До последнего вымпела

Главное, что ведь и повода-то не было — просто захотелось. Захотелось обжечь пищевод хлебным вином и закусить чем-нибудь солёненьким или жирным.

Договорился с баталёром Лиепиньшем (почти земляк, но цену за водку и банку тушёнки заломил в два раза большую, чем были во Владивостоке)...

Ну и огрел всё это дело в одиночку, втихаря...

Всё бы ничего, но старшой потом по пути попался и учуял. И в карцер определил моментально. Причём даже не ругался матерно: зло и спокойно, наградив комендора несколькими весьма нелицеприятными, но отнюдь не матерными эпитетами, сдал на руки старшему боцману, а тот уже сопроводил Вилката в карцер.

И потянулось время. Ой, как потянулось! Полная темнота и вообще никаких ориентиров: Минута прошла? Полчаса? Час? Два?..

И воды не дали. А очень хотелось. Очень. Язык, при каждой попытке сглотнуть слюну, царапал глотку как наждаком. И даже без всяких попыток сглатывать царапал. Да и слюны практически не было — рот иссушило как в пустыне, в которой Артур, конечно, никогда не бывал, но некое представление о жизни в ней уже успел получить.

Но главной причиной 'растрёпанных чувств' комендора, были даже не физические страдания: чертовски хотелось поквитаться с японцами за 'Ослябю' в предстоящем бою.

Наводчик правого орудия носовой башни 'Пересвета' уже успел проклясть свою пьянку и себя самого уже в стодвадцатый раз, когда дверь распахнулась:

— Выходи, чёртова перечница!

Жмурясь от яркого света, Артур выбрался из своего узилища. Перед Вилкатом стоял сам старший артиллерист броненосца.

— А ну дыхни, гадёныш! — неласково бросил Черкасов. И тут же сморщился от 'выхлопа', который не преминул направить в его сторону наводчик.

Хотя терпимо...

— Орудие наводить сможешь?

— Не извольте беспокоиться, ваше благородие! — встрепенулся Артур. — Всё в лучшем виде сделаю! Только...

— Что ещё?

— Воды бы...

— В башне попьёшь. Марш по боевому расписанию!

Как начинать сражение? — адмирал Того колебался: это ведь не та ситуация, что была при Цусиме — если при встречных курсах начать разворачиваться ввиду противника, над которым практически не имеешь превосходства в скорости, то либо просто подставишь свой флагман под сосредоточенный артиллерийский удар всего вражеского отряда, либо сам окажешься в роли догоняющего и рискуешь получить тот самый 'кроссинг Т', который так 'сладок' для ставящего эту 'палочку над буквой', и так опасен для того, кому её ставят.

Или скоротечный бой на контркурсах, а потом догоняй противника несколько часов, чтобы в результате тебе сделают опять же 'кроссинг'...

Но нужно решаться — эскадры сближались на двадцативосьмиузловой скорости. Огонь, как ни странно, первыми открыли крейсера Катаоки, причём достаточно результативно. Небывало результативно: нащупав дистанцию своими скорострелками, кто-то из них умудрился засадить свой почти тринадцатидюймовый снаряд в 'Орла'. Был отчётливо виден взрыв на русском броненосце, и, последовавший за этим пожар в его средней части.

Пока на встречных, — решил японский адмирал, — а там развернёмся...

— Японцы легли на контркурс, Роберт Николаевич, — махнул биноклем в сторону противника Шведе.

— Вижу. Какая дистанция?

— Пятьдесят кабельтовых до головного, — немедленно отозвался лейтенант Гирс, являвшийся теперь старшим артиллерийским офицером броненосца, — когда 'Сикисима' выйдет на траверз, будет около сорока пяти.

— Тогда открывайте пристрелку. Пора уже поблагодарить япошат ответным подарком, за ту дурынду, которой в нас залепили. Сторицей поблагодарить...

Буквально через минуту левая носовая шестидюймовая башня 'Орла' загрохала выстрелами в направлении кораблей Того и Катаоки.

Пристрелка на встречном курсе — дело сложное, а уж стрельба на нём... Корабли разносит на встречных направлениях со скоростью железнодорожного экспресса, соответственно и расстояние меняется... Нет, если легли на параллельные курсы, тогда, в основном, проблема с наведением по горизонту, дистанция меняется не очень серьёзно. Но всё равно меняется. В общем, самый низкий процент попаданий при таком варианте ведения боя. Но не молчать же в ответ на стрельбу противника — получив данные после пристрелки, ответили всем отрядом.

— Не рискнули япошки поближе подойти, — ехидно заметил кавторанг Семёнов, — боятся, чтобы мы им 'горячих' не накидали.

— Так Того совсем не дурак, — с лёгким недоумением отозвался Вирен, — прекрасно понимает, что на малых или даже средних дистанциях мы, при таком положении, запросто ему 'хвост обрежем'. Он, если мне не изменяет память, и в июльском бою себе такой наглости не позволял, хотя тоже начинали на встречных. А теперь, после Цусимы, Зиновий Петрович, дай Бог ему здоровья, вроде научил японского командующего относиться к нам с уважением.

И... Пройдёмте в боевую рубку, господа.

Исполняющий обязанности комфлота, слегка стеснялся отдать подобный приказ, но он всё-таки уже был не отчаянным мичманом, и не бесшабашным лейтенантом — предыдущие сражения научили, что показушное бравирование ни к чему хорошему не приводит. Случайное попадание может вывести из строя всё управление эскадрой. А этого сейчас категорически не хотелось.

Японцы, как и ожидалось, даже в этом скоротечном эпизоде боя, били почти исключительно по 'Орлу', разве что, когда по нему стрелять оказывалось совсем уже неудобно, переносили огонь на какой-то другой русский броненосец. В результате флагман получил два попадания двенадцатидюймовыми снарядами, три восьмидюймовыми и восемь калибром в шесть дюймов. Терпимо.

В 'Бородино' и 'Победу' попало по пять-шесть подарков среднего калибра, а 'Пересвет' вообще не получил ни одного попадания.

Отряд Энквиста вообще держался южнее, и в данном столкновении не участвовал. 'Кассаги' и 'Читосе' тоже отходили к своим главным силам, и практически не стреляли, а те несколько выстрелов, что было сделано, оказались безрезультатными.

Японцам досталось сильнее: только 'Сикисиме' влепили пять снарядов крупного калибра, и это не считая града шестидюймовых... 'Адзума' 'отделалась лёгким испугом' в виде трёх пробоин в небронированном борте, а вот 'Якумо' от души 'приласкал' 'Пересвет'. Уже 'в разлуку'...

— Глаза бы мои на тебя не смотрели! — мичман Поливанов, командовавший носовой башней броненосца, весьма неласково встретил вернувшегося из карцера Вилката. — Виноват, вашбродь! Бес попутал! — смущённо переминался с ноги на ногу комендор, глядя на офицера глазами нашкодившего щенка.

— Марш к пушке! Фу! И не дыши в мою сторону, когда мимо проходишь! — мичман не постеснялся отвесить матросу подзатыльник, от которого у того слетела бескозырка.

— Ваше благородие! — обернулся к командиру башни наводчик. — Дозвольте воды! Я ведь в карцере два часа... Имейте божью милость! Хоть ещё раз по роже врежьте, но попить разрешите.

— Иди, хлебай, скотина похмельная. Но чтобы из своего орудия потом прямо в адмирала японского попал, понял?

Артур временно потерял дар речи, хлебая и хлебая из кружки.

Жизнь и сознание постепенно возвращались в тело наводчика...

— Не извольте беспокоиться, вашбродь — если и не адмирала, то его адъютанта точно подстрелю! — отдышавшись отрапортовал Вилкат. — Можно ещё кружечку?

— Перебьёшься, — уже добродушно отозвался Поливанов, — а то через десять минут тебя в гальюн потянет. На место!

— Есть! — а что ещё может ответить матрос?

Четверть часа ожидания в кресле, прильнув к прицелу. В казённике пушки ждёт 'пинка' снаряд весом почти в четверть тонны. Стоящий таких денег, что крестьянская семья, могла бы прожить на них года полтора совершенно безбедно... Но стрелять пока нельзя — пристрелка не закончена, расстояние до противника ещё не определено. Что бы там не показывал дальномер новейшей системы Барра и Струда, всё равно эти данные весьма приблизительны. Лучший дальномер — пушка. Именно по всплескам падения снарядов можно координировать дистанцию более-менее надёжно.

Наконец что-то уже получилось в управлении стрельбой у Черкасова, и Поливанов, получив соответствующую информацию, скомандовал данные, необходимые для начала открытия огня.

Шарах! Шарах! — бахнули оба орудия носовой башни. Снаряды понеслись к цели. Вернее, в её направлении. Недобросили. Хотя разглядеть свои всплески среди прочих водяных столбов, встававших у борта 'Сикисимы' было практически невозможно. Но надо стрелять. Стрелять, ориентируясь хотя бы приблизительно... Или нет?

В голове командира башни, со скоростью экспресса понеслись мысли: Не попадём... А если попадём, то не увидим... По головному успеем дать только пару залпов... Дистанция до всех трёх одинаковая... Можем реально зацепить третьего... Можем!

— Наводить по второму в строю! — срывающимся голосом отдал приказ мичман.

Башня послушно стала разворачиваться в указанном направлении.

Залп.

Недолёт.

Но недолёт близкий. Ещё немного добавить...

Силуэт 'Якумо' уже вползал в прицел Артура. Уже можно... Чего же ждёт мичман?

— Пали! — раздалось из-под командирского колпака башни.

Жахнули огнём и сталью орудия Обуховского завода...

И снова мимо. Хоть и близко.

Весь отряд Вирена сейчас стрелял по 'Сикисиме', и неплохо стрелял. Но башня Поливанова, вопреки всяким указаниям, била по 'Якумо'.

Русско-японская война, даже в нашей реальности, была временем массового неисполнения приказов: чего стоит только отказ генерала Стесселя отъехать из Порт-Артура в Маньчжурскую армию...

А уж после авантюрного прорыва кораблей Вирена из порт-артурской ловушки...

Мичман, который со дня на день ожидал лейтенантские погоны, повёл себя ... Даже не как гардемарин.

И не зря. Второй залп по 'Якумо' был отмечен разрывом в носовом каземате шестидюймовой пушки. Мало того — от разрыва просто вырвало кусок борта. Немалый такой кусок.

Второй десятидюймовый тоже попал. Но не взорвался — просто снёс за борт шлюпбалку и покалечил несколько человек разлетающимися железяками.

На 'Пересвете', разумеется, всего этого не видели, но вспышку разрыва в каземате, Поливанов, конечно, заметил.

— Ребята! Мы накрыли третьего! — с юношеским восторгом заорал мичман. — Бейте его! Драконьте этот крейсер! Фесенко, Вилкат!..

Но наводчики башни уже не нуждались в дополнительной мотивации, они просто слились с прицелами и составляли единое целое со своими пушками

Правда, хоть следующая пара выстрелов попаданий и не дала, но высокие столбы всплесков встали так близко от борта японского корабля, что это можно было смело считать накрытием.

Башня продолжала стрельбу, медленно разворачиваясь по горизонту для удержания 'Якумо' в зоне огня. К тому моменту, когда противник вышел из сектора поражения, ещё два снаряда успели попасть в крейсер: один разорвался в кубриках команды, а другой угодил прямо в основание грот-мачты, повалив эту огромную конструкцию.

Глава 30

Проскочив со своими кораблями мимо русского кильватера, Того оказался неприятно удивлён: теперь уже можно не сомневаться, что отряд Вирена здесь находится не один. В бинокль были совершенно чётко различимы приближающиеся броненосцы Ухтомского. Что, впрочем, никак не меняло ближайших планов командующего японским флотом — всё равно планировался поворот всему отряду и выход на параллельный с русскими броненосцами курс.

Почти одновременно с этим, на 'Орле' получили аналогичную информацию:

— Дымы с норд-оста!

Ещё через несколько минут, сигнальщик внёс уточнения:

— Пять больших кораблей, первым — броненосный крейсер... Вторым, такой же...

Чтобы понять, кто приближается, Вирену уже не требовалось слушать до конца то, что дальше будет выкрикивать матрос: здесь ВСЕ. Теперь понятно, почему Того был так дерзок. Сейчас он уже лёг на обратный курс, соединится с подходящими силами и получит существенный перевес. Пусть и временно.

Нет, утопить, конечно, не успеют никого, но дырок способны наделать немало, да и надстройки побить. И трубы.

Адмирал очень хорошо помнил, как много проблем доставили русскому флоту при Цусиме эти самые сбитые или раскуроченные трубы...

Второй отряд, разумеется, успеет подойти, и, соединёнными силами японцев удерживать на почтительном расстоянии будет несложно, но ведь это значит, что придётся вернуться во Владивосток с повреждениями, причем, так и не нанеся решительного удара по вражескому флоту...

— Ложимся на обратный курс, — скомандовал Вирен командиру броненосца. — Идём на соединение с остальными. Поворот последовательно через левый борт.

На 'Сикисиме', заметив маневр русских, немедленно приняли влево: Того совсем не улыбалось до соединения с крейсерами Симамуры и Уриу, ещё раз оказаться под огнём четырёх русских кораблей линии. Тем более, что он уже получил доклад о серьёзных повреждениях на 'Якумо'. Позже, когда противник иметь меньшую эскадренную скорость из-за присоединения тихоходных кораблей идущих с юга, можно попробовать сыграть на преимуществе в несколько узлов.

— Ну что, надавали мы сегодня макакам! — Денисов весело улыбался, подходя к Соймонову.

Василий в этот момент 'находился не здесь'. Как ни странно, сейчас старший офицер 'Пересвета' думал не о прошедшем эпизоде боя, и не о грядущем возможном столкновении с противником.

О семье. Вернее, пока, в основном, об Ольге. Но и то, что скоро предстоит стать отцом, не выходило из головы. Такое не забудешь. А, учитывая, как лейтенант обожал свою молодую жену, нетрудно представить постоянные переживания за её состояние. Тем более, что не было возможности находиться рядом.

Старший врач броненосца, Александровский, уже старался не попадаться на глаза 'первому после командира', чтобы, в очередной раз не быть вовлечённым в разговор о протекании беременности и возможных проблемах во время её и при родах.

Нет, Соймонов, само собой, добросовестно, порою, даже слишком добросовестно, выполнял свои служебные обязанности, но, как только выдавалась минутка, когда не нужно было думать о корабле и его экипаже мысли лейтенанта немедленно сворачивали в совершенно конкретную сторону...

— Не говори 'гоп', Володя, пока не перепрыгнешь, — вернулся в реальность Василий. — Ничего ещё не кончено. Не исключено, что главная катавасия только начинается.

— Но дебют-то за нами. Два крейсера у япошек прикончили, самому Того врезали тоже здорово. Всё идёт как по нотам, сейчас соединимся с Ухтомским и погоним гадов до самого Токио.

— Эк ты размахался! Нам сейчас...

— Ух, ты! Смотри, что творят!! Совсем страх потеряли?!

Непонятно, что двигало вице-адмиралом Катаока: или отсутствие команды от флагмана (хотя ранее японские адмиралы и, даже командиры кораблей, вполне себе свободно выполняли тактические маневры безо всяких указаний сверху), или так воодушевило попадание трёхсотдвадцатимиллиметровым снарядом в 'Орла', или... Кто знает?..

Точка разворота, которую уже миновали три корабля отряда Того, неотвратимо приближалась к русским броненосцам (или они приближались к этой точке? — Всё относительно.)