Дьявол начинает и... Общий файл

— Прости. Мы не из-за того, что он чужак, наподдать ему решили. Он просто подлость одну сделал. Так оставить это мы не могли!

— Ладно, поняла я, — Софа улыбнулась. — Иди уже. Догоняй своих. Главное еще с кем своего подлеца не перепутайте.

— Да, конечно, — парень посмотрел по сторонам. — Слушай, а ты не видела, куда они пошли?

— Вроде туда, — не слишком уверено протянула Софа, указывая вправо, — Но я точно не видела.

— Ну, и ладно тогда. Кстати, я — Геран. А ты... Софа, да?

— Точно. Ты же еще в самом начале меня узнал, — девушка улыбнулась. — Про Анисью вспоминал.

— Раскусила ты меня, — Геран цокнул языком. — Не хочешь берегом пройтись? Все одно друзей моих уже не сыщешь. И не вечно же здесь сидеть!

— Давай!

Время пролетело незаметно. Геран знал множество забавных историй, которые то и дело пускал в ход. Софа смеялась, порой начинала подыгрывать новому знакомому или просто с упоением слушала новую басню.

Очнулась девушка, только когда солнце село, погрузив Кислицы во тьму. Геран довел новую знакомую до дома, в шутку чмокнул в щеку, проговорив:

— Знаешь, а я рад, что днем мы ошиблись. Иначе мы б не познакомились никогда.

— Все, что Господь не делает, к лучшему.

— Да, — лицо Герана немного потускнело, будто потухло, как огарок свечи. — Да, все к лучшему!

Софа быстро зашла в дом, стараясь не побеспокоить Анисью. Зажигать свечу не стала. Разделась в темноте, оставшись в одной сорочке, да с улыбкой на лице залезла под теплое одеяло, даже не подумав, что это был первый вечер, когда она ни разу не вспоминала о Реме.

Кто знает, была бы она так счастлива, если бы видела, какой взгляд был у Герана, когда он глядел ей вслед. Если бы слышала мысли, бродившие в его голове: "Господь, говоришь... А та ли ты, кто нам нужен, или впрямь кое на кого в ближайшее время стоит открыть охоту? Как знать, как знать..."

* * *

Утро порадовало жителей Кислиц мокрым снегом. Анисья говорила, это хорошая примета, если в первых числах морозца* снег выпадает. Дескать, тогда летом все родит. Но Софе такая погода была в тягость. На девушку снова навалилась тоска. Чтобы хоть чем-то себя занять она взялась за вышивку. Запалила свечу. Хоть и день был на дворе, а в комнате темно, будто бы в сумерках.

Вышивала красной да черной нитью те узоры, что давеча Анисья показывала. Будто бы и улыбалась, глядя, как нить ложиться на ткань, да все одно в сердце взрастали семена тоски, безысходности, о существовании которой еще вчера Софа даже не подозревала.

Внезапно послышался стук, затем еще один. Софа отложила вышивку и подошла к окну. Затем и вовсе накинула доху, шапу и валенки да выскочила наружу.

— Геран?! Что ты здесь делаешь? Иди быстрее сюда, не то заметет!

— Лучше ты выходи. Праздник сегодня. Грех дома сидеть!

— Что за праздник? — удивилась Софа, но все же выскочила наружу.

— Ну, праздник, это я преувеличил. Гость к нам из Немыри заехал. Говорит, путь держит в Каарк, но, как ехал, заблудился. Не в ту сторону свернул и к нам попал. Ну и решил, пока метель, у нас переждать. А потом уже ехать по делам своим. Так вот он умелец великий... Пошли, лучше сама увидишь! — прервал Геран сам себя, хватая Софу за руку. — Не пожалеешь!

Белый цвет резал глаза. Казалось, он повсюду. А ведь еще вчера вокруг была голая земля. Все изменилось так быстро, что Софа даже оглянуться не успела. Так вот и теперь. Маленькие домики, все в снегу, за короткие мгновения сменяли друг дружку. Даже не понять, куда ее Геран ведет.

— Заходи, — внезапно они остановились возле небольшого домика, и Геран сделал приглашающий жест.

Софа потянула на себя ручку и ступила на порог. Следом за ней прошел Геран. Дверь еще не успела захлопнуться за их спинами, как девушка поняла, зачем парень ее пригласил.

Экий снег, какой глубокий!

Лошадь дышит горячо.

Светит месяц одинокий

Через левое плечо.

Пруд окован крепкой бронью,

И отходят от воды

Вправо — крестики вороньи,

Влево — заячьи следы.

— Никогда не слышала ничего подобного, — выдохнула Софа.

— Тише! — Геран приложил палец к Софиным губам. — Клавдий не любит, когда его прерывают.

Ускакали с черноокой

И одни... Чего ж еще? -

Светит месяц одинокий

Через левое плечо.

Неужели на гулянку

С колокольцем под дугой

Понесется в тех же санках

Завтра кто-нибудь другой?

На погост он мельком глянет,

Где ограды да кресты.

Мельком глянет, нас помянет:

Жили-были я и ты!..

И прижмется к черноокой,

И задышит горячо...*

Софа прильнула к груди Герана, слушая чарующую песню. Будто все, о чем поется, взаправду происходило. Да так оно, пожалуй, и было. Белый снег, что все валил и валил с неба, леденеющая вода. И крестики. Красная нить, черная нить...

А затем новая песня. О любви, нежности...

Холодный взгляд любовь таит,

И красота гнетет и дразнит...

Прекрасны волосы твои,

Но одиночество прекрасней.

Изящней рук на свете нет,

Туман зеленых глаз опасен...

В тебе всё — музыка и свет,

Но одиночество, но одиночество,

Но одиночество прекрасней.

Не видеть добрых глаз твоих -

Нет для меня страшнее казни.

Мои печали на двоих,

Но одиночество прекрасней.

Твоих речей виолончель

Во мне всегда звучит, не гаснет...

С тобою быть — вот жизни цель,

Но одиночество, но одиночество...*

— Я... — Софа не договорила. Геран накрыл ее губы своими губами. Прижал к себе. Сначала нежно, будто перед ним хрупкий цветок, что может растерять свои лепестки от одного прикосновения. Затем с все возрастающей страстью, притягивая к себе с такой силой, будто от этого зависела жизнь. Еще один вздох.

— Я люблю тебя...

* * *

— Геран? — она заметила его на торжище, попыталась пробиться поближе. Но толпа с легкостью оттеснила Софу от цели, запутала, выбросила за торговые ряды.

Настал новый день, принеся с собой яркое солнце и сильный ветер, что за несколько часов разогнал снежные тучи. Свет прогнал мрак, неизвестность, когда снег заносит и без того едва видимые тропы, не дает увидеть, что впереди.

Жаль только, в душу Софы ясность не прошла. Вчера ей казалось, она любит Герана. Вот так, за два коротких дня. Казалось, его поцелуи означают нечто важное. А сегодня... Сегодня он даже не поглядел в ее сторону.

Возможно, ей все приснилось, или околдовала чарующая музыка, лишила рассудка, внушила-то, чего на самом деле и в помине не было.

Весь день девушка проходила с тоской в глазах, с печатью грусти, что ходит рука об руку с любовью. Анисья видела, что с ее внучкой, как она называла Софью, что-то происходит, но не вмешивалась. Знала, может только навредить.

Успокоение не снизошло на Софу до самого вечера, когда она направилась на площадь. Это был воскресный вечер. Вечер, когда мир Сорины должны были покинуть очередные прислужницы Дьявола. На площади все село должно было собраться. Вот и Софе, скрепя сердце, приходилось идти.

Горе тем, кто не почтит своим присутствием изгнание ведьм. И пусть каждый раз на таком костре Софа видела, как погибает ее мать, как над площадью раздаются последние слова Марты: "Беги!", как Карим смотрит ей самой в глаза и кричит: "Быстрее! Схватите ее! Она ведьма!".

Софа шла вперед с ненавистью, с отчаянием, с покорностью судьбе. Каждый раз, будто ее саму ведут на костер. Будто приговор карателя все еще висит над ней: "Она ведьма! Она..."

— Софа?! — внезапно кто-то коснулся ее руки. — Весь день тебя ищу.

— Я тебя тоже. Геран, послушай, то, что вчера произошло, это все было не на самом деле. Всему виной музыка. Я бы не хотела, чтобы ты чувствовал себя обязанным...

— Обязанным? — прервал он ее донельзя удивленным голосом. — О чем это ты? Все, что я говорил вчера, правда. Я люблю тебя. Полюбил в ту минуту, когда увидел. Неужели ты не чувствуешь того же?

— Чувствую. Я просто боялась, что это неправда, что это...

— Тише, — внезапно он обнял ее, нежно поцеловал в макушку. — Теперь все хорошо. Мы будем вместе. Обязательно. А сейчас поспешим. Осталось мало времени.

Они успели. Вот только, к счастью ли? Каратель поднес факел к единственной сегодняшней жертве. Долго смотрел девушке в глаза, а затем резко бросил факел в поленья. Столб вспыхнул.

Софа впилась зубами в губы, чтобы не закричать вместе с жертвой, попыталась отвернуться, закрыть глаза. А лишь только огонь погас, бросилась прочь. На околицу. Туда, где нет никого, где можно выплакаться, прийти в себя.

— Стой! Да остановись же ты! — Геран нагнал ее у пустошей, схватил за руку. — Что с тобой?

— Что со мной? — страшная картина все еще стояла у Софы перед глазами. Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от воспоминаний. — Ничего. Я просто, наконец, осознала: не быть нам вместе.

— Но почему? — казалось, Геран задыхается. — Что случилось за этот час, что ты передумала?

— Не важно!

— Я должен знать! — он с силой сжал ей руку, причиняя боль. — Ответь!

— Ответить? — бездумно повторила она, а затем громко расхохоталась. — Ладно, слушай, если невмоготу. Я ведьма!

Глава 20. Горькая правда. Сладкая ложь

997 год по местному летоисчислению. За 3 года до заключения пари...

— Выходишь замуж? — лицо Рема казалось странно спокойным. Будто это навечно застывшая маска, а не человеческий лик. Только глаза и расширились.

— Да! — Софа улыбалась, обнажая белоснежные зубы. — Я и представить себе не могла... — она резко прервалась и с внезапно появившимся беспокойством взглянула на Рема. — Что-то не так? Ты не хочешь поздравить меня? Сказать... Сказать хоть что-то!

— Сказать... — Рем резко мотнул головой. — Конечно, я рад. Безумно рад за тебя, сестренка. Просто удивила ты меня сильно. Вот и слова не мог вымолвить.

— Что ж тут удивительного? — Софа, как в далеком детстве, заморгала длинными ресницами. — Неужто, не могу я замуж выйти? Что во мне не так? Личиком не удалась или пузо у меня во? — девушка руками показала воображаемый живот.

— Можешь, разве ж я запрещаю? — Рем взял шутливый тон, но глаза парня продолжали смотреть холодно, с затаенной болью. — Просто время как-то уж слишком быстро прошло. Вроде, только недавно детьми были, а теперь ты уже сватов на пороге ждешь.

Софа рассмеялась. Весело, заразительно, так и приглашая Рема к ней присоединиться. Да только собеседнику было не до смеха. Слишком уж внезапной была новость. Будто острый стилет, что в одно мгновение извлекли из широкого рукава и всадили в ничего не подозревающую жертву.

— Знаешь, а в селе, наоборот, болтали, что я в девках засиделась. Только Анисья да ты другое твердили. Ну, еще Мирта — соседка наша новая. Только с месяц назад они с мужем переехали. Как поженились, так им родители дом выстроили, чтобы не тесно было молодоженам со стариками жить. Так вот, Мирта почему-то считала, что мы с тобой жених и невеста. Прямо как в песне: "Тили-тити-тесто, жених и невеста", — весело пропела девчонка

— Странно, — голос Рема казался деревянным, насквозь фальшивым. — И откуда только она это взяла?

— А откуда слухи растут? — Софа пожала плечами. — Надо же кумушкам о чем-то посудачить. А правда... Да кто знает, что есть правда? Пошли уже, — она потянула парня за собой. — К чему здесь-то стоять?

Рем позволил себя увести, совсем не препятствуя Софе. Ни словом, ни жестом. Только и бросил последний взгляд на ребят, что разгружали с лодки остатки снеди.

Кресктений подмигнул товарищу, кивнул на Софу и поднял большой палец. Рем не ответил. Развернулся и пошел прочь. А заговорил вновь, только когда увидел первые халупы крестьян — самых бедных из тех, что жили в селе.

— Познакомишь ли ты меня со своим избранником?

— А ты как думаешь?! Тебе Геран понравится. Обещаю! Он такой... Представляешь, он не считает меня ведьмой!

— С чего ему считать... — договорить Рем не успел, вновь начала Софа:

— Я ведь ему рассказала, что Большицах произошло. Так и сказала: "Я ведьма!"...

— О чем ты? Какая ты — ведьма?! — Геран попытался схватить Софу за руку, но не преуспел.

Девушка отскочила в сторону, будто испуганная лань, сцепила зубы, пытаясь не разрыдаться.

— Самая настоящая!

— Да что за глупость к тебе в голову забрела?! — Геран уже не пытался взять Софу за руку, обнять. Просто смотрел на нее, не отрываясь. — Как же, ведьма ты! С чего это ты взяла?

— Не все ли равно?!

— Для меня — нет! Я хочу быть с тобой и не понимаю, почему ты мне отказываешь. Если какой-то чурбан от злости своей обозвал тебя ведьмой, это ничего не значит!

— Но каратели говорят, каждое слово... Как его... — девушка задумалась, опустив голову наземь. — Слово еще так заморское. Какой-то мудрец так говорил... Вспомнила! Слова материальны. Если сказал, значит, так и есть!

— Что так и есть? Дурень какой солгал или сам выдумал, а его сразу в мудрецы записали. Зачем заморских-то мудрецов слушать? Им лишь бы говорить! Да и тебе... — Геран помолчал. — Если не хочешь быть со мной, так и скажи!

— Я хочу! — Софа осторожно коснулась руки любимого. — Да дело и не в одном дурачке. Меня с детства ведьмой кликали. В родном селе — в Большицах. Мальчишки меня и утопить пытались, и драться начинали, и чего только не делали. А потом... Мне еще и восьми не было, как мою мать на костре сожгли. Как ведьму. Помню огонь, помню Карима с факелом в руке, помню десятки людей. До того мне казалось, я знаю, кто они — друзья, которые помогут с едой в студеную зиму, когда уже, словно медведь, готов сосать лапу от голода. Довезут до торжища в воскресное утро, купят товар-другой с маминого прилавка... В тот день... В ту ночь... Они все были там. Называли мать ведьмой. Смеялись, ненавидели и в то же время боялись. До безумия, до мокрых портков, до...

Геран внезапно подался вперед и обнял Софу, прижал ее мокрое лицо к своей рубахе.

— Тише, тише... Успокойся. Все уже прошло. Не вернется больше. Тот костер в прошлом.

— В прошлом? — Софа горько улыбнулась. — Никогда не оставлю я его в прошлом. Ведь каждое воскресенье меня ждет новое пламя. Кроваво-красные языки, охочие до смерти, мучений, корчившиеся ведьмы и людской гул. А еще крик матери, что все еще звучит в ушах: "Беги!" И я бегу...

— И что Геран? — выслушав рассказ, спросил Рем.

— Он принял меня такой, какая я есть. Сказал, что будет любить меня, кем бы я не оказалась.

— Хороший парень. И впрямь любит тебя.

— Веришь, я сама не ждала! Не знаю, зачем тогда рот открыла. Ведь обещала себе сотни раз забыть о Большицах, о матери. И не выходит!

— Не думаю, что это можно забыть. Отца, мать... Карима! — Рем непроизвольно сжал руки в кулаки. — Когда-нибудь я отомщу!

— Может, он и сам уже умер. Некому мстить. Да и если жив, ему Господь отплатит. Как, впрочем, и нам всем. За грехи. А потому, мстить — только кару к себе призывать.