У сумрака зелёные глаза

— Ну, малыш, я не сделаю тебе больно, — прошептала я, целуя её.

Ханна понемногу оттаивала и начала робко поглаживать меня. Ей нравилось, что и как я с ней делаю, а Джессике нравилось кувыркаться с маркизой. Увлекшись поцелуями, я упустила момент, когда вампирша всё-таки цапнула блондинку. Её пальцы ублажали Джессику, а пасть сосала кровь из её шеи. А глаза Ханны были закрыты, на губах играла долгожданная улыбка, и она не видела, что её подругу кусают — и слава Богу, иначе она, наверно, закричала бы.

Есть один момент, когда вампир становится в какой-то степени уязвим, и это — укус. Увлекшись процессом высасывания крови, он на краткое время забывается, ничего не видя вокруг себя, и вот тут-то его и можно брать тёпленьким — умеючи, конечно. Джессика, укушенная в момент оргазма, не сразу поняла, что произошло, а когда поняла, было уже поздно. Маркиза присосалась к ней, как клещ, и её невозможно было оторвать, а если и возможно, то только с мясом, наверно. В глазах блондинки всплеснулся страх, боль и паника, но я, сволочь такая, не спешила ей на помощь — ждала, когда вампирша поглубже уйдёт в нирвану.

"Потерпи, малыш, потерпи чуточку", — мысленно просила я Джессику. Глаза девушки уже начала затягивать смертельная пелена забытья, и я решила, что ждать больше нельзя. Маркиза, кажется, уже "улетела", и я впилась зубами в её шею. Ханна продолжала улыбаться: её ублажал мой психический фантом. Вампирша не почувствовала моего укуса — она сейчас временно ничего не чувствовала, и я вгрызалась в плоть всё глубже, добираясь до сонной артерии. Мощными глотками всасывая её кровь, я забирала себе её силу.

Оторвавшись от Джессики, маркиза захрипела, но дело было сделано.

— Твоя сила принадлежит мне, — сказала я, завершая ритуал.

Жутковатый всасывающий звук прошелестел в пространстве, а в моих пальцах пульсировал невидимый шар. Маркиза с потухшим взглядом закатившихся глаз упала на постель.

— Всё кончено, мадам, — проговорила я, утирая окровавленный рот.

Она лежала безжизненно, с пустыми, угасшими глазами. Если кормить её через зонд, за пару лет она, может быть, немного окрепнет, но до конца восстановиться уже не сможет. Мне даже на какой-то миг стало жаль её, но при мысли о том, сколько крови она выпила и сколько людей убила, жалость показалась неуместной.

Ханна тем временем открыла глаза и всё увидела: свою подругу, лежавшую без чувств со следами укуса на шее, маркизу в точно таком же состоянии и меня, сидевшую над ними с окровавленным ртом и подбородком. Отпрянув к краю кровати, девушка вскрикнула.

— Нет, малыш, не бойся! — успокоила я её. — Я не кусала Джессику, это сделала маркиза. Но с ней теперь покончено, видишь? Больше она никого не укусит.

— Господи, — пролепетала Ханна. — Что с Джес? Она... умерла?

Я пощупала пульс блондинки.

— Жива. Просто немножко в обмороке.

Ханна смотрела на меня с ужасом.

— Кто вы? Почему вы укусили маркизу? — От страха она даже перешла на "вы".

— Я охотница на вампиров, детка, — сказала я. — И полукровка. Укусив маркизу, я забрала себе её силу. Не жалей о ней, туда ей и дорога. С твоей подругой всё будет хорошо, не волнуйся. Одевайся, надо уходить отсюда.

Ханна сидела, остолбеневшая, и вздрагивала. Взяв её лицо в свои ладони, я нежно и осторожно, чтобы не слишком испачкать, поцеловала её в губы.

— Давай, зайка, одевайся, уходим. Джес нужно в больницу.

Ханна опомнилась и начала лихорадочно натягивать на себя свои вещи. Я, выглянув в коридор, наткнулась на молодую и симпатичную, но какую-то забитую и запуганную горничную, которая оказалась человеком. Судя по почти изгладившимся следам на шее, она иногда служила для своей хозяйки и донором.

— Извините, — пробормотала она, смиренно потупившись и посторонившись.

Видимо, ей было не привыкать видеть гостей с окровавленными ртами.

— Милочка, — обратилась я к ней как можно мягче, — хозяйка устала и просила её не беспокоить. Она будет отдыхать.

— Хорошо, — ответила горничная, не поднимая глаз.

Отыскав ванную, оформленную всё в том же гламурном стиле, я умылась и вернулась в спальню. Ханна была уже одета, а Джессика понемногу приходила в себя — шевелилась и постанывала. Знаком призвав Ханну на помощь, я принялась одевать блондинку. Не то чтобы без её подруги я бы не справилась, но потрясённую девушку надо было чем-то занять, всё время заставляя её что-то делать: это не позволяло ей раскиснуть, погрузившись в глубокий шок и апатию.

Джессика была слаба — могла сидеть только с поддержкой подруги. Присев перед ней на корточки, я взяла её за руки и заглянула в глаза.

— Ну, как ты, зай?

Она только сморщилась и застонала.

— Понятно, — сказала я, поднимаясь. — Ничего, сейчас отвезём тебя в больницу. Жить будешь.

Укус, конечно, ещё не успеет зажить, но — к чёрту. Нельзя оставлять её в таком скверном состоянии.

И тут во дворе послышался хлопок дверцы машины. Ханна тоже услышала и испуганно съёжилась, а я, не выглядывая в окно, пыталась по шагам определить степень опасности гостя. Обычному человеку звук шагов мало что скажет, а вот мне — многое.

Женщина, молодая. Уверенная. Вампир, причём обращена сравнительно недавно, но уже, можно сказать, не новичок — силы достаточно, чтобы заинтересовать меня в качестве номера четыре. Похоже, это была ученица маркизы и по совместительству её очередная любовница.

— У нас небольшие проблемы, девчата, — прошептала я. — Но вы не волнуйтесь. Я всё решу.

Подхватив Джессику на руки, я внесла её в примыкавшую к спальне обширную гардеробную и опустила на коврик, поманила рукой Ханну. Та юркнула следом и присела возле подруги. Глаза у неё были серьёзные и испуганные, но сосредоточенные: видно было, что она старалась держать себя в руках. Я чмокнула её.

— Ты умничка. Сиди и ничего не бойся.

Закрыв дверь гардеробной, я наложила на неё временный блок, который не позволял вампиру почуять, кто находится внутри, а сама спряталась за занавеску, забравшись с ногами на подоконник. Шаги были уже в доме: вот вампирша остановилась в гостиной, окидывая взглядом следы наших посиделок, вот перемолвилась парой слов с горничной. Та доложила, что хозяйка отдыхает, и что в доме гости. Впрочем, это вампирша и так видела по оставленным на столике бутылкам и остаткам сладостей и ягод.

Шаги направились по лестнице наверх, к нам. Мне не нужно было видеть их обладательницу, чтобы знать, что она делает. Она вошла в спальню без стука — видимо, была здесь своей, а может, и жила под этой крышей. Увидев маркизу с разодранной шеей, она на миг замерла, а потом бросилась к ней с рыком:

— Эжени!

Была в этом рыке и боль, и гнев, и ярость, и горе. Да, скорее всего, любовница. Приподняла маркизу на руках, пытаясь понять, жива ли та; облегчённый вздох: жива... И тут же — собранность, готовность к бою, наряжённое вслушивание. Прыжок, но я успела соскочить с подоконника и прокатиться по ковру, заметив стройный силуэт с копной волнистых волос длиной до середины шеи. Вампирша с рыком бросилась на меня, но я встретила её ударом ноги. Она врезалась в стену и упала, но быстро поднялась. А я уже ждала её с психической атакой "парализующее кольцо".

— Ничего личного, — сказала я. — Просто мне нужен номер четыре. Ты мне подходишь.

Мои клыки вцепились в изящную гладкую шею, а рука безжалостно сжала мягкие волны волос, откидывая голову. Отличается ли кровь вампира от крови человека? Несомненно. Кровь человека живит и бодрит, а когда пьёшь вампирскую, на какое-то время кажется, будто умираешь. Но это обманчивое впечатление: уже в следующую минуту я почувствовала в себе новые силы, от которых хотелось запрыгнуть на вершину горы.

— Твоя сила принадлежит мне, — проговорила я, опуская обмякшую вампиршу на пол.

Она была хороша. Светло-русые волосы с бронзовым оттенком, большие светло-серые глаза, брови вразлёт, аккуратный, чуть вздёрнутый носик... Сочные губы, из-под которых виднелись клыки. Даже жаль немного.

— Всё, Ханна, — объявила я. — Кончено. Можешь выходить.

Дверь гардеробной открылась. Увидев тело на полу, Ханна вздрогнула и подалась назад, но я обняла её и погладила по волосам.

— Всё в порядке, моя хорошая. Уходим. Больше нам тут делать нечего.

Я беспрепятственно вынесла Джессику из дома, уложила в машину на заднее сиденье. Ханна ёжилась и дрожала, но её подруге моя куртка сейчас была нужнее. Укрыв её, я села за руль. На полу валялось что-то пушистое — оказывается, манто маркизы. Я протянула его Ханне:

— На, накинь.

— Нет, лучше Джес им укрыть, а мне — куртку, — рассудила девушка.

— Ну, можно и так, — согласилась я.

До больницы мы доехали в молчании. Внеся закутанную в манто Джессику в холл, я громко позвала:

— Врача, срочно! У неё кровопотеря, нужно переливание.

Опустив девушку на оперативно предоставленную каталку, я отдала манто Ханне, взяла свою куртку и пошла к выходу. Всё, что я могла сделать, я сделала.

Ханна догнала меня на крыльце. Не зная, что сказать, она просто стояла и смотрела на меня, а я — на неё. Погладив её по щеке, я проговорила:

— Мне пора, Ханна. Меня ждут номера с пятого по тринадцатый.

— Я тебя больше не увижу? — пролепетала она.

— Незачем, — качнула я головой. — Знакомство с такими, как я, до добра не доводит. — И добавила: — Надеюсь, увиденного тобой было достаточно, чтобы раз и навсегда избавить тебя от вампиромании.

Устало улыбнувшись напоследок, я медленно спустилась с крыльца.

Глава 23. Выстрелы под дождём

План: Встреча на кладбище и история Кельца. Воин. Аида и Эрика: знакомство в Берне. "Пожалуйста, не убивайте нас". Поцелуй под зонтом и сорванная охота.

Прости меня, Алёнка. Моя спящая красавица... Не знаю только, проснёшься ли ты от моего поцелуя. Я всё бы отдала, чтобы согреть твои похолодевшие пальцы, но всё, что у меня есть — это моя душа. И её я без колебаний заложила бы кому угодно, даже самому сумраку, чтобы вернуть тебя.

Я с тобой, родная. Я здесь. Ты слышишь меня? Ничего не бойся там, ведь всеми мыслями и душой я с тобой. На чём я остановилась? Слушай мой голос и держись...

Война в Греции дала мне хорошую закалку и подготовила к тому, чему я посвятила без малого пятьдесят лет своей жизни. Я не успела проработать на фармакологической фабрике и года, когда умерла тётя Элени. Тяготы войны подорвали её силы, и тёплым сентябрьским днём я прошла на кладбище за её гробом. Проводить её в последний путь пришло совсем немного народу — только кое-кто из соседей. Все лица были мне более или менее знакомы, за исключением одного странно одетого человека.

Он стоял за высоким памятником поодаль и наблюдал, хотя явно был не из нашего окружения. Длиннополый тёмный кожаный плащ был как будто не из нашего десятилетия — с кучей пряжек и заклёпок, лицо наполовину скрывали широкие поля шляпы. Весь его костюм казался каким-то мятым, серым и пропылённым, контраст составляла белевшая из выреза жилета рубашка с безупречным воротничком и старомодным галстуком. Бегло приметив незнакомца, я снова устремила взгляд на тётушкино восково-жёлтое лицо в гробу, а через минуту этого человека уже не было...

Потом были скромные поминки, а на следующий день я пошла на работу. Вечером, купив цветов, я отправилась на могилу тёти Элени, и кого бы ты думала, я там встретила? Точно, незнакомца в странном плаще. Я была не из робкого десятка и решительно подошла к нему.

— Кто вы? Вы знали тётю Элени? — спросила я его.

Незнакомец приподнял голову, так что из-под полей шляпы стало видно лицо. Его глаза скрывались за тёмными очками, и я сперва подумала, что он слепой. Но он сдвинул их вниз, к кончику носа, и показал глаза — вполне зрячие, но до странности светлые. Болезненно поморщившись, он вернул очки на место.

— Мои глаза чувствительны к дневному свету, — сказал он. — У вас, кажется, такого не наблюдается, и это даёт вам преимущество. Нет, вашу тётю я не знал, но вот с вами меня кое-что объединяет. Зовут меня Александр Кельц.

Да, это был тот самый Кельц, охотник на вампиров, только тогда я ещё не знала этого. Я разглядывала его причудливый плащ и поражалась контрасту — такой серый невзрачный костюм и такая безукоризненная, я бы даже сказала, щеголеватая рубашка.

— И что же нас с вами объединяет? — спросила я.

Вместо ответа он спросил:

— Вы когда-нибудь замечали за собой желание пить кровь?

Я вздрогнула — вернее, вздрогнуло чудовище во мне, словно выхваченное из темноты светом фонаря. Откуда он знал мой секрет? Ведь я никому не рассказывала.

— О нет, вы не чудовище, — усмехнулся Кельц. — Но в вас течёт кровь чудовищ, которая и даёт вам эти удивительные способности: быстрое заживление ран, нечеловеческую силу и прыгучесть, выносливость, железное здоровье. Вам пока не так много лет, чтобы вы заметили ещё одну способность — крайне медленное, не видимое глазу старение. Как думаете, сколько мне лет?

На вид ему было лет тридцать — максимум тридцать пять.

— А между тем, я родился в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, — сказал он. — То есть, мне уже за шестьдесят. А на вид не дашь, не так ли? Вот это оно самое и есть — медленное старение. Гораздо медленнее, чем у простых людей.

— То есть, в восемьдесят вы будете выглядеть на сорок? — Если честно, то всё им сказанное звучало как бред, но чудовище во мне откликалось со страшной силой и пришло в безумное волнение. Оно беспокоилось, потому что его выводили на чистую воду.

— Нет, скорее всего, буду выглядеть не старше, чем сейчас, — сказал Кельц. — И в сотню лет, если доживу, на моём лице не прибавится ни одной морщины, а в волосах — ни одной седой нити.

Кстати сказать, тогда Кельц был ещё с волосами. Мы медленно шли по кладбищенской аллее, и шляпу он нёс в руке. Он был шатеном с чуть приметной рыжинкой. Признаться, таким он мне нравился больше. Зачем он потом стал брить голову? Не знаю. Так захотел, видно.

— Что значит — если доживёте? — насторожилась я. — Разве железное здоровье и быстрое заживление ран...

— Нет, дело не в этом, просто профессия у меня опасная, — усмехнулся Кельц. — Всякое может случиться.

— А чем вы занимаетесь? — логично последовал мой очередной вопрос.

— Охочусь на чудовищ, чья кровь течёт в наших с вами жилах, — ответил Кельц. — Наши отцы — вампиры. Иногда они соблазняют смертных женщин, и от этих связей рождаются полукровки — дампиры.