2.
Реутов на встречу не пришел. По правде говоря, означать это могло, все что угодно, но Илья делать поспешные выводы не стал. В конце концов, он Вадиму свою помощь предложил, и теперь уже Реутов должен был решить, воспользоваться ею или нет. Могло, разумеется, случиться и так, что сегодня он просто не смог прийти. Дело, как говорится, житейское. Тем более в Реутовских обстоятельствах. На такой случай Илья, собственно, и назначил не один, а два вечера.
"А надо было, наверное, три... Но время, время где, мать их всех, взять?!" — И Караваев совсем решил уже уйти из пивной, но в десятичасовых новостях центрального телевидения, которые он смотрел на экране вычислителя, появилось сообщение о перестрелке в одном из столичных ресторанов. Оно бы и ладно. Перестрелка, и перестрелка. Такое могло случиться в любом крупном городе, но журналист, комментировавший сообщение, упомянул, что по непроверенным данным офицером, оказавшим вооруженный отпор бандитам, был не кто иной, как генерал от кавалерии Спиридон Макарович Шуг. Остальное Илья мог сообразить и сам. В случайности подобного рода он, разумеется, не верил и, зная то, чего не знали ни журналист, ни его аудитория, моментально представил себе, что там произошло на самом деле. Во всяком случае он понял главное. Скорее всего, девочка эта шикарная, за которой ухаживал Реутов, потащила его за помощью к своему всесильному папеньке, а там их, соответственно, ждали. Однако если бы Реутова в той перестрелке положили или захватили, об этом не преминули бы сообщить, раз уж назвали имя генерала. Вадим ведь, наверняка, был там не один, а с генеральской дочкой. К тому же он по-прежнему числился в пропавших без вести. Следовательно, Вадик снова ушел, и это Караваева как раз нисколько не удивило. Если Реутов был сейчас хотя бы вполовину так хорош, как тридцать лет назад, — а, судя по тому, как он "соскочил" с баржи, так оно и обстояло — взять его будет совсем не просто.
Впрочем, Илья понял и кое-что еще. Положение Реутова хуже некуда, и, значит, не получив помощи от Шуга, он, наверняка, придет искать ее у Караваева. Вот только успеет ли до завтра?
"А что если не успеет? Иди его потом ищи, нелегала!"
Но пока это была всего лишь вероятность, а не свершившийся факт. И, следовательно, беспокоиться об этом не следовало.
"Значит, завтра", — решил Илья и, расплатившись, вышел из пивной.
На улице накрапывал мелкий дождик, но это оказалось даже к стати. Мало прохожих, плохая видимость, и, следовательно, никто не разглядит и не запомнит одинокого мужчину в кепке, вышедшего на пустынную улицу из ресторана в начале одиннадцатого. А от камеры уличного наблюдения Илья прикрылся рукой, как бы защищая от ветра и дождя слабый огонек зажигалки.
На душе было пасмурно. Там тоже накрапывал мелкий унылый дождь. Но дело было, разумеется, не в Реутове и связанных с ним проблемах. Просто сейчас Илье очень хотелось повидаться с Зоей и, возможно, даже провести с ней ночь, но делать это не стоило по многим причинам, и он это хорошо понимал. Однако как это ни удивительно еще больше ему хотелось увидеть Веронику, по которой — вот уж никогда такого от себя не ожидал — он успел соскучиться. Повидаться ... погладить по головке, поговорить о чем-нибудь, почитать книжку, поиграть, в конце концов. И от невозможности это сделать, Илья расстроился даже больше, чем оттого, что будет и в эту ночь спать один.
3.
Как и договаривались, Лили подобрали на Завальной-Кольцевой. Однако, едва увидев женщину, ожидавшую их на улице, у закрытого на ночь книжного магазина, Реутов почувствовал, как у него физически сжимается сердце. Тут, что называется, к доктору не ходи, сразу видно, что у "госпожи Казареевой" случились немалые неприятности, причем такого сорта, что скрыть это от окружающих она не могла или не умела, что, в принципе, одно и то же. Лилиан выглядела так, что первым делом в голове у Вадима мелькнула известная фраза про то, что краше в гроб кладут, а уже потом он задумался о причинах такого ее состояния. Лилиан была смертельно бледна, вокруг глаз — черные круги, а сами глаза — красные, как будто она полдня проревела.
"А что, если и в самом деле?" — Мысль эта Реутову вовсе не понравилась, так как слез он от Лили ожидал в последнюю очередь. Скорее уж от себя. Однако, судя по всему, он ее просто плохо знал, или ситуация была еще хуже, чем они предполагали. Но куда уж хуже того, что случилось сегодня с ними самими, Вадим просто вообразить не мог. Фантазии не хватало.
— В посольство нам нельзя, — сказала Лили, устраиваясь на заднем сиденье рядом с Полиной. — И вообще ни к одному аргентинскому представительству не приближаться. Поехали!
— А теперь поподробнее, пожалуйста, — попросил Давид, трогая с места.
— Посольство обложено, — сообщила Лилиан, закуривая. Голос ее не дрожал, но звучал напряженно. — Нас там ждут. — Она замолчала на мгновение, затягиваясь, выдохнула дым и продолжила тем же несколько искусственным тоном: — Я связалась с Робертом.
— Правильно сделала, — кивнул Давид, не оборачиваясь. Вот его голос, как тут же отметил Вадим, ничуть не изменился.
— Роберт сказал буквально следующее. Нами, тобой и мной, интересуются не только русские. Поэтому в Буэнос-Айрес нам, в любом случае, пока нельзя. Он сказал, ситуация странная. И это ему очень не нравится. Мне, честно говоря, тоже. Роберт сейчас пытается выяснить, что происходит, но никто ничего не знает или не хочет говорить.
— Так и сказал? — Давид спрашивал таким тоном, как если бы разговор шел о сущих пустяках, однако проехал мимо указателя на Старую Руссу, и Реутов, заметивший его оплошность, решил деликатно Казареева поправить.
— Ты проскочил поворот, — сказал он максимально нейтральным тоном. — Но не страшно, развернешься ...
— Так и ...— одновременно с ним начала Лили.
— Нам надо заскочить в одно место, — перебил их обоих Давид. — А оттуда уже прямиком на Руссу.
— Что за место? — удивился Реутов, на мгновение даже забыв, о каких ужасах рассказывала Лилиан.
— Увидишь, — отмахнулся Казареев. — Что он еще сказал?
— Сказал, что попытается открыть нам "окно" в Персию или Орду, но это требует времени. А пока рекомендовал держаться подальше от официальных представительств, даже если мы смогли бы прорвать блокаду.
— Понятно. — Давид расстроенным не казался, и Реутов подумал, что или Казареев чего-то в этом роде и ожидал, или им всем, и ему в первую очередь, надо учиться у отставного морского пехотинца самообладанию. Сам он, пожалуй, так говорить сейчас не смог бы.
— Что-то еще? — между тем поинтересовался Давид.
— Да, — подтвердила Лилиан. — Он предложил проверить рессоры.
— Рессоры в порядке, — хмыкнул Давид, а ничего не понявший в этой части разговора Вадим обратил внимание, что они опять оказались в районе сортировочной станции.
— А перевести можно? — спросил он, раздражаясь в душе на этих хреновых конспираторов.
— Можно и перевести, — как ни в чем не бывало откликнулся Давид, въезжая в лабиринт улиц, образованных складскими помещениями, гаражами и какими-то отнюдь не процветающими, если судить по вывескам и проржавевшим металлическим щитам, закрывавшими на ночь двери и окна, конторами и магазинами. — У нас в запасе есть несколько нелегальных контактов. Сам понимаешь, большой бизнес. И один из этих контактов я как раз сегодня задействовал. Как в воду глядел. А Роберт ... Роберт — мой заместитель. Я уехал, а он остался на хозяйстве. Вот!
Давид остановил машину около какого-то убогого на вид здания, весь первый этаж которого занимал уже закрытый на ночь, как и абсолютное большинство других "бизнесов", гараж. Улица была совершенно пуста и плохо освещена, особенно в той ее части, где они сейчас находились, но Реутов все-таки смог прочесть слова, выведенные глаголицей на вывеске в форме арки:
"Гостята Титов и сыновья. Ремонт и замена дизельных движителей".
— Вадим, — сказал Казареев, открывая дверцу со своей стороны. — Помоги, пожалуйста.
— О чем речь. — Вадим не знал, какая помощь требуется Давиду, но раз тот попросил, значит, надо.
Он вылез из машины и подошел вместе с Казареевым к железным воротам, перекрывавшим широкую и высокую арку, ведущую, по всей видимости, во двор. Кирпичный дом, покрытый когда-то белой, но потерявшей за долгие годы без ремонта свой первоначальный цвет и облупившейся во многих местах штукатуркой, явно выстроили не позже тридцатых годов. Реутов такие здания видел во многих русских городах. Да и в Петрове — особенно, по окраинам — таких квадратных домов с просторным двором, окруженным с четырех сторон главным корпусом и флигелями, в те годы было построено множество.
Между тем Казареев достал из кармана ключи, по-хозяйски отпер огромный амбарный замок с цепью, намертво связывавшей створки ворот, и повернулся к Реутову:
— Ну взялись!
Вадим не очень хорошо понимал, что и зачем они делают, но от комментариев воздержался и, пожав плечами, взялся за створку со своей стороны. Открывались ворота тяжело и со скрипом, но особо серьезных затруднений, если не считать, конечно, шума на безлюдной ночной улице, не доставили. А шума им, судя по всему, бояться не следовало. Некому оказалось — здесь и сейчас — реагировать на скрип и стон ржавых петель. То ли сторожей в этой части улицы не имелось вовсе, то ли те на такую ерунду внимания не обращали.
За воротами было темно, но Казареев нашел на стене справа от входа прикрепленный на высоте человеческого роста железный ящик, открыл его, и, покопавшись, подсвечивая зажигалкой, внутри, что-то такое там сделал, отчего под аркой сразу же загорелся свет. Прямо перед ними, в широком проезде, ведущем во двор, стоял какой-то грязно-серый и, как сразу показалось Реутову, сильно потрепанный жизнью "Дончак" 85-го года.
— Давай, — сказал Давид, кивая на автомобиль. — Залезай и выводи на улицу, а я заведу сюда нашу. Ключи на сиденье. — Теперь смысл происходящего стал наконец Реутову понятен, но способ, каким они обзавелись новой машиной, заставлял вспомнить о любезных его сердцу и душе "мужских сказках" Локшина. Получался настоящий "шпиёнский" роман. Однако насколько этот "роман" действительно шпионский, Реутов понял только тогда, когда угнанная Давидом машина была заведена на место "Дончака", со всей тщательностью протерта изнутри и снаружи грязной ветошью, найденной тут же во дворе гаража, заставленного разнообразными машинами, свет под аркой выключен, ворота заперты, а занявший место рядом с Вадимом Давид довольным голосом сказал:
— Вот теперь поехали в Руссу. — Реутов на это ничего не ответил, только нажал на газ, а Давид залез в бардачок и достал оттуда бумажный пакет. — Так, — сказал он, вываливая на колени содержимое пакета. — Деньги у нас, конечно, есть, но наличность, как я понимаю, не повредит. А вот и документы ...
Что за нелегальный контакт имелся у отставного генерала аргентинской морской пехоты в столице Русского каганата, Реутов мог только гадать — Давид на эту тему распространяться не стал. Лили тоже. Но факт, помощь он оказал, во-первых, оперативно, а во-вторых, именно ту, которая в сложившихся обстоятельствах была более всего необходима. Нелегалам, а Вадим уже почти смирился с тем, что нежданно-негаданно превратился именно в нелегала — нужны транспорт, деньги и документы. И еще, как ни противно об этом думать, им нужно оружие. Все это они благодаря Давиду и его "нелегальному контакту" и получили. В пакете, оставленном анонимным доброжелателем в бардачке машины, оказались два паспорта — Мурата Ахмаровича Гинатулина и Инги Густавовны Норейко — но, что характерно, с фотографиями Давида и Лилиан, десять тысяч рублей в пятидесяти— и сторублевых потертых купюрах и, разумеется, документы на "Дончак", который, как быстро выяснилось, только выглядел потрепанным. Летел он по пустынным ночным дорогам как "молодой". А на заднем сидении, где разместились сейчас Полина и Лилиан, для беглецов был оставлен большой туристский рюкзак, в котором нашлись, конечно, и незаменимые в дороге литровый термос и набор для пикника, и прочие нужные, а то и необходимые "путешественникам" вещи, вроде мощного фонаря или туристского топорика. Однако этим дело не ограничилось. В рюкзаке оказались и два маленьких, выглядевших едва ли не игрушечными, пистолета-пулемета, вроде тех, что Реутов уже видел сегодня в деле, и несколько пистолетов.
— Эта штука, — сказал Давид, показывая Вадиму во время короткой остановки на пустынном шоссе один из автоматов, — называется пистолет-пулемет "Чекан". Десантный вариант, девять миллиметров, магазин в рукоятке, двадцать штук патронов, приклад подпружиненный. А так ничем особенно и не отличается от "Клевца", с которым ты в ту войну бегал.
— У нас "Булавы" были, — поправил приятеля Вадим, взвешивая автомат в руке. — Семь шестьдесят два со складным прикладом. А "Клевцы" это, в основном, у бронеходчиков и авиаторов ...
— Но принцип-то понятен?
— Принцип понятен, но я бы предпочел пистолет.
Автомат был хорош, спору нет. Компактный — со сложенным прикладом всего сантиметров тридцать в длину, в меру легкий, во всяком случае для руки Вадима, но все равно, в карман такую штуку не засунешь.
— Будет тебе и пистолет, — усмехнулся Давид и, вытянув из рюкзака, протянул Вадиму оружие, вложенное в удобную наплечную кобуру. — "Марголин 300" тебя устроит?
— Да я же не знаю всех этих моделей! — возмутился Реутов, который действительно последние тридцать лет оружием совершенно не интересовался.
— А чего тут знать? — Давид вытащил из кобуры довольно внушительных размеров пистолет, чем-то напомнивший Вадиму германский парабеллум последних военных выпусков. — Семь шестьдесят пять, восемь патронов, автомат, предохранитель ... Что-то еще?
— Да нет. — Реутов взял в руку пистолет, нашел взглядом предохранитель, тронул его большим пальцем, как бы примеряясь, потом взвесил в ладони, ощущая, как удобно расположилась в ней рукоять, выщелкнул обойму, осмотрел и, со щелчком вставив обратно, посмотрел на Казареева. — Нормально, но для девушек, я думаю, тяжеловат будет.
— А для дам у нас кое-что другое припасено, — довольно усмехнулся Давид и, как плохой фокусник, ожидающий от зрителей аплодисментов за то, что достал из "пустого" цилиндра целый букет, вынул из рюкзака два маленьких пистолета в замшевых кобурах для скрытого ношения. — "Ас"1, — объявил он торжественно, поднимая пистолеты на ладонях. — Что, разумеется, не есть туз, для тех, кто понимает, а совсем даже наоборот. Маленький, но удаленький ...
#1 Игра на созвучиях. По-английски ace (в северо-аргентинском произношении "ас") — туз, а в некоторых тюркских языках, в том числе и в хазарском, "ас" означает горностай.
— Девять миллиметров, — сказала Полина, протягивая руку за пистолетом. — Семь патронов, автомат.
— Знаком? — искренне удивился Давид, оборачиваясь к девушке.
— Стреляла как-то, — пожала плечами Полина. — Кучность не очень, но на близкой дистанции ...
— А отдача как? — сразу же заинтересовалась Лили.
