До последнего вымпела

Хаотическая перестрелка прекратилась и корабли, как русские, так и японские, выстраивались в боевые линии. Вернее, выстраивались в основном японцы, а отряду Энквиста оставалось только принять в кильватер 'Пересвет'. Но это тоже оказалось делом не простым: неуклюжий по сравнению с крейсерами броненосец, к тому же не очень хорошо управляемый, вследствие полученных повреждений, решительно не мог плавно влиться в строй своих сотоварищей.

Худо-бедно, нахватавшись перелётных снарядов, корабль Эссена всё-таки пристроился в струе 'Изумруда'. Даже этот маленький крейсер не имел возможности уступить своё место в строю огромному броненосцу: или выкатываться в сторону вражеских кораблей, или, с большой степенью вероятности, направляй свой таран в борт 'Пересвета'.

В результате русский кильватер представлял из себя весьма курьёзное зрелище: впереди броненосный крейсер 'Баян', за ним два больших бронепалубных , следом малютка-'Изумруд', а в самом конце строя — аж целый броненосец.

Уриу напрасно беспокоился — на 'Наниву' практически не обратили внимания — только носовой плутонг 'Баяна' действовал в её направлении. Весь свой огонь три больших крейсера Энквиста обрушили на 'Якумо'. Тот огрызался, но лавина шестидюймовых снарядов делала своё дело, да и кормовая башня русского флагмана тоже действовала по уже вконец изнахраченному броненосному крейсеру. На 'Якумо' одна за другой замолкали пушки, он пылал от фок-мачты до кормовой рубки, возрастали крен на правый борт и дифферент на корму. Но 'Перистые облака' (так переводится с японского слово 'якумо') не собирался ни сдаваться, ни тонуть — слишком серьёзно относились германские конструкторы и строители крейсера, к непотопляемости своей 'продукции'.

Обе восьмидюймовые башни продолжали стрелять и полыхали они огнём отнюдь не безрезультатно: первым покинул строй 'Олег'. Объятый пожарами и с серьёзным креном, крейсер понесло вправо, а ещё через несколько минут на его грот-мачте заполоскался флаг 'Како' (не могу управляться).

Но и у японцев в самом скором времени один из крейсеров покинул боевую линию:

'Пересвет' сначала предоставил 'Изумруду' право перестреливаться с 'Кассаги', а сам, всей мощью своего огня, обрушился на 'Читосе'. Четверти часа хватило, чтобы малый крейсер капитана первого ранга Такаги, кроме града шестидюймовых снарядов, получил и три попадания калибром в десять дюймов. И если одно из них не представляло опасности — опять не успел сработать взрыватель, и обошлось просто парой дырок в бортах, то два остальных снаряда сработали отменно: разворотило носовую трубу и ударило в полупустую угольную яму правого борта. Образовавшаяся пробоина не только не давала никакой возможности продолжить эскадренный бой, но и вообще поставила под сомнение выживание крейсера.

Средний калибр русского броненосца так же внёс свою лепту и 'Читосе' кренясь и пылая, поспешил выкатиться из кильватера.

— Есть один! — довольно потёр руки Эссен, глядя, как вываливается из строя вражеский корабль. — Работайте следующего, Василий Нилович.

— Может быть, имеет смысл добить подранка? — попытался возразить Черкасов.

— Никуда он не денется. А вот оставить в одиночестве 'Якумо', сейчас наша основная задача. Тогда никуда дальше морского дна ему не уйти.

— Доворот кормовой башни не позволяет вести огонь по оставшейся 'собачке', Николай Оттович.

— Что поделаешь, обойдёмся пока баковой.

— Там только один ствол...

— Тем не менее. Стреляем по концевому японцу.

— Может просигналить на 'Изумруд', чтобы он временно отвернул и освободил нам место?

— Всё равно мы не имеем возможности увеличить ход — переборки могут не выдержать. Пусть пока всё идет, как идёт.

По 'Кассаги' били носовое орудие главного калибра, шестидюймовки носового и среднего казематов левого борта и с полдюжины пушек противоминного калибра. Не густо. Но если учесть ещё и огонь идущего впереди 'Изумруда' — вполне себе достаточно для того, чтобы детище судостроительной фирмы 'Крамп и сыновья' , к тому же ещё и утром получившее весьма серьёзные повреждения в бою с русскими крейсерами, сперва 'захромало', а потом и вовсе практически потеряло ход.

— Вот теперь мы по нему и из кормовой отметимся! — восторженно выкрикнул старший артиллерист 'Пересвета' и немедленно связался с командиром башни:

— Господин Витгефт! У вас шанс отличиться: сейчас в ваши прицелы влезет очередное японское корыто. Если попадёте — ставлю дюжину шампанского лично вам и по бутылке водки каждому матросу! Угробь его, Василий Вильгельмович!

— Постараемся, господин лейтенант! — оптимистично отозвался из башни сын погибшего в Жёлтом море адмирала.

Башня дважды изрыгнула залпы в сторону покалеченного крейсера.

Одно попадание. И опять, как назло, без разрыва. То есть без разрыва снаряда.

А он, однако, угодил прямёхонько в заряжавшуюся носовую восьмидюймовку 'Кассаги' , так что 'локальный фейерверк' всё-таки произошёл: сдетонировал то ли подающийся в пушку снаряд, то ли пороховой заряд для него, но на баке флагманского корабля адмирала Дева с 'Пересвета' наблюдали сильный взрыв, так что Черкасов, как честный человек, уже должен был поить личный состав башни по возвращении во Владивосток.

— Попали, — слегка разочарованно доложил лейтенант Эссену. — Но 'в мясо, а не в кость' — не утонет.

Дальнейшая стрельба не имела особого смысла — слишком стремительно менялась дистанция.

— Оставьте, Василий Нилович, сейчас не до этого недомерка — броненосный бы прикончить.

— Ну, если ничего непредвиденного не произойдёт... Куда он, к дьяволу, денется. Добьём. Жалко, что ни одну 'собачку' на встречу с Нептуном не отправили.

— Экий вы ненасытный! — улыбнулся Эссен. — Не беспокойтесь — если добьём 'Якумо', то крейсера недолго с этими плавучими руинами провозятся.

Что характерно: будь 'Якумо' с 'Нанивой' против 'Баяна' и 'Богатыря' двое на двое, то неизвестно, кто бы победил в этом бою. А, скорее всего, просто разошлись бы нанеся друг другу определённые повреждения, не более.

Однако, в данной ситуации, когда японский броненосный крейсер уже успел нахвататься попаданий с русских броненосцев, когда по нему уже на протяжении получаса бил весь отряд Энквиста... Да, конечно, корабль, которым командовал каперанг Мацумото, способен поглотить, впитать, еще пару десятков снарядов среднего калибра, и при этом остаться на плаву...

Хоть 'Олег' и вышел из строя, но два оставшихся крейсера продолжали засыпать смертью 'Якумо'.

Да теперь ещё и 'Изумруд' добавил огоньку...

— Николай Оттович, — заранее приготовившись к отпору, посмел предложить Черкасов командиру, — разрешите начать пристрелку по 'Якумо' сразу из башни? Там ведь...

— ....чёрт ногу сломит от всплесков шестидюймовок, — продолжил Эссен то, что пытался донести до него лейтенант. — Давайте команду Поливанову. С одним стволом у них снарядов хватит и на пристрелку. А их всплески уже ни с чем здесь не перепутать.

К хорошему быстро привыкаешь... И, когда уже четвёртый высоченный столб воды встал приблизительно в кабельтове от борта японского крейсера, командир 'Пересвета' не преминул слегка раздражённо заметить своему старшему артиллеристу:

— Что за косорукий баран там стреляет? Дистанция чуть ли не пистолетная для нашего главного калибра...

— Дистанция — двадцать семь кабельтовых, — не очень уверенно возразил Черкасов, — до войны вообще на таких прицельно не стреляли. Николай Оттович, и мне чертовски хочется, чтобы попали наконец, но вряд ли стоит ожидать точности стрельбы, превышающей двадцать процентов...

Носовая башня жахнула выстрелом в очередной раз, и бинокли офицеров жадно вперились в силуэт 'Якумо'.

— Нет всплеска!..

Всплеска, действительно не было, но из кормы обстреливаемого корабля плеснуло огнём, и здорово порхнуло дымом.

— Есть! Попали!! — азартно отозвался каперанг на столь явный успех своих артиллеристов. — Уговорили, Василий Нилович — не болтаться на рее этому наводчику, болтаться кресту на его груди!

Черкасову некогда было отвечать своему командиру, он по телефону выяснял дистанцию у Поливанова и передавал данные в казематы шестидюймовых пушек.

Пока там сделали расчёты и открыли беглый огонь, башня успела сделать ещё два выстрела. Оба мимо. А вот следующий, данный под аккомпанемент среднего калибра, снял всякие сомнения по поводу дальнейшей судьбы 'Якумо'.

Взрывом смяло или снесло три вентиляторных трубы из пяти находившихся в кормовой части — третья кочегарка стала немедленно 'задыхаться'. О принудительном наддуве топок речь вообще идти не могла, да и просто нормальное поступление воздуха для сжигания угля было необратимо нарушено. Крейсер потерял ещё полтора узла хода, и теперь можно было не сомневаться относительно его дальнейшей участи. Не оставалось шансов ни уйти, ни отбиться: Мацумото, получив доклад механика, уже прекрасно понимал, что на протяжении нескольких минут 'Пересвет' приблизится так, что сможет задействовать свою кормовую башню и это конец.

Нет, если бы 'Якумо' с русским облегчённым броненосцем были один на один — шанс имелся. И неплохой шанс. Но никак не в данной ситуации, когда ещё три крейсера засыпают тебя снарядами, когда выбита практически половина артиллерии стреляющего борта, когда пожары вспыхивают всё чаще, а людей, имеющих возможность их тушить, всё меньше.

Классика 'жанра': если в морском бою слабейший не может отступить, то он уничтожается полностью, причём сильнейший имеет минимальный ущерб.

Сотокити Уриу тоже это понял*. И понял, что не в состоянии ничего изменить. Вообще. Как только доложили, что 'Якумо' стал отставать — никаких иллюзий на хоть сколько-нибудь благоприятный исход боя не осталось. Адмирал не пожалел бы ни 'Нанивы', ни себя, ни сотен жизней экипажа своего крейсера, если бы имелся хоть малейший шанс...

Мелькнула мысль о попытке таранить 'Баян' или 'Богатырь', хоть как-то отомстить гайдзинам за столь бесславное поражение... Глупо — они легко уйдут, а потом спокойно расстреляют покинувший строй слабый и пожилой крейсер, а броненосец уничтожит смертельно раненный 'Якумо' в любом случае...

— Кенсуке, — повернулся чуть ли не мгновенно превратившийся в старика Уриу к командиру 'Нанивы', — поворачиваем влево. Уходим.

— Как? — не поверил своим ушам Вада. — Нас не обстреливают, мы бьём практически в полигонных условиях. Смотрите — 'Баян' горит...

— Горит. Но не тонет. Ни крена, ни дифферента не наблюдается. А вот у Мацумото дела совсем плохи... И здесь не только 'Баян'... Хочешь сразиться со всей этой армадой, когда 'Якумо' не станет?

Да его уже практически нет...

— 'Якумо' несёт сигнал:... — раздался голос сигнальщика, которому было совершенно не до разборок на мостике — он просто выполнял свои обязанности. — 'Тону. Благодарю за помощь! Уходите. Тенно хейко банзай!'

— Видишь? — мрачно посмотрел адмирал на командира крейсера. — Сейчас русские добьют 'Якумо', а потом возьмутся за нас. И не уйти будет — у них три-четыре узла преимущества. Лево на борт! Это приказ!

Эмоции адмирала Уриу, были сейчас тигром, бьющимся в клетке рациональности. Ему до жути хотелось остаться в строю, или даже броситься в атаку на русские крейсера, но это привело бы к быстрой и неотвратимой гибели 'Нанивы', а, значит, к дополнительной победе русских в данном сражении.

'Якумо' ещё совсем не собирался тонуть, но его командир, капитан первого ранга Мацумото, прекрасно понимал, что корабль доживает последние минуты. А 'Нанива', старенький и слабенький, упорно старается прикрывать своего 'большого брата'. Напрасно. Было совершенно ясно, что такое упорство только увеличит количество вымпелов, которые утопят русские.

А с броненосным крейсером всё ясно: не имея сколько-нибудь серьёзного хода, но, имея таких противников, корабль обречён. Огневая мощь таяла просто на глазах, надежды, что сумеет подойти и выручить Того со своими силами растаяла давно.

А Уриу всё пытается прикрывать... Бесполезно. Пусть бы лучше попытался спасти от скорого истребления подбитые 'Кассаги' и 'Читосе'. Может и сумеет продержаться до подхода остатков отряда Катаоки, о приближении которого доложили сигнальщики...

— Аринобу, может всё-таки в лазарет? — старший офицер крейсера, и друг ещё с гардемаринских времён, Исида пренастырно пытался спровадить Мацумото к докторам. (один из осколков снаряда с 'Богатыря', буквально взрезал живот командира крейсера, но тот категорически отказывался покинуть боевую рубку).— А смысл, Масао? — криво улыбнулся Мацумото. — Я уже не жилец на этом свете. Да и все мы тоже.

Словно подтверждая слова каперанга, очередной тяжёлый снаряд вломился в кормовой каземат, и не только 'испарил' своим взрывом всю орудийную прислугу, но и вызвал детонацию поданных к орудию боеприпасов. 'Якумо' ощутимо встряхнуло, и ещё один пожар, разгораясь, совершенно конкретно собирался проникнуть в погреба, взрыв которых гарантировал гибель крейсера на протяжении нескольких минут.

На самом деле, корабль и так прожил бы немногим больше: подключилась к обстрелу кормовая башня 'Пересвета' и из трёх десятидюймовых стволов, с расстояния в полторы мили, русский броненосец буквально за четверть часа поставил 'гранитную' точку в жизненном пути одного из лучших детищ немецких корабелов. Шесть попаданий только главным калибром в область кормы (а с такой дистанции не спасает уже никакая броня) и взрывы внутри 'Якумо' следовали уже один за другим. Полыхающий крейсер стал быстро крениться на правый борт, задирая нос.

Что и куда попало, ни на 'Пересвете', ни на крейсерах практически не видели. Но то, что главная на этот момент задача выполнена, наблюдали все, кто имел возможность смотреть в сторону противника.

*У японцев имя следует после фамилии, но я решил, что русскому читателю будет более удобно, если имя-фамилию расположить в привычном порядке.

Глава 33

— Скажу откровенно, Оскар Адольфович, — обратился Иванов к адмиралу, после того как на 'Баяне' отгремело последнее 'Ура!' при виде тонущего броненосного крейсера, — даже жалко их порой было. Избиение какое-то...

— Много они наших жалели, когда всемером на одного наваливались, — Энквист отнюдь не разделял мнение командира своего флагманского крейсера.

— Так я же и не спорю. В своё время 'Отову' истребили без всяких сантиментов, просто...

— Знаете, Фёдор Николаевич... Давайте об этом потом поговорим. Разворачивайте отряд, и пойдём заниматься ещё раз 'неблагородным' делом...

— Добьём подранков?

— Именно.

— Так я как раз и хотел это предложить.

— Вот и замечательно! Командуйте!

На мачте 'Баяна' поднялся флажный сигнал: 'Преследовать противника в юго-западном направлении'.

Крейсера Энквиста стали разворачиваться. 'Баян', 'Богатырь' и 'Изумруд' нацелили свои тараны в сторону покалеченных 'Кассаги' и 'Читосе'. 'Пересвет' явно не успевал за лучшими ходоками флота, но тоже развернулся в указанную сторону. Туда же направился уже готовый вернуться в строй 'Олег'.

Как ни странно, Эссен находился в приподнятом настроении: хоть его броненосцу и пришлось покинуть строй в бою главных сил, но, в результате этого, 'Пересвет' оказался в нужном месте и в нужное время. Именно его пушки помогли растерзать 'Якумо' в кратчайшие для артиллерийского сражения сроки, именно его огонь превратил лучшие бронепалубные крейсера японцев в беспомощно ковыляющие по волнам развалины. Теперь, когда главный соперник уже пылает, и, с минуты на минуту пойдёт ко дну, добить 'собачек' проблем не составит, а потом уже, вместе с крейсерским отрядом можно постараться догнать главные силы.