Капкан на Инквизитора

Ему, все же, удалось вызвать интерес короля. Хэвейд уставился на младшего сына с хмурым изумлением. Генрих тоже честно выпучил глаза, пряча растерянность за ухмылкой.

— И кто же этот счастливец? — с натужной веселостью вопросил брат. Под саркастичным взором Генриха и сдержанно-гневным взглядом отца, Седрик разозлился вновь, но сдержал себя.

— До меня дошли слухи, что де-принц Седрик Дагеддид ищет некую романскую деву, и назначил за ее поимку неслыханную награду, — король Хэвейд покачал головой, по-видимому, также сдерживая гнев. — Сын, я понимаю желание скрыть твое... твою болезнь, но для этого не обязательно выдумывать несуществующих женщин. Да еще... прости меня, Светлый, оповещать о твоем... зарождающемся безумии всю страну. Пойми, ты позоришь наш род... еще больше, чем теперь.

Седрик очумело вскинул голову и некоторое время всматривался в лицо старшего Дагеддида, которое комкало едва заметное презрение. Потом перевел взгляд на брата и понял — правда.

Он резко поднялся, сразу сделавшись зримо больше. На несколько мгновений в королевском кабинете словно стало теснее. Второй принц Веллии сжал кулаки — и разжал их, давя поднимавшуюся из груди ярость.

— Вы... хорошего же вы обо мне мнения, — Седрик глубоко вдохнул, загоняя глубже геттскую натуру. — Отец, — он укрепился, твердо взглянув в лицо короля. — Я не знаю, как тебе донесли, но я действительно долгое время искал романскую деву, о которой кричали глашатаи. Сегодня я ее нашел. Это юная женщина, которой не исполнилось двадцати зим. Она прекрасна, как... Я не могу подобрать сравнения. Словно ее черты ваяла сама Лия. Ее изумительная красота заставила меня... заставила меня забыть о моем проклятии. С ней одной я понял, как можно любить женщину. Я... она теперь носит моего ребенка. Я хотел бы просить твоего благословения на женитьбу. Если, — он дернул щекой, — ты откажешь мне, я все равно женюсь на ней и уеду к моему деду, Вартаре Толстокожему. Пусть гетты — дикари и кочевники, но там, во всяком случае, я не буду вам мешать!

Последнего говорить не стоило. Седрик понимал, что должен был сдержаться, но многолетняя обида вылилась в упрек.

Впрочем, непохоже, чтобы отец обратил на него внимание. Из всей речи младшего сына он вынес одно, то, что было наиболее важным.

Король вскинул руку, останавливая снова начавшего было говорить Седрика. От его равнодушного тона не осталось следа.

— Погоди, сын. Я не ослышался — эта женщина... непраздна от тебя? Ты... ты уверен?

Поймав на себе ошарашенный, неверящий взгляд старшего брата, Седрик впервые за всю беседу усмехнулся и, потянувшись, выпрямил кубок в его руке, дабы вино не пролилось на пол.

— У нее все признаки, из тех, что описывает в своем "Трактате о женском здоровье" великий асский целитель Абу Сина. К тому же, она сама признает, что затяжелела после... после нашей первой ночи. У меня нет... причин не доверять ее словам. Я взял ее девственницей. И... мне того не нужно, но ты, если желаешь, после рождения ребенка можешь подвергнуть его Испытанию Крови. Это будет сын, и он — от меня. Я это чую.

Король поднялся. Обойдя кресло, он, в свою очередь, отобрал кубок у старшего сына, который снова стал о нем забывать, и поставил на стол. Потом шагнул к Седрику. Лицо его излучало ровное спокойствие, как всегда. Но отчего-то младший Дагеддид попятился.

— Сын, — приблизившись, король опустил на плечо Седрика руку, для чего ему пришлось сперва поднять ее высоко вверх. — Если это не жестокая шутка, и если ты действительно уверен в том, что... Где теперь эта женщина? Ты привез ее с собой?

Де-принц улыбнулся. Он не мог припомнить, когда в последний раз отец с ним говорил так — без усталого презрения.

— Это правда. Эта юная женщина, Марика... Я оставил ее в своем лесном доме. У меня есть дом в пролеске у самой столицы. Она ждет меня там. С ней мой пес Черный — для охраны.

Генрих уже справился со своим лицом. Он громко усмехнулся, привлекая к себе внимание.

— А я думаю — куда делся этот блохастый кобель, который всюду таскается за тобой?

Король Хэвейд нетерпеливо мотнул головой, прекращая лишние разговоры.

— Погоди. Седрик, — он снял руку с плеча сына и нахмурился. — Ты хочешь сказать... ты оставил за городом, под охраной одной только собаки женщину, которая носит наследника дома Дагеддидов?

... Охраны взяли с собой немного. Отчего-то король торопился. Седрик с удивлением внимал приказам отца. Он не мог понять причин для такой спешки, кроме его желания поскорее увидеть продолжательницу их рода. И все же был недоволен, что отец во имя стремления поскорее познакомиться с будущей невесткой, пренебрег той церемонией, которая была необходима для представления Марики народу.

Однако, похоже, что дело было не только в этом. Король Хэвейд словно опасался чего-то, известного только ему одному. В конце концов, его волнение передалось Седрику и даже Генриху, который пожелал ехать с отцом и младшим братом, и теперь дополнял их невеликий отряд, держась чуть в стороне.

Они выехали в ночь, и к рассвету были уже на тропе, что вела к тайному убежищу младшего из Дагеддидов. Чем ближе к его обиталищу подъезжал малый отряд отца, тем неспокойнее становилось у Седрика на душе. В окружающем их ночном лесу, на самом съезде, который сворачивал с дороги к дому, чудилась какая-то неправильность. Седрик не мог бы объяснить, в чем она заключалась. Но, по примеру отца, подгонял коня, то и дело переходя на крупную рысь.

Дорога повернула в последний раз — и впереди показалась темная громада дома. Дом Седрика был абсолютно темен. По-видимому, оставленная в нем романка спала. Порадовавшись, что девушка предпочла отдых тяжким раздумьям, де-принц натянул узду, направляясь к крыльцу, когда в стуке копыт и звоне сбруи ему почудился посторонний звук. Седрик, который ехал впереди отряда, случайно бросил взгляд в сторону от дороги и внезапно почувствовал, как холодеют его руки.

Мигом позже младший Дагеддид осадил коня и спрыгнул в снег, едва не угодив под копыта других лошадей. Спотыкаясь, он добежал до большой темной кучи, лежавшей в наметенном за ночь сугробе. То, что издали можно было принять за рванье, оказалось псом Черным. Зверь был покрыт множеством косых порезов, которые продолжали сочиться кровью. Кровью был пропитан снег вокруг него. От самого дома до места, где лежал тот, кто много лет был верным товарищем Седрика, тянулся кровавый след — по-видимому, пес полз из последних сил, то ли преследуя кого-то, то ли чтобы о чем-то предупредить хозяина.

Черный был еще жив. Рвано дыша и поскуливая, он вывалил исходивший паром язык, пытаясь лизнуть ощупывавшую его руку Седрика.

Генрих тоже сошел с коня, присев рядом с собакой.

— Живого места нет, — по виду определил он, бросив косой взгляд на брата. — Твоя женщина, она...

Умолкнув на полуслове, он отшатнулся. Младший Дагеддид вскочил на ноги. В мгновение ока снова оказавшись в седле, он с места ринулся в галоп. За ним поскакал мрачно кривившийся король Хэвейд, и королевская охрана. Генрих бросил еще один взгляд на едва дышавшего Черного и мотнул головой оставшимся подле него телохранителям.

— Позаботьтесь о собаке!

Вскочив на коня, он поспешил вперед. Генрих успел достичь дома и даже взбежать на крыльцо, но в дверях столкнулся с начальником охраны Тристаном. Старый Тристан был всегда поддат с тех пор, как много лет назад красная лихорадка унесла всю его семью, кроме него самого. Но он был давним другом короля, и поверенным во всех его делах. Потому извечный хмельной дух ему прощался, тем более, что хмель не мешал ему делать дело лучше, чем кому-либо другому.

Ничего не объясняя его высочеству, Тристан сошел с крыльца и едва не на четвереньках двинулся вокруг дома. Бросив на него взгляд, Генрих поспешил внутрь.

Отца и брата он нашел в верхней комнате. Седрик в отчаяние перебирал содержимое чьего-то вещевого мешка, вывалив его на незастеленную кровать. На сбитых простынях валялись романский шлем, деревянный гребень, несколько женских гребней поменьше и странной формы зеркало с ручкой. Чуть поодаль на покрывале лежал красивый, но короткий посеребренный меч.

Никакой женщины в комнате не было. Ровно как и во всем доме.

— Она была здесь, — севшим голосом бормотал Седрик, невидяще глядя на разбросанные вещи. — Была здесь еще вечером... Всего несколько часов назад... Что за...

Король, хмуро жуя губы, стоял у окна. Его лицо болезненно морщилось.

— Внизу опрокинуты лавки и горшки перебиты, — рискнул сообщить Генрих то, что и так было очевидно. — Кто бы тут ни ночевал, его или ее вытаскивали силой. Наверное, и собаку тоже они...

Хэвейд, не глядя, кивнул. Заскрипела лестница под чьими-то тяжелыми шагами. В комнату, выдыхая хмель, ввалился Тристан.

— Были тут конники, — доложил он, тяжело бухаясь на единственную скамью. — Много, около полудюжины. И телега. Больше ничего не скажу — снег наметает так, что все следы к... к Темной замело. Да еще мы тут все затоптали.

— Это ее мешок?

Седрик уже успел оправиться от своей потери. Он стиснул зубы, заставив себя подняться.

— Это ее вещи и меч, — де-принц кивнул головой куда-то вбок. — Она поклялась именем Лея, что будет ждать меня здесь. Но пусть бы она нарушила клятву... Марика могла оставить цацки, но не оружие.

— Женщина? — не поверил Генрих. Его брат нетерпеливо дернул щекой.

— Она владеет мечом лучше многих мужей. Но даже она не смогла бы так расправиться с моей собакой. Тем более, это, — Седрик указал на поблескивавший в свете факелов клинок. — Лежит так же, как я оставил, когда уходил от нее. Должно быть, — де-принц страдальчески поморщился, — Марика услышала шум во дворе и подумала на меня. Потому не захватила с собой оружие. Они взяли ее голыми руками. Но проклятье, кто бы это мог быть? Кто?

Про-принц обвел глазами комнату.

— Кто-нибудь знает о твоем убежище?

Младший Дагеддид медленно покачал головой.

— От силы пятеро. Нет... они не могли. Заслуженные воины из королевской стражи. Я... мог бы поручиться за каждого.

— Разбойники? — предположил со своего места старый Тристан, шумно выдыхая через нос. Седрик вновь покачал головой, прикасаясь к поблескивавшему посеребренному мечу.

— Тоже нет. Дом заговорен. Никто не войдет сюда со злыми намерениями.

Все это время молчавший у окна король мрачно хмыкнул.

— Выходит, что тот, кто похитил эту загадочную женщину, пришел в твой дом со светом Лея в сердце? — с хмурой насмешкой проговорил он.

Альвах очнулся от немилосердной тряски. Случившееся он помнил смутно. После того, как он спустился по лестнице на первый этаж, в дом ворвались люди в серых рясах поверх посеребренных кольчуг, до изумления схожие с подручными Инквизиторов третьих и вторых степеней. Так же молча и деловито они бросились на него. Кого-то из них он даже успел расшвырять по углам, и мог бы продержаться дольше, если бы один из нападавших — по-видимому, маг, не полыхнул темной аурой, и мир перед глазами самого романа тоже неожиданно не потемнел.

С трудом проморгавшись от невесть когда набившегося в глаза сора, Альвах огляделся. Он лежал щекой на грубых досках, которые, к тому же, тряслись, подпрыгивая словно на ухабах. Подняв глаза кверху, бывший Инквизитор увидел вокруг прутья решетки и понял окончательно. Судя по всему, он ехал в клетке — можно было бы предположить, что в таких перевозили преступников, если бы не выгравированные на прутьях защитные руны. Перемычки между прутьев были покрыты серебрением. Альвах был хорошо знаком с подобными повозками. В таких доставляли в тюрьмы Храма только ведьм.

Роман попытался двинуть руками. Запястья были связаны. Веревка — тугая и толстая, несколько раз перетягивала его тело. Несмотря на то, что ноги были свободны, Альвах с трудом мог пошевелиться. К тому же, он слышал и видел гораздо хуже, чем обычно, словно после тяжелого удара по голове. Должно быть, заклятие, которое применил маг, было сильным. А может, дело было в новом приступе слабости — Альвах не понимал. Да и не это теперь беспокоило его.

Он был в руках Ордена Инквизиции. В этом не было сомнений. И Инквизитор, и его люди пришли не просто так — они целенаправленно искали его, Альваха. Точнее, романку Марику. Ведьму, бежавшую из Вечного Рома. И они точно знали, где искать.

Но откуда они вообще узнали о нем?

Альвах готов был поклясться — на него донес не внезапно прозревший в догадке Седрик. Даже если бы де-принц своими глазами видел, как романка Марика творит непотребную женскую магию, он бы никому не отдал мать своего ребенка.

Но кто еще мог знать?

Догадка пришла быстро, одновременно с тем, как остановилась телега. Альвах в последний раз сильно приложился головой и плечом. С прекращением тряски стали возвращаться зрение и слух. Роман стал различать пофыркивание лошадей, звяканье сбруи, негромкие переговоры и, в отдалении, стук — словно молотом по наковальне.

Снова послышался стук, но другой и ближе, и затем скрип. Дверь клетки медленно отворилась, и в телегу забрался какой-то человек.

Альваха ухватило за руку выше локтя. Резкий рывок едва не вырвал плечо. Попытавшийся поставить его на ноги человек выругался.

— Проклятье. Тяжелая!

Больше он не сказал ни слова. Так же молча к нему присоединился другой. Как и первый, этот был одет в серую накидку подручного Инквизитора. Вдвоем мужчины все же заставили Альваха подняться на ноги и выволокли его из клетки.

Ударившая по ногам земля была одета в камень. Подслеповато щурившийся роман огляделся. Потом, распахнув глаза, огляделся уже осознанно.

Широкая, со всех сторон окруженная каменными стенами площадка, была ему хорошо знакома. Это был внутренний двор небольшой крепости при Храме Светлого, которую занимал Орден Инквизиции Ивенотт-и-ратта. Сюда Инквизитор второй степени Марк Альвах и его подручные привозили тех ведьм, которые были изловлены живьем.

— Чего встала! Пошла!

Не удержавшись от толчка в спину, Альвах снова упал на плиты. Вместе с болью пришел холод. Отправляясь навстречу Седрику, он не накинул полушубка. И, как оказалось, за время в клетке успел люто закоченеть.

Его вновь вздернули на ноги. Выворачивая руки, новую изловленную ведьму повлекли к хорошо знакомым дверям. За этими дверьми Альвах обычно сдавал ведьм с рук на руки страже, расписываясь за каждую в книге.

Пока его тащили к приемной, Альвах в несколько рывков огляделся. Этот отряд ловцов был незнаком, как не был ему знаком идущий позади Инквизитор — невысокий, жилистый роман средних лет. Возможно, роман прибыл в крепость после того, как исчез Альвах. А может быть, даже на его место.

Додумать мысль не удалось. Альваха уже втолкнули в приемное помещение, поставив перед приемщиком — венемейцем Родригезом. Этот выходец из западных земель империи романов был прислан в Ивенотт-и-ратт задолго до того, как сюда приехал сам Альвах. Ни для кого не было секретом, что венемеец угодил в Веллию исключительно в силу собственной свирепости и нетерпимости к женскому пороку. Среди народов империи ходила присказка о том, что если кто-то и был злее романов в отношении к ведьмам, так это венемейцы.