Капкан на Инквизитора

Альвах первым шагнул под древесные своды живого коридора. Чем глубже в логово горгоны, тем красивее становилось вокруг. Цветочный проход привел их на мерцавшую светом множества грибов поляну. Со всех сторон ее окружали узловатые, переплетавшиеся древесные ветви, которые, в свою очередь, обвивали ползучие розы. Розы покрывали поляну почти сплошным ковром. Потрескавшаяся мраморная дорожка вела от самого коридора ко входу в каменную арку, своды которой терялись меж деревьев. Растущие вокруг нее розы были красными и синими. Их аромат, дух листвы, испарения грибов — все это насыщало воздух таким разнообразием запахов, что на некоторое время у людей помутилось в глазах.

— Они, горгоны, любят, когда вокруг... красиво, — прошептала Ипполита на ухо Ахивиру, однако, стоявший рядом Альвах расслышал тоже. — Им словно нужно прикрывать что-то гнусное... спрятать это как можно глубже. И поэтому они так стараются с... со всем внешним. Цветы, мрамор, много света... Но вся красота — она для отвода глаз. Не поддавайтесь на ее уловки.

Раздвигая склонявшиеся к тропинке розы и задевая их шипы, путники по одному добрались по мраморной дороге до самой арки. По обеим сторонам от входа под арочные своды стояли две каменные статуи воинов. В руках одного копье и щит явно были вырезаны из кости либо панциря чудовищного жука. Другой был вооружен, подобно романскому воину — коротким мечом. Его облачение составляла металлическая кираса, кожаная рубаха и штаны. Сапоги тоже были с металлическими вставками. Воинов объединяли застывшие на уже потемневших лицах одинаковые выражения смертного ужаса и муки.

— Эти пытались ее убить, — ровно пояснила Ипполита, дотрагиваясь тыльной стороной ладони до каменной щеки. — Должно быть, случилось это очень давно. В первый раз я пришла сюда еще маленькой девочкой. Они здесь уже стояли.

Ахивир запалил один из взятых с собой факелов, хотя в этом не было необходимости. В молчании они прошли под огромный каменный купол, неизвестно кем и для чего выстроенный здесь, по-видимому, в незапамятные времена. Купол, как и все вокруг него, был увит вьюном и ползучими цветами. Цветы змеились по полу, который, как и дорожку, выстилал потрескавшийся мрамор.

Открывшийся им огромный зал поражал не размерами, а тем, что был весь уставлен статуями. На первый взгляд их было более сотни. Множество каменных скульптур мужчин, женщин, детей, даже животных в пугающе правильном порядке были расставлены среди цветов. Некоторые из них уже были увиты плющом и вьюном так, что незакрытыми оставались одни только головы и лица. Очевидно, что почти все статуи стояли здесь уже очень давно.

— Никогда не поймешь, что у нее на уме, — едва слышно прошелестела Ипполита на ухо Ахивиру, стараясь не выпускать из вида всего зала. Две другие проводницы и Альвах оглядывались, в надежде не упустить появление горгоны, но пока не могли ее обнаружить. — Иногда их не нужно просить — они помогают без слов... А иногда не успеешь открыть рта — и ты уже камень. Но и слушать они тоже любят. То, что у нас на сердце, то, как мы видим и чувствуем, чем живем — очень интересует их. Они словно изучают нас...

— Умная девочка. Но зачем же говорить о своих догадках там, где страшная ведьма может тебя услышать?

Похолодев, гости резко обернулись. Хотя приход горгоны было ожидаемым, никто не смог подавить мгновенного испуга, вспыхнувшего при ее появлении. Жрица хаоса была такой же, какой ее запомнил Альвах. Высокая, гибкая женщина не шла, а словно перетекала по мраморным плитам пола. Широко расставленные глаза внимательно вглядывались в лица пришельцев.

Добравшись до Альваха она замерла. Словно не веря, она прошла мимо живо расступившихся с ее пути гостей и остановилась перед романом.

Ипполита выступила вперёд.

— Приветствую, — проговорила она. — Мы пришли...

Ведьма вскинула руку, и девушка умолкла, мгновенно отступая. Впрочем, этот жест был единственным, чем горгона дала понять, что знает о присутствии нескольких гостей. Ее интересовал лишь один. На него она смотрела во все глаза.

— Вы только посмотрите, кто ко мне пожаловал. Господин Инквизитор собственной персоной. Ты, должно быть, очень сильно жаждал встречи со мной, раз сумел зайти так далеко? Ну-ка, ну-ка...

Зеленокожая рука коснулась лица Альваха. Проведя по линии скулы и подбородка, ведьма тронула красивые женские губы. Роман молчал, не отстраняясь и стараясь не показывать страха.

— Да ты просто совершенство, — голос горгоны отчего-то сделался хрипловатым. Она распустила шнуровку на платье кусавшей губы романской девы и — резким движением стянула его до пояса. — Я не успела тогда как следует тебя рассмотреть. Дай я это сделаю сейчас.

Платье, которое носил Альвах, упало к его ногам. Он остался в старых перешитых штанах Ахивира и меховых сапогах. С улыбкой ведьма провела ладонью по шее и чуть выступавшим ключицам, потом накрыла ладонями груди романской гостьи. Альвах дернул горлом, силой заставляя себя оставаться на месте. Ипполита и ее спутницы переглянулись. Потом дочь Первой взглянула на напрягшегося Ахивира и едва заметно отрицательно качнула головой.

Меж тем ладони горгоны скользнули по бокам Альваха и легли на бедра. Жрица хаоса присела, едва не касаясь лицом подрагивавшего, еще плоского живота.

— Хорошая девочка. Ты ведь принес то, что мне так нужно? У тебя есть для меня подарок? Ну же, не томи!

Ведьма прильнула щекой к животу все-таки вздрогнувшего романа. Некоторое время она сидела, жмуря глаза и улыбаясь, словно прислушивалась к чему-то. Потом подняла лицо, встретившись взглядом с Альвахом, которого начинала бить уже крупная дрожь.

— О да, ты принес. Запах Дагеддида я бы различила из тысячи. Это его отродье сейчас растет в тебе. К нужному моменту этот плод созреет. Я... не представляешь, как я тебе благодарна!

Она выпрямилась. Альвах стоял перед ней, кусая губы. Он не пытался прикрыть грудь руками, безвольно уронив их вдоль тела. Альвах не понимал слов ведьмы, но не имел возможности спросить, что значило то, что она говорила. Ранее роман тысячу раз представлял себе встречу с горгоной и прокручивал в голове разговор с ней, но теперь не мог заставить себя начать говорить — хотя бы жестами.

Впрочем, ведьма не могла не догадаться о его затруднении.

— Признаться, я сомневалась в тебе, Марк, — она коснулась двумя пальцами его мокрого лба. — Все дело в дне твоего рождения. Солнцестояние Лея — это действительно очень сильный день. Твоя мужеская природа, мужеская до последней крупицы твоего естества, могла изорвать твой разум, стиснутый тем, что никогда не было ему свойственно. Я ждала, что ты сойдешь с ума. Но теперь я вижу, что ошибалась, — ладонь ведьмы ласково погладила по курчавым волосам. — Твоя разум чист... как и при первой нашей встрече. Никаких изменений. Мои поздравления, господин Инквизитор. Ты... очень сильный... смертный. Или просто... быстро умеешь приспосабливаться.

Альвах поднял на нее глаза. Ведьма снова улыбнулась, взявшись поглаживать его живот.

— До тебя у меня были две попытки, — как бы про себя, проговорила она. — Всего две. Изловить вас, Инквизиторов, да еще в мире Лея, не такое простое дело. Увы, дважды мои усилия пропадали даром. Материал оказывался неподходящим. Один... кандидат сошел с ума сразу после пробуждения, и моим зверям пришлось уничтожить его. Другой... пошел в противоположную сторону и добрался почти до границы с Ромом, где столкнулся с патрулем легионеров, — горгона усмехнулась. — В общем... ему тоже не повезло. После двух неудач, пришлось брать дело в свои руки. Я дала тебе свой камень и довольно долго наблюдала за приключениями, направляя твой путь туда, куда мне было нужно. Ты оказался послушной... девочкой и сам запихался в объятия Седрика Дагеддида, да еще зачал ребенка с первого же раза. Я могла бы праздновать победу... но вдруг ты исчез. Я взывала к камню, но он не отвечал мне. Я совсем было пала духом — и вдруг ты объявляешься здесь, на пороге моего дома! Еще и с подарком! А потому знаешь что? — жрица хаоса отняла руку от живота Альваха и коснулась его шеи. — Я тоже сделаю тебе подарок. Ну, вот. Теперь ты можешь тоже меня поблагодарить.

Роман схватился за горло. На миг ему показалось, что в глотку одновременно вонзились две иглы с протянутыми через них нитями. Он едва слышно охнул — и вдруг услышал собственный голос.

— Я... — он не договорил и закашлялся. Кашель его вышел тоже знакомым — низким и глухим, таким, каким привык прочищать глотку легионер Марк Альвах. Горгона поморщилась.

— Погоди, моя девочка, я сейчас это исправлю.

Недокашлявший Альвах почувствовал, как его горло вновь сжимают железные пальцы горгоны. После второго болезненного укола он услышал себя вновь. Такого мелодичного и нежного голоса не было ни у одной из знакомых ему женщин.

— Нет! — он с усилием распрямился, опуская руки. Взгляды его и горгоны встретились. Чудовищная женщина подняла бровь, но роману было не до ведьминых насмешек. — Прошу... Не... не надо... продолжать... делать меня... женщиной!

По мере того, как он говорил, на лице горгоны удивление все больше уступало место веселью. Дослушав, она рассмеялась.

— Делать женщиной? — ведьма подцепила его подбородок. — Ты не понял, Инквизитор Альвах? Ты уже женщина. Женщина, до последнего волоконца мяса, последней крупинки твоей нежной шкурки! Ты — прекрасная, маленькая, милая женщина, мой дорогой... Марк. И этого уже не изменить. Я лишь... подправляю последние штрихи.

— Как — не изменить? — вмешался Ахивир, ощущая непонятную смесь облегчения и негодования от внезапно проснувшегося сочувствия к застывшему спутнику. — Разве ты не можешь... вернуть его обратно? Это ведь ты сделала его таким, как теперь!

Горгона обернулась. Некоторое время она произучала охотника, по-видимому, только теперь решив, что он достоин ее внимания. Потом усмехнулась.

— Ну что же, теперь мне хотя бы понятно, кто помогал моей девочке так долго скрываться от меня, — большие глаза, взблеснув в последний раз, соскользнули с лица велла. Внимание горгоны вновь обратилось к сотворенной ею же романской деве. Однако об охотнике она не забыла, потому что по-прежнему обращалась к нему. — Скажи, что тобой движет, маг? Почему ты помогаешь этому Инквизитору? — ведьма помедлила. — Постой, а может быть, ты влюблен?

Ахивир досадливо сплюнул. Горгона обошла Альваха со спины и, запустив ладонь в его густые темные волосы, накрутила на палец один из локонов.

— Я полагаю, ответ — "да", — жрица хаоса покачала головой, дернув намотанной прядью. Альвах обнял себя руками, стиснув зубы и, наконец, прикрыв обнаженную грудь. — Ты глупец. У твоих ног — целый мир восхищенных тобою женщин, а ты влюблен в... погоди, а в кого ты влюблен? В нее? — она еще раз дернула за прядь, заставив Альваха поморщиться. Однако роман промолчал и в этот раз. — Или, все-таки, в него?

Вокруг гостей ведьмы и нее самой одно за другим стали вспыхивать зеркала. Зеркал было так много, что в несколько мгновений они окружили застывших людей со всех сторон. Альвах тоскливо огляделся, догадываясь, что увидит.

Роман действительно увидел себя — таким, каким и должен был быть. Рослый и крепкий, он стоял, обнимая плечи руками, точно на его груди росло что-то, что мужу стоило скрывать от чужих взглядов.

Однако не собственное, данное от рождения лицо поразило бывшего Инквизитора.

Рядом с ним, оглаживая его волосы, подрагивало страшное чудовище. Покрытое чешуей тело огромной змеи утолщалось кверху, переходя в женский стан. Впрочем, женским его можно было бы назвать с большими условностями. Кожа была зеленее, чем показывала магия хаоса, которая в глазах смертных превращала чудище в женщину. Груди больше напоминали две выпуклые чешуи большего размера. На вытянутом книзу лице почти отсутствовал нос, оставляя вместо себя две продольные впадины. Но самым мерзким охваченному отвращением роману показались волосы. Вместо темных прядей магия зеркала показывала шевелящихся на голове ведьмы змей. Змеи тянулись к нему, тычась тупыми носами в его щеку и висок, вызывая омерзение. Альваху потребовалось все его самообладание, чтобы не оттолкнуть оглаживавшую его горгону. Отчего-то он был уверен, что такой жест будет иметь страшные последствия — для всех.

Меж тем, Ипполита и ее женщины разглядывали вовсе не ведьму.

— Так Марика... не женщина?

Взгляд чудовища обратился к дочери Первой. Горгона оскалилась, показав острые, как иглы, зубы.

— Марика — не женщина, глупая доверчивая смертная. Марика — сын Лея по имени Марк Альвах. Конечно, есть у вашего женского рода враги страшнее, чем он. Однако возьмись кто-то составлять список, он вошел бы в первую сотню. Верно я говорю, господин Инквизитор?

Чудовищные пальцы отпустили голову. Ладони ведьмы легли на плечи романа, обнимая его за шею.

— На самом деле, я могла бы вернуть тебе то, чего лишила, — не дождавшись ответа, жрица хаоса притянула к себе Альваха, чмокнув его в ухо. — Во всем вашем мире только я могу это сделать. Так что если кто-то из вас питает глупые надежды меня убить — в случае успеха ты, моя дорогая девочка, сохранишь эту форму до самой смерти. А с ней бесконечную прелесть и желанность. Тебе ведь пришлось по вкусу то внимание, что уделяют тебе прочие сыновья Лея? — пальцы горгоны тыльной стороной огладили девичью щеку. — Понравилось тебе быть с Седриком, милая? Какова она из себя — эта самая дикая геттская страсть, о которой ходят легенды в цивилизованных имперских домах?

Альвах сжал зубы.

— Ты преодолел такой путь, чтобы встретиться со мной и не сказать ни слова? — тон ведьмы был по-прежнему ласковым, но теперь в нем было предостережение. — Или тебе уже не нужен голос? Я могу и забрать его обратно...

— Нет!

Растерянность прошла. Угроза новой немоты подействовала на романа отрезвляюще. Мотнув головой, Альвах вывернулся из-под рук ведьмы и отступил к попятившимся от него дочерям Лии.

— Я... если ты можешь дать мне то, ради чего я пришел... Вернуть... вернуть мое тело — ты ведь что-то хочешь взамен. Назови свою цену.

Звуки собственного голоса — голоса, который он никогда не слышал раньше, серебристого и способного очаровать слух любого мужа, наполнили его сердце новой горечью. Будь его воля теперь, Альвах зажмурился бы, стиснул уши и сжался в комок, никого не видя и не слыша. Женские соки продолжали делать дело. Он терял внутреннюю силу вслед за внешней, по крупице, мера за мерой.

Но тем сильнее становилось его желание избавиться от этого — раз и насовсем.

Горгона улыбнулась.

— Ну, наконец-то, — она махнула рукой, и зеркала погасли. — А я уже начала бояться, что ты обабился настолько, способен лишь дрожать и канючить. Да, моя девочка, у всего есть цена. Я выбрала тебя, потому что знала, что ты сможешь заплатить.

Цветы за спиной ведьмы поднялись, образуя скамью, на которую она присела, заложив ногу за ногу. Альвах продолжал смотреть на нее. Он ждал.

— Много лет назад, когда ты еще не родился, моя предшественница повела себя очень неосторожно, и погибла, — горгона вновь говорила для одного только Альваха. Очевидно, что другие смертные вновь перестали ее интересовать. — Мерзкий Лей спалил ее своими лучами. Тогда на ее смену пришла я... Нет, не одевайся. Мне... нравится на тебя смотреть.