К 20му января они дошли до наших опорных пунктов на правом берегу Днепра, которые все это время яростно обустраивали сотни тысяч человек. Дошли и встали. Штурмовую авиацию мы как могли сдерживали зенитным огнем и истребителями, попытки танков пойти в атаку прерывались нашими ПТО и САУ, выползающими из укрытий в самый неподходящий момент, а пехота нарывалась на фланкирующий огонь из множества ДОТов. Немцы не смогли сразу подтянуть тяжелую артиллерию — именно их колонны были главной целью диверсантов и штурмовых У-2. К 23му января на нашем фронте скопилось немало немецких войск, и тут ударил основной фронт.
Прорвав оборону в пяти местах, части Красной Армии устремились конно-механизированными группами в образовавшиеся бреши и ломанулись к Смоленску. И тут немцев снова застали со спущенными штанами, только уже в более грандиозном масштабе. Они наконец почувствовали, что это значит — воевать без оперативной связи — наши глушилки гасили все их радиопередачи, вестовыми быстро сообщать не получалось, с учетом насыщенности местности нашими ДРГ и партизанами, а проводную связь еще надо протянуть и после этого охранять. Оставались самолеты, но их к каждому полку и батальону не поставишь.
Махина, которая надвигалась на нас, стала разворачивать свою тушу в обратную сторону. Оставляя тяжелую технику, склады, она выдиралась из нашего капкана с кровавыми ошметками, но все-таки успела. За Смоленск разгорелись сильные бои — первую линию обороны наши войска смогли проломить на третий день наступления, но потом в город стали входить вернувшиеся немецкие части и наши смогли захватить только несколько окраин. А потом начали откатываться — с юга и севера немцами были переброшены несколько танковых дивизий, которые взломали еще неустоявшуюся оборону и пошли отрезать клиньями наши прорвавшиеся войска, а сверху утюжить их пикировщиками. Теперь уже наши стали спешно отступать, теряя технику и людей. Мы уже не могли помочь большим наступлением — дороги и переправы были разрушены либо защищены сильными заслонами. Единственное что смогли сделать — закинуть самолетами на магистральные железные дороги Прибалтики три десятка ДРГ, которые на неделю парализовали движение. Потом немцы бросили в леса пехотную дивизию и наши ДРГ, кто остался в живых, пришлось эвакуировать. В итоге, опрокинув наступавшие части Красной Армии, немцы сами перешли в наступление и к середине февраля захватили на юге — Брянск, на севере — Новгород и на востоке — Ржев, а также снова вернули себе Вязьму — короткое плечо между восточным и белорусским фронтами позволило немцам быстро сманеврировать и остановить не только нас, но и наступление с востока. В маневре крупными силами они все еще были значительно сильнее нас. Мясорубка снова временно затихла, все начали окапываться, затягивать раны и копить запасы.
За это время мы восстановили минский УР и построили УРы вокруг городов оборонительного клина и опорные пункты на перекрестках дорог. Наши дорожные роты проложили десятки километров лесных дорог и путей, по которым можно было скрытно от авиации перебрасывать войска. Также построили пятнадцать лесных аэродромов с хорошо укрытыми складами, капонирами, дотами охраны и зениток — и на вырост, и в качестве резервных. Минск мы отдавать больше не собирались.
Для немцев же его потеря не была критична — основные дороги с запада мы все-равно надежно блокировали, поэтому он не представлял для них важного транспортного узла, каким был в прошлой истории. И они его обошли — пустили грузы по северным и южным путям. Вот Орша, а особенно Смоленск, были для них важны — в этих узловых точках сходилось несколько веток в меридиональном и широтном направлениях. Уж их-то немцы не собирались нам отдавать.
ГЛАВА 58.
Мы же, не дожидаясь окончания кампании, занялись уже привычной работой по сортировке новых людей — к трем миллионам добавилось еще столько же эвакуированных со временно отбитой у фашистов территории. Бывших пленных красноармейцев и советских граждан мы как обычно распределяли по производственным участкам и подразделениям. Причем, что тоже стало привычным, не всегда боец шел в часть — до критичного момента хороший токарь нам был полезнее хорошего бойца.
А токарей и прочего квалифицированного персонала нам потребуется немало. Ведь мы захватили города уже из 'старой' — восточной — части БССР, которая развивалась советской властью не два, а двадцать два года, и за время советской власти в крупные индустриальные центры превратились многие города — Минск, Витебск, Могилев, Гомель, Бобруйск, Борисов, Орша. За годы пятилеток было построено свыше 1000 крупных и средних предприятий, созданы новые отрасли промышленности, а всего введено в строй и реконструировано 1863 предприятия. И это без учета 'слияний и поглощений' — с ними количество производств получалось еще больше, только потом они сливались друг с другом и в статистике 'с накоплением' два-три предприятия после слияния могли работать учитываться как одно. Так, за первую пятилетку вступили в строй 78 крупных и 460 средних и мелких предприятий, а за годы второй пятилетки в БССР было построено 1700 предприятий, около 90 было реконструировано — то есть общая цифра получается явно больше тех 1863. И, отмечу, цифры по двум первым пятилеткам относятся к восточной части БССР, куда мы, собственно, сейчас и вступали.
Соответственно, тут было множество предприятий и учреждений, которые требовалось быстро встроить в нашу хозяйственную деятельность. Взять тот же Минск. Уже в двадцать четвертом году тут действовало 24 крупных предприятия, а к началу войны в городе функционировало 332 государственных и кооперативных предприятия при населении под триста тысяч человек. И практически ни одно из них не было вывезено с началом войны — немцы слишком быстро ворвались в город. Причем промышленность была очень разноплановой — от производства потребительских товаров до станкостроения, а перед самой войной началась постройка самолетостроительного завода, на котором предполагалось выпускать 800 двухмоторных самолетов в год, с вводом в строй к 1 апреля 1942го года.
И подо все это подводилась мощная энергетическая база. Так, существовавшая тут в начале тридцатых ГЭС-1 (ГЭС расшифровывается как 'Государственная', а не как 'Гидро-') имела мощность 6,7 МВт, в 1934м пущена ГЭС-2 мощностью 6,8 МВт, впоследствии она стала ТЭЦ-2, в сороковом начаты работы по пуску второй очереди. Ну и до кучи — распределительные подстанции, 240 тепловых пунктов, 52 километра кабельных линий напряжением 6 кВ, 115 километров воздушных линий, 63 километра высоковольтных линий. По области работало множество локомобильных и дизельных установок по 54-167 кВт.
Станкостроение было представлено двумя крупными заводами — имени Ворошилова и имени Кирова, и несколькими помельче. Завод имени Ворошилова был образован еще до Революции и назывался тогда 'Гигант'. При численности рабочих в 12 человек он выпускал мелкие скобяные изделия, ремонтировал сельхозмашины, водопроводное оборудование, а в двенадцатом году был переименован в 'Энергию', и при числе рабочих в 25 человек уже отливал части машин, ограды, памятники и так далее. В двадцать первом году завод был восстановлен — станки для него прислали Коломенский машиностроительный и Тульский чугунолитейный заводы, так что с двадцать второго завод начал выпуск сельхозоборудования, выпустив за два года 1332 плуга, 161 соломорезку и 2313 штук разного литья — при численности рабочих в 100 человек это был крупнейший завод Белоруссии. Потом он несколько раз расширялся, строились корпуса литейного и механического цехов, на него присылались десятки строгальных, фрезерных, штамповочных и других станков, установлены подъемные краны, построена новая плавильная печь на 500 пудов литья в сутки — и уже в 1927 завод выпустил первые станки — 200 сверлильных и 15 токарных, в 1928 — сложное оборудование для крахмальных заводов. В 1933 сделал два сушильных барабанов для Кричевского цементного завода — крупнейшего в республике предприятия по производству цемента.
Завод имени Кирова также производил станки — протяжные, центровальные, гидравлические ножовочные и так далее. Как и завод имени Ворошилова, он вырос из местного предприятия по ремонту различных машин и механизмов, на базе которого был создан чугунолитейный и машиностроительный завод "Металл". 1928 году, "Металл" объединился с заводом "Восход" и Центральными сельскохозяйственными мастерскими. На их базе было образовано довольно крупное предприятие — завод 'Коммунар', который стал осваивать выпуск комбинированных циркулярных и гонторезных станков, насосов для крахмальной промышленности, трансмиссионного оборудования, камнедробилок и бетономешалок. Ну а в 1934 он был переименован в завод имени Кирова, заодно освоив выпуск и металлообрабатывающих станков. Правда, во время бомбежек в июне завод сильно пострадал, но потом немцы согнали много населения и восстановили цеха и даже попытались запустить производство. Мы присматривались прежде всего к производству протяжных станков, а также подумывали над мощностями по гидравлическим механизмам — сейчас тут строительная техника работала в основном с тросовым приводом, который был довольно неудобным в плане обслуживания и не таким уж производительным, а я к тому же помнил по своему времени, что в основном техника работала уже на гидравлике — и была мысль запустить тут производство именно гидравлических приводов, прежде всего для строительной и сельхозтехники.
Это я перечислил только станкостроительные заводы, хотя тут было и много металлообрабатывающих — например, железнодорожными делами занимался вагоноремонтный завод, которые ремонтировал и восстанавливал сотни вагонов в год.
Впрочем, и другие современные отрасли тут уже развивались. Так, в городе находился радиозавод имени Молотова, который был построен в 1940 на базе лесопильно-деревообделочного производства 'Деревообделочник' — оборудование для производства радиоаппаратурной начинки было перевезено с вильнюсского завода 'Электрит', а вот корпуса радиоприемников тогда были деревянными и составляли до четверти стоимости радиоприемников, поэтому такое странное на мой взгляд решение было более чем оправданным. В сороковом завод за два месяца уже выпустил более четырехсот приемников, а к июню 1941го — уже 13 500 приемников, с дальнейшим ростом производства — производительность была рассчитана на 54 тысячи приемников в год, также завод мог производить усилители мощности, микрофоны и мегафоны, аппаратуру для кинотеатров и конференц-залов. Немцы возобновили производство — аппараты выпускались под маркой Radiofabrik Minsk, а также организовали на заводе ремонт своей аппаратуры — только на складе мы насчитали более тысячи немецких радиостанций — уже готовых либо ожидающих ремонта. Этот завод стал весомой прибавкой к нашим мощностям по производству радиотехники, прежде всего — радиостанций. А вот на немецкой армии потеря такого мощного ремонтного производства и большого количества радиостанций сказывалась еще несколько месяцев.
Развивалось в Минске и строительство — одних только кирпичных заводов в Минске было шесть штук — часть появились еще до Революции и потом были реконструированы, часть построены за годы пятилеток — эти уже строились как механизированные кирпичные комбинаты с производительностью 40 миллионов штук кирпича в год. Сорок миллионов. Со своими узкоколейками, кузнями, экскаваторами, прессами, камерными сушилками и кольцевыми печами для обжига. Работал тут до войны и стеѓкольный завод — а для нас каждый стекольный завод означал не только производство оконного стекла, но и стекловолокна — надо было срочно развивать самолетостроение, тем более что раз уж тут до войны строили такой завод.
Естественно, такой крупный город не обошелся и без предприятия легкой и пищевой промышленности. Тут были трикотажная и галантерейная фабрики, тонкосуконный комбинат, швейная фабрика, щеточная фабрика имени Крупской, обойная фабрика, обувная фабрика им. Кагановича, кожевенный завод 'Большевик', на котором было создано хромовое производство, производство цветного кожтовара, на заводе были машинный зал и база кожевенного сырья, построен клееварных цех, пущен локомобиль "Вольфа", который снабжал завод паром и электрической энергией, появился первый гидропресс. И множеству других, более мелких предприятий.
Пищепром был представлен такими крупными предприятиями, как кондитерская фабрика 'Коммунарка', Минская колбасная фабрика, пивзавод 'Беларусь', крахмальный завод, молочный завод. Работало тут и несколько хлебозаводов. Казалось бы — что там хлебозавод ? Пеки себе хлеб и пеки. А дело-то важное, позволяющее экономить много человеко-часов на выпечку хлеба. Так, хлебозавод 'Автомат', введенный в строй в 1940 — это высокомеханизированное предприятие, которое выпускало до ста тонн хлебобулочных изделий в сутки — то есть кормили хлебом более ста тысяч человек. При числе рабочих в пару сотен. Другое предприятие — Минский хлебозавод ? 1, который организован в 1927 на базе пекарен — на 50 тонн в день, причем немцы уже обновили его — установили немецкую печь марки Werner & Pfleiderer. Правда, подполье организовало передачу изготовленного здесь хлеба партизанам и в минское гетто.
По части минского гетто можно сказать только одно — фрицы — уроды. Технически грамотная нация технически устроила на земле сущий ад.
ГЛАВА 59.
Немцы устроили в Минске аж три гетто — одно, большое, где содержались большинство евреев Минска и окрестностей. Еще одно — в районе радиозавода — на нем содержали рабочих радиозавода из числа евреев. И третье гетто — для иностранных евреев. В большом гетто было до восьмидесяти тысяч человек — и это на площади всего два квадратных километра. Скученность, антисанитария, постоянные эпидемии — немцы быстро смекнули, что так инфекции чего доброго пойдут и наружу, поэтому вскоре разрешили открыть на территории гетто две больницы. Но такое 'человеколюбие' вовсе не мешало им уничтожать евреев. Наиболее массовые убийства произошли в августе, ноябре сорок первого и январе сорок второго — тогда было убито более пятидесяти тысяч человек — частью в самом гетто, частью — в лагере смерти Малый Тростенец под Минском. Естественно, евреи не ждали смиренно своей участи — в гетто были созданы десятки укрытий, организовано подполье, которое добывало еду и оружие, проводило диверсии, выводило людей в леса, к партизанам. Действовали они совместно с городским подпольем, которое образовалось сразу же после оккупации.
Помимо уничтожения немцы накладывали на гетто и контрибуции — сначала два миллиона рублей, двести килограммов серебра и десять килограммов золота, затем — пятьдесят килограммов золота и серебра. Евреев убивали и выдаивали, выдаивали и убивали. И при этом заставляли работать на себя. Гетто у радиозавода немцы пока не трогали — евреи были значительной трудовой силой, которая могла работать на заводе и которая оказалась в полностью безвыходном положении — русских и белорусов немцы в гетто пока не загоняли, опасаясь сразу закручивать гайки — партизаны и подпольщики и так доставляли им много ущерба. В третье гетто — для иностранцев — стали привозить евреев из Европы — Германии, Чехии — видимо, собирались уничтожать их тут, чтобы не травмировать их бывших соседей. Наряду с самими немцами охраной и уничтожением занимались литовцы и латыши — 2й литовский охранный батальон и латышская рота при СД. Вот их-то освобожденные нами евреи порвали всех. Размесили в кровавую кашу. Как и эсэсовцев, что подвернулись им под руку. Мы даже не препятствовали такому самосуду — отчасти потому, что надо было дать людям выплеснуть злобу, отчасти — просто без стрельбы бы не удалось отбить этих полицаев. Так что нафиг надо из-за этих уродов стрелять в своих же людей.
