Дочь воздуха

Волшебник заметил, что дошёл до перекрёстка пяти дорог, и невольно замедлил шаг. Он сам не мог сказать, чего ждал. Нападения? Чуда? Зная эльфов, можно было ожидать и того, и другого. В ушах зашумело и откуда-то сбоку, где, Рейнеке мог поклясться, мгновение назад никого не было, на него помчалась белая коза с чёрной полосой на хребте и красными ушами и рогами, будто обагрёнными кровью. На этот раз маг не стал хвататься за нож. Он сорвал с головы шапку и поклонился — учтиво, как поклонился бы одному из высших лиц своего ордена.

— Приветствую тебя, Прародительница доброго народа, — ровным голосом произнёс волшебник.

Коза исчезла. На её месте стояла тщедушная уродливая старушонка.

— А ты повзрослел, мальчишка, — хмуро произнесла она.

Рейнеке пожал плечами. Бадб медленно, тяжело опираясь на свою клюку, обошла кругом юноши. Маг ждал, с трудом сдержавшись, чтобы поворачиваться следом за ней.

— Что же, — веско проговорила старуха. — Ты не сберёг дар дочери воздуха.

Рейнеке снова пожал плечами.

— И ты напал на моего внука.

У волшебника вертелось на языке детское "он первый начал", но он смог сдержаться.

— Я вижу в тебе изменения, но не знаю, к добру они или к худу. Однако ты свободен от проклятий и не приобрёл новых. Ты доволен этим, сын земли?

— Я отдам вам луг в своих владениях, — вместо ответа произнёс Рейнеке — медленно, так же веско, как и старая эльфийка. — Вы сможете пасти там пчёл и никто не войдёт туда без вашего разрешения.

— Это хороший дар, — одобрила Бадб. — Чего ты хочешь взамен?

— Ничего.

— Подумай, сын земли.

— Мне ничего не надо, — равнодушно отозвался волшебник.

— Ты не хочешь вернуть себе Л'ииикькаю, сын земли?

— Она не вещь, чтобы мне её возвращали.

— Ты не хочешь отомстить сыну своего дяди, Д'ооооврду?

— То, что он сделал, он сделал не против меня.

— Но разве ты не хочешь отомстить за свою женщину? — настаивала старуха.

— Она не считает себя моей женщиной. Я буду защищать её, но мстить... я никому и никогда не мщу.

— Бабушка! — раздался откуда-то мальчишеский голос. Волшебник не повернулся. Он знал: как бы он ни встал, голос Робина будет звучать за его спиной, пока паршивец не захочет показаться. — Ты не о том спрашиваешь!

— Мой внук, — усмехнулась старуха, — хочет знать, что рассказали тебе гномы.

— Дети камня не видят детей воздуха, — всё с той же холодностью ответил волшебник. — Они не имеют отношения к тому, что случилось с Л'ииикькаей.

Он без труда высвистал птичье имя своей возлюбленной.

— Ты плохо спрашивал! — срывающимся от возмущения голосом завопил Робин.

Рейнеке засмеялся.

— Если я отвечу на твой вопрос, ты перестанешь меня донимать? — уточнил он.

— Вот ещё, — тотчас надулся мальчишка.

— Тогда проваливай.

— Эй! — завизжал эльфёнок. — Ты знаешь! Ты знаешь! Ответь мне!

Он выпрыгнул откуда-то из-за угла, которого тут не было, и заскакал вокруг юноши.

— Скажи! Скажи мне! О, скажи скорее! Говори сейчас же! Ты знаешь!

— Внук, — прозвучал голос его бабки. Робин надулся и сел на землю.

— Ну, хорошо, сын земли. Пожалеешь ещё. Вот, клянусь — перестану тебя донимать! Что сделал Д'ооооврд?

— Отдал волос магам, — усмехнулся волшебник. — Кому же ещё.

— Так просто?! — обиженно ахнул мальчишка. — Да я его...

Он вскочил на ноги и умчался.

— Ты хочешь попасть на праздник добрых ветров, — сказала старая Бадб.

— Да, — просто ответил волшебник.

— Я проведу тебя туда, — так же просто сказала старуха и протянула руку. Волшебник без колебания вложил свою в раскрытую ладонь.

Они оказались на поляне, окружённой вековыми дубами. Рейнеке даже ради спасения собственной жизни не смог бы сказать, где именно находится это место и как отсюда вернуться. Было темно. В ночном небе вспыхивали яркие звёзды — по одной, с медленной и величавой торжественностью. Откуда-то из-за деревьев доносилась музыка, кто-то перебирал струны арфы — небрежно, словно бы ни о чём ни думая, но получалось красиво и завораживающе.

Ветер дул, кажется, отовсюду, он трепал плащ волшебника, сдул с него шапку и ворошил волосы. Где-то вдали закручивались маленькие, чуть светящиеся смерчи, в которых постепенно проглядывались очертания человеческих фигур.

Не человеческих, поправил себя Рейнеке. Сильфийских.

— На этот раз ты герой вечера, — неожиданно мирно заявила старуха, всё ещё держа юношу за руку. — Мой внук иззавидовался весь. Хоть он и добился от Л'ииикькаи обещания отдать всё за всё, а такой чести ему не видать как своих ушей.

— Что значит "всё за всё"? — немедленно спросил волшебник.

Бадб рассмеялась.

— А ты всё тот же, мальчик. Но я тебе отвечу. Всё за всё — это обещание выполнить любое желание в обмен на неограниченную помощь.

— Любое? — насторожился Рейнеке. Бадб рассмеялась ещё громче — молодым смехом, который так странно прозвучал в устах сморщенной старушонки, что волшебник невольно покосился на свою спутницу.

— Не беспокойся, сын земли, он не попросит её руки.

Рейнеке пожал плечами, не став оправдываться, что вовсе не это имел в виду. Он и сам не знал, что имел в виду, просто Робин был не тем существом, перед которому он рискнул бы пообещать выполнить любое желание.

— Растёшь, мальчик, — снова засмеялась старуха и отпустила его руку.

Рейнеке только на миг отвёл взгляд... и вот Бадб рядом с ним уже не было.

Неведомый музыкант тихонько запел, вплетая голос в звучание арфы. Сильфов на поляне всё прибавлялось. Они были веселы, оживлены и подхватывали звучащую под деревьями песню. Слов Рейнеке не разбирал, не был даже уверен, что эта песня состоит из слов, а не только из переливов звонких нечеловеческих голосов.

Волшебник молча ходил между эльфами и сильфами, почти не удивляясь тому, что научился их различать. Он и сам не знал, ищет ли среди них Лику. Наверное, всё-таки да. Но что он ей скажет? О чём они будут разговаривать?

Но он наткнулся на кое-кого другого.

— Рейнеке, мальчик мой! — раздался одновременно знакомый и незнакомый голос тётушки Меик. Волшебник повернулся. Тётушка была в неподпоясанном бледно-голубом платье, не украшенная ничем, кроме копны светлых распущенных волос. Но страннее наряда был её взгляд. Рейнеке моргнул. Из взгляда тётушки ушёл страх и это было... красиво. За столько лет он никогда не думал, что его старая тётушка была по-настоящему красива завораживающей нечеловеческой красотой. Теперь он понял, почему дядюшка удерживал жену возле себя даже против её воли. Но почему того не коробил вечный страх в глазах возлюбленной — этого Рейнеке не мог ни понять, ни принять.

— Тётушка! — искренне обрадовался волшебник и обнял родственницу.

Она крепко обняла его в ответ, погладила по растрёпанным светлым волосам.

— Ты изменился, — произнесла она удивлённо.

— Ты тоже, — откликнулся волшебник. — И, тётушка... если я могу тебе помочь... возместить то зло, которое тебе причинил мой дядя...

— Ей ничего от тебя не нужно! — раздался злой голос и Довард, красный от возмущения, оттолкнул кузена от своей матери. — Убирайся прочь, ты, глиняное чучело!

— Довард, сынок, — неуверенно произнесла тётушка. Рейнеке с несвойственной ему проницательностью вдруг понял: ей неловко рядом с сыном. С сыном, которого она бросила легко, как все женщины сильфов, очутившиеся на земле, бросают своих детей, и который ждал, любил и верил, что сможет быть ей нужным. И то, что Доварда, готового ради неё расшибиться в лепёшку, она нисколько не любила, а чужого ребёнка, племянника человека, который отнял у неё воздух — любила, с детства ласкала и баловала, — это ей тоже приходилось скрывать.

И ещё вдруг Рейнеке понял: нет. Даже если Лика от него откажется, даже если она не захочет разделить с ним жизнь на земле, нет. Он не позволит, чтобы его ребёнок однажды вырос вот в такое вот создание, которое...

— Довард, — вдруг мягко произнёс волшебник. — Скажи мне, как умер твой отец?

— Он мне не отец! — с ненавистью выкрикнул Довард. — Этот... это... он мне не отец! Он держал в плену мою мать, он в жизни не позаботился о том, чтобы узнать о своём ребёнке, он...

Тётушка отвела взгляд.

Рейнеке замутило. Он не слишком любил отцовского брата, но узнать такое... должен ли он убить за это кузена? Но дядю уже не вернуть...

— Вот ты где! — раздался пронзительный мальчишеский голос. — Д'ооооврд! В день добрых ветров, под светом далёких звёзд и ради распустившихся цветов и листьев я бросаю тебе обвинение!

— Поди прочь, козявка! — отмахнулся Довард, но эльфёнок ухватил его за рукав и повис в воздухе, болтая ногами. Рейнеке усмехнулся: он знал, как цепко может вцепляться маленький негодник.

— Я бросаю тебе обвинение! — ещё пронзительнее завопил мальчишка. — Все слышали?! Обвинение! Обвинение Д'ооооврду!

Музыка оборвалась, пение смолкло. Их немедленно обступили эльфы и сильфы. Повисла напряжённая тишина.

— Д'ооооврд, сын дочери воздуха и смертного человека! — по-прежнему пронзительно вопил эльфёнок. — Я обвиняю тебя в том, что ты подверг свою сестру по небу человеческой магии! Ты обрёк её на землю! Ты! Слышите все! Я обвиняю Д'ооооврда!

Вокруг послышались голоса: возмущённые, удивлённые, недоумевающие. Потом толпа незнакомых Рейнеке сильфов и эльфов расступилась, пропуская...

Один раз в году мы превращаемся в вихри, которые, крутясь волчком на эльфийской поляне, становится всё плотнее, плотнее... Это волшебство, злую пародию на которую сотворил недавно человеческий маг. О нём я не вспоминала: старик получил сполна. Моя жизнь на небе была... наверное, всё же не такой, как мне мечталось. Что-то тянуло меня к земле. Что-то не давало забыть. К тому же всю зиму, до самого праздника добрых ветров нам не хватает еды. Мы носимся по небу, беспечные и жестокие, но мы голодны, очень голодны. Люди отнимают у нас слишком много магии.

К тому же на небе не так много закоулков и укромных мест. Мне некуда было укрыться от навязчивого поклонника, который летал за мной, уговаривая, прося, умоляя, требуя... но дочери воздуха выбирают сердцем. Дочери воздуха не соглашаются на то, что есть...

Невесело было мне, когда меня подхватили ласковые ветерки и закружили в победном танце. Не хотелось мне плясать вместе со всеми. Не хотелось, чтобы приходила весна, чтобы добрели ветра. Мне было невесело, так зачем мне радоваться с остальными?..

Этот голос я бы узнала из тысячи. Даже забыв всё, что меня связывало с жизнью на земле, забыв о смертном теле, даже забыв об отложенном мной яйце, я бы всё равно — узнала.

Тот единственный день в году, когда земля не тяготит и не мучает детей воздуха. Самый светлый праздник. Кто ещё мог испортить его, как не Робин Добрый Малый?

- Робин! — окликнула я. Эльфёнок осклабился, расплылся в злой и радостной улыбке.

Кто-то в толпе вздрогнул. Я всмотрелась в его лицо и застыла. Это лицо. Эти глаза. Некрасивый человек с завораживающим голосом. Второе из трёх.

- Л'ииикькая, любимая! — это сказал не он. Я моргнула, привыкая к людскому зрению. Робин же назвал имя...

- Здравствуй, Д'ооооврд, — степенно кивнула я.

Даже здесь.

Даже здесь от него никуда не деться.

- Лика... — это произнёс человек. Произнёс тихо и потеряно.

Я отвела взгляд.

- Я обвиняю Д'ооооврда! — продолжил вопить эльфёнок. — Он подверг Л'ииикькаю человеческой магии! Он отдал её в руки чёрного мага!

Я бросилась к ним, схватила мальчишку за уши, без труда оторвала от Д'ооооврда, развернула к себе.

- Что ты мелешь?!

Робин засмеялся, оскалив мелкие острые зубы.

- Всё за всё, Л'ииикькая, ты помнишь? Я исполняю обещание. Всё за всё!

И тут же эльфёнок покатился по траве, отброшенный рукой моего... жениха?.. предателя?..

В руке Д'ооооврда появился меч. Меч ветров, то оружие, которое есть на зеле у любого из детей ветров, который по воле владельца становится то мечом, то простым ножом. То оружие, которое позволяет разбивать чужую магию. Которое может убить магию в человеке. Меч ветров... но... какой-то... неправильный... словно он не должен был находиться в этих руках. И — знакомый. Где я могла его видеть? Ведь на небе ножи — это часть нас самих, их видно только на земле... Я вгляделась в линию лезвия... меч был женским. Откуда у Д'ооооврда женский меч?!

Мой нож — меч ветров — признавал, кроме меня, смертного человека, ставшего вторым из трёх. Кем и для кого должен был стать Д'ооооврда, чтобы держать в руках чужой женский меч?!

- Замолчи! — потребовал Д'ооооврд.

Эльф бестрепетно взглянул на сильфа.

- Это не твой нож, сын ветра, — сказал эльфёнок. — Это нож твоей матери, так ведь? Твой отец — смертный, ты не родился с мечом, как другие дети ветра.

На Д'ооооврда было неприятно смотреть. Он гордо выпрямился, держа меч в руках со странно-привычной ловкостью. От него пахло гневом и предательством так, что перехватывало дух. Эльфы с интересом разглядывали его, мои собратья морщились, а кое-кто зажимал нос от отвращения к разлившейся на поляне вони.

Довард не стал отвечать эльфу. Он опустил меч и шагнул к Лике.

— Ты обещала дать мне ответ сегодня, Л'ииикькая! В праздник добрых ветров!

На лице Лики появилось очень... человеческое выражение. Тоска. Усталость. Досада.

— Мне принадлежит первое из трёх, — без выражения произнесла девушка.

— Я дам тебе другое! — пылко возразил Довард. Рейнеке сжал кулаки и невольно шагнул к ним... попытался. Что-то держало его за ноги. Кто-то.

— Тихо, сын земли, — прошептал Робин. — Это — не твоя забота.

Лика закатила глаза.

— Никто не поймает меня в клетку! — отчеканила она и отпрыгнула назад. В её руке появился меч, похожий на тот, который держал самозванный жених. Стриж на рукояти раскрыл крылья и издал пронзительный свист, которому ответил стриж на мече Доварда. У того опустились плечи.

— Я не стану с тобой драться, — потерянным голосом произнёс полусильф.

Я почувствовала, как меня захлёстывает бешенство. Дикая, неукротимая ярость, чувство на грани радости. Счастье, вывернутое наизнанку. Откликаясь на мой призыв, запели ветра, окружая меня стеной.

- Ты станешь со мной драться, Д'ооооврд, потому что я буду драться с тобой! Ты предал меня людям! Ты загрязнил меня смертным прахом!

- Это ложь!

- Да от тебя смердит подлостью, — выплюнула я. — Ты будешь со мной драться или погибнешь!

Д'ооооврд отбросил материнский меч и упал передо мной на колени.