К началу войны в Могилеве проживало под сто двадцать тысяч человек, в нем было 46 промышленных предприятий с 12 950 рабочих. Наиболее крупные предприятия — авторемзавод имени Кирова, труболитейный завод, металлообрабатывающий завод имени Димитрова, фабрика искусственного волокна имени Куйбышева, швейная фабрика имени Володарского, кожзавод имени Сталина, шорная фабрика, мебельная фабрика имени Халтурина, три кирпичных завода, тарный завод, костеперерабатывающий завод, кондитерская фабрика 'X Октябрь', хлебокомбинат, сушкомбинат, пивзавод 'Пролетарий', мясокомбинат, птицекомбинат, горпромкомбинат и некоторые другие.
Причем советская власть заботилась о том, чтобы для всех этих предприятий хватало кадров. В городе были политпросветтехникум, медтехникум, землемерно-топографический и архитектурно-строительный техникумы и рабфак химико-технологического института — после постройки фабрики искусственного шелка Могилев стал городом большой химии.
Наиболее 'вкусным' для нас предприятием был, конечно же, моторостроительный завод, образованный на базе авторемонтного завода и завода имени Димитрова. Могилевский автомобильный завод имени Кирова начал строиться в 1932, в 1935 году начал работу с плановой мощностью в 5000 отремонтированных грузовиков в год. В конце тридцатых он был основной ремонтной базой для автомобильных и бронетанковых частей Западного Особого Военного округа. В октябре 1940 года руководством СССР было принято решение о строительстве в Могилеве авиамоторного завода — сначала он профилировался на выпуск авиационных бензопомп и синхронизаторов, но потом его специализацию поменяли. Начало серийного производства намечалось на июль 1942 года. Будущему заводу, который получил номер 459, были переданы здания и оборудование завода имени Димитрова и авторемзавода. Плановый выпуск моторов типа АМ-35а и АМ-37 — 3000 штук в год — завод должен был работать в паре с минским самолетостроительным — поставлять моторы прежде всего на него. На московский авиамоторный завод ? 24 была отправлена из Могилева группа рабочих и специалистов для ознакомления с технологией производства двигателей, но в Могилев из-за войны они уже не вернулись. Работы по перепрофилированию проводились в две смены, в темное время суток стройка была ярко освещена. Ввод завода планировался на конец июня 1941 года — на этот год планировалось выпустить 10 моторов, перед самой войной сюда уже завозили станки новейшей конструкции, большей частью — немецкие.
Правда, во время более чем двухмесячной обороны (АИ, в РИ — три недели) город был серьезно разрушен, также уменьшилось и количество жителей — сначала много людей было мобилизовано в РККА, потом, при подходе немцев к городу, были созданы многочисленные отряды ополчения, а также проходила эвакуация населения, потом, после захвата немцами города, в течение осени 1941го было уничтожено еврейское население города и окрестностей, а также разгромлено подполье, которое было организовано еще до захвата города, так что к нашему приходу тут действовало уже новое подполье. Вот с эвакуацией промышленных предприятий получилось не очень. Неудача, постигшая Гудериана в попытке прорваться к Минску и далее на восток (АИ), возродила в советском руководстве надежды на скорый перелом в войне, поэтому начавшаяся было эвакуация производств была приостановлена — а зачем, если скоро начнется общее наступление и немца наконец-то будут бить на его территории и малой кровью ? А когда фрицы все-таки продавили пехотными дивизиями оборону советских войск, вывозить что-то было поздно — железные дороги были перерезаны передовыми отрядами вермахта в сотне километров к востоку от города, а потом, когда наши все-таки окружили и частично уничтожили эти отряды, затем восстановили железнодорожное сообщение, под мощными авиаударами оказались уже близлежащие окрестности самого Могилева. Да, часть все-таки смогли эвакуировать, но осталось очень много — из 528 крупных предприятий Могилевской области эвакуировано всего 8 (в РИ — 15). Частично вывезли оборудование авиамоторного завода, и с других заводов — по мелочи. Еще что-то успели подорвать перед самой сдачей города, когда стало ясно, что контрудар РККА по обложившим город немецким войскам потерпел неудачу, ну и подпольщики — как без них ? — тоже смогли вывести их строя немало станков и механизмов. Так что наши производственники сейчас составляли перечень оборудования, сортируя его по степени работоспособности. А я, кстати, помимо моторостроительного производства, присматривался к фабрике искусственного шелка — на ней ведь производили вискозу, а память мне подсказывала, что из нее делали углеродное волокно. И если нам удастся получить этот материал, он станет отличным дополнением к стеклопластикам — прочность наших самолетов можно будет повысить еще больше, а вес — наоборот, снизить. Будем пробовать, но не сразу, а то штаны порвем.
ГЛАВА 67.
И так требовалось освоить и ввести в строй сотни предприятий — к началу войны в БССР было под пятнадцать тысяч предприятий с более чем ста тысячами производственных зданий, а мы сейчас освободили как раз уже развитые в течение первых пятилеток районы республики — по сути, мы освободили уже две трети территории республики, за исключением северной части — Полоцк, Витебск, Орша, юго-восточной — Гомель, и юго-западной — Брест. И помимо описанных мной ранее крупных предприятий повсюду были разбросаны тысячи средних и мелких. Так, в Осиповичах с населением десять тысяч человек были паровозное депо, вагоноремонтный пункт, машинно-тракторная мастерская, леспромхоз и промкомбинат, артель 'Красный химик', мастерская по ремонту средств связи и мастерская по ремонту телефонов и средств управления железной дороги, сапожная артель 'Звезда' и портняжная 'Прогресс', завод маслопрома и пищевая артель 'Передовик'. Рядом с Борисовом в Жодино были камнедробильный завод, депо узкоколейной железной дороги — а это снова — станки, литейка, мастера. Ацетоновый — в Быхове, к югу от Могилева, бумажная фабрика — в Шклове, к северу от Могилева, Рогачев — консервный завод. И так далее — одних только льнозаводов по республике было уже свыше семидесяти, и минимум шестьдесят из них были на нашей территории, а сорок уже работали или были готовы работать, когда пойдет сырье.
Сельская местность, помимо мелких лесопилок и торфодобывающих предприятий и артелей, имела под полтысячи машинно-тракторных станций, которые являлись значительными промышленными предприятиями. В среднем МТС имели 10-20 тракторно-полеводческих бригад, до 100 тракторов, более 30 зерноуборочных комбайнов и много почвообрабатывающей и посевной сельхозтехники, а помимо этого — мощную ремонтную базу. Так, первая МТС Белоруссии — Койдановская, организованная весной 1930го года, уже с самого начала имела гараж на 250 тракторов и цехи — машинный, разборки и сборки тракторов, сельскохозяйственный, радиаторный, инструментальный, механический, кузнечный, деревообрабатывающий, сварочный, а также склад для запчастей, электроотделение и котельная. Так что МТС были существенным подспорьем для более чем десяти тысяч колхозов и совхозов БССР. Да, многие МТС были разрушены, а те, что находились на востоке республики, лишились большей части тракторов и автомобилей, что были направлены в РККА с началом войны. Но многое и осталось.
Осталась и военная инфраструктура, которую немцы развивали в своих интересах. Например, автобронетанковые рембазы в Старых Дорогах и Борисове, на которых оставалось немало оборудования для ремонта танков, а немцы развернули на их базе свои ремонтные мощности. Автобронетанковые склады в Минске и Могилеве, где хранились запчасти, резинотенические изделия, траки и гусеницы, шлемофоны и запасные лампы, радиостанции, лопаты и кирки — в общем, все, что может потребоваться танкистам. На базе минского 20го дорожно-эксплуатационного полка немцы развернули свои дорожные части — а даже наши ДЭПы — это не только автомобили, но тракторы, экскаваторы, грейдеры для восстановления дорог, и даже кабельно-шестовые роты связи для обеспечения проводной связи вдоль дорог.
По части медицины — прежде всего минский Медицинский институт, а также клиники самого Минска и других городов — в 1940 году в БССР было 514 больниц на 29,6 тысяч коек. И это помимо военных медучреждений — так, на освобожденной территории в самом Минске был окружной военный госпиталь на 450 коек, в Бобруйске — военный госпиталь на 900 коек, Борисовский — на 400, Молодеченский — на 100 — и немцы восстановили и существенно расширили все эти учреждения — большой поток раненных не позволял отправлять всех в Германию, да и советских граждан — из мирного населения или военнопленных — там хватало. особенно в начале войны. Правда, по немецким документам смертность была чрезвычайно высокой, что немцы списывали на слабость русского организма. Ну и хорошо, так как многие 'умершие' по документам на самом деле уходили в партизанские отряды — из-за нехватки медперсонала немцы широко привлекали к работе советских граждан, поэтому такие трюки и проходили в массовом количестве. Помимо этого, немцам достался расположенный под Минском фронтовой склад, в котором хранилось до 400 вагонов медикаментов и оборудования — немцы и попользовались его запасами, но к нашем приходу этот склад был забит уже немецкими лекарствами. Также были забиты и окружные продовольственные склады — в Минске, Молодечно, Бобруйске, Борисове, Осиповичах, Могилеве, а в Бобруйске был восстановлен и работал учебный хлебозавод, а также холодильник округа в Красном Бору. Не упустили немцы и авиацию — в Бобруйске и Могилеве были восстановлены и расширены стационарные авиамастерские, в Могилеве действовала кислородно-добывающая станция, ну и авиационные склады — помимо небольших, при аэродромах — действовал складской комплекс в Бобруйске. Немецкая техника запитывалась топливом с окружных складов — в Крупках, Молодечно, Могилеве, Бобруйске, Борисове. Это помимо множества более мелких гарнизонных складов. На круг — десятки тысяч тонн топлива и масел. Немцы даже вновь запустили в работу окружной склад тары и топливного оборудования в Могилеве, окружную мастерскую тары и оборудования там же, окружную лабораторию горючего в Крупках. Ну и совсем уж вроде бы небоевые, но важные для армии производства — окружная обозно-обувная мастерская в Минске, окружная мастерская по пошивке обмундирования там же, походная мастерская по ремонту обоза и электролужению походных кухонь — снова в Минске.
И сейчас мы все это оприходовывали и восстанавливали, активно привлекая для этих и других работ и пленных немцев — их у нас уже скопилось под пятьдесят тысяч человек, так что многие отрабатывали нанесенный советскому государству ущерб — прежде всего на тяжелых физических работах — на карьерах, на торфодобыче, на лесоповалах, на строительстве — домов и дорог. Но не только — грамотных специалистов мы привлекали к обучению наших рабочих, а также к ремонту техники и сооружений. Многие даже получали какую-то оплату в рейхсмарках, хотя у них больше ценились дополнительные пайки за прилежание и перевыполнение плана — намеренно морить мы их не собирались, так как они были обменным фондом, но поесть в прозапас никто не отказывался.
Свежих пленных немцев следователи тщательно допрашивали, интересуясь не только из какой они части, но и чему их обучают, какую тактику они применяют, какова их повседневная жизнь. Немцы уже не расстреливали наших командиров, хотя от расстрела политруков и евреев они еще не могли отказаться, так же как и мы — от расстрела эсэсовцев и лиц, замешанных в карательных операциях против мирных граждан СССР. Но, вместе с тем, уже зная о том, что мы готовы обменивать военнопленных и гражданских, немцы собирали указанные категории во временных лагерях с более-менее сносными условиями — порядки и смертность в них были уже не те, что в начале войны. При обмене мы яростно торговались, и по-прежнему за одного немца выдергивали из плена по десять-пятнадцать наших граждан. А так как военнопленных у нас было почти столько же, что и у немцев, мы получали много гражданского населения. Брали всех — ведь это наши люди. Кроме того, РДГ координировали действия партизанских отрядов — совместными усилиями они искали и переправляли к нам тех, кто еще не попал в плен или их населенный пункт еще не был занят немцами, проводили операции освобождения небольших групп военнопленных, вытаскивали из оккупированных населенных пунктов гражданских лиц. Основная нагрузка на переправку легла на плечи транспортной авиации на базе У-2 и на вездеходы — зимой по лесам особо не походишь. Хотя уже в начале февраля в лесах на оккупированной территории мы проделали скрытые пути, по которым мог двигаться наш автотранспорт — такие колонны в пять-семь грузовиков отвозили партизанам и ДРГ на захваченной территории боеприпасы и оружие, а обратно вывозили наших граждан из тех, кто не мог или не хотел остаться в партизанах, или по кому нами принималось решение не оставлять его там. Продовольствие тоже подкидывали, но немного — основным поставщиком служила немецкая армия.
Жаль, конечно, что наше наступление с востока окончилось так нехорошо. Им бы еще поднакопить силы, боеприпасы, подучиться атакам. Ведь все уже было — на том же юге, еще в июне Пуркаев предлагал встать в оборону чтобы организовать части, но Жуков приказал наступать — в результате натыкались на оборону, теряли танки на маршах — из-за поломок, атак авиации, сюда же добавить несогласованные действия из-за неналаженной связи и бардака на уровне командиров дивизий. Некоторые дивизии проходили до пятисот километров за три дня — еще бы не терять до половины танков на этих переходах. А потом уже и топлива не хватает— еще бы его хватало при таких бесполезных маршах. Даже несмотря на это действовали успешно — пробивали линии обороны немцев, брали пленных, в Дубно захватили несколько десятков немецких танков, а когда оказались в окружении — смогли вырваться и выйти к своим. Что же было бы если бы встали в оборону ? Комдивам же надо было учиться, а в обороне это делать всяко легче. Глядишь, в той истории и сдачу Киева не только бы отсрочили, а возможно и вообще бы его не сдали или сдали бы, но позднее и с меньшими потерями — если бы не приказы вести наступление. И тут опять — вместо натаскивания войск в обороне и на контратаках — пошли в большое наступление. В моей-то истории зимой 41го мы наступали уже на значительно ослабленного фрица, а тут его остановили гораздо раньше, соответственно у него осталось больше сил. И вот результат — провал. Хорошо хоть не катастрофа, как летом 42го под Барвенково. Мы таких ошибок не допускали и полномасштабных наступлений не вели — только локальные атаки и контратаки, удары из засад, маневр вдоль фронта — постепенно учили своих командиров крупномасштабным боям.
ГЛАВА 68.
К марту все относительно успокоилось. Мы контролировали свою территорию и действовали диверсионными группами и штурмовиками У-2Ш на территории противника в полосе 50-100 километров от нашего фронта. Немцы постепенно начали уплотнять территорию вокруг нас. От юга они отрезали нас еще в ноябре — выбравшись из припятских лесов и болот, их части окопались на немногочисленных дорогах по южной окраине этого массива и затем стали уплотнять свою линию опорных пунктов, так что мы могли просачиваться через нее только мелкими диверсионными группами или малошумными транспортными самолетами. Они плотно держали подходы к железнодорожным путям от Бреста на юго-восток. На северо-западе такую-же оборонительную линию они устроили в декабре, тем самым прикрыв свои грузовые линии в Прибалтике — наши вылазки в январе были ими быстро пресечены — они организовали несколько десятков постов воздушного наблюдения и три аэродрома истребительной и штурмовой авиации для борьбы с нашими транспортниками и высаживаемыми ими ДРГ. С юго-запада нас поджимал Брест, на западе — Белостокская линия обороны, пока относительно свободно мы чувствовали себя лишь на востоке. Они явно готовились нас раздавить.
