Зверь лютый. Книга 1. Вляп

А чего ж не слушать, как не усвоить, если оно ему-то и "в жилу": он сам — старший сын старшего сына Владимира Мономаха — Мстислава Великого. По европейским нормам — он глава дома Рюриковичей и государь всея Руси.

Но на Руси — не евростандарт, а пресловутая национальная особенность. В этот раз в форме "лествицы". По которой Изя рискует не дожить до того времени, когда придёт его очередь на киевский стол лезть. И там свой "стишок" сказывать.

Рискует не дожить просто по возрасту.

Мономах сам прожил 74 года. И сыновья его тоже... не спешат помирать. А если мальчик Изя на стол не влезет и песенку свою там не споёт, то его дети из этой общерусской системы наследования-владения вообще выпадают. Становятся изгоями. Что совсем — "мордой об забор".

У него мальчонки подрастают. А изгой — или живёт из милости настоящего князя, куда пустят. Или...

Городок такой есть на Дунае — Берлады называется. Туда со всей Восточной Европы стекается всякая дрянь да рвань. И есть князь Иван. Изгой. Как он где-нибудь денежку выпросит — набирает в Берладах войско. И идёт воевать Галич. Его бьют. Он бежит назад, в эти Берлады. Вот и зовут его Иван Берладник.

Такой судьбы детям своим не пожелаешь.

Но Изя не только о детях, он и о себе самом заботился. Человек был горячий, энергичный, начитанный.

Это же он переделал из Корана: "Если место не идёт к голове, то голова идет к месту".

Голова, понятно, его — Изина. А место, само собой разумеется, великокняжеский терем. Который в граде Владимировом, который в граде Ярославом, который в славном городе Киеве... "Там — и смерть кощеева".

Изю — из первых начали называть царём. И ему это нравилось. Но... политически неправильно. Поскольку на Руси — "братство" с "олигархией". Ну, или — "дерьмократия" с "олигофренией".

В смысле: власть — у Рюриковичей, все Рюриковичи — братья. Но некоторые — старшие. Так что, "Великий Князь" просто "первый среди равных". Отнюдь не самодержец и богопомазанник.

Как и положено в политической борьбе, все собственные недостатки он приписывал своему противнику — Гоше, Долгорукому. Там был эпизод...

Это уже Фатима ожила и разговорилась.

Гошу загнали в какую-то крепость. Недалеко от Киева. Осадили плотненько. Изя сидит в Киеве и пишет ему в письме:

"Ты хотел на Руси царём стать, воли и права наши порушить...".

А Гоша в ответе просто издевается:

"Ты, племянничек, совсем умом слаб стал. Неужто я, князь из рода Рюриковичей, старший из мономашичей да на такое унижение пойду, чтобы каким-то царём, прости Господи, зваться".

Картину "Запорожцы пишут письмо турецкому султану" видели? Текст представляете? А теперь представьте текст ответа. В той же стилистике, но без повторяющихся грубостей и с некоторой изысканностью. А теперь представьте себе переписку двух таких султанов-запорогов. Эпистолярный жанр в исполнении Гоши и Изи.

Причём всё это — стилистика открытого письма. Поскольку народ всякими ай-падами и ай-фонами не развращён и память имеет цепкую. Как хороший конферансье:

"Утром — в газете.

Вечером — в куплете".

Вечером письмо в княжьем совете прочитали — утром на торгу продавцы с покупателями цитатами перебрасываются. С обсуждением и оценкой каждого слова и запятых.

Так что, к княжьему корзну не только "фаллос брызгающий" требуется, но и "в совете речь разумную держать".

Получить корзно легко: родись в княжьей семье. А вот соответствовать... Соответствовали оба.

Верно говорят: "одна голова хорошо, а две — по разному".

На Руси, на одной поляне, в одно время сошлись две ну очень мощных головы. А шапка-то одна. И всем стало плохо.

Попутно Изя много чего наворотил. Ухитрился устроить раскол в русской православной церкви. Позвал одного... учёного инока, Климента Смолятича, и велел епископам избрать его митрополитом. Без всякого Константинополя.

— Ты этот Константинополь видел?

— Нет.

— И я нет. Так на хрена нам этот Царьград? С ихними патриархами и императорами.

Это на тему того, что у Гоши — вторая жена как раз сестра того самого византийского императора.

Изе, естественно, анафему. Пожизненно. Гоша пытался поднять люд православный за святую веру. Люд — не...

Короче — не поднимается.

Митрополит всея Руси, патриархом поставленный, сидит в Константинополе. А оттуда сильно не напроповедуешся. В Киеве — Изя, и он митрополита не пускает. Половина епископов — за, половина — против. Выиграли только новогородцы.

Посадника себе они всегда сами выбирали, князей выбирать-приглашать им право раньше дано было. А тут ещё свободные выборы собственного архиепископа. Всё: нету у центральных властей, хоть светских, хоть духовных "проводников влияния" в высшей тройке должностных лиц Господина Великого Новгорода.

И вот идёт бодание этих мастодонтов. Тут уже и прочие рюриковичи лезут, не-мономашичи. За шапку подержаться. Оба умника тянут на Русь то венгров с поляками, то половцев. И оба претенденты — незаконные. Поскольку в Турове сидит Вячко. Живой. Дееспособный. Законный по "лествице".

"Если, всё-таки, не включилось — прочитайте, наконец, инструкцию".

Кто Изю надоумил — не знаю. Но ход, конечно, гениальный.

"Кто у нас по закону законный наследник? — А! Ты! Пшёл в Киев!".

Вячко ответил в духе: "Сам пошёл...".

И тут Изя перешёл к тактике международных террористов: взять в заложники мирное население. И — побольше.

— Не пойдёшь — выжгу твою волость Туровскую.

Похоже, Вячко вполне мог отсидеться в Турове за стенами. Но людей всех не укроешь в одном городе. А малые городки волынцы бы пожгли. И Вячко, спасая людей, большую часть которых он вообще никогда в жизни не видел, принял это "предложение, от которого нельзя отказаться".

Всё, у Долгорукого выбили главный козырь — легитимность правления. Вот он — "правомочный избранный президент". А уж кого он изволит назначить премьером... С ножом у горла... Технические детали. Отделяем представительскую функцию от всех остальных, и надеваем на правообладателя.

Вячко представляет, Изя управляет, Гоша по своему Залесью города строит. Поди, ещё и локти кусает: били они с братом — племянника своего Изю. Юрий сам хотел Вячко поставить, да бояре отговорили. Мог бы и сам с Вячком вместе сидеть в Киеве. Но... В общем — все при деле, все всё понимают, но ничего сделать не могут.

Вячко просидел в такой позиции года четыре. Положение полупленника-полугосударя его раздражало. Вообще-то человек довольно сдержанный, он стал совершенно язвительным, и иногда начинал публично издеваться над племянником. На что тот отвечал в духе: "а в морду?". И напоминал своему любимому дядюшке и Великому Князю эпизод, когда волынские дружинники чуть не замордовали Вячка до смерти. Прямо во дворе великокняжеского терема.

Мир сохранялся недолго. Первым отвалил Изя. Достаточно приятным образом: женился на малолетней дочери грузинского царя Деметра.

Тяга мономашичей к малолеткам даже несколько превосходила общепринятую, основанную на общей распространённости ранних браков. Но тут пятидесятисемилетний князь нарвался на двенадцатилетнюю девчушку-южанку...

— Я хочу умереть на родине.

— А я — на женщине.

Изе удалось и то, и другое.

Девчушка, кстати, тоже потом много чего наворотила. Русудан — тётка не родившейся ещё царицы Тамары. Сваха-неудачница. Это именно она обеспечила Тамару первым мужем — из русских князей.

Видимо, несколько месяцев, проведённых ею с Изей, оставили глубокое, неизгладимое впечатление. Так что и племяннице-воспитаннице подыскала мужа из той же породы — рюриковича. Но окончательная победа досталось "осетинской" партия при грузинском дворе. Князя ни с того, ни с сего объявили развратником.

"Вернулся муж из командировки, открывает дверь, а там...".

Пограничные крепости он осматривал, вернулся, а ему: "развод и девичья фамилия". Слава богу, хоть детей не осталось. Кажется.

Русудан — прототип персонажа из "Витязя в тигровой шкуре". Но автор, и, соответственно, оценки — от "осетинской" партии. А что реально думала царица Тамара...

С одной стороны, муженька вышибли с формулировкой: "разврат в особо грубой и извращённой форме". С другой, изгнаннику дали корабль, нагруженный драгоценной посудой, и отправили в Константинополь.

По одной из легенд, в порту при расставании, плакали двое: изгоняемый муж на уходящем корабле, и женщина в чёрной накидке на берегу. Жена. Царица.

"Кажется"... "По легенде"... Грузия — маленькая. Это не Русь, где как не выжигай, а что-нибудь "за подкладку завалится". В Грузии Тамара дотянулась до всего. И очень качественно "поработала с документами".

Удивительно: даже об Александре Македонском до нас дошли куски текстов его противников-спартанцев. Весьма нелицеприятные. А вот история Грузии той эпохи — сплошной монодел.

А у нас тут, на Руси, всё шло своим ходом. После Изи через пару лет преставился Вячко. Так и не вернувшись в свой любимый Туров. Кстати, именно Вячко первым указал на Ростика — Ростислава Мстиславича Смоленского, как на единственного, кто сможет хоть как-то расхлебать эту киевскую кровавую кашу. Долгорукий не поверил. Через два года его тоже похоронили. В Киеве.

* * *

Юлия и Юлька после той достопамятной встречи с отцом и мужем добрались-таки до Киева. Сперва бедствовали, подрабатывали "древнейшей профессией". Юлька при своей нестандартной внешности пользовалась популярностью. А что? — "Не мышонка, не лягушка, а неведома зверюшка".

Юлия, не стерпев процесса, связалась со Степанидой. Хороший лекарь, акушер-гинеколог, женского полу, с богатой практикой, в боярско-гаремном Киеве... Степанида Юлию и подняла. Ввела в богатые дома. И использовала для получения информации и исполнения кое-каких особых поручений.

Но Юлия-старшая была, видимо, женщина с железным характером, "баба с яйцами". Самой Степаниде свет Слудовне возражать осмелилась. Тут в Киев снова заскочил боярич.

"Первая любовь не ржавеет". "Я тебя заберу. Мы будем вместе"...

Степанида, видать, чего-то унюхала. И Юльку — в подземелье. К Саввушкиному ещё отцу... А через пару дней...

— Тут она платок со стола — дёрг. А на столе тарелка, а в ней — мама моя. Голова отрубленная.

Концов боярич не нашёл и вернулся в Туров.

Юлька клялась в своей преданности, но Степанида прежней веры не имела и отправила горбунью в дальнюю вотчину. Под надзор местного тиуна. Откуда периодически выдёргивала в Киев для лечебно-медицинского обеспечения некоторых своих операций.

В последние годы про Юльку вроде забыли. И теперь она рыла землю копытцами, чтобы выбраться из своей избёнки с земляным полом и стадами гуляющих тараканов в боярский дом. А тут я — как отмычка для доступа к кормушке и вообще — к полноценной жизни.

Глава 15

Было уже поздно, дамы раскраснелись от обсуждаемых страстей, притащили свечи, кое-какую выпивку, спустили платки на плечи. Фатима перестала смотреть как... заряженная двустволка. Подружки. Дружно хихикали и замирали с открытыми ртами в нужных по рассказу местах.

Мне тоже влили немного. То, что здесь, и то, что мне подсовывала Юлька у себя — две большие разницы.

"Эта дрянь, что там бражкой зовётся.

Что холопы там квасят порой...".

А здесь хорошо. И выпивка, и чисто. Дом тёплый. Люди милые, смеются. И вообще...

Дремота перешла в сон. Несколько последующих дней я находился в одном из этих двух состояний. Реакция организма на... на всё.

С одной стороны, как я понимаю, нормальный человек всего этого, что случилось со мной за последние месяцы от момента "Вляпа" — пережить не может. Нормальные мозги человека 21 века должны свихнуться.

Конечно, какие-то защитные реакции срабатывают. Вроде моего непрерывного ёрничества и само-подкалывания.

Ещё у нас есть опыт виртуала. Игры, кино, телевизор, художественная литература, наконец. Можно попытаться убедить себя, что всё это компьютерный симулятор. Понарошку. Но кнопки "Game over" нет. Зато есть поток вполне реальной боли.

Совсем не кино.

С другой стороны, выживание подростка 12 века при таких ощущениях... Не знаю, где у предков был болевой порог, но всё равно, мне кажется даже для туземца святорусского — перебор.

Похоже, что сам перенос психоматрицы, или последующая интеграция психики и тела — дали новый результат.

Отличный от обоих исходных сущностей. То есть, я теперь какой-то мутант, нелюдь.

И для века нынешнего, и для века собственного. Возвращение в самого себя прежнего — уже невозможно.

"Нельзя дважды войти в одну и ту же реку".

Нельзя. Поэтому — чужой. Везде. Всегда. Без явных признаков типа вставных челюстей и длинного яйцеклада. Но внутри — чужой чуженин.

Лёгкая грусть от всех этих мыслей всё-таки не переходила в панику. В неудержимые попытки куда-то бежать, что-то кричать, доказывать, суетиться...

Просто — нет сил. Выжат — досуха.

Я дремал и слушал, Юлька щебетала, Фатима изредка вставляла свои "пять копеек".

Подобно тому, как Юлькин трёп стал для меня основанием для понимания здешнего наречия, так и нынешний диалог моих прислужниц дал мне основание для понимания здешней политической ситуации. И обще-государственной и хозяйско-семейной.

"Послушай женщину и..." намотай на ус.

Да, у меня были две служанки. Это, по местным меркам — роскошь. Обоснованная. Поскольку я, вероятно, стану любимым, а может, и единственным наложником родовитого святорусского боярина.

Юлька все уши прожужжала о том как мне повезло. Как много вокруг всяких детских попок, которые только и мечтают принять в себя хозяйский член.

"Да вон только по Подолу толпы бегают".

С их хитрыми родителями, просто мечтающих удостоится чести насадить задницу любимого отпрыска на благородный боярский уд. И рядом постоять.

Поскольку "рядом" — означает боярский дом. А отец-мать хозяйского полюбовника на боярском подворье — люди важные, уважаемые. На них не сильно-то шикнешь. А то они сынку пожалятся, а тот ночью...

"Ночная кукушка", как известно из национального опыта и фольклора — всех перекукует.

Такая... вознесённость, избранность среди множеств иных, менее удачливых, обычных — не то чтобы так уж сильно радовала и гордость внушала, но душу грела. В первой своей молодости я не раз видел, как девушка, довольно прохладно относившаяся к своему парню, резко переходила к куда более плотному общению, едва заметив, что какая-нибудь знакомая на него "глаз положила".

Как говорят французы: "Если моя жена не нужна никому, то зачем она мне?".

Общественное мнение, общая зависть, желание других оказаться на моём месте, укрепляли меня в чувстве моей успешности, в ощущении правильности происходящего.

Этого — многие хотят. Люди же — не дураки!

"Лемминги не могут быть неправы. Их же много!".

Раз о таком месте многие мечтают, а оно мне досталось — значит это ценно, это — здорово. Мне — редкостно повезло. Теперь надо эту "птицу счастья" — не упустить.