После похода по магазинам, надо сказать изрядно вымотавшего и Вадима, и Давида, в одинаковой степени, как выяснилось, ненавидевших "это дело", они нашли неподалеку от "Гардарики" уютный русский кабак, что по нынешним "просвещенным" временам было в столице едва ли не чудом, и с аппетитом пообедали, выпив по рюмке холодной, со льда, водки под суточные щи, биточки по-казацки и кулебяку с семгой да еще и по паре кружек замечательного Сметанинского пива, так сказать для поднятия тонуса. Все это время о делах намеренно не говорили, предпочитая бесконечному перебиранию обрывочных и невнятных фактов, легкий разговор ни о чем.
Затем они снова разделились. Теперь Вадима с Полиной покинул Давид. Он отправился выяснять какие-то свои, не совсем понятные дела, не уточив при этом, что у него вообще за дела такие могут образоваться в столице чужого государства, но, твердо обещав в половине пятого быть на Софийской набережной около театра "Колизей", откуда уже рукой подать до ресторана, где, собственно, и должна состояться — если, разумеется, состоится — встреча с генералом. Проводив Казареева, Вадим и Полина остались наконец наедине и могли бы поговорить о себе и о сложившихся обстоятельствах. Но разговор не клеился. Все, что они могли теперь друг другу сказать, было уже, если и не высказано вслух, то все-таки "услышано", понято и принято. И оба они об этом знали, а слова тут были ни при чем, потому что ничего из того, что они чувствовали, все равно выразить не могли. Во всяком случае, Вадим этого сделать не мог и видел, что Полина находится точно в таком же состоянии. Ну а что касается планов на будущее, то они и вовсе были пока настолько неопределенными, что и обсуждать, если честно, нечего.
И они просто погуляли по бульварам, разговаривая обо всем и ни о чем, поели мороженого — погода благоприятствовала, а после полудня и вовсе стало жарко — выпили кофе в уличном кафе и в конце концов зашли в случайно попавшийся на глаза сетевой центр "Бредень", где снова открыли мемориальную страницу Казачьих войск. На этот раз Реутов искал информацию не о себе — что уж тут искать! — а о тех сослуживцах, которых помнил не только по именам и должностям. Они устроились с Полиной бок о бок — за соседними терминалами — и занимались поисками вместе, что оказалось гораздо эффективнее, но главное, быстрее. Вадим находил очередную фамилию в списке ветеранов, проверял, что известно об этом человеке, и если на сайте не имелось однозначной информации о том, что тот погиб или умер, Полина тут же делала запрос во всероссийскую телефонную книгу. Улов, однако, оказался более чем скромный. Из тех людей, кто служил в бригаде весной-летом шестидесятого, Вадим сумел вспомнить не более двух десятков, однако стопроцентно живых из них оказалось всего четверо. Бригадный врач Леонид Шумилов жил теперь в Казани, где заведовал хирургическим отделением одной из городских больниц; комбат-2 Перст (имени его Вадим так и не вспомнил, и инициалы, приведенные на сайте, ничем ему не помогли) проживал в Москве; взводный Костя Лифшиц (по-видимому, единственный в бригаде еврей-ашкеназ) заведовал аптекой в Балаклаве, и наконец Булана Назырова, командира противотанкового взвода, занесло аж в Порт Артур, где он работал главным инженером судоремонтного завода. Мало, далеко и, в сущности, безнадежно. И бессмысленно, разумеется. Скорее всего, ничего нового они Вадиму не расскажут. Если уж Марик Греч, у которого на руках Реутов, можно сказать, и "умер", ничего добавить к рассказанному не смог, то, что могли знать эти люди, впрямую в событиях тех дней не участвовавшие?
Оставался, впрочем, еще подъесаул Каменец из третьего батальона, о котором Вадим, как назло, совершенно забыл, но время уже поджимало, и дальнейшие поиски пришлось отложить на потом.
6.
Без двадцати минут пять, на набережной появились трое крайне подозрительных праздношатающихся граждан. Одеты они были в штатское, но партикулярное платье носили как-то неловко и хотя из кожи вон лезли, чтобы не бросаться в глаза, Давид их тут же вычислил и показал Вадиму. Реутов мужиков этих сначала профукал, но теперь посмотрел и, приглядевшись, пришел к выводу, что Давид прав: ребята явно были не теми, за кого себя выдавали. И одежда на них была едва ли не с чужого плеча. Может быть, рядовые обыватели ничего подозрительного в этом и не замечали, но, зная на что, вернее, на кого следует обратить внимание, принять этих мужиков за обычных граждан каганата, гуляющих теплым осенним днем по Софийской набережной, или, скажем, иностранных туристов, было бы затруднительно. А когда они заняли позиции на подходах к ресторану "Кружевница", исчезли и последние сомнения. Люди эти, по всей видимости, были здесь по делу, вот только по какому конкретно делу, оставалось пока не ясно. Но само их присутствие заставило Вадима не на шутку поволноваться.
К сожалению, Полина была уже внутри, и предупредить ее Реутов не мог. Вернее, мог, но...
— Не торопись, — остановил его Давид, говоривший сейчас исключительно спокойным тоном. — Не похожи они на наружку. Давай подождем.
— А если... — начал было Вадим, но Казареев договорить ему не дал.
— Что сейчас, что через четверть часа, дела уже не изменит, — объяснил он. — И она не одна. Здесь мы с тобой, и у нас, между прочим, два ствола. — Давид легко тронул свою наплечную сумку. — Стрелять-то не разучились, господин полковник?
— Вроде нет, — пожал плечами Вадим, с ужасом представляя себе, что ему действительно придется стрелять в представителей власти на одной из центральных улиц столицы.
"Армагеддон!"
Но пока все было тихо. Мужики никакой активности не проявляли — двое пили пиво в открытом кафе по одну сторону ресторана, а третий делал вид, что читает газету на парковой скамейке по другую его сторону, — и новые "действующие лица и исполнители" на сцене появляться не спешили. Однако чуть позже — время уже подходило к пяти — по набережной проехал Воевода с красными армейскими номерами и целым лесом торчащих во все стороны антенн. Двигался он при этом намеренно медленно, злостно задерживая уличное движение, и торопиться явно никуда не собирался. Более того, судя по реакции читавшего газету мужчины в темном костюме, появление этой машины было отнюдь не случайно и даже, скорее всего, ожидаемо, во всяком случае, им и его "друзьями" ожидаемо. И, хотя мужчина и постарался не афишировать своей связи с военным автомобилем, отчетливый его кивок кому-то, находившемуся внутри Воеводы, Вадим заметил и принял к сведению.
— Похоже, — задумчиво сказал Казареев, между делом, закуривая. — Это Полинин папаша проверяется.
— Возможно, — согласился с ним Вадим и вскоре убедился, что так оно и есть.
Буквально через пару минут после того, как исчез из вида армейский автомобиль, у входа в ресторан притормозил обычный вишневый "Русобалт" и из него вышел высокий подтянутый мужчина в светло-сером костюме. Волосы у него были совершенно седые, и к Вадиму он лицом так и не повернулся, но Реутов Шуга узнал сразу, а когда увидел, что "невнятные господа" при появлении генерала "взяли стойку", но не на него, а на возможные угрозы извне, то сразу же и успокоился. Давид был прав, генерал, очевидным образом, подстраховывался, вероятно, опасаясь привести за собой хвост, из чего следовало, что положение даже хуже, чем они подумали после давешнего телефонного разговора. Однако это была угроза отдаленная, о ней предстоит думать и беспокоиться потом, а на данный момент главным для Вадима являлось другое. Появление генерала, да еще и с собственной охраной, состоящей, судя по поведению этих парней, из лично преданных ему казачьих офицеров, означало, что Полине сейчас ничто не угрожает. Просто гора с плеч.
7.
Прошло десять минут, потом еще пятнадцать, но на набережной по-прежнему было тихо и спокойно. Гуляли люди, проезжали машины, светило солнце, лоточник около гранитного спуска к реке выкрикивал названия популярных в этом сезоне сортов мороженного, переодетый казак курил на лавочке, отложив в сторону так и не прочитанную газету, а двое других неторопливо потягивали под пестрым тентом летнего кафе свое никак не убывающее пиво. Все казалось обычным и узнаваемым, однако несмотря на эту благостную картину на душе у Вадима было неспокойно, и беспокойство его только усиливалось с каждой прошедшей минутой. Что-то было не так, вот только что именно, он никак не мог ухватить, и от судорожных попыток понять, что же его насторожило, начинал нервничать еще больше.
— Что-то затевается, — неожиданно прервал его напряженные размышления Давид.
— Да? Ты тоже чувствуешь? — Реутов как будто даже обрадовался, что это не паранойя у него в голове разыгралась.
— Я не чувствую, — как-то по-особенному ответил Казареев. — Девушка с цветами, мамаша с коляской ...
"Девушка? Какая, к черту ...?"
И тут Вадим наконец увидел. Парень с девушкой появились на набережной минут пять-шесть назад и стояли все это время к нему спиной, глядя через парапет на медленно текущую из ниоткуда в никуда воду. Теперь они повернулись, пересекли тротуар и пошли через проезжую часть, очень удачно угадав на зеленый свет светофора, прямо по направлению к "пьющим" пиво офицерам. Парень — "Студент? чиновник?" — нес в левой руке портфель, а у девушки был пышный букет в подарочном оформлении, так что стилизованная под вологодские кружева белая оберточная бумага совершенно скрывала кисти рук. На руки Реутов обратил внимание только потому, что Давид сказал ему о цветах. А вот быстрый и какой-то совершенно не соответствующий ни стилю девушки, ни окружающей обстановке взгляд, брошенный ею "вокруг", увидел сам и сразу же подобрался, потому что таким острым, сосредоточенным взглядом на людей и машины, составляющие обычный уличный фон, влюбленные девушки — да и вообще гуляющие люди — не смотрят.
"Они что?.."
Но если это действительно они, то развязка должна наступить буквально в ближайшие секунды. Молодая женщина с коляской только что прошла мимо них с Казареевым, неумолимо приближаясь к курящему на скамейке казаку, а с другой стороны ей навстречу быстро шел мужчина в распахнутом сером плаще и, улыбаясь во весь рот, махал рукой. Левой. Потому что правая была у него в кармане плаща.
— Артем! — "радостно" крикнула женщина и тоже замахала свободной рукой, одновременно прибавляя шаг.
Все вроде бы нормально, но то ли взведенные нервы обострили восприятие, то ли эти так торопились, что не продумали всех мелочей, но фальшь в поведении этих двух, как будто совершенно между собой не связанных пар, мгновенно бросилась в глаза, стремительно отбрасывая Реутова из спокойного и устроенного мира девяностых, в безумие военного лихолетья.
Держи! — Он сорвал с плеча сумку и, не оглядываясь, сунул Давиду. — Не спорь! Достань машину! — бросил через плечо, уже выходя из-под театрального портика, где они с Казареевым стояли все это время, покуривая в тени колонн. — Сударыня! — крикнул он, спускаясь по ступеням. — Сударыня! У вас колесико ... — Но женщина на его окрик внимания не обратила, продолжая быстро приближаться ко все еще ничего не подозревающему переодетому офицеру. — Сударыня! Ваша коляска!
А вот ее "муж" Вадима увидел сразу, и улыбка мгновенно исчезла с его губ, а рука медленно, как в дурном сне или при замедленной съемке, поползла из кармана плаща. Однако услышал Вадима не только он. Еще несколько человек на бульваре оглянулись на Реутова, почти сразу же, как и следовало ожидать, переводя взгляды на женщину с коляской. Посмотрел на нее и казак — она как раз остановилась вдруг и нагнулась над коляской — посмотрел, нахмурился и начал подниматься со скамейки.
В следующую секунду рука "Артема" возникла из кармана, уже удлиненная зажатым в ней пистолетом, но внимание его отвлекло резкое движение казака, и Реутов, уже не просто шедший, пусть и быстрым шагом, а бежавший к ресторану, не раздумывая, воспользовался столь удачно возникшей паузой. Он выхватил револьвер и выстрелил навскидку, одновременно фиксируя взглядом переодетого офицера, тот сгоряча, и не разобравшись, мог ведь и в него самого пульнуть. Но у казака табельный "Гурьев", уже наполовину вытянутый из кармана пиджака, за что-то там зацепился, и Вадим перевел взгляд на женщину с которой как раз теперь поравнялся. Она не одеяльце поправляла, как следовало бы ожидать, и не соску младенцу давала, а снимала с предохранителя какой-то не знакомый Реутову автомат. Но, разумеется, все произошло так быстро, что он не только не задумался над тем, что это за пистолет-пулемет такой, он вообще сейчас ни о чем не думал, действуя исключительно спонтанно и почти без вмешательства сознания. Поэтому Вадим просто ударил ее на бегу в висок, увидел "Артема", которого удар пули в правое плечо толкнул назад, останавливая и разворачивая вокруг своей оси, "ряженого", все еще лихорадочно тянущего из кармана свой застрявший там пистолет, и естественно "барышню с цветами". Букет, отброшенный за ненадобностью, еще не успел упасть на тротуар, а она уже расстреливала в упор тех двоих бедолаг, что только что неторопливо — под разговор — потягивали пиво. А еще он увидел — каким-то образом охватив бульвар одним коротким взглядом — ее парня, доставшего из портфеля такой же, как в детской коляске, короткоствольный автомат и разворачивающегося теперь навстречу Вадиму, и тяжелый черный "Коч", выскочивший из потока машин на тротуар и несущийся ко входу в ресторан, распугивая прыгающих во все стороны людей.
"На раз!"
Преодолев одним прыжком пространство, разделяющее их с казаком, Вадим на мгновение блокировал тому вооруженную руку, крикнул прямо в лицо: "Спасай генерала, мудак!" — и, не дожидаясь ответа, отшвырнул офицера в сторону, выводя тем самым из-под огня, а сам бросился дальше, непрерывно стреляя на бегу, пока в револьвере не кончились патроны. Ударил выстрел, другой, но, добежав до переулка перед рестораном и свернув в него, Реутов на несколько мгновений перестал быть мишенью. У служебных дверей ресторана, о которых он как раз подумал, находился еще один подозрительный субъект, который сразу же обернулся в сторону Вадима.
— Не стрелять! — властно приказал Реутов, переходя на шаг. — Полковник Реутов. Третье Главное Управление! Доложите обстановку.
— Какой Реутов? — опешил мужчина, пытаясь, вероятно, сообразить, где он слышал это имя, но в тот момент, когда он это все-таки вспомнил и хотел уже вскинуть руку с пистолетом, Вадим метнул нож.
Что клинок вошел мужчине в левую половину груди, Вадим увидел еще на бегу, но остался тот жив или нет уточнять не стал — в это время на бульваре и где-то в глубине здания — по-видимому, в ресторане — загремели частые выстрелы. Вадим подхватил пистолет выпавший из руки лежащего на асфальте человека и одним резким движением вырвал из его груди свой нож, перехватив скрытым хватом, так, что окровавленное лезвие легло точно вдоль линии руки, ворвался в служебное помещение ресторана.
Здесь оказалось пусто, если не считать нескольких поваров, попрятавшихся от вспыхнувшей перестрелки в углу большой кухни, где от пуль их могла защитить огромная железная плита. Для Реутова они опасности не представляли и интереса, соответственно, тоже. Пробежав через кухню и маленький предбанник, он сходу ворвался в ресторанный зал, и, как тут же выяснилось, успел, что называется, в последнюю секунду. С улицы стреляли прямо сквозь разбитые вдребезги высокие ресторанные окна. А в зале, в общем-то, и укрыться негде. Поэтому все посетители сейчас лежали на полу. Большинство из них просто растянулись среди битой посуды и разбросанной еды, прикрывая головы руками, но несколько женщин и мужчин целенаправленно ползли под огнем к дверям на кухню. Так что Вадиму сразу же пришлось перепрыгнуть через одного такого пластуна и тут же самому упасть на пол, откатываясь в сторону потому что его появление вызвало крайне оживленную реакцию по ту сторону выбитых окон, где за черным "Кочем" прятались нападающие, не попавшие в зал только потому, что здесь им дали отпор. В противоположном углу за перевернутым столом лежали Полина и ее отец, экономно, но опасно отвечавший на выстрелы с улицы из своего пистолета. Это, по-видимому, и задержало нападавших.
