Зверь Лютый. Книга 17. Пристрелочник

Присутствующие зачаровано рассматривали процарапанную моим дрыном по склону на макете канавку и тяжко соображали — а почему ж мы сами до этого не додумались? Ведь все всё видят! Сквозняк на обрыве даже шапки срывает. Что высокая труба даёт сильный жар — знают. А вот собрать вместе...

На территории Советского Союза была 21 труба высотой 320-330 метров, начиная с Углегорской и Запорожской ГРЭС.

Нам такое не по зубам, тут и до "трубы Анаконды" не дотянуть:

"Кирпичная дымовая труба высотой 178,3 метров стоит на бетонном фундаменте. Внутренний диаметр — от 23 метров в основании до 18 метров в верхней части. Толщина стен — снизу вверх от 180 до 60 сантиметров. Предназначалась для отвода газов из многочисленных печей для обжига медной руды. За счёт естественной тяги способна выбрасывать в атмосферу до ста тысяч кубометров газов в минуту".

"За счёт естественной тяги"... У меня чуть другой подход. "Естественная тяга" образуется из-за разницы температуры воздуха в самой печке и на вершине трубы. У меня — не "Анаконда". Ростом будет раза в полтора меньше, диаметром... на порядок. Ну и пусть будет она тянуть не сто тысяч кубов в минуту, а 10 — в секунду. А теперь сравните этот объём хоть — с кузнечными мехами, хоть — с моим вентилятором.

На эту, "естественную" тягу накладывается... "неестественная" — восходящие потоки воздуха, возникающие при движении воздушных масс вблизи перепадов рельефа. Западные ветра здесь достаточно часты. Как развернуть в устье печки северные и южные — понятно. Восточные... "Пролетая над Череповцом, посылая всех к такой-то матери..." — в смысле: создавая разряжение у вершины трубы... Вот в штиль — придётся ограничиться "естественным".

Мелочь мелкая, локальная деталь рельефа — Дятловы горы. Но позволяет не "воздвигать" трубу, а "тянуть" по склону. Построить "Анаконду" до 20 в. — невозможно. Башни Кёльнского собора в 157 м. — 1880 год. Высота купола собора Святого Петра в Риме — 136 м. Но нужно предварительно и сам собор построить! А здесь...

Имеем прогресс в концентрированном виде! Разница — в семьсот лет.

Потому, что увидел то, что не то что перед носом лежит — торчмя торчит и свет божий застит! Стену берегового обрыва. Препятствие, неудобство. Которое можно превратить в редкое преимущество, в основу для технологического скачка в области производства новых материалов.

А мы, хомо советикусы, такие! Наша соображалка — самая соображальная! Потому как выращены, вскормлены, вспоены — не с шеломов богатырских и концов копий вострых, а в условиях всеобщего дефицита и тотального равенства. Когда и украсть-то было не у кого. Приходилось самим изобретать, приспосабливать и уелбантуривать.

Развился такой... пазло-образный взгляд на мир. Типа: вот — пазл, вот — дырка в нём. Где-то в мире, возможно, есть фишка для этой дырки. Но сыскать её невозможно. А нет ли у нас в хозяйстве чего-нибудь похожего? Не по назначению — этого-то точно нет. А вот по очертаниям... или присущим свойствам... или если обпилить... или к одной, совершенно не из этой оперы, хрени пришпандорить другую, совсем не из балета, но в совокупности... Высочайший уровень распознавания образов! И — поиска новых смыслов.

Это вам не модельки кораблей-самолётов собирать из заранее заготовленных и пронумерованных дощечек! Это такой... полёт мысли и разгул фантазии!

Так, чисто к слову: вы когда-нибудь аккумуляторы через катушку Теслы заряжали? Покручивая пальчиком битые СД-диски с наклеенными магнитиками? 1.5 ампер-часа за 5 минут. "Кулибин" так и сказал:

— Дык... эта... энергию с эфиру тянет... Не, не продам. Жить пока хочется. А то все, понимаешь, кто по Тесле дармовую энергию качал... нехорошо умерли.

* * *

— Эта... ну... дозволь спросить. (Опять тот же мужик из новосёлов лезет. Уже лучше — спрашивает разрешения).

— Господин воевода.

— А? Чего? Кто?

— Когда говорить со мной надумал: продумай сперва слова. Которые ты решил мне сказать. Чтобы не экать-мекать. Твои "эта, ну" — моего времени перевод. Я тебе сказал. Если ты с одного раза не понял — вот, как раз на кирпичи и пойдёшь. А ко мне обращаясь, не забывай добавить — "господин воевода". Слушаю.

Мужика аж в багрянец бросило. Как мальчишку отчитали. И хоть бы кто?! Хоть был бы муж добрый, а то сидит... жердина плешивая. В косынке бабской. И ведь с остальными-то — запросто, без величания...

Только остальные — со мной уж не первый год. Ты, дядя, дорасти, докажи. А что ты муж бывалый... я и так вижу. Но — не мой. Пока.

— Эгх. Вот показал ты нынце, господин воевода всеволжский, как надобно строить город. Умно показал, замысловато. Поверху, говоришь, строить, по горам. Этой, как же её... пара болой. Вот мужи добрые, не скудоумные, рядили-судили — как воды-то на горах взять. И тут ты указал: строить, де, водоводную машину. И гляжу я — всё-то у тебя для того есть, и мастера всякие, и железа-причиндалы. А цего нет — вон, мастер есть — сделает.

Так. Интересно. Чего я не учёл?

— Всё б хорошо, да только одна беда-бедёнышка осталося. Вот порастут от начала, как в мысовых городах, посады. Усами по бережкам. А после придут злыдни-вороги. Да усы-то и попалят-пообрубают. Тебе-то ницо, у тя и своих-то усов нема. А людям — муцение да разорение. А с того муки да погибели людям русским придут, что нарисовал-то ты красиво, а вот стены крепостной, защитительной — не нарисовал. Хоть бы и вся артеля тутошняя кирпичи пець стала, рвы копать да палисады ставить, а стену тебе не построить, не оборонить тебе людей простых от злых находников. А мне голова моя — дорога. Сидеть-поджидать, покуда сюда всякие душегубы явятця, да всё пожгут-пограбят... Ты уж звиняй, а пойду я с отседова. Господин Воевода Всеволжский.

Мой титул он произнёс с особым выделением голосом, поклонился, одел шапку и двинулся к выходу.

— Постой. Ты спросил — я тебя выслушал. Теперь и ты послушай. Мой ответ. Или ты из тех, кто "сам спросил — сам ответил"? Сядь.

У выхода поднялись и встали плечом к плечу двое молодых парней из моих гридней. Без мечей в руках, но в доспехах на плечах.

Тишина да покой. До первого слова. Никакой вражды. До первого удара.

Дядя фыркнул, хмыкнул, крутанул головой. Вернулся на своё место. Потом вспомнил где он и сдёрнул шапку.

* * *

Я уже говорил, что вопрос обеспечения внешней безопасности для средневекового поселения — из самых важнейших. Посмотрите на средневековые города Италии: Сан-Марино, Бергамо. Аль-Касаба в Малаге, Гранада... Безопасность, выражающаяся, прежде всего, в размещении поселения на вершине неприступной скалы, перевешивает все аргументы удобства, снабжения.

Или ты живёшь, пусть и неудобно, или ты не живёшь вообще.

В равнинных местностях, где отдельно стоящие скалы — редкость, их пытаются заменить мощными крепостными стенами. Я уже вспоминал цитадель Биляра со стенами в 10 метров толщины. Всё возможные варианты локальных "китайских стен" реализуются в Средневековье и Древнем Мире. Длинные земляные валы поперёк Ютланда, валы в Англии — от саксов, наши "Змеевы" — от степняков, большое W поперёк крутого горного склона стен Великого Стона для защиты 18 соляных бассейнов в Далмации... И в то же время — долгое отсутствие крепостных стен в Древнем Риме, в Александрии Египетской, в Спарте, в Лондоне... Последовательное отмирание городских укреплений в Центральной России в 17-18-19 веках... Повсеместное превращение городских крепостей в музейные экспонаты в 20 веке...

Есть функция — защита населения от внешнего нападения. А чем она достигается — десятиметровыми стенами, "покореньем Крыма" или мобильными комплексами ПВО...

"Зачем Спарте стены, если у неё есть доблесть её сыновей?".

Здесь этого не понимают. Не понимают вариантности, многообразия способов эффективной защиты.

Крепостная стена? Должна быть! — А зачем? — А как же без неё?! Это ж город! Должна быть огорода.

— Тебя как звать-то, мил человек?

— Самородом кличут. А цто?

По публике прошёлся смешок. Остряки мгновенно сформулировали какие-то вариации по теме "Конька-горбунка", точнее — прототипов и предвестников сказки Ершова. И упомянутых там трёх братьев:

"Средний был гермафродит:

Сам и трахнет, и родит".

Словечки мои ребятишки подбирают несколько иные. Ещё веселее получается. Смысл имени Самород... неоднозначен.

А вот это уже лишнее — пантомимически изображать процесс самозарождения Саморода. Выразительно получается — у паренька явные актёрские способности. Надо к нему присмотреться. То ли — в скоморохи определить, то ли — в спецагенты. Но сейчас... Хватит мужика дразнить. Хватит, я сказал!

— Давай-ка, Самород, малость подумаем. Вообрази: вот сидим мы тут с тобой, разговоры разговариваем, квасок попиваем. Тут, откуда не возьмись, прилетело зае... Мда. Влетают вон в ту дверь... поганые... Кто у нас ныне поганые? А, кипчаки. Ну, мы с тобой — робяты бывалые, не спужалися, не растерялися. Вынули ножики свои острые, да и зарезали наглецов поганских. Вот прям тут. И под стол кинули. Вон, лежат-валяются. Так аль нет? Вообразил? Представил?

* * *

Задача, поставленная Татьяной в её письме к Онегину:

"Вообрази...!"

для большинства людей, особенно из числа мужеского пола, является неразрешимой и чрезмерной. Нет, если уточнить:

"Вообрази: я здесь одна..."

То можно услышать реакцию:

— О? Совсем?! А муж твой где? А когда вернётся? А что на тебе надето?

А если и продолжить:

"Никто меня не понимает,

Рассудок мой изнемогает..."

В ответ раздастся:

— Счас-счас! Полечим-поправим-поймём! Только в "Гастроном" заскочу и сразу уже...

Увы, и я — не Татьяна, и Самород — герой не моего романа. Моё "вообрази" относится к гипотетическому боестолкновению. А с воображалкой здесь... Царство божье представляют легко и во всех подробностях, а вот зарезанных и под стол кинутых степняков...

* * *

Самород крепко ухватил свой нож за рукоятку, ошалело переводил взгляд с меня на ребят у двери.

— Дык... ну... не... да ну тебя! Какие поганые?! Нет же ж никого!

— А ты — вообрази. Типа: а вдруг? У меня, к примеру, сразу возникает вопрос. Вон к тем ребятам у входа. А чего ж вы, добры молодцы, поганых через порог пустили, во дворе не зарезали? Ведь на дворе-то, пожалуй, получше поганых резать, нежели в дому. Ты как думаешь, Самород?

— Эта... ну... воевода всеволжский... Ну! Тама — лучшее! Тама их надо! Цтобы и подойти к балагану не могли! Как увидел — так и режь! Всех их с... нах...!

Коллеги, помните об особенностях проведения умственных экспериментов в среде аборигенов: они с большим трудом представляют себе гипотетическую ситуацию. Но когда представили — начинают вести себя вполне по ней. "Вживаются в образ". Говорят слова, совершают движения... совершенно органически. Самород хоть клинок не вытаскивает. Но и рукоять не отпускает. "Актёрский зажим".

— Видишь, Самород, как всё просто: увидел врага — зарежь его. Ребята мои — парни правильные, режут хорошо. Ты им только покажи. Зачем для этого "покажи" — крепостную стену городить?

— Э... ну... воевода всеволжский... да... Дык сверху же — дальше видать-то! Они со стены глядь! — Вороги! И давай их...

— Согласен. Насчёт "давай их". А стена-то зачем? Залез человек на сосну и глядит. И много дальше, чем со стены.

Самород уже успокоился. Ему было стыдно, что он запереживался попусту, из-за — "вообрази". Неуверенно и несколько озлоблено посматривал на меня, на насмешливые, преимущественно молодые, безбородые лица вокруг. Но и остальным тоже надо напомнить. А то, может, и позабыли, чего хорошенького мы устроили в Рябиновской вотчине:

— На Угре мы поставили наблюдательные вышки вдоль реки. И просматривали вотчину насквозь. Ни один прохожий-проезжий без нашего ведома пройти не мог. На вышках люди два дела делали: на реку смотрели и сигналы передавали. И здесь сделаем также. Пользу эту вы вчера видели. Когда мурома поганая по Оке бежала.

Вспомнили? Как мы за два часа уже о врагах всё... ну — основное. Уже знали. И имели время подготовиться.

— Фриц, это — первейшее. Дерева для опор выбирать — нынче. Ставить будем... высотой в двадцать сажень. С них на двадцать вёрст видать. В эту сторону, по горам. На ту, на Заволжье да Заочье — вёрст за сорок. Первую — здесь, вторую — на самом верху Дятловых гор, третью — ниже островов на Волге. После — так и пойдём. Через двадцать вёрст — вышка. Но — с учётом местности.

Ну что ты так на меня глядишь, детка? Да не знал я — где мы вышки свои поставим! Вот, три первых места указал, а дальше — они сами. Никто в мире в тот день не знал. Оно — росло. Само. По своей логике, по нашей общей нужде.

Сторожевые вышки известны по всему миру с древности. Сидят в степном порубежье богатыри, смотрят — нет ли ворогов. Углядели — пук сырой соломы запалили, убежали. Дым — сигнал тревоги. Просто же!

Сидели евреи на горах, смотрели на Иерусалим. Как там полыхнуло, так и по всей стране огни побежали — Пейсах пришёл. Что тут не понять?!

Только мне того мало. Дым, огонь... Есть/нет... Один бит информации. Ты мне скажи: сколько врагов, да как вооружены, да откуда идут. Да и про иное скажи: лёг ли снег, сошла ли листва, нет ли пожара, не идут ли гости торговые?

Много чего полезного с вышки можно увидеть. А ещё можно увидеть соседнюю вышку, её сигналы, дальше их передать. Это уже "оптический телеграф" называется.

Я нагружал телеграфистов задачами наблюдения: погода, температура, отлёт птиц, кочёвка зверей... улучшал условия коммуникаций: параболические зеркала, мощные светильники, оптические трубы... старательно повышал уровень подготовки. По ходу дела мы перешли с флажковой азбуки на двоичную.

И мой "паучок", начавшийся с Т-образного перекрёстка, непрерывно рос. К Городцу — ближайшему русскому городу выше по Волге. К устью Клязьмы, к Мурому выше по Оке, по Клязьме к Боголюбову, по Волге к устьям Суры, Ветлуги, к Каме, в Булгар... во все стороны, переплетаясь ветвями... Вновь, как в Рябиновской вотчине, позволяя мне просматривать от края до края всю землю, Русскую и не-Русскую. Свою землю.

— К-куда пойдём? Э... господин Воевода Всеволжский.

Как мужичка-то прижало. Забывает, но вспоминает. Этак, глядишь, и, кроме моего титула, ещё чего полезного запомнит.

Я повернулся к своему рисунку на песке. Провёл кончиком дрючка по Т-образному перекрёстку.

— Куда пойдём? Туда. И туда. И туда. Далеко пойдём. И никто нас не остановит. Или ты, Самород, думаешь, что я свою задницу на эти Дятловы горы затащил да затих? Успокоился-пришипился? Двух вещей не жди от меня: покоя и милости. Службы, трудов тяжких, веселья, пота, крови, славы, дерьма... аж по самые ноздри. А вот чего — нет, того — нет. Вот и решай теперь: или ты со "Зверем Лютым" в одной упряжке потянешь, или... вон бог, вон порог. Твоя воля, мил человек, тебе решать.

Тут бы, по законам жанра, вся аудитория должна встать плечом к плечу и с одухотворёнными лица исполнить что нибудь... типа Интернационала или какого-нибудь иного гос.гимна. С вдохновенно солирующим внезапно прорезавшимся высоким альтом, восторженно-просветлившимся Самородом.