Князь Тишины

На меня нахлынуло чувство тоски и одновременно — прилив неестественного энтузиазма. Это были чужие, не свойственные мне чувства. Наверно, их переживают воины, готовясь к безнадежному бою. Энергия мятежа, обреченного на поражение. Но что делать? Против кого воевать в этой пустыне? Одинокий воин с единственной просьбой — покажите мне врага, я хочу знать, кто меня губит!

Свет в голове потух так же внезапно, как и появился. Потрясенная, я сидела на коленях и размышляла об увиденном. Теперь мне не было страшно. Мной владела глубокая иррациональная жалость.

От размышлений меня отвлек знакомый звук дизельного мотора. Я встала, прислушалась. Шум приближался, и вскоре на набережную вывернул "Икарус". Остановившись напротив меня, он гостеприимно распахнул двери. Автобус был пуст; водитель тоже отсутствовал. У меня впервые промелькнула мысль о нереальности происходящего.

"Может, это снова глюки, как тогда, осенью? Может, пора голову лечить?" — подумала я, прикидывая, стоит ли садиться в подозрительный автобус. Но небо все темнело, а ветер был такой пронизывающий... Я вскочила в автобус, нашла сиденье с подогревом, и меня куда-то повезли. "Ну-ну, посмотрим, — думала я, глядя, как за окном проплывают пустые неосвещенные кварталы новостроек. — Если эта бредятина мне мерещится, то это многое объясняет..."

Вскоре мы оказались в Старой Деревне. Казалось, все жители Приморского района снялись с места и куда-то уехали. Зрелище покинутых кварталов вселяло глубочайшую тоску, пожалуй, слишком глубокую для моей юной неокрепшей души.

Миновав по-зимнему мрачный парк, автобус свернул на Школьную улицу. Неожиданно зажглись фонари. В тот же момент автобус обогнала легковушка, потом грузовик. Я несказанно обрадовалась. Похоже, мы въезжаем в обитаемые места! Мы покинули мир поля!

Неожиданно автобус со скрипом остановился, двери распахнулись. Ага, намек понят, подумала я. И вышла наружу.

Я оказалась на улице Школьной, совсем запорошенной снегом. В витринах горел свет, мимо проезжали автомобили, слепя меня фарами. Приключение закончено, весело подумала, побегу-ка я на трамвайную остановку, благо тут и до дома довольно близко...

В трех шагах передо мной снег заносил нарисованную на асфальте кровавую руну, опять ту же самую.

Я остановилась, некоторое время разглядывая руну. Потом подняла глаза. Прямо напротив меня, в торце пятиэтажной "хрущевки", светилось окно с красными занавесками. Рядом с окном стену дома украшал подсвеченный номер "13-6". Одно из двух стекол номера было разбито, но лампочка горела исправно. Окно выглядело смутно и нелогично знакомым: наверно, так бывает, когда встречаешь на улице человека, который, по вашим сведениям, уже лет десять как умер. Я напрягла память и вспомнила.

Это было одно из самых неприятных воспоминаний моего детства.

Мы с Маринкой гуляем после уроков по окрестным дворам, думая, чем бы заняться. Настроение хулиганское. "Что бы такого сделать плохого", как поется в мультике "Голубой щенок". Маринке приходит на ум замечательная идея.

—  Гелька, давай расфигачим вон ту стеклянную штуковину!

—  Давай!

Мы быстро набираем кучку всяких обломков и начинаем азартно метать их в стеклянный номер дома (как сейчас помню, "13-6"). Бросок, другой... и чей-то удачно запущенный камень с громким звоном попадает в оконное стекло. Мы с Маринкой вопим от восторга. Неожиданно в окне возникает женское лицо, уродливое от ярости.

—  Бежим! — орет Маринка, и мы кидаемся в разные стороны. Подруга убегает за угол дома, а я, проносясь мимо парадной, попадаю прямо в лапы разъяренной мегеры: высоченной, похожей лицом на скелет тетки с лохматыми, крашенными перекисью волосами и хищными змеиными глазами.

—  Попалась, зараза! — визжит тетка и треплет меня за плечи с такой силой, что моя голова болтается, как у марионетки. — Хулиганье! Я вам покажу, как стекла бить!

Тетка пытается нащупать мое ухо, не может его найти и больно дергает за волосы. Что-то шипя себе под нос о родителях, директоре школы и деньгах, она волочет меня в подъезд. Она убьет меня, в отчаянии и ужасе думаю я, вырываясь изо всех сил, убьет, она сумасшедшая, маньячка. А ведь даже стекло в ее паршивом окне не разбилось. Слезы брызгают из глаз.

—  Это не я! — рыдаю я, размазывая сопли по щекам. — Пустите! Это не я! Я просто мимо шла!

—  А кто? — ядовито осведомляется тетка.

—  Другая девочка.

—  И где она, эта девочка?

—  Вот туда побежала.

Я показываю за угол дома, в ту сторону, куда скрылась Маринка. Да, я все понимаю, это предательство. Отвратительное, неприкрытое предательство. Но что такое дружба перед лицом реальной опасности? Не более чем пустые слова. Слова не стоят ничего.

Тетка отпускает меня и устремляется за угол, подтверждая поведением свое сумасшествие. Самое время сбежать, но я стою, как приклеенная, и покорно жду. Мы с теткой теперь сообщники. Хуже того — я искренне надеюсь, что Маринка не убежала слишком далеко, что она прячется неподалеку, и тетке удастся схватить ее и наказать.

Тетка возвращается из-за угла. Одна. Еще более разъяренная, чем прежде. Сейчас я получу свое, и за себя, и за Маринку. Тетка, грозно пыхтя, подбегает, впивается страшным змеиным взглядом и хватает за плечо. У меня сжимается горло, темнеет в глазах, я падаю в обморок.

В знакомом окне горел свет. Точно, это сон, с облегчением подумала я. Сон с самого начала. Не было никакой Лахты и пустого автобуса. Может быть, я даже и к Саше не ходила. Это просто снится, что мне девять лет. Сейчас появится Маринка и скажет: "Ну, что сегодня делать будем? Может, снеговика слепим?" А я скажу: "Не-а, давай лучше кидать камни в тот фонарь"... А потом мы возьмемся за руки и убежим быстро-быстро и далеко-далеко, чтобы никакая сумасшедшая тетка нас не догнала.

В парадной хлопнула дверь. Я напряглась, на всякий случай готовясь рвануть прочь. Но перед глазами предстала отнюдь не страшная тетка, а — ну, с трех раз, кто? — разумеется, Макс.

"Господи! — подумала я, невольно развеселясь и заодно окончательно убедившись, что сплю. — Да он меня и на том свете достанет! Будет подкарауливать у райских врат, предлагать прогуляться по облакам и говорить: "Отличная сегодня погодка, летная"..."

Макс между тем с озабоченным видом подошел ко мне и быстро сказал:

—  Беги отсюда. Дуй в темпе, пока не поздно.

—  Куда?

—  Куда угодно, — прошипел Макс. — О, черт. Поздно.

Из парадной выскочила тетка. Та же самая, что и пять лет назад.

—  Где эта мерзавка?! Убью!

—  Она вот туда побежала! — мгновенно отреагировала я. — Кинула камень, и за угол!

Беловолосая ведьма устремилась в указанном направлении.

"Самое время валить", — подумала я, но осуществить намерение не удалось. Я не могла двинуться с места. Ноги как к земле прилипли.

Только тогда я поняла, как я близка к истерике.

—  Макс! — дрожащим голосом воззвала я. — Почему?

Макс пожал плечами, глядя на меня грустным взглядом.

—  Мне страшно!

—  Тебе страшно, потому что ты маленькая врунишка. Пока ты идешь путем вранья и предательства, ты никогда не победишь. Но если вступишь на правый путь, это уже само по себе победа.

Ух как мы, оказывается, умеем высокопарно выражаться! Но почему у него такие печальные глаза?

—  Она возвращается!

Сон оборачивается кошмаром. Тетка со змеиными глазами показывается из-за угла. В свете окон она кажется облитой кровью. Теперь я уверена на сто процентов: это ее присутствие превращает мир "поля" в такое жуткое место. Что она сделала с моей Маринкой там, за углом? Убила, как и грозилась?

Не помня себя от страха, я вцепилась в Макса.

—  Помоги мне!

Но Макс молчит.

—  Она меня убьет!

—  Я все сказал, — говорит Макс и отступает на шаг, выпихивая меня навстречу страшной тетке.

Тетка была уже в двух шагах. Я отцепилась от Макса и бросилась ей навстречу. Мы схватили друг друга одновременно: длинными ногтями она впилась в мои плечи, а я ухватила ее за костлявые запястья.

—  Это я придумала бросать камни в фонарь! И в окно я попала! — крикнула я, опередив ее. — Я, а не Маринка!

Тетка смотрит на меня стеклянным взглядом, распахнув пасть для крика, а в моей душе расцветает торжество. Я больше не боюсь. Тем, кто сражается за правое дело, страх, похоже, действительно неведом. Успев в течение доли секунды ощутить себя бесстрашной и беспредельно сильной, я ухмыляюсь тетке в лицо и падаю в обморок.

Тьма в глазах понемногу рассеивается, картинка и звук возвращаются. Я чувствую, что Макс на руках несет меня прочь от этого дома. Тетки поблизости нет. Улица Школьная, мимо проезжают автомобили, кружится редкий снег.

—  Я сама могу идти, — говорю невнятно, вырываясь из рук Макса. Он меня беспрекословно отпускает, ставит на землю, поддерживая за плечи. Меня мутит и шатает.

—  Я поймаю тебе машину до дома, — слышу я его голос. — Тут недалеко, всего пара остановок.

Заснеженный асфальт качается у меня под ногами, как прошлой зимой, когда мы с Маринкой выпили из интереса полбутылки бренди; закрываю глаза — и меня уносит, уносит, крутит в каких-то тошнотных звездных лабиринтах.

Макс ловит машину, довозит меня до улицы Савушкина, высаживает, расплачивается с водителем. Я молчу, переставляю ноги, как кукла. Не понимаю, в каком я мире; да мне уже все равно, мозг перегрелся из-за стрессов и отключился.

—  Ну, все, — устало говорит Макс. — Дойдешь до парадной или проводить? О, смотри, твоя мама идет. Здравствуйте, тетя Света.

Моя мама. Самая настоящая, обычная, реальная мама.

—  Добрый вечер, Максик. С Гелечкой гуляли, по такому холоду? Ну-ка, быстро к нам. Чай пить, греться! Геля, ты, конечно, без перчаток?

Интересно, я все еще вижу сон? Так бывает: просыпаешься во сне, встаешь, выходишь из дома, идешь в школу, потом просыпаешься снова, и оказывается, что ты все еще в постели. Если это сон, то где я теперь? И кто я теперь? Геля — мастер реальности, безнадежно заблудившийся между мирами, застрявший в какой-то пространственно-временной петле? Девятилетняя Геля, которой снится сон о том, как она разбила фонарь и погибла, прибитая на месте маньячкой-теткой, и спустя многие годы встречает себя на месте гибели? Если я все еще в мире поля, то это страшно, страшнее всего. Потому что я не могу распознать, где проходит грань, отделяющая его от реального мира. Сама себя загнала в ловушку. Теперь я никогда не буду полностью уверена, что мир, где я живу, — настоящий. Что моя улица, мама, училище, книги, Макс — это реальность, а не декорации, в которых пытается найти себя неизвестно кто. В смысле, я.

Я пришла домой, на автомате поужинала и легла спать с чувством глубокой тоски и ощущением полной нереальности происходящего. На следующее утро все было как обычно. Кроме сумбурных жутковатых воспоминаний о прошедшем вечере. Спокойнее было думать, что все приснилось. Скорее всего, так оно и было.

А Сашину видеокассету я решила отдать Эзергили — пусть разбирается, раз такая крутая.

ГЛАВА 18

Глумление над Авраамом.

Саша посещает училище

Придя вечером в мастерскую, я увидела нечто странное. Иван стоял, склонившись над столом, и на что-то пристально смотрел, со свистом переводя дыхание. Его лицо злорадно-свирепым выражением напоминало маску демона из альбома по японскому искусству.

—  Ты чего зубы скалишь? — спросила я.

—  Пусть доказывает! — прошипел Иван, не отрывая глаз от одному ему видимой картины.

Эзергиль и Катька наблюдали за ним издалека с каким-то нехорошим удовольствием, время от времени перешептываясь и хихикая. Иван ничего не замечал.

—  Чего он делает? — спросила я у девчонок.

—  Над Авраамом глумится, — со смешком ответила Эзергиль. — Сотворение мира, попытка вторая.

Я подошла и заглянула Ивану через плечо. Как и ожидала, увидела дрожащую синюю полусферу. В ней четко, как в телевизоре, виднелся лысый холм, сильно напоминающий типичный степной курган. На верхушке холма, на прямоугольном камне, лежал связанный парень, а рядом с ним стоял на коленях бородатый старик. Он воздевал к небу руки и что-то кричал. Я припомнила библейский сюжет: Авраам должен был принести в жертву своего сына Исаака, но Бог в последний момент его остановил. Испытание верности. Это понятно: после того безобразия, которое устроили у Ивана потомки Каина, ему требовалось доказательство того, что он вывел-таки новую породу приличных, послушных ему людей. Но мне очень не нравилось кровожадное выражение на лице Творца.

—  Ты чего над человеком издеваешься? — укоризненно сказала я. — А если бы с тобой так поступили?

Иван не ответил. Он буквально упивался зрелищем.

—  Переживает, собака! — наконец произнес он с глубоким удовлетворением. — Молит меня о пощаде. Интересно, хватит у него духу или нет?

—  Прекрати сейчас же! — крикнула я.

—  Нет, пусть теперь доказывает! — выкрикнул в ответ Иван, оборачиваясь ко мне. — Теперь я ничего на веру не принимаю. Ты не представляешь, какие они все гады. Тупые, неблагодарные эгоисты... Я убедился — с ними по-хорошему нельзя. Понимают только язык силы. О, смотри!

Я заглянула в полусферу и невольно вскрикнула: Авраам замахнулся ножом и нанес удар. После этого он мешком повалился на землю, да так и остался лежать у подножия жертвенника.

—  Он исполнил мою волю! — торжественно возгласил Иван. — Все-таки они не безнадежны.

Он пошевелил пальцами, и над курганом закружились несколько воронов.

—  Ну, ты и садист! — бросила я, отходя от стола. — Мне рядом с тобой стоять противно.

—  Ты не остановил Авраама? — с интересом спросила Погодина, подходя поближе. — Сильно. Пошли-ка ему какое-нибудь знамение — например, радугу. Пусть он убедится, что поступил правильно, и порадуется.

—  Перебьется, — небрежно ответил Иван, но я видела, как он доволен. — Не хочу их баловать.

—  Тут ты не прав, — возразила Катька. — Твои люди должны испытывать счастье от того, что отдают тебе жизнь. А если перестанут тебя слышать, они не смогут исполнять твою волю и рано или поздно докатятся до атеизма. Ты же не этого хочешь?

—  Кстати, — встряла Эзергиль, — что дальше-то? Был у Авраама сын, а теперь нет. И других наследников тоже не предвидится. Все, конец истории?

—  Почему же не предвидится? — пожал плечами Иван. — Для Бога нет ничего невозможного. Будут у него еще дети, не переживай. Дам ему вторую жену... Агарь.

—  Ты ничего не напутал? — спросила Погодина. — В Библии вроде не так...

—  Неважно, — отмахнулся Иван. — В конце концов, это мой мир, что хочу, то и делаю. О, Авраам успокоился, огонь разводит. Надо будет им дать другой обряд жертвоприношения, а то от этого дыма у меня картинка плывет и мутнеет. Ладно, оставлю их на время в покое. Пусть у патриарха новые дети народятся и подрастут, он их воспитает, как надо.

—  От Агари у Авраама был сын Исмаил, — проявила начитанность Погодина.