На границе тучи ходят хмуро... (Агренев-1)

После недолгого молчания последовал равнодушный ответ:

— Ну и чего надобно?

— Ты бы отворил, хозяин, чего через ворота разговаривать?

— А мне и так хорошо! Я вас в гости не звал.

— Это пока хорошо, Бирюк.

— Ты меня не пугай, пан офицер, я пуганный. Постановление об обыске имеется? Коли нет, так и идите себе с миром.

— Пять минут тебе, Бирюк. Потом сами зайдем! Время пошло.

Хуторянин еще голосил что-то на польском и русском языке, щедро мешая глупые вопросы с угрозами накатать жалобу, но его уже никто не слушал. Александр, Григорий и еще четверо штурмовиков сосредоточенно готовились — скидывали лишнее, проверяли еще раз оружие, утягивали поудобнее ремни, попутно разминаясь, а тем временем слева и справа от ворот солдаты из группы "поддержки штанов" встали в живую лесенку и приготовились выдержать немаленький вес своих товарищей. Александр поглядел на бездонное синее небо и... Вдох-выдох и наступившая отрешенность гасит все эмоции, окрашивая мир в черно-белый цвет.

— Вперед!

Поручик и унтер одним махом взлетели на самый верх тына и почти одновременно начали стрелять:

Ррдаум-ррдаум, ррдаум-ррдаум...

Стекла в низеньких окнах разлетелись вдребезги, хозяин застыл каменным истуканом, а из дома пошли громкие и неразборчивые крики. Толчок, сильное давление на грудь — и перелетевший в кувырке ограду поручик подскочил к стенке дома и принялся перезаряжаться, выщелкнув пустой магазин прямо на землю. Испуганное квохтанье и треск из сарайчика невдалеке свидетельствовали, что и Григорий тоже внутри двора. Едва затихли выстрелы из Рокотов, залаяли Раст-Гассеры второй пары штурмовиков, высунувшихся из-за тына совсем в другом месте, но все так же паливших по многострадальным окнам и дверному проему.

— Второй!

На крик Александра первым отреагировал не унтер, а Бирюк: резко вернувшись к жизни, он упал на колени и быстро рванулся-засеменил в дом, легко отворив толстую дверь собственным лбом. За ним, почти сразу, ввалились внутрь и поручик с унтером. Попутно Григорий "неудачно споткнулся" о хозяина дома, со всего размаху угодив ему прямо по копчику заботливо подбитым железной набойкой каблуком.

— Уооу!..

Едва слышно забухали винтовки позади хутора, и тут же за стенкой на три голоса стали орать:

— В окна лезуть!

— Стрели их, стрели...

— Сдаемси!

"Эх-ха, пару гранат бы сейчас!"

С помощью унтера подняв очумелого хуторянина на ноги, поручик зашел сзади и легонько обхватил свой живой щит одной рукой (вернее локтем) за горло, одновременно подталкивая к проходу в следующую комнату. Унтер, дождавшись утвердительного кивка, со всей дури пнул широкую дверь и завалился в сторону, загремев какими-то склянками. В собственном доме Бирюка приняли неласково: еще до того, как Александр начал отстрел "контрабасов", тело хуторянина дважды дернулось от попавших пуль и заметно обмякло.

Ррдаум-ррдаум, ррдаум-ррдаум...

Когда пистолет встал на затворную задержку, в живых остались только двое: один успел нырнуть за угол печки и оказался тем самым в мертвой зоне, второй, видимо, был самым умным и мгновенно упал там же, где и стоял, далеко отбросив свое оружие. Перезаряжаться и держать на весу неподъемную тушу уже не живого, а вполне мертвого щита, становилось просто невозможно. Поэтому поручик разжал руку и отскочил в сени, а вперед радостно рванулся Григорий.

— Лежать, суки! Не шевелись!

— Сдаю...

Бумц!

Смачный звук удара (как по мешку с навозом) и сдавленное оханье в ответ неоспоримо свидетельствовали — у Гриши все под контролем. Лязгнув затвором Рокота и мимоходом погладив последнюю обойму, Александр услышал шорох со спины и резко дернулся в сторону, готовясь стрелять.

— Эй! Свои! Вашбродь?

— Заходи.

Старший второй штурмовой двойки, опасливо-настороженно вдвинулся в комнату и быстро огляделся. Довольно хмыкнул, глядя как старший унтер сноровисто вяжет руки последнему выжившему несуну, и приступил к докладу.

— Трое бежать хотели через тын, двоих наповал, один легко. У нас Сафрона подстрелили, теперя кровью харкат, но на ногах держисся.

— Куда?

— В брюхо. Замешкался напротив окошка, яго кто-то и подловил. Но дырки нету. Вмятина тильки на броне и облицовку подрало.

— На заставу его, к коновалу. Наблюдатель и еще один — в сопровождение. Оцепление пока не снимать, остальные сюда, начинайте обыск.

Пересчитав всех живых, мертвых и полумертвых (подраненный в руку несун пока был под вопросом), обнаружили маленькую неувязку. Трое живых, считая раненного, семеро мертвых. А где еще двое?

— Гриша?

Бумц!

— Где остальные!

Прокашлявшийся контрабандист с готовностью доложил, мимоходом поглядывая на сапоги унтера:

— Они к себе по домам ушли, ночью еще.

— Где живут, как зовут, чем вооружены? Гриша?

— Я скажу!

Через полчаса стала окончательно ясна официальная версия произошедшего. Поручик князь Агренев получил сигнал о контрабанде от своего давнего агента, хуторянина Бирюка (по документам Ольгерда Подзиньского) и выдвинулся на проверку. Негодяи-контрабандисты, заподозрив неладное, застрелили законопослушного хозяина дома и оказали отчаянное сопротивление. Остальное — мелкие и ненужные подробности, которые никого не интересовали: ни радостного Сергея Юрьевича Блинского, ни довольного чиновника Таможенного департамента, ни жандарма штаб-ротмистра Сурикова, прибывшего в тот же день на заставу. Кстати, жандарм первым делом передал поклон от подполковника Васильева и выразил надежду на самое тесное и плодотворное сотрудничество.

— Ротмистр, скажите, а вы не родственник художника Сурикова?

— Не имею чести. А кто это?

— Известный мастер. Впрочем, я могу и ошибаться. Передайте подполковнику мои поздравления. Ну что, приступим к делу?

Солдат интересовало другое: к "броньке", выдержавшей прямое (на взгляд Александра, очень даже касательное) попадание тупоносой винтовочной пули, выстроилась целая очередь из желающих "пошшупать и опробовать на зуб". А уж сколько разговоров было! Простой посланник Юлиуш тоже уехал, в кампании с жандармом Суриковым. Уж так он упрашивал его отпустить, так упрашивал. Да что там. Прямо требовал передать его в руки полиции — в перерывах между писательскими трудами, попутно зажевывая вчерашнюю кашу свежим хлебом и давясь обычным квасом. Ну, отпустили, конечно. В тюрьму. Потому как грехов на "посланнике мира" было, как блох на собаке. А поручик был ну такой недоверчивый и так убедительно уговаривал, что поневоле приходилось описывать все подробно и с именами.

Напоследок, когда неверящего такому счастью Юлиуша уже сажали на лошадь, к нему подошел попрощаться гостеприимный хозяин и громко поблагодарил за сотрудничество, демонстративно не обращая внимание на пленных контрабандистов неподалеку. Потом улыбнулся и добавил совсем тихо:

— Передай своим, чтобы почаще ко мне заглядывали.

* * *

Инспекционный смотр Олькушский отряд прошел на отлично. Полковник Толкушкин как начштаба всей бригады и генерал-майор Стелих как главный инспектор, оглядев расположение заставы и неспешно пройдясь по казармам, остались очень довольны: образцовый порядок, аккуратные дорожки и газоны, все что можно — покрашено, что нельзя — побелено. Разумеется, свое удовольствие и высокую оценку большое начальство озвучило перед строем. Единственное, что вызвало их удивление, так это общая на все три взвода кухня-столовая. В других отрядах такого отродясь не было: солдатам выдавали кормовые, а дальше уже каждый решал сам — или объединяться с товарищами по службе и сдавать деньги артельному кашевару, или столоваться у какой-нибудь вдовушки, попутно (если повезет) отрабатывая кормежку на сеновале. В принципе, так оно и было раньше — но потом появился князь Агренев. "Добровольцы" из нарушителей напилили и натаскали хороших бревен (тем более, что на границе этим делом распоряжались сами пограничники и старшие командиры не возражали), плотники нашлись в самом отряде, так что все траты составили пятнадцать рублей. Именно столько взял за свою работу и материал мастер-печник, сложивший очаг на улице и русскую печку внутри сруба. Стряпуха тоже нашлась без проблем, немолодая, но опытная. В результате, довольными оказались все: солдаты, сдававшие на питание (и очень даже вкусное) гораздо меньше обычного, командиры, у которых одной заботой стало меньше, даже стряпуха, и та была счастлива, потому что к ней уже посватались.

Получив всеобъемлющие объяснения штаб-ротмистра, высокая комиссия внимательно поглядела на стоявшего невдалеке поручика Агренева, одобрительно покивала и что-то пометила в своих бумагах, после чего наконец-то убыла. Проводив инспекторов и выдохнув с облегчением (синхронно и почти всей заставой), все вернулись к привычному укладу жизни и даже жили по нему — целых два дня. Пока в Олькуш не пожаловало другое начальство, рангом пожиже. Подполковник Росляков и сразу три командира соседних застав: Бискунской, Границкой и Модржиевской (вот названия, а?) приехали поговорить с ротмистром Блинским о бабочках и погоде, а заодно прояснить для себя один-единственный вопрос. Почему это Олькушский пограничный участок контрабандисты стали обходить стороной, предпочитая "работать" на других заставах? Брезгуют что ли? Или, может, действительно боятся?

В ответ Сергей Юрьевич так натурально удивлялся и переспрашивал, что не поверить ему было ну просто невозможно. И действительно — откуда ему знать такие мелочи? С его-то чемоданным настроением.

— Поручик!

Александр, так не вовремя вывернувший из-за угла канцелярии, тихо чертыхнулся и сделал вид, что сразу направлялся именно к старшим офицерам.

— Господин подполковник, по вашему...

— Без чинов, Александр Яковлевич. Не поведаете нам, как вы смогли перехватить столько контрабанды за один месяц?

— Охотно, господа. Секрет прост: двойная цепь секретов и дозоров, наблюдатели в самых удобных для прохода контрабандистов местах.

— Позвольте поинтересоваться, а где же взять столько нижних чинов?

В разговор вступили остальные гости, и он плавно переместился за большой стол в канцелярии, где Александр подробно и ничего не тая (ну почти ничего: про штурмовой вариант формы, бронежилеты и Рокот он скромно умолчал) целый час рассказывал и показывал на карте и макете местности — что и как он организовал. Во время короткого отдыха разгорелась жаркая дискуссия:

— Идея конечно интересная...

— В чем же заключаются ваши сомнения, Василий Эдуардович?

— В том, что ничего из этого не выйдет. Новые, как их там — накидки, засады, приемы боя. Это же натуральная война получается! А значит и потери, порча казенного имущества, траты патронов, жалобы разные. И так, с божьей помощью, справляемся, по старинке.

— Вот именно, по старинке! А военное искусство на месте не стоит! Эвон какие у Олькушского отряда успехи, значит, новая тактика вполне хороша, да к тому же и в деле проверена!

Конец спору положил подполковник Росляков, мудро рассудивший, что начальству виднее. В смысле, что он накатает подробный рапорт с указанием автора всех новинок и отправит по инстанциям, а там уж как решат. Но на этом расспросы не закончились.

— Вы в прошлый раз говорили о пистолете новой конструкции.

Пришлось Александру показать старую модель Плетки и отсыпать немного патронов для наглядного знакомства с новинкой. "Ознакомившись" и при этом отбив руки резкой отдачей, господа офицеры все равно остались в полном восхищении: такая новинка пришлась по душе всем без исключения.

— Александр Яковлевич, позвольте выразить вам мое самое искреннее восхищение! Это же почти пулемет! Сколько, вы говорите, патронов в обойме?

— Стандартная на восемь.

— Изрядно. Я не отказался бы от... А вы планируете пускать ваш пистолет в производство?

— Да, господа, планирую. Примерно к новому году вы сможете приобрести себе похожую модель.

— Я буду ждать с нетерпением.

После того, как нежданные гости уехали, поручик чувствовал себя выжатым досуха лимоном. Господ офицеров интересовало буквально все и приходилось отвечать очень осмотрительно, продумывая наперед каждое слово. Блинский, наоборот, заметно поднабрался сил и уверенности в себе.

"Ну прямо цветет и пахнет. Вот кстати!"

— Сергей Юрьевич, могу ли я вас попросить об одолжении?

— Разумеется, Александр!

— Я хотел бы получить две недели отпуска этим летом. Это возможно?

— По какой надобности?

— Хочу провести деловые переговоры с заграничными инвесторами и организовать производство своего пистолета.

— О! Для такого дела отпуск непременно будет. Всенепременно! Производство такого оружия пойдет только на пользу государству Российскому, а посему...

"Ууу! Ну почему он не может просто сказать да!"

Слушая своего командира и кивая в нужных местах, Александр думал: а как там дела у Греве? В последнем письме тот извещал, что мастеровых нанял и даже с избытком, теперь они под его присмотром начинают осваивать станки.

— Так что можете рассчитывать на мою всемерную поддержку, князь!

— Благодарю вас, Сергей Юрьевич. По поводу вашей смены до сих пор ничего определенного? Я думаю, что замену вам будет весьма сложно подобрать.

— Ну что вы, Александр. — Штаб-ротмистр зарделся в непритворном смущении. — Кое-какие сведения все же имеются. Ротмистр Розуваев... к сожалению имя-отчество мне неизвестно. Служил на границе с Пруссией, теперь получил перевод к нам. Вот, собственно, и все, что мне ведомо.

— А корнет Дымков, о нем что-нибудь известно?

— Должен вскорости вернуться к службе, о чем прислал письмо-извещение в штаб.

Отдохнуть в этот день поручику было не суждено: едва он проводил Блинского и засобирался домой, как прибежал довольный голубятник и положил на стол перед ним огрызок бумаги с процарапанными цифрами.

12 — 17.

— Старшего унтера ко мне!

Глава 29

Спустя неделю после завершения инспекционного смотра довольный и одновременно усталый Александр вышел из особняка баронессы в вечерний сумрак. Довольный — потому что успел соскучиться по своей, хоть и ревнивой, но все же нежной, красивой и очень темпераментной Соне, и наконец-то ее увидел. Собственно, и усталый по той же причине, но это было приятная усталость. Улыбнувшись своим мыслям, поручик поправил ножны с шашкой и зашагал к штабным конюшням — забирать своего мерина. Вот только не дошел.

— Хто нибудь, помогитя! Убивають!

Слабо, но отчетливо донеслось из неосвещенного переулка-тупичка между двумя двухэтажными доходными домами. С сомнением оглядевшись по сторонам, Александр неспешно двинулся на выручку невесть кого — даже чей голос, и то не удалось разобрать: может мужской а может и женский. На границе хоть и слабого, но света луны и почти полной тьмы сам собой пришел нужный настрой, а рука скользнула в карман, нащупывая Плетку. Глаза все больше и больше привыкали к темноте, и так же быстро росло напряжение.

"Странно... никого. Из окна кричали, что ли?"

Еле слышный шорох за спиной прозвучал громче орудийной канонады, резанув по нервам ощущением близкой смерти. Рефлексы толкнули тело перекатом влево-вниз, а там, где он только что стоял, в воздухе что-то прошелестело, с бряканьем и еле слышным звоном отлетев от стены в уличную грязь.