторила: — Если что-то пойдет не так, вы меня защитите.

Полад снова хлопнул ладонью по столу.

— Идем, — решительно согласился он. — Но будешь слушаться меня. Вперед не рвись. Это понятно?

— Понятно, — девушка вспыхнула от радости. Она уже не надеялась на то, что уговорит Полада.

— Поедем, когда стемнеет. Чем меньше людей тебя узнает, тем лучше.

Ночью Юдала казалась еще мрачнее. Илкер поежилась, взглянув на высокие темные стены. Не хотела бы она сидеть здесь даже временно. Комендант встретил их и, не задавая лишних вопросов, передал Поладу ключи и факел. Дальше они пошли одни. Он подал ей руку, помогая сойти по ступеням. Они будто спускались в подземелье Шереша. На языке вертелся вопрос: "Нельзя ли было не так далеко упрятать принца?" Но тут же она догадалась, что нельзя. Полад ничего не делает просто так, он всего лишь хочет сохранить тайну принца. Хорошо еще, что она не одна. Одной было бы очень страшно.

Они подошли к нужной двери. Полад передал ей факел, а затем открыл дверь. Прежде чем она шагнула вперед, отодвинул ее, вошел первый, воткнул факел в крепление на стене, только после этого разрешил зайти и ей, но держал за спиной, так что Илкер могла только из-за его плеча увидеть мужа. Он сидел в углу. Свет факела причудливо плясал на грязном лице и одежде. На шее мелькнул серебряный ошейник. Он прислонился затылком к стене и безмятежно спал. Грудь ровно вздымалась.

Сердце у Илкер защемило. Очень уж мирная была картина, не верилось, что Ялмари, спящий у стены в ошейнике, и чудовище, о котором рассказывали Герард и Полад, — это один и тот же человек. Это какая-то ошибка, Илкер захотела выйти из-за Полада, но тот быстро поймал ее и отправил обратно себе за спину.

— Он не спит, — горько усмехнулся он. — Вот так же он чуть не застал меня врасплох.

Ялмари тут же оторвал голову от стены, глаза сверкнули яростно. Он злобно оскалился. Илкер еле заметно вздрогнула, заметив его клыки.

— Вот, — тяжело вздохнув, добавил Полад. — И поверь, он нас не узнаёт. Только поэтому его посадили на цепь.

— Он не может забыть меня, — упрямо повторила девушка, выглядывая из-за плеча тестя, и тихо позвала: — Ялмари. Ялмари, Ты ведь меня узнал? Ты не можешь меня не узнать! Это жестоко и несправедливо, если ты меня забудешь. Я так люблю тебя. И ты меня любишь, я знаю. Ты не можешь меня забыть. И причинить боль тоже не можешь. Ты не можешь, я знаю.

Сначала в принце ничего не менялось. Но потом Полад заметил, как он будто расслабился. Яростный блеск угас, Ялмари испытывал недоумение и словно силился вспомнить что-то.

— Ялмари, — девушка вышла из-за Полада и сделал робкий шаг вперед. — Ты узнал меня. Ты не можешь меня забыть. Все не может закончиться так. Эрвин обещал мне счастье. Может, недолгое, но счастье. Ты слишком сильно любишь меня, чтобы забыть. Ты обещал вернуться ко мне. Обещал, что мы будем счастливы. Ты ведь не нарушишь обещание? Не нарушишь, — она сделала еще одни робкий шаг.

Ялмари застонал, сжал виски. Девушка шагнула еще ближе.

— Ты не можешь просто забыть меня и остаться в этом безумии. Не можешь. Я хочу дотронуться до тебя.

Он всмотрелся в нее. Губы шевельнулись.

— Я дотронусь до тебя — и все будет как прежде, — снова попросила девушка. — Ты все вспомнишь и придешь в себя...

Она не заметила мгновения, когда голубой дымок скрыл принца, и на его месте появился волк.

— Ялмари, — выдохнула она, прежде чем острые клыки вонзились в нее.

23 уктубира, Беероф

Утро началось с неприятностей. Загфуран провел бессонную ночь, наблюдая за теми, кто пытался покинуть столицу, но все было спокойно. Напрасно он бодрствовал, напрасно бодрствовали тайные агенты и минервалсы. Его уловка не возымела должного действия, заговорщики спали. Едва он под утро прилег на кровать в своем доме, чтобы отдохнуть хоть часа два, как засветился яжнай, и пришлось снова вскакивать и спешно приводить себя в порядок, чтобы предстать перед диригенсом.

Нафиш на этот раз был чрезвычайно строг. Как только его фигура в комнате минарса стала более или менее четкой, как он заявил, даже не поздоровавшись.

— Я буду краток. Твоя деятельность на Гоште, минарс Загфуран, кажется совету диригенсов неэффективной, твое поведение неадекватным. Ты должен немедленно прибыть в Храм для расследования гибели минарса Варуха. У тебя есть два дня на сборы. Воспользуешься тем же порталом.

— Тем же порталом? — воскликнул Загфуран. — Но это же верная гибель!

— Вот и посмотрим, насколько верная, — сухо отрезал Нафиш. — Мы не выявили ничего необычного в портале.

— То есть вы подозреваете, что это я убил брата, посланного мне на помощь? Вы подозреваете меня?

Он возмутился так искренно, что Нафиш смутился.

— Если ты будешь оправдан, то после расследования вернешься на Гошту в сопровождении двух братьев, — сообщил он мягче. — Ждем тебя.

Яжнай погас. Фигура учителя исчезла.

— Если я буду оправдан! — воскликнул Загфуран. — Да вы меня убьете как бешеную собаку, едва я переступлю порог Храма.

О возвращении не могло быть и речи. Предстояло решить один вопрос: остаться ли ему на Гоште изгоем или снова попробовать отсрочить возвращение в Храм. Если начнется война, если хоть где-то ему будет сопутствовать успех, диригенсы будут к нему снисходительней. Отдыхать некогда, надо вновь приниматься за работу и немедленно.

Он сел за стол и потер виски. По привычке сделал бутерброд с копченым мясом. Эта пища не насыщала, но позволяла не забыть того, кем он был раньше. И, конечно, ему нравился вкус. Единственное, что его радовало в вампирской жизни — на Гоште вампиры могли есть любую пищу и получать удовольствие от нее. Хотя она не давала силы и не утоляла голод.

Подумав, Загфуран налил себе холодного чая, всыпал туда порошок заавана. Он редко им пользовался, но сейчас был такой момент. Еще сутки на ногах без заавана он не выдержит. Выпив залпом горький напиток, он вернулся за стол. Итак, заговорщики не поверили, что их раскрыли. Почему? У них есть некий знак, который предупреждает: враги ничего не знают. Что это может быть? Это может быть верный человек. Например, если Тазраш состоит в заговоре, то он передал подельникам, что маг блефует. Но сколько он знал герцога, тот слишком труслив, чтобы идти до конца. Нет, он не предупредит, разве что сам лично убьет всех, пока он, Загфуран, не докопался до истины. Но о необычных смертях тоже слышно не было.

Минервалсы предать не могли, с этой стороны он защищен надежно. Тогда...

Минарс зашел в тупик. Немного походил по комнате, снова потер виски.

Следовало зайти с другой стороны. Что они могли планировать? Судя по всему уничтожить разом всех враждебных лордов и мага заодно. Но как? Стоит солдатам приблизиться к зданию, как маг уничтожит их. Значит, они постарались бы сделать это издалека. Причем так, чтобы он не почувствовал магию и не защитился от нее. Как это возможно? Как?

Загфуран мучительно застонал. Он решил вернуться во дворец и осмотреть там все еще раз. Может, там придет идея получше.

Минарс переместился во дворец. Времени было мало, чтобы трястись в карете. Там, накинув капюшон, он бесцельно переходил из одного крыла в другое, стараясь ощутить хоть что-то: присутствие посторонних людей, чужой магии, опасности, враждебных намерений...

В воздухе витала вражда, но и только. Разочарованный, он вышел во двор и походил там. И вот, недалеко от крыла, в котором должен был завтра состояться регентский совет, что-то изменилось. Чем ближе он подходил к зданию, тем сильнее проявлялась опасность. Но внутри дворца этого ощущения не было. Что же тогда? Что-то снаружи или...?

Кусочки мозаики сложились. Почему он сразу не размышлял со стороны заговорщиков? Если бы он готовил заговор против могущественного мага, к которому нельзя подойти близко, что бы он предпринял? Конечно, он бы попытался сжечь врага. Сжечь быстро, чтобы маг не мог сопротивляться. А это можно сделать только с помощью камней Зары. Большого количества камней Зары. И поджечь их можно, не подходя близко, так что магию он бы не почувствовал. Но для этого их надо заложить... в подвал.

Минарс решительно направился туда. Он не спустился вниз, всего лишь заглянул. Магия тут же помогла выловить нехитрые ловушки, которые здесь установили, чтобы заметить чужое присутствие. Он выдохнул с облегчением: заговор раскрыт, его можно предотвратить. Но хорошо было бы и заговорщиков поймать. План тут же сформировался в его сознании.

Он отправился за королевской стражей. Под его наблюдением они тщательно обыскали подвал. Обнаружили камни Зары, а потом и потайной ход. Загфурану потребовалось несколько мгновений, чтобы уяснить: ход мог вести только в дом гофмейстера. Все стало на свои места: Цагаад ведь жаловался на то, что Ароди очень злился из-за этого подвала. Еще бы не злиться, когда из-за самодеятельности графа чуть не сорвался тщательно продуманный план.

Маг вызвал еще солдат. Следовало отрезать заговорщикам пути для побега. Неожиданный арест поможет узнать всех, кто стоял за этим.

Ароди срочно изменил план действий. Теперь о том, чтобы ждать взрыва в поместье Бернт не могло быть и речи: они видели, что за всеми, кто покидает город, следят. Уехать сейчас значило крикнуть на всю столицу: заговорщики мы. Но Элдад надеялся на благополучный исход. Последний день они провели втроем: к ним присоединился Яур.

Щутела взялся проверять оружие. Яур ходил от окна к стене и обратно. Ароди вертел пустой бокал.

— Вы что-то ощущаете, Высокий Яур, не так ли? — спросил он.

Маг усмехнулся.

— Только ли я? Пахнет бедой. Вон, даже Щутела встревожен.

Солдат поднял голову, но тут же вновь склонился над мечом, натирая его до блеска.

— Тогда почему вы здесь? — продолжил расспросы Элдад.

— Потому что если заговор раскрыт, нам некуда идти. Или вы хотите бежать в Лейн, как ваш брат?

— Нет.

— Вот и я нет, — кивнул Яур. — Я стар. Я ввязался в это, чтобы победить. Я должен победить или умереть. Второго шанса у меня не будет.

— Нет, это неправильно, — Ароди тоже встал. — Шанс должен быть. Всегда можно попробовать сначала. Как-то иначе. Знаете что? Пусть Щутела еще раз проверит подвал. Если заметит хоть что-то необычное или почувствует что-то — мы покинем Беероф. Или хотя бы спрячемся где-нибудь, покуда все утихнет. Щутела!

— Иду, — отозвался солдат и на этот раз отправился в подвал с мечом.

Но спуститься туда он не успел.

— У нас гости, — спокойно заметил Яур, глядя в окно.

Ароди подскочил к нему: в ворота заходили солдаты.

— Щутела, подвал заперт? — потребовал Элдад.

— Так точно. Но надолго их та дверь не задержит.

— Надолго не надо, — Ароди открыл печь и выкатил оттуда камни Зары. — У нас еще есть шанс.

— Что вы собираетесь делать? — невозмутимо поинтересовался Яур.

— Дорого продать свою жизнь. А если повезет — спастись. Вы ведь можете швырнуть камни в солдат?

— Могу.

Камень взмыл в воздух и метнулся в окно. Там полыхнуло. Стекла в доме вылетели.

— Прекрасно! — Ароди стоял с мечом. — У нас получится.

— Если только мы не сгорим вместе с ними, — возразил Яур. — Становится жарко.

— Бросайте камень во двор — и выходим. И еще один в подвал.

Яур решил иначе. Он протянул руку, следующий камень взмыл в воздух, и маг вышел в коридор. Камень врезался в солдат, едва дверь разлетелась. Внизу тоже начался пожар. Вернувшись в комнату, он подхватил следующий камень, направил его в окно, но швырнуть не успел. Прежде чем Ароди и Щутела что-то предприняли, он полыхнул алым, испепеляя дом изнутри.

— Шереш! — Загфуран, стоя рядом с Тазрашем, наблюдал, как горит дом гофмейстера будто гигантская вязанка хвороста. — Шереш! — повторил он. — Я ведь хотел всего лишь остановить камень. Какого шереша маг его поджег в доме?

— Не хотел встречаться с вами, вероятно, — скривился Тазраш. — Надо гасить, пока не перекинулось на другие дома.

— Надо гасить, — согласился минарс и выставил вперед открытую ладонь.

Пламя тут же перестало вздыматься вверх, пригнулось ниже к земле и в конце концов совсем угасло, являя обугленные развалины жилища. Ветер относил дым в сторону реки.

— Вы видели, сколько камней Зары они приготовили в подвале? — повернулся маг к Тазрашу? Там бы так полыхнуло, что весь дворец бы выгорел.

— Верная смерть? — уточнил герцог.

— Верная. Я вовремя вернулся. Вот только в этом доме было только трое заговорщиков, то есть наверняка не все. И вычислить остальных вряд ли нам теперь удастся. А жаль.

— Они будут сидеть тихо, — задумчиво пробормотал Тазраш.

— В этом я даже не сомневаюсь, — минарс резко повернулся к герцогу и взял его за колет. — Я не сомневаюсь, герцог, что заговорщики будут сидеть тихо. И еще мне хотелось бы, чтобы они не мешали моим планам. Чтобы завтра прежнее решение относительно оккупации Энгарна, не отменили, а утвердили. Вы меня понимаете?

— Загфуран, что вы себе позволяете? — Тазраш холодно отцепил руку мага и отошел. — Я мог погибнуть там вместе с вами.

— Я предупредил, — маг не обратил внимания на его лепет.

— Вы считаете, что после того заклятия...

— Я скажу откровенно: я подозреваю, что к этому заговору вы тоже приложили руку. К сожалению, не имею этому доказательств и теперь уже не получу. Но знайте: я внимательно слежу за вами. И я узнаю, обезопасили ли вы себя от моего заклятия. Если я узнаю, что вы играете против меня... Я предупредил, — веско закончил он и растворился в воздухе, переместившись обратно к себе в домик. До следующего утра он имел право отдохнуть.

Герцог постоял еще рядом с черными развалинами, поджал губы и отправился домой. Жаль, очень жаль, что в доме гофмейстера не погибли все. Жаль, что он не знал других. Но о Фирхане надо позаботиться немедленно. Человек, который знал, что Тазраш поддерживал заговор, не должен остаться в живых.

30 уктубира, Жанхот

— Итак, ты вернулся в город, в котором тебе запрещено было появляться под страхом смерти, — Полад навис над парнем, облокотившись на стол.

Комната для допросов в Юдале была небольшой: стол да два стула. Узкое окно закрыли решеткой, и света сюда проникало совсем мало, поэтому Полад приказал зажечь факелы на стенах.

— О да, я снова нарушил приказ, — ехидно подтвердил задержанный.

Одежда на нем была новенькой, с иголочки. Хорошо, если дня два как купил. Он сидел прямо, дерзко вскидывал голову и смотрел в глаза. Отвечал с сарказмом. Но бравада была напускной. Опальный поэт всячески старался казаться прежним. Но Полад слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не заметить перемен. Свальд изменился не только внешне: коротко постриженные волосы уже не торчали в сторону, а в одежде появился стиль. Дело было в чем-то, спрятанном глубоко внутри. Будто ненависть внутри сгорела дотла, и теперь он лишь по привычке поднимает в воздух ее пепел. Полад успокоился и сел напротив него.

— Хорошо. Скажи, зачем ты пришел?

Тагир появился в городе два дня назад, и, конечно, об этом сразу доложили Поладу. Какое-то время следили за ним, потом арестовали. И тогда он потребовал ни много ни мало встречи с телохранителем королевы. Сказал, что это касается принца. Для всех принц еще не вернулся из опасного путешествия, поэтому требование поэта поспешили передать по назначению.

Услышав вопрос, Свальд недолго хмурился, а затем произнес другим тоном, словно нехотя.

— Я знаю, как можно помочь принцу. Вернее, как можно попробовать ему помочь. Хуже, в общем, не будет.

— И ты так жаждешь помочь ему? Почему? Ты ведь всю королевскую семью ненавидишь.

Тагир помолчал. Потом промолвил глухо.

— Я знаю, почему Илкер выбрала его. Он... не знаю, насколько он искренен, но он умеет показать, что понимает тебя. Переживает о тебе, — в последних словах вновь послышалась ирония. — Так вот не он один умеет проявлять благородство.

— То есть ты хочешь что-то доказать леди Люп? — прямо спросил Полад.

— Не только, — усмехнулся Свальд. — Еще Хозяйка монастыря сказала, что эта поездка станет решающей. После нее она или позволит мне остаться в Песчаном монастыре или выгонит. Я не дурак. Она хочет убедиться, что я пригоден, для того чтобы жить в этом святом месте, — губы у него так же издевательски кривились — он вовсе не считал это место святым. — Так вот я пригоден, что бы они там себе ни воображали.

— Зачем тебе вообще монастырь? Ты для него не создан.

— А вы, конечно, все знаете, да? Знаете, для чего я создан, а для чего нет? Я вам скажу, для чего я не создан. Я не создан быть придворным поэтом. Все. Точка. Больше вы ничего не знаете. И знать не можете. Я хочу стать монахом. И я стану.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе произнес Полад. — Так какой ты там способ нашел, чтобы помочь принцу?

— Его надо привести в Пустой дом.

— Только и всего? — с издевкой поинтересовался телохранитель королевы.

— Хуже не будет, — в тон ответил Свальд. — Я читал. Специально искал книги о магии отхи. У них очень сложная магия. Самое главное, что если защититься от нее не получилось, то отменить проклятие, которое эта магия принесла, нельзя. Разве только за дело возьмется Эрвин.

— Золотой Эрвин, — задумчиво промолвил Полад. — Мифический творец Гошты.

— Да никакой он не мифический. Уж вы-то должны об этом знать. Как и о том, что собой представляет Пустой дом.

— Наслышан, — печально подтвердил Полад. — И ради того, чтобы сообщить это, ты ехал в такую даль? Хозяйка монастыря не могла передать это послание?

— Я хотел...

— Увидеть ее высочество? Это невозможно, — отрезал Полад, чтобы отбить всякое желание спорить.

По лицу его прошла какая-то судорога, которая очень не понравилась Свальду.

— Тогда... можно мне передать ей письмо?

На этот раз Полад помедлил.

— Если оно будет открытым, и я смогу его прочесть, — промолвил он наконец. Но затаенная боль снова отразилась в глазах.

— Вы издеваетесь?

— А мне кажется, это ты издеваешься. Если предлагаешь мне стать посредником в отношениях с принцессой.

— С ней, по крайней мере, все в порядке? Мне что-то выражение вашего лица не нравится.

— А ты меньше на мое лицо смотри, — огрызнулся всемогущий телохранитель. — А то некоторые там смертный приговор запросто читают, — он отвернулся к стене.

После паузы Тагир уже не так уверенно произнес в эту спину.

— Принц сказал, что мне позволено жить в Энгарне, если я не буду создавать ненужных волнений.

— А что монастырь? Уже передумал туда ехать?

— Я поеду, — с вызовом заверил Тагир. — Когда решу некоторые дела.

— Хорошо. В таком случае, ты побудешь здесь, пока мы не посмотрим, чем закончится опыт с Пустым домом. Если все будет хорошо... По крайней мере не будет хуже, — Полад навис над поэтом, — тогда ты сможешь покинуть город, но будешь находиться под негласным наблюдением. В случае еще одной ошибки...

— Да-да. Я буду казнен, знаю. В таком случае распорядитесь, чтобы меня проводили в камеру. До тех пор пока не закончится опыт, я хотел бы побыть один.

— Ох, ты доболтаешься однажды, — скрипнул зубами Полад, быстро повернувшись к двери: — Стража!

Дни тянулись медленно и однообразно. Ялмари заперли в холодной вонючей дыре без света. Раз в день просовывали в небольшое отверстие в двери миску с едой. Он сначала не ел. Позже решил, что силы еще пригодятся, и похлебал отвратительную жижу. Заметив, что она погружает в сон, снова перестал есть. Он ждал. Не могли эти твари запрятать его надолго. Зачем? Ведь они хотели сожрать и его, и всех остальных. Рано или поздно они придут. И он должен быть готов к этому.

От нечего делать он раскачивал крепление в стене. Кто знает, может, когда-нибудь оно ослабнет настолько, что он выдернет цепь из стены. И если в тот момент кто-нибудь войдет... Это был единственный шанс.

Но к нему пришли раньше, чем он приготовился. Дверь отворилась. Он едва успел зажмуриться, чтобы свет факела не ударил по глазам, а потом постарался придать лицу безмятежное выражение. Может быть, твари посчитают, что он спит. Это еще один шанс на побег — если они подойдут поближе.

Но его маневр быстро разгадали. Он услышал это по интонации, хотя не смог разобрать ни слова. Раз притворство было бесполезным, он обнажил клыки, чтобы твари знали: сдаваться без боя он не собирался. Он будет драться, пока дышит.

И тут началось что-то странное. Одна из тварей заговорила, и этот голос все перевернул внутри. Ялмари не мог объяснить, что с ним творится. Будто душу вынимают и растягивают на дыбе. Он со стоном закрыл веки, зажал уши. Ялмари не желал слышать этот голос. Он мучил сильнее, чем пытки.

"Да ведь это тоже пытка! — внезапно осознал он. — Они решили сломить мою волю иначе. Но я не должен поддаваться. Пусть только подойдет ближе... Пусть только почувствует себя в безопасности..."

Бугристая скользкая тварь приближалась, а он готовился. Он должен был добраться до нее быстрее, чем второе чудовище придет на помощь. Пусть его убьют, но и он достанет хотя бы одного.

Кажется, ни разу в жизни он не обращался в волка так стремительно. Словно зверь уже был в нем и только и ждал, чтобы вырваться наружу. Он метнулся, надеясь, что найдет горло у этого монстра и убьет его, лишь раз сомкнув челюсти. Второй удар ему нанести не удастся.

Кровь хлынула в рот, и торжество наполнило сердце, несмотря на то что тут же, его с такой силой швырнули об стену, что он потерял сознание. Когда Ялмари пришел в себя в полной темноте, голова раскалывалась от боли, его тошнило. Но радость, от того, что он убил хотя бы одну тварь не проходила. Никогда раньше он так не радовался чужой смерти и тому, что кровь у чудовищ на вкус такая же, как человеческая...

И снова проходил день за днем. Он спал, расшатывал крепление, ждал. Больше Ялмари ничего не мог сделать. Только вера в то, что он не останется здесь навсегда, давала силы жить, не впадать в отчаяние. О том, что произойдет в Энгарне, если страну завоюют эти чудовища, он старался не думать. Если с Илкер что-то случится... Он не сможет жить без нее...

Сколько прошло времени — неделя или месяц? — но дверь снова отворилась. Тварей, пришедших за Ялмари, было слишком много — три или четыре. На этот раз его точно сожрут. Но прежде, чем он сделал хоть что-то, его оглушили. Очнулся вновь с мешком на голове и обмотанным цепью. Его куда-то несли. Ялмари дернулся, и его слегка придушили.

Что же происходит? Куда его опять несут? В другую тюрьму? Или сразу на обеденный стол?

Сначала его трясли в карете по булыжной мостовой, но вскоре снова вытащили наружу. Понесли в какой-то дом — он слышал, как отворилась дверь, как стучат ноги (у тварей есть копыта?), поднимаясь по ступеням. Кровь прилила к голове, потому что несли вверх ногами. Скрип еще одной двери, а затем его бросили на что-то мягкое — кровать или диван.

Ялмари попробовал пошевелиться, но цепь держала крепко. Что же происходит?

...Он будто потерял сознание, а когда очнулся — сидел на диване в Пустом доме. В камине горело пламя. Огненные языки трепетали, точно мечтали вырваться наружу, в дом, но боялись чего-то. На каминной полке стоял букет бессмертника, а рядом картинка, непохожая на живопись энгарнских или каких-нибудь других художников Гошты. Ялмари, заинтересовавшись, подошел и взял ее, чтобы рассмотреть получше. Совершенно гладкая, блестящая, она явно рисовалась не кистью. Девочка лет двенадцати, в неприлично коротком белом платьице улыбалась светло и радостно, как живая. Принц даже потрогал ее пальцем, чтобы убедиться, что это картинка, а не какая-то магия.

— У вас так не умеют, правда? — голос за спиной застал врасплох.

Ялмари поставил картинку обратно и повернулся. Хозяин дома стоял в проеме двери, прислонившись к косяку. На вид ему было около тридцати. Светло-синие брюки из необычной ткани, черная рубашка без рукавов облегала торс, будто вторая кожа. Светлые, почти белые прямые волосы, агатовые глаза и брови... Кого-то он очень сильно напоминал.

— Извините, — вежливо откликнулся принц. — Обычно здесь никого не было.

— Глупости, — отмахнулся мужчина и, пройдя в комнату, сел на диван. — Я всегда здесь. Только не все меня замечают, — в руках у него появилась бутылка темно-зеленого стекла необычной формы. Он налил в бокал рубинового вина и подал Ялмари. — Держи, — принц сразу почувствовал винный запах. Хозяин налил вино себе в так же неожиданно появившийся бокал. Бутылка исчезла, и мужчина пригубил напиток. — Садись. Выпьем за знакомство.

— Я... — принц хотел предупредить, что не принимает крепкие напитки, но Хозяин и сам вспомнил об этом.

— Вот черт. Ты же не пьешь вино, я забыл. Вот это подойдет, — напиток в бокале Ялмари стал коричневым, в нем появились пузырьки воздуха. — Попробуй, — предложили ему.

И вдруг принца осенило: он же похож на Эвилел, Хозяйку монастыря. Похож почти как брат-близнец. Ялмари сделал глоток из бокала. Странный терпкий вкус. Язык колет так, что не сразу ощущаешь сладость. Терпимо. Бывало и хуже.

— Да. Так и знал, что тебе придется не по вкусу, но хотелось проверить. Это мы ко всякой гадости привыкли... Ну, так... за знакомство, — он коснулся края бокала своим. — У нас так делают, чтобы показать дружелюбие, — пояснил он. Они сделали еще по глотку. Потом смотрели в огонь. Ялмари чувствовал, что ему хотят сообщить что-то важное, и с терпением ожидал этого. Наконец Хозяин вновь повернулся к нему. — Ты не поверишь, но от тебя сейчас очень многое зависит, — медленно начал он. — Бывает так, что судьбы целого мира сходятся в одном человеке. Или оборотне, — добавил он грустно. — Понимаешь... Ты, как никто другой, должен это понять. Гошта — это еще не вся вселенная. И тут такое началось... Если бы Загфуран был сам по себе, убил бы я его и не побоялся руки замарать. Но за ним сила. И они пока меня не нашли. А надо сказать, что тех, кого они нашли, они уничтожили. И тут надо делать трудный выбор: позволить себя убить и оставить Гошту на растерзание им, или... или предоставить тебе почетную обязанность спасти не только свою страну, но и весь мир. И если бы это было легко сделать, не было бы это трудным выбором. Ты мне нравишься. Но мой мир... Ты понимаешь. Должен понять. Я не могу отдать им мой мир. Не могу. Он мой. Он мне дорог. Это все равно что... Все равно, что для тебя Илкер. Смог бы ты ее отдать ради чего-то? Не смог бы, я знаю. И еще знаю, что ты не все понимаешь сейчас, но ты позже поймешь. Черт, а ведь я оправдываюсь! — воскликнул он и снова уставился в огонь. — Ладно, — он положил ладонь на лоб Ялмари.

Ко лбу будто лед приложили. Глаза защипало, после появилась такая резь, что принц невольно сжал их. Когда же хлынувшие слезы принесли облегчение, и он открыл веки, то первое, что увидел, — это рукоять кинжала, торчавшего из груди.

— А это? — спросил он.

— А вот с этим не могу. Тебе придется идти в храм Судьбы. Придется. И... — он помедлил, словно размышлял, стоит ли говорить еще что-то. И передумал. — Ладно. Если что — знаешь, как меня найти.

И снова Ялмари провалился в темноту. Вскоре он догадался, что лежит с мешком на голове. Неужели все снова? Он заворочался, пытаясь хоть немного ослабить цепь, и тут различил знакомые голоса.

— Бесполезно.

— Обратно в тюрьму?

— Успеем. Шереш! Что же делать?

— Полад? — у Ялмари пересохло горло.

Беседующие умолкли. Потом отец промолвил:

— Ллойд?

— Можно меня развязать? — попросил он. — Все тело затекло.

К нему бросились сразу двое. Один сдернул мешок, другой освободил от цепей. Наконец Ялмари вдохнул полной грудью.

— Не расскажете, где я и что со мной тут делают?

— С возвращением, брат, — Шрам потрепал его по плечу. — Все расскажем, только не здесь. Не нравится мне это место. Идемте отсюда.

Принц перевел взгляд на отца. Он тоже был сегодня в шляпе, чтобы Шрам не заметил, что и телохранитель королевы не человек. Он хотел обнять сына, но вынужден был сдерживать порывы при посторонних. Ничего. Самое страшное миновало.

— Ты сам идти сможешь? — сухо поинтересовался Полад. — Срочно во дворец. Отмоешься, выспишься. А позже подробно расскажешь обо всем. Давай руку.

Ялмари встал с дивана. Ноги держали. До кареты дойдет. А больше ему пока и не нужно.

Эпилог

Несколько дней до Обряда и дня два после вспоминались Ранели как кошмарный сон, от которого мучительно хотелось проснуться, но никак не получалось. Сначала Алет становился все более отстраненным. После Обряда болел. Выздоровев, нисколько не повеселел, потому что насмешка судьбы, когда его брат неожиданно для всех стал Охотником, слишком больно ударила по всем.

Вскоре Удаган Охотник пришел в гости. Вместе с эймом. Они обедали, как в те времена, когда еще не собирались никого убивать. Не было никакого напряжения, Удаган шутил, как всегда, но умудренность из его глаз никуда не делась. Он будто... не постарел, но осознал что-то, недоступное остальным. После обеда мужчины уединились. Но Ранели слышала их беседу. В целом она сводилась к тому, что не стоит так уж убиваться из-за того, что он, Удаган, стал Охотником. Что это рука Эль-Элиона и лучший выход для всех. Что он даже рад, что все случилось так. И хорошо, что по-настоящему виновные в произошедшем, тоже наказаны: пока Удаган принял власть Охотника, умерло несколько стариков, в том числе Лаедан Крыс и Баал-Ханан Воробей. Он рад, что может обвенчать брата и, зная, где Шела, помочь и ему, найти его ниточку, связать его с эймом, вернуть память...

Удаган говорил много, уверенно, со смешком. Авиел и Алет успокаивались. Но Ранели, как оборотень, видела, сколько напускного в этой речи. Ле, наверно, раньше не приходил, потому что репетировал эту речь перед зеркалом. Чтобы быть убедительным. Он и льва с собой взял только для того, чтобы создать иллюзию: его статус мало что изменил.

Легко убедить того, кто хочет быть убежденным. Он успокоил отца и брата, но Тана чувствовала, что он уже не тот, и прежним никогда не будет. От того и плакала украдкой. Ранели тоже это чувствовала, но не огорчала мужа. Или... его стоит назвать женихом, раз их не благословил Охотник?

Поначалу девушка с замиранием сердца ждала, когда Алет вспомнит о венчании. Но он не заговаривал об этом, и она немного расслабилась. Ранели готовилась: когда он вновь предложит ей предстать перед Охотником, придется начать трудный разговор. Разговор, которого она очень боялась, но без которого они не смогут жить вместе и быть счастливыми. И это хорошо, что благословение откладывалось. Пусть Алет немного успокоится, чтобы все оценить здраво, тогда у них есть шанс на понимание.

Они по-прежнему занимали одну спальню, и вскоре Сокол стал прежним, таким, каким она знала его с первой встречи: заботливым, веселым, чутким... Однажды утром, целуя ее обнаженные плечи, он прошептал:

— Нам надо обвенчаться. Благо Охотник теперь не против.

Сердце Ранели остановилось. Она столько раз прокручивала их диалог внутри себя, стараясь быть убедительной, но при этом не обидеть Алета, что, кажется, выучила его наизусть. Но теперь ужасно не хотелось ни о чем говорить. Может быть, и не надо?

— Что случилось? — он сразу почувствовал перемену в ее настроении, приподнялся на локте, заглядывая в лицо. — Ты не рада?

— Рада, — она ласково погладила его по щеке. — Очень рада. Но... мне кажется, нам надо обсудить кое-что.

— И что же? — он отодвинулся, сел на постели, скрестил руки на груди. Приготовился обороняться.

— Почему ты защищаешься, до того как я нападаю? — она тоже села, но чуть наклонилась к нему, показывая миролюбие. — Я ведь не собиралась на тебя нападать.

— Так, — твердо прервал он. — Не надо лишних слов. Ты хотела что-то сказать — говори. Хотя я уже заранее знаю, что ты скажешь.

Разговор предстоял даже труднее, чем она предполагала. Но отступать было поздно.

— То есть, ты заранее знаешь, о чем я попрошу? — тон ее был очень мягким, даже нежным, но... безнадежным.

— Не трудно догадаться.

— И о чем же?

— Да все то же самое. Чтобы я брал тебя с собой в поездки, чтобы ты была на равных со мной, чтобы была в курсе всех дел, а не пропадала на кухне с моей мамой. Угадал?

— Нет, — девушка опустила голову.

— Нет? — удивился Алет с некоторым облегчением.

— Нет. Я понимала, что становлюсь частью другого народа и надо принять ваши обычаи. Я готова согласиться со всем, что у вас принято. Я буду сидеть дома и ждать твоего возращения. Я не буду ревновать и подозревать тебя. Я научусь вышивать, если тебе этого хочется. Я буду сидеть на кухне, когда вам надо обсудить важные дела. Я даже постараюсь не подслушивать. Только... — она запнулась, — только прошу: не унижай меня больше.

Воцарилась такая тишина, что Ранели расслышала сонное дыхание в родительской спальне. Алет внимательно ее рассматривал.

— То есть речь идет о нашей ссоре до моего отъезда? — уточнил он медленно.

— Да, — негромко подтвердила она, старательно подбирая слова. — Пожалуйста, пообещай, что ты никогда не будешь разговаривать со мной так. И если обидишь... случайно... не уйдешь равнодушно, увидев, что я плачу. Не уйдешь, как ушел тогда... Пообещай, пожалуйста.

— Нет, — Алет снова стал категоричен. Девушка с тоской взглянула, надеясь, что он имел в виду не то, что она услышала. Но Сокол твердо повторил. — Нет, я не дам такого обещания. Я не люблю давать обещания, если не уверен, что смогу их выполнить. А я не уверен, что ты осознала причину нашей ссоры. Что ты вообще поняла, что тогда произошло. Поэтому я могу сказать одно: если ты будешь вести себя так же...

— А как я вела себя, Алет? — возмутилась Ранели, но тут же взяла себя в руки, заговорила так мирно, как только могла. — Это не важно. Это все не важно. Хорошо, я согласна. Я вела себя неправильно. Не так, как у вас принято. Но ты можешь просто сказать мне об этом. Можешь сказать: "Ранели, мне не нравится, когда ты так делаешь", и я исправлюсь. Не надо меня унижать. Не надо доводить меня до слез. Я выбрала тебя. Я люблю тебя. Я понимаю обычные слова. Почему ты не можешь разговаривать со мной спокойно?

— Потому что ты не понимаешь обычные слова, — чем тише была Ранели, тем сильнее горячился Алет. — Потому что иногда, чтобы до тебя дошло, тебя надо стукнуть. И если бить женщину низко, то ударить словами — можно. Чтобы привести в чувство. Ранели, ты разве не помнишь, как тогда было дело? Как ты удивлялась и недоумевала: а что я такого сделала?

— Да, мне было непонятно, в чем меня обвиняют, — согласилась она устало. — Но это не значит, что я вела себя так же. Если ты хочешь, чтобы я никогда не высказывала недовольства и недоумения, я буду молчать. Но не унижай меня.

— Боюсь, мне придется повториться, — веско закончил Алет. — Если ты будешь вести себя так, как в прошлый раз, я тоже буду вести себя так же. Все. Давай прекратим, — он отвернулся и стал одеваться.

— Неужели ты не понимаешь, — безжизненно спросила Ранели, — что отнимаешь у меня последнюю надежду на то, что ты меня слышишь?

— Последнюю надежду? — он заправил рубашку в брюки, затянул ремень. — Я пока понимаю одно: сколько ни делай женщине добра, она найдет, за что зацепиться, чтобы обвинить тебя во всех смертных грехах. Или ты считаешь, что если спасла мне жизнь, то мы квиты? Ты для этого меня вытащила?

— Я вытащила тебя, потому что люблю, — объясняла Ранели, сознавая, что он не верит ни одному ее слову. — Потому что не хотела, чтобы ты погиб.

— Ладно, оставим это. К чему эта речь? Ты хочешь отложить венчание? Давай отложим. В конце концов, свадьба больше нужна тебе, чем мне. Охотник обвенчает нас в любое время. Как только ты сменишь гнев на милость.

— Почему?

— Да потому, что он мой брат! — рявкнул Алет.

— Почему свадьба нужна мне? — к Ранели пришло усталое безразличие. Он не слышал ее и вряд ли был способен услышать. — Потому что ты всегда найдешь себе другую жену, а вот меня, порченную, никто замуж не возьмет?

— А что, я не прав?

— Прав, — Ранели тоже потянулась за рубашкой. — Только мне не нужен никто, кроме тебя. Я даже искать не буду, я знаю, что другого такого нет. И не поверю я никому.

Она стягивала шнуровку, когда он обнял ее, прижался к ее лбу:

— А мне ты веришь? Веришь?

— Верила, — ответила она. — Верила больше, чем самой себе.

— И что же изменилось? — он тут же отошел, снова сложил руки на груди. — Чего тебе не хватает? Я о тебе не забочусь? Заставляю трудиться, как рабыню? Бью тебя? Изменяю? Чего тебе не хватает? Шереш! Да, ты не найдешь того, кто бы терпел тебя, как я.

— Так ты меня терпишь? — она горько улыбнулась. — Ну, тогда действительно, зачем друг друга мучить? Это ведь не на пару месяцев. На пару десятков лет. Это будет тяжело вытерпеть.

— То есть ты хочешь уйти? — он внезапно успокоился. — Из-за этой ерунды?

— Да, из-за этой ерунды. Неужели ты себя со стороны не видишь? Ты как за крепостной стеной. Я, как нищенка, стучусь, прошу подать мне хлеба, а ты швыряешь в меня камни, думая, что я хочу захватить твой замок. Посмотри: я беззащитна, я люблю тебя. Не надо меня унижать. Я не враг тебе. Я все сделаю для твоего счастья, — она ждала с надеждой и тоской.

— Все сделаешь? — вкрадчиво поинтересовался он. — Тогда прекрати меня шантажировать своим уходом. Научись быть благодарной за то, что имеешь и не требуй, чтобы я тебе луну с неба достал.

— Я прошу слишком многого, да? — заключила девушка. Алет не ответил. — Я научилась быть благодарной за то, что имела, — пояснила она. — Я благодарна тебе за каждый день, когда ты заботился обо мне, спасал меня, терпел мои выходки. Я никогда не буду вспоминать о тебе плохо. И я желаю тебе найти жену по сердцу твоему. Ту, которой сможешь доверять. С которой тебе будет хорошо.

— Ты уходишь? — холодно поинтересовался он.

— Ты сам сказал, что... в следующий раз надо уходить.

— Отлично. Не буду задерживать, — Алет развернулся и вышел из комнаты.

Ранели постояла, закрыв лицо. Потом глубоко вдохнула, заплела волосы и тоже вышла из комнаты. По-хорошему, следовало бы попрощаться с Таной и Авиелом, но она не могла встретиться с ними. После недолгих колебаний она вернулась и написала коротенькую записку с благодарностью за радушный прием. Она очень надеялась, что послание не получилось сухим.

Вскоре она вышла за ворота, в лес. Ощутила запах цветов, ягод, сырой земли, мха и все перебивавший запах хвои. Сосредоточившись, обратилась в волчицу. Еще раз повела носом, наполняясь тысячами ароматов, будто начиная жить заново. Открыла глаза и чуть тряхнула головой: как же давно она не была самой собой, не чувствовала собственную силу...

После небольшой заминки, помчалась на юг. Она не вернется в стаю. И в Энгарн тоже не вернется. Настало время побывать в Лейне. Как там живут южные кланы? Нет, к ним она тоже не присоединится. Она сможет жить и одна.

На душе было легко и спокойно. Впервые в жизни она была уверена в своем решении. Возможно, завтра придут боль и сомнение, но сейчас она начинала новую жизнь с легкостью. И, конечно, самую большую уверенность придавало то, что на самом деле одна она никогда не будет. Потому что у нее есть то, о чем мечтает любая женщина: она уносит в себе частичку Алета, его сына.

Палец — мера длины примерно равная двум сантиметрам (толщина пальца).

Локоть — мера длины примерно равная 50 см.

На Гоште, чтобы отпугнуть Шереша "подзывают" свистом удачу.

Шавр — мера длины, примерно равная 40 км.

Мудрый — титул мага в церкви Хранителей Гошты, входящего в совет Ордена.

Вертигадо — нижняя юбка из плотной ткани, в которую вставлялись металлические обручи.

Палец — мера длины примерно равная двум сантиметрам.

Лавг — мера длины, приблизительно равная ста метрам.

Юлук — мера длины примерно равная пяти километрам.

Трость — мера длины примерно равная двум метрам.

167