Зверь лютый. Книга 1. Вляп

Мой Хотеней... сердце застучало так... томно.

Но Юлька молотила своё. Через положенное время молодуха почти княжеского происхождения почти родила. И чуть не умерла. Юлькина мать, видимо, и вправду была толковым акушером-гинекологом, и её вытащила. И стали они жить-поживать. В дружбе и согласии. Втроём. Поскольку одна — после неудачных родов больше детей иметь не может, вторая — после "измены благоверного" — не хочет. А отпустить от себя своего "как-бы боярича"... ну какая женщина на такое пойдёт?

Мне вообще сначала было непонятно, почему они ему полную "невстаниху" не устроили.

Хотя нет — понятно. Село ратное, семейство боевое, времена неспокойные. А брызгающий во все стороны фаллос — на "Святой Руси" существенный социально-политический капитал. Как княжий красный плащ — "корзно" называется. Признак "вятшести", лидерства.

Типа: и хочет, и может.

Собственно, почему Владимир Святой публично изнасиловал княжну Рогнеду в Полоцке? Предварительно убив её отца и братьев. Да потому же, почему победители заячьих весенних боев после победы сначала залезают на своих менее успешных соперников, а уж потом на зайчиху: для "доказать своё превосходство". Или когда монгольский темник насиловал жену последнего домонгольского князя во Владимире — ему баба была нужна? Зимой, на снегу, среди неубранных трупов, с видами догорающего города... А эта "фреска" из киевских ворот с Нечипкой? "Вот так мы суздальские — ваших киевских".

Так что потенцию юному "гаупману" не только не укоротили, но и наоборот — всячески поддерживали. Хотя, конечно, под жёстким перекрёстным контролем.

А у Юльки было как бы две мамы.

Такая вполне добропорядочная семья. Весьма распространённое явление.

* * *

В своё время, например, Ярослав, который Мудрый, оказался недостаточно мудрым и один из его братьев его из Киева вышиб. С помощью польского короля по имени Болеслав. Типа: "больной до славы".

Этот Болеслав нашёл в Киевском замке сестру своего союзника и, соответственно, сестру Ярослава. И её... летопись очень аккуратно описывает: "соблазнил". То есть — "по согласию". В присутствии одного её брата и ведя боевые действия против другого.

Потом кияне поляков выгнали.

Минин с Пожарским были отнюдь не первыми: вышибать войско польское из русских столиц — наша давняя национальная забава. Вот только Питер как-то выпадает. Зато из Казани, например, чехов выгоняли.

Ярослав вернулся, начал город свой городить. А с поляками заключил мир. И, по требованию Болеслава, в знак "взаимной любви и дружбы" отправил ему другую свою сестру. Уже не в наложницы, а в жены.

Видимо, Болеслав распробовал дочерей Владимира Святого и решил на одной не останавливаться.

А теперь представьте себе встречу этих сестёр где-нибудь в королевском замке в Кракове.

— Ах, сестрица! Ах, как я рада. Какая миленькая шубка. Здесь так носят? Но это же горностай! Фи, какая бедность. Наш-то что — скупой?

— О! Дорогая! Ты прекрасно выглядишь с дороги. Только бледненькая и под глазами синяки. Я тебе такие румяна подарю! Мне их из самой Флоренции... А наш-то... всё в делах, в заботах. Поляки же. Сама понимаешь — ни минуты покоя. Все им чего-то... Ты своих-то соболей здесь не носи. Местные кастеляны скажут, что вся казна на баб уходит. Наш-то Славик не сильно их слушает, но дружине уже полгода жалование не плачено...

Потом решат меж собой — кому идти на королевское ложе: отрабатывать "укрепление дружбы между братскими славянскими народами". Заодно — и новую порцию цацек из мужниной милости. А кому сказаться больной и протирать да примерять уже накопившуюся коллекцию.

* * *

В Юлькиной истории этот благостный период закончился довольно быстро. У двух мам... как "у семи нянек".

Юлька моя осталась с глазами, но после неудачного падения у неё вырос горб. А горбатая, да незаконнорождённая... За такой невестой — такое приданое надо давать! Из родового имущества. И чего ради?

Род — это такая система, которой всё время "Дай!". Всего. Земель, коней, смердов, серебра... А главное — сородичей по крови.

Боярич и сам был ходок. Стремился расширить и приумножить семейный круг. Коль не детьми законными, так хоть от наложниц. В Европе это называется красиво — "бастард". У нас просто — "ублюдок".

В общем, жену "почти княжескую" он отправил в "за печку" по причине "неспособности к деторождению".

Это одно из трёх оснований для легального расторжения брака. Два других — супружеская измена и близкое родство. Понятно, что "не сошлись характерами" здесь не катит.

Боярич скоро себе новую жену нашёл — тоже боярышню из местных. Тоже с какой-то придурью. Какой-то вариант наследственных мутаций в форме способностей к внушению и гипнозу. С домашним оригинальным обучением и примесью чертовщины.

"И наступило всем счастье" — Юлькина мать из-за горбатой дочки впала в депрессию с истерикой. Прежняя жена "за печкой" плачет-убивается. Новая молодая жена брюхата ходит-стонет, от всякого запаха наизнанку выворачивается.

Тут в эту семейную историю влезла история государственная. В лице одного из самых оригинальных персонажей того времени.

Князь Вячеслав Владимирович. Вячко. Четвёртый сын Мономаха и Гиты, последней принцессы сакской Англии. То есть — наследник не только всея Руси, но и Англии с Уэльсом. Он-то и был князем в Турове, пока Юлька маленькая была. Ей было лет шесть, когда Вячко перевели из Турова в Переславль-Южный. Боярич с ним увязался. Поскольку нормальный мужик с тремя почти законными жёнами в одном доме...

"Если даст мне жена каждая по сто,

Итого триста грамм — это кое-что!

Но, когда "на бровях" прихожу домой,

Мне скандал предстоит с каждою женой!".

Проще:

"Не очень плохо иметь три жены,

Но очень плохо, с другой стороны".

А на границе — ура! Война! Можно отдохнуть и расслабится. Самое занятие для молодого парня, у которого дома полно баб и все плачут.

Вячко просидел на юге недолго, но боярич ума-разума поднабрался, привёз себе ещё трёх разноплемённых наложниц.

А по возвращению — воспользовался плёткой и всех своих баб построил.

"Все счастливые семьи счастливы одинаково" — мудрое наблюдение нашей "глыбищи", нашего Льва, знаете ли, Николаевича.

Даже если эта семья — святорусский гарем в глухомани под Туровом.

Юлька уже соображала, запоминала и теперь рассказывала об этой сельско-гаремной жизни взахлёб. Какие там складывались коалиции, закручивались многоходовые сложнейшие интриги, как рассчитывали друг у друга месячный цикл, как его сбивали и восстанавливали. А уж как дурили "господина и повелителя". Как прорывались к ложу, остроумнейшими способами расталкивая конкуренток на... по постельным занятиям.

Кто сказал, что жизнь в гареме скучна и однообразна? Стоит собрать в одно место больше одной женщины и... Да и одной вполне достаточно. Судя по моему предыдущему опыту в предыдущей жизни.

Фатима от такого густого потока дамских страстей даже оттаяла. Слушала с открытым ртом. Раскраснелась. Реплики пыталась вставлять — поделиться и своим жизненным опытом.

В этом бедламе, который вежливо называется "боярский род", гаремов было не один, а несколько. Поскольку, кроме Юлькиного родителя, был ещё его дед, который, не смотря на возраст и одноногость, был вполне в силах, дядя, с кучей сексуально-психологических проблем в семейном поле, несколько братьев со своими постоянными и временными бабами.

Юлькина мать оказалась в роли общего акушера-гинеколога. С доступом ко всем телам и тайнам. Юлька рассказывала, как плакала мать, когда госпожа в первый раз потребовала вытравить плод у одной из наложниц, поскольку предполагался мальчик от "гаупмана", а у хозяйки рождались только девочки. Потом плакать перестала — привыкла.

Юлька, дочь Юлии-лекарки была постоянно при матери в подручных. Естественно, тоже знала лишнее. А какой ребёнок не любит рассказывать страшные истории? Типа того, что госпоже надоело рожать девчонок, и ей посоветовали (кстати, Юлия-старшая и посоветовала) попробовать другого партнёра:

— А этот холоп-то новый на госпожу-то как залезет-то, как зарычит! И давай её... любить!

Собственно, интрига ради этого и строилась. Но фраза была произнесена ребёнком не в том месте и не в то время.

Однажды на боярском дворе Юльку тихонько завернули в тулуп, а развернули уже в лесном стане лесорубов. Сначала ей вправили мозги, перебив и своротив на сторону нос. Потом — пустили по кругу. И так — всю зиму.

Боярич, уже настоящий, с подтверждающей грамотой и подтверждённым воеводством, был с Вячко в Киеве. Хозяйка почему-то... особо поисками не увлекалась. Но и придавить девку не давала. Чтобы её мать сильно не рыпалась.

Лесорубам все эти боярские тонкости были малоинтересны. Ухайдокали бы они девчушку быстренько. Но Юльку спас её горб — на спинку её не положить: орёт благим матом от боли. А в других позициях нагрузка на молодой организм меньше. Благо и артель небольшая, человек 10-12.

Этакий вариант артельно-лесорубной "дамы общего пользования".

Девочка сперва плакала, домой просилась, к маме. Потом обжилась: штопка, уборка, готовка. Такая пошла благостная "Белоснежка и семь гномов". Юлька вспоминала об этом с восторгом:

— Они ж такие глупые...! Я ему и говорю... а он и поверил... А я к его приходу как раз рубашечку тоненькую надела, соски подкрутила — чтоб стояли. Он как глянул — всё, вижу — никуда не денется... А там ещё одни был... Слышу — идет. Я — под полати, один задок кверху торчит. Вроде — полы мету. Он входит, а я будто и не слышу. Тут он как засопит, как в меня... прям в тулупе, в рукавицах. Ну, думаю, попался миленький!

Конечно, простодушные лесорубы против девицы с таким опытом гаремных интриг... Да ещё с основами медицинского образования... На лесосеке, где им от неё и деться некуда...

Я вообще не понимаю, почему она их всех не поубивала. Могла спокойно и стравить, и потравить. Но мужички уцелели. Наверное потому, что Юлька просто не успела — её нашли. Мать дочку отыскала и попыталась провести "разбор полётов". С очевидными, на её взгляд, организационными выводами.

И тут в этом боярском доме-домишке началось... Глава дома, дед, который "гитлерюгенд" формировал, к тому времени уже объявил своим наследником внучка, "гаупмана" — Мишку. В обход обычного права и традиций.

Род — молчит, а вокруг — народ шипит: "Не по старине, не по обычаю". А тут у наследничка у самого маячит не наследник, а ублюдок.

Остальные детки — девки, которым кроме "замужа" — ничего не светит. И куча детишек от холопок. И нынешнюю жену внучкову — ну никак не выгонишь, новой какой — не заменишь.

Во-первых, жена-то — официально вторая.

"Слышь мужик, а не переборчив ли ты? Или проклятие на роду твоём?".

Последнее — вообще... Все разбегутся как от зачумлённых. Только слух пусти.

Во-вторых, за невесткой кое-какая родня непростая. Обидятся.

"Рожает? — Рожает. А что девок... Так в народе говорят: чем плюнул, тем и стрельнула".

Грех... Его доказать надо. А тот холоп-осеменитель уже давно удавлен и под лёд спущен.

У старшей Юлии тогда вообще крышу снесло:

— Ребёнка снасиловали, уродкой сделали!

— Почему сделали? Она и раньше уродицей была.

— Ах так! Да я это семя рабское у сучки Мишкиной из утробы вышибу!

— А ты кто такая?! Внучекова на уду насадка? Вон пошла!

Ну, мать с дочкой и пошли. В Киев к бояричу Михаилу. Жаловаться. Да сгоряча не рассчитали: одно дело со своего господина обозом идти, а вот к чужому пристать — совсем иное.

На возчиков-дальнобойщиков я и сам по дороге в Киев насмотрелся. Тем более, что дочке после лесного сидения интересно было свои таланты на новых мужиках попробовать.

Она и спровоцировала — дитё ещё, мозгов-то нет. А когда мать кинулась дитятко защищать в какой-то конюшне... "Тихий Дон" помните? Как там донские казаки полячку одну... Здесь — похоже, с конским потником на голове...

Князь Вячко был в тот раз князем киевским около месяца. Потом побежал верхами назад в Туров. И по дороге наскочил на этот обоз.

— А что это там в хлеву за возня? Не лихие ли люди чего замыслили?

— Проверили уже, светлый князь. Никаких лихих людей. Это воеводы нашего Михаила служанка с дочкой, возчиков ублажают.

— Михайло, вечно у тебя какие-то новые придумки. Ты скажи холопкам своим, которых на большую дорогу поставил, чтоб они моим людям хоть скидку какую делали. Ах, не холопки? Любовь единственная, несказанная? Дочь первая, любимая? А чего ж тогда они...?

Лекарка с дочкой и обозом поехала в одну сторону. С разбитым носом и следами плети боярича по всему телу.

А не надо к милому, желанному в одной рубашке выскакивать. Понятно что из-под возчика-то — жарко, но тулуп-то накинь. А то полный двор народу, свита княжеская, а ближнему к князю боярину какая-то лярва придорожная на шею кидается. Сама вся засосах, а кричит будто это её долгожданный, единственный.

Вячко и интересуется:

— Ты как, Миша, с возчиками этими в очередь к ней будешь, или вперёд попросишься? А то мне-то дальше ехать надо. Ждать тебя, или без твоих, без рода твоего идти? Из Турова-то — нынешнего там князя гнать надо. Ты как?

А это уже дело государственное. И вопросец такой, невысказанный, прослушивается: нет ли у боярича желания к другому князю переметнуться? Всем родом? Поскольку сопли курвы придорожной для промедления в делах государственных — не обоснование.

Так что, князь со свитой и бояричем поехали в другую сторону. В Туров. Что само по себе было для Руси катастрофой.

* * *

На Руси действует "лествица". Это не часть здания — это порядок наследования. От брата к брату.

На Западе после Карла Великого установилась другая система — майорат. От отца к сыну. То самое, про что Маркс как-то сказал: "способ превращения в дебила первого сына в каждой аристократической семье".

По "лествице" после смерти старших братьев Вячко стал Великим Князем. Приехал в Киев, посмотрел на то, какая каша там заваривается. Какие пузыри там всходят...

Братья и племянники считали Вячка человеком слабым, неуверенным, даже трусливым. Но насчёт ума — никто не сомневался. Вячко просто первым из мономашичей понял, что пузыри в киевской каше булькают поганые, брызги от них полетят кровавые. И при первой же возможности сбежал. И людей своих увёл. Засел в Турове и... "пролетая над Череповцом... посылая всех к такой-то матери... посланные истребители вернулись ни с чем...".

Наследник сакских королей высказывался вполне по-русски: "А пошли вы все на...".

И, как неизбывное следствие, на опустевшей русской политической поляне столкнулись лбами два главных здешних мастодонта: Изя и Гоша. Князь Волынский Изяслав Мстиславич по прозванию Блескучий и князь Ростовский Юрий Владимирович по прозвищу Долгорукий.

Изя был крепко связан с поляками и венграми. Именно их войска он приводил на Русь. От немцев он усвоил принципы майората. Когда и жена, и мать, обе из высшей европейской аристократии, в одну дуду дудят — прислушаешься.