Из-за особенностей газогенераторных двигателей водителям требовалось приноравливаться, а то и переучиваться. Про длительный розжиг перед поездкой я уже сказал — но это еще как-то можно перетерпеть — просто надо учитывать при планировании поездок. Но и сами поездки на газе сильно отличались от поездок на бензине — газогенераторные двигатели были менее приемистые, чем бензиновые. В последних все было просто — поддал газку, в карбюратор тут же стало поступать больше бензина, смесь стала более насыщенной — мощность возрастает практически сразу. В газогенераторах все делается гораздо медленнее, так как топливо не находится в постоянной готовности к использованию, а выгоняется из древесных чурок и прочих твердых сгораемых топлив. А процесс их газификации зависит в том числе от прогоняемого через топку воздуха — чем его больше, тем интенсивнее процесс и тем больше выгоняется газа, пусть и до определенных пределов. Но даже если увеличивается дутье воздуха, топке сначала надо раскочегариться, что происходит не сразу, к тому же дополнительным порциям газа надо еще добраться до двигателя через охладители и очистители — проходит секунд десять, а то и двадцать, прежде чем автомобиль увеличит скорость. При сбрасывании "газа" ситуация такая же — бензиновый реагирует практически мгновенно, а газогенераторному надо сначала дожечь лишний газ, генерируемый печкой и находящийся в магистралях, и только потом он снизит скорость.
Чтобы повысить динамику двигателя, инженеры сейчас колдовали над промежуточным хранилищем газа, но там требовался отдельный вентилятор, чтобы продувка воздуха через газогенератор не зависела от оборотов двигателя. Так-то идея здравая — перед подъемом водитель с помощью этого дополнительного вентилятора может раскочегарить печку, запасти газа, и потом использовать его на подъеме — сейчас-то ему требовалось начинать разгон сильно заранее, про что некоторые со своими "бензиновыми" привычками просто забывали и соответственно либо взбирались на горки слишком долго, либо вообще замирали на склоне. Да и не всегда можно было начинать разгон, так как впереди могла двигаться другая техника, которая могла невовремя притормозить, а то и тихоходная подвода — и тогда весь накопленный газ придется сжигать впустую, а потом снова его накапливать. Правда, альтернатива с подпрыскиванием жидкого топлива выглядела более простой, так что пусть конечно делают свою конструкцию — не пригодится, так хоть потренируются.
Ну и помимо особенностей вождения газогенераторы требовали и другого обслуживания. Надо было заправлять твердым топливом бункер с запасом топлива и саму печку — ее — примерно каждые час-два работы двигателя. Требовалось чистить колосники и зольники, иначе возрастало сопротивление движению газов и падала мощность двигателя — после пробега 500 километров сопротивление возрастало примерно на треть и мощность двигателя падала на четверть от и так пониженного значения. А ведь скоро наступит зима, и значит придется особо следить за температурными режимами аппаратуры, чтобы газ не остывал ниже точек росы находящихся в нем паров и те не стали бы выпадать в виде жидкостей — тут не только вода, но и разные кислоты, смолы, спирты — газогенератор ведь по сути тот же аппарат для перегонки древесины, что используются для получения разных продуктов лесохимии. А значит, придется утеплять и печку, и охладители-очистители, и газопроводы — и еще следить за целостностью этого утепления, иначе конденсат как минимум увеличит сопротивление в газопроводах и фильтрах с соответствующим падением мощности двигателя, а ведь если пойдут намерзания — газопроводы может и разорвать. Особенно придется следить за этим на стоянках, периодически подогревая систему, прогазовками на холостом ходу. Так, точка росы для смол 20-30 градусов — при сильных морозах газ может охладиться гораздо ниже этой точки. А в карбюраторе, где он смешивается с атмосферным воздухом, прежде чем попасть в цилиндры — и подавно. Ну а выделяющиеся при газификации кислоты — уксусная, муравьиная и прочие — будут вызывать коррозию металла — что в газовом тракте, что в двигателе — а это повышенный износ и новая головная боль при эксплуатации — следить, зачищать, заваривать и заменять. Требовалось следить и за футеровкой в зоне горения — для печек мы применяли обычные мягкие стали, так как легированных жаропрочных у нас было маловато — всего несколько десятков тонн — с паровозов, со складов — и их мы планировали постепенно использовать на производстве. Соответственно, чтобы наш металл не прогорал, мы защищали его слоем футеровки из небольших закругленных керамических секторов — эта-то футеровка порой и растрескивалась, когда автомобиль слишком неосторожно шел по большим ухабам или попадал на трясучку древесных корней на лесных дорогах. Высокая — 800-1000 градусов — температура была нужна для того, чтобы разложить продукты перегонки — кислоты, спирты, смолы — на элементарные составляющие — угарный газ, водород. Полного разложения мы не достигали, но была надежда, что то, что оставалось, позволит долго эксплуатировать наши установки. В конце концов, надо было следить за многочисленными соединениями между агрегатами газогенератора, которых было гораздо больше, чем в бензиновых двигателях — каждое из более чем двух десятков соединений могло расшататься и через него в газовую систему начинает поступать воздух, а это — падение мощности.
Несмотря на все эти сложности, можно было считать, что проблема с топливом в общем была решена — хозяйственный транспорт мы переводили на генераторный газ, и все жидкое топливо шло на боевую технику — самолеты и танки. К началу сентября мы достигли скорости перевода автомобилей на газогенераторы в пять штук в сутки с постепенным увеличением темпа — уже была изготовлена кое-какая оснастка, облегчавшая выполнение операций, и ее изготовление продолжалось — автоматизированная сварка бачков для газогенераторов из полос, гнутых на изготовленных нами приспособлениях, стала нашей первой пробой в автоматизации сварки — малоуглеродистая сталь в этом плане была практически идеальным полигоном. Большой толчок эти работы получили с освобождением Пинска, с его судостроительным предприятием, где были цех по ремонту газогенераторных двигателей и дизельный цех, да и паровозные депо имели оборудование для изготовления крупногабаритных полых изделий из металла, каковыми и являлись газогенераторы со всей обвязкой и трубопроводами. Так что к концу сентября мы рассчитывали выйти на уровень уже в тридцать автомобилей в сутки, а к концу ноября перевести весь наш автотранспорт и трактора на газ. Ну, может к концу года, так как наш автопарк постоянно рос — подбирались и ремонтировались брошенные при отступлении РККА автомобили, собирались те, что остались в хозяйствах и на предприятиях, да и немцы "поставляли" нам техники изрядно — в среднем по пять автомобилей в сутки, причем я считаю только те, что оставались на ходу или которые можно быстро починить — так-то их потери в автомобилях были выше — где-то двадцать, а может и тридцать автомобилей в сутки — не по всем было понятно, до какого состояния они были доведены при налетах на колонны или обстрелах издалека из трофейных противотанковых ружей, пушек и минометов.
ГЛАВА 31.
Но "топливо" в виде еды было нужно и людям, поэтому сразу после захвата новых территорий мы провели ревизию посевов, которые еще оставалось убрать — летом мы уже организовали собственное производство прицепных зерно— и клубнеуборочных комбайнов, которое к осени понемногу перерастало в малосерийное, а с освобождением Волковысска восстановили производство сельхозтехники на его заводе, и туда же подтягивали оборудование и рабочих с вывезенного Лидского сельхозстроительного — урожай надо будет собрать быстро и малыми силами. Все стада укрупнили и перевели на фермы, а чтобы их не разбомбили — разместили их в лесах или замаскировали или придали нежилой вид. Но конечно вопрос с питанием встанет остро — пятьдесят тысяч только военных, без учета мобилизованных либо кооптированных в качестве дружин самообороны, миллион, если не два — гражданских — это орава, и посеять уже ничего не получится — сроки вышли. Тем не менее, вся наша территория тихо бурлила и пенилась, ежедневно то тут то там появлялись мелкие мастерские, копались водоотводные канавы, засыпались песком ямы на дорогах, восстанавливались водопроводы — земля, словно скомканный лист, расправлялась после прошедшего по ней урагана.
Она не только расправлялась, но и напитывалась живительными соками. С округи мы втягивали в себя пропущенные или еще не растащенные немцами склады всего чего только можно — организовывали грузовые колонны с воздушным и танковым прикрытием, каждый склад выливался в войсковую операцию, но это того стоило — зимней одежды и обуви уже хватало более чем на половину бойцов. Продолжали прибывать "корованы", в которых был не только крупный, но и мелкий рогатый скот, и свиньи, и лошади — перед войной в БССР было 7 миллионов 942 тысячи голов скота (не считая лошадей) — и мы рассчитывали заполучить где-то четверть этих объемов. Да пусть даже десять процентов — все-равно будет немало. Да и урожай в этом году выдался отменный, а ведь мы освободили либо контролировали примерно четверть территории БССР, откуда немцы уж точно ничего не вывезут, да и по остальной территории будем плотно работать.
Оружие и боеприпасы тоже понемногу накапливались. Ну, как понемногу — на местах боев мы собрали уже более пятидесяти тысяч единиц стволов 7,62 — собственными организованными командами либо крестьяне нам сдавали. Ну, наверное сдавали не все, часть наверняка припрятали по амбарам. И пусть — по нынешним временам наличие стволов на селе будет нелишним. Мы считали именно по стволам в расчете начать массовое изготовление автоматов, которые пистолеты-пулеметы, только язык не ломается.
По прочитанным в детстве книгам я помнил, что партизаны вполне так изготовляли самодельное оружие, в том числе и автоматы, и даже переделывали немецкие патроны под советское оружие. И это — в землянках, напильниками, ручными ножовками по металлу и зубилами, и редко где — на установленных порой в землянках токарных и сверлильных станках, которые работали даже от ручного привода. Так что нам, с доставшейся в освобожденных городах и поселках промышленной базой, грех было не начать собственное производство. А из одного ствола может выйти минимум два автомата, а то и три. Что-то, конечно, оставим и на родном оружии — максимы, дегтяри, СВТ и мосинки из тех что поточнее — а остальное вполне можно пустить на переделку в автоматы — с нашей тактикой скоротечных огневых контактов массовое применение автоматического оружия даст существенный выигрыш. Правда, расход патронов будет просто чудовищным, но про наши возможности изготовления двух миллионов патронов ТТ в сутки я уже писал ранее.
С артиллерией стало более чем хорошо — начарт сформировал уже несколько гаубичных батарей, три десятка противотанковых, более сорока минометных. Это же силища !!! Такой армадой можно было измолотить не одну дивизию. А ведь у нас оставались непристроенными еще три сотни гаубиц МЛ-20 — расчеты, конечно, набирали и тренировали, но уже не в той спешке, как в конце августа — основные направления гаубицами мы прикрыли, а держать большой запас для неосновных особого смысла не было — надо ведь развивать и другие рода войск, прежде всего ДРГ. К тому же, мы наращивали и количество наших эрзац-САУ на легких танках — в трех организованных мастерских уже были вполне отлажены процессы их переделки во вполне приличные САУ, так что нам было чем не только встретить, но и парировать пресловутые танковые клинья — их я сейчас опасался больше всего, поэтому-то и направлял наши основные усилия на противотанковую оборону — самолетами немцы землю не захватят, самолеты можно перетерпеть, их ударная мощь опасна только для скоплений людей и техники, а в наших лесах можно было спрятать десять раз по столько людей, сколько есть сейчас — и все-равно будет не тесно. Так что пусть гоняются самолетами за каждым человеком — и пупок развяжется, и от фронта эти самолеты будут отвлечены. Другое дело — танки. Если танк пришел — уже не до маневров — выковыряют из любого укрытия. Танки надо мочить. Поэтому-то мы максимально наращивали ПТО — от остальных угроз можно спрятаться или отбиться.
С одеждой была другая ситуация. Советской формы на всех не хватало, поэтому мы активно использовали трофейную. Ну — пытались использовать. Тут возникла больше психологическая проблема — наши бойцы не хотели одевать немецкую форму, хотя их обувь пришлась по вкусу всем кому хватило. Поэтому, чтобы не напрягать лишний раз людей, мы на базе местных текстильных производств организовали покраску немецкой формы в непохожую на нее хотя бы по цвету. Такую одежду бойцы уже принимали без особых возражений — хотя по покрою было видно, что она немецкая, но, заляпанная пятнами разной краски, по цвету она отличалась совершенно, поэтому бойцы в ней уже не походили на ненавистных фрицев и охотно ее одевали — ткань-то была хорошей. К тому же мы шили разгрузки и камуфляжи, которые дополнительно скрадывали намеки на происхождение этой формы, так что и тут ситуация понемногу выправлялась.
На основном фронте дела обстояли тоже лучше, чем в моей истории. Немцы завязли под Смоленском и Киевом. Вроде бы в моей истории Смоленск был захвачен в августе, Киев — к сентябрю, а тут — уже десятое сентября, а они топчутся — фактический разгром танковой группы Гудериана, устроенный отступавшей РККА, сильно ослабил наступательные возможности немцев — на южном фланге Белоруссии фактически им приходилось наступать только пехотой, а танки Гота и развернутые с севера ему в помощь танки Гепнера отходили от июльских боев. Уж если в моей истории после довольно успешных для немцев боев первых двух месяцев им потом пришлось чуть ли не на месяц тормознуть свое продвижение на восток, то что уж говорить про это время, когда приграничные соединения РККА в Белоруссии хотя и были сильно потрепаны, но отступили в более-менее боеспособном виде.
Думаю, и наши действия их так тормознули — мы и с самого начала их покусывали, а сейчас так вообще — нарушить, а потом и перекрыть движение транспорта через Белоруссию — это очень немало. Теперь им приходилось обходить наш район, а еще мы тут постоянно делали рейды и подрывали составы и мосты, нападали на колонны, отстреливали солдат и офицеров. Перекрывали артерии. И наша численность постоянно росла — мы освобождали пленных, формировали партизанские отряды и обучали их диверсионной тактике — укусить и отбежать, откат волнами с засадами отсечения, чтобы оторваться от преследования — методы были очень эффективны и немцы пока не могли выработать адекватного противодействия. Потом они конечно что-то придумают, но надеюсь и мы тогда уже найдем что-то новое.
Тем более что давала о себе знать и Припятская проблема, как позднее назовут ее историки — в Припятских лесах все еще сидела Пятая армия РККА, которая приковывала к себе крупные немецкие силы — немцы не имели сомкнутых флангов между группами армий "Центр" и "Юг" — их разделяли эти леса. Соответственно, немцам приходилось выделять силы, чтобы хотя бы блокировать их и одновременно продолжать наступление на восток — на Киев, Рославль и Смоленск. Для этого им надо было взять Мозырь и Могилев. Да, в самих лесах было много ОУНовцев из Полесской сечи, да еще гитлеровские союзнички все больше обозначали свое участие — в Белоруссию начали прибывать словацкие и венгерские части, с которыми уже схлестнулись и мы. Куда их было девать — непонятно — пленных и так было выше крыши. Наши следаки пока вели допросы по родным местам этих европейцев, составляли разговорники. Я это обставил как "изучение врага и его потенциала", а на самом деле готовил для себя запасную площадку — мало ли что. Одной из таких площадок было Полесье, но и до Словакии тут было всего-то пятьсот километров, а там — горы, есть где укрыться. И если знать местную специфику, то это повысит мои шансы. Так что сейчас мы составляли портреты местностей и местных жителей — где кто живет, тайные тропы, перевалы и пещеры — карта составлялась максимально подробной. Да и по местным жителям тоже — там ведь жили не только словаки, но и русины, которых частенько приписывали к украинцам, чему они были не особо рады. Среди них-то, наверное, и можно будет укрыться — под это дело я даже начал формировать словацкие подразделения из коммунистов и прокоммунистически настроенных русинов Словакии. И даже просто из русинских националистов и антифашистов — если что — рванем вместе с ними на юг. Так что, хотя от нашей территории до фронта было не более ста километров, но эти километры проходили через припятские леса и болота, которые ни мы, ни РККА контролировать пока не могли — не хватало сил. С запада, в Белостокской области, у нас уже начинались стычки с польскими отрядами — еще после воссоединения, в 1939-1941 годах на территории Западных областей действовали польские подпольные организации "Союз борьбы за независимость Польши", "Союз вооруженной борьбы", "Союз польских патриотов", "Стрельцы" и др. Они вели антисоветскую пропаганду, создавали тайные хранилища оружия. И вот сейчас, недодавленные до конца НКВД, они снова оживились. Дел предстоит много.
