Печать богов

— Н-не знаю, — мелко задрожал послушник.

Ди Вижен оттолкнул бесполезного ведуна. Значит, нет никого, кто объяснил бы толком ситуацию. Полно мелких сошек, нигде не видно командующих стражниками, стекающимися на площадь. Командор снова захотел сплюнуть. Самое время опрашивать свидетелей, но тут сказывалась катастрофическая нехватка кадров. О Всеотец, вместо сбора свидетельских показаний придётся брать на себя командование городской стражей, дружинниками и шляющимися без дела ведунами!

— Стража! К вам обращается командор Ордена Карающих Арно ди Вижен! Оцепить башню! — гаркнул он так, что его услышали все в радиусе двухсот ярдов. — Не подходить к стенам ближе, чем на двести шагов! Гражданских лиц не подпускать, ведунов пропускать! Господа ведуны! Ваша задача узнать о вражеской магии как можно больше. Применяйте чудеса, проверяйте опытным путём, познавайте! Добровольные дружинники! Допросите свидетелей! Узнайте у людей, кто что видел и знает о происшествии! Ведуны и дружинники! О результатах исследований и допросов докладывать мне лично! Выполняйте!

Командный тон командора возымел действие. Стражники окружили башню живой цепью, дружинники бросились приставать к прохожим с расспросами, в случае отказа угрожая заключением, и лишь ведуны не торопились с выполнением приказа. Они предпочитали разглядывать заколдованную башню с безопасного расстояния, рассуждая меж собой о природе зелёного цвета. Заметив отлынивание от работы, ди Вижен с тройкой наиболее крепких, внушающих уважение стражников подошёл к кучке ведунов и вежливо попросил заняться изучением феномена, упомянув между тем о важности помощи Ордену Карающих. Намёк на сжигающие еретиков костры повлиял весьма благотворно, ведуны тут же взялись читать молитвы богу Гортиилу, тыкать в зелёную субстанцию опытными инструментами — палочками, камешками, в общем, что под руку подворачивалось, — и рассматривать полученные образцы. Командор, развернувший под башней кипучую деятельность, словно находился в нескольких местах одновременно. Он успевал присматривать за порядком, обходя и проверяя цельность оцепления, слушать отчёты и корить дружинников за неумение вести допрос свободных свидетелей.

Картина вырисовывалась любопытная. Согласно показаниям, ночью в Башню Земного Ведовства проник нетрезвый человек. Кто такой, с какой целью — неизвестно. Он споил охрану и остался в здании. Больше его никто не видел. Сопоставив словесный портрет неизвестного с образами из своей памяти, ди Вижен узнал восставшего из могилы магистра ди Сави. Итак, мертвец навестил коллег ведунов, и Башню Земного Ведовства постигла участь Башни Святого Ведовства. Командор, ознакомленный с утренним инцидентом, касающимся пьяных башенных стражников, вспомнил отчёт ловца нечисти, проводившего допрос. Наёмники заверяли в собственной невиновности, божились, что капли в рот не брали. Дескать, "пришкандыбал" старик, дохнул на них перегаром, а дальше они ничего не помнят. Очень похоже на чудо "дыхание Бухаиля", применённое против Давида Адами на кладбище.

Отчёты ведунов порадовали содержательностью. Ди Вижен мысленно возблагодарил Всеотца за отсутствие ведунов высоких рангов, в прошлый раз тормозивших работы по изучению субстанции. Сведения тогда проходили через гранд-мастеров, и уже гранд-мастера докладывали ему выводы исследований, урезая и обобщая их. Сейчас командор имел дело с конкретизированным материалом, откуда он узнал несоизмеримо больше, чем из скупых гранд-мастерских докладов. "Нечистый кроется в деталях!" — правильно отметил первый глава Ордена Карающих Томассо ди Торкведамо, рассматривая на досуге картину художника-еретика, на коей был изображены обнажённые купающиеся девицы.

Оказывается, зелёная субстанция пребывала в двух физических состояниях — жидком и газообразном. Жидкое вещество покрывало поверхность стен тонкой плёнкой, от него исходили ядовитые испарения, вызывающие ложные видения. Чересчур ретивый ведун, надышавшись ими, начал видеть повсюду то ли водопад, то ли степной пейзаж. Попавшие в субстанцию деревянные палочки мгновенно сгнивали, металлы и камни приобретали плесневелый зеленоватый налёт, будто пробыли долгое время в болоте. Совать в ядовитую зелень руку или хотя бы палец ведуны не осмелились даже ради эксперимента, поэтому влияние субстанции на плоть осталось, к сожалению, невыясненным.

— Жаль, — проронил командор, услышав об этом из уст старшего послушника, которого хватал за шиворот у башни.

В тот же миг из окон магистерского кабинета, расположенных под крышей, выплеснулся и погас ослепительно белый свет. Зелёное свечение исчезло, загадочная субстанция в считанные мгновения загустела и зловонной жижей поползла вниз.

— Стража! Следите за нижними этажами! — заорал ди Вижен. — Дружинники, следите за верхними этажами! Ведуны, собирайте образцы субстанции! Быстро!

Мало кто из собравшихся под Башней обратил внимание на подпрыгивающий на булыжниках мостовой огромный саркофаг. Гроб на колёсах катился со стороны Жгучей Домовины, распугивая случайных прохожих и норовя задавить перебегающих ему дорогу кошек. Выехав на площадь, он нацелился на Башню Земного Ведовства. Громыхали бронзовые колёса, стучала, точно невиданное чудище зубами, крышка. Жуткая повозка остановилась недалеко от башни. Из саркофага вылез парень в бедняцкой одежонке, с сумой через плечо и удивительным посохом. Он подал руку рыжеволосой девушке в изодранном монашеском одеянии, помогая выбраться. Наказав ей оставаться у гроба, парень направился к Башне Земного Ведовства. Посох в его руках был подобен вытянувшемуся по струнке худосочному дракону.

— Всем успокоиться! — воскликнул он, подходя. — Я Виктор Сандини, истребитель нежити! Где тут у вас некромант-оборотень?

— Папа! Что с тобой стало, папа? — рыдал над телом облезлого крысолюда Чумной король. — Порву, удавлю, загрызу!

Зрелище валявшейся по заставленному столиками залу нежити поразило бы кого угодно. Аполли бродил меж окоченелых тел горбатым призраком, выискивая труп Виктора и Жезл Потерянных Душ. По правде сказать, найти бывшего послушника мёртвым он надеялся меньше, чем отыскать жезл, поскольку привык к тому, что ведун выкарабкается из любого пекла. Редко ему попадались такие субъекты. Глядя на скорченные туши чудовищных грызунов, горбун начинал сомневаться, правильно ли оценил способности Виктора при первой встрече. Далеко не каждый магистр ведовства способен на учиненную бывшим послушником расправу над бедной нежитью.

Под сценой заворочался Шапочник. Его-то, небось, и осиновый кол не проймёт. Молодые слабые особи погибли, крысолюды постарше отделаются жуткой головной болью и ломотой в костях. Главарь застонал, забрыкался и принял сидячее положение. Вид истреблённых собратьев поверг его в тихий ужас, он молчал целую минуту. Потом, пробормотав ругательство, схватился за край сцены и встал на задние лапы. Отсутствие любимого саркофага возмутило его до глубины души.

— Караул! — возопил Шапочник. — Гроб угнали!

— Не кричи. И твоё имущество найдём, — буркнул горбун и расхохотался собственной шутке.

Глава 11. Гамбит Аполли

Ручной медвед не понравился совиному голубю. Напыщенный, самовлюблённый баловень матушки Лазарии вызывал отвращение самим своим существованием. Нечто гнилое крылось за его противными ужимками и постоянными криками. Что именно совиный голубь затруднялся ответить. Медвед же с затаённым страхом поглядывал на лежащего в клетке пернатого почтальона и передвигался по комнате короткими перебежками, пригибаясь, чтобы быть менее заметным на фоне бурых ковров, устилавших дощатый пол гостиничного номера. К металлической клетке он не приближался, резонно опасаясь за свою лохматую шкуру.

Вчера днём настоятельница привезла "забавных зверушек" в гостиничный номер, снятый накануне неудачного посещения магистра ди Сави, поместила совиного голубя в клетку, а ручного медведа привязала шёлковым шнурком за ногу к ножке дивана в гостиной. Медведу она дала мисочку с мёдом и молоком, совиному голубю предложила краюху хлеба и чашку воды. Она понятия не имела, чем нужно кормить гордость тролльего птицеводства. Чудо-птах не прикоснулся к пище, зато выпил воду и, промочив горло, потребовал положенного ему мясного рациона. Его беспокойство (он орал во всю глотку, кидался на прутья клетки, щёлкал клювом при приближении к нему матушки Лазарии) было воспринято настоятельницей как следствие плохого самочувствия и возможной болезни. Болезнью она объясняла также отсутствие большей части перьев на теле птицы. Лишь Агнесс, поющая замечательным голоском, предположила плотоядность пернатого, но настоятельница быстро переубедила её.

На виду у измученного голодом совиного голубя настоятельница с племянницей отобедали куриным бульоном и запечёнными в тесте рябчиками, оставив после трапезы гору вкуснейших объедков. Тролли не были так жестоки со своими питомцами. Они скармливали им всё, что не могли доесть, правда, случалось такое редко. Обычно тролли съедали всю пищу и жадно косились на корм совиных голубей. Отобедав, Лазария и Агнесс ушли. Объедки, совиный голубь и ручной медвед остались.

Недолго думая, медвед аккуратно, со знанием дела развязал шёлковый шнурок, залез на стол и захрумкал косточками рябчиков. Наблюдавший за ним совиный голубь давился слюной, пытался протиснуться через прутья и исступлённо хрипел. Проглотивший большую часть объедков зверёк вдоволь нагулялся по номеру, вернулся на положенное ему место, заново привязал себя к ножке дивана и прилёг отдохнуть.

Ночь совиный голубь провёл в беспокойном забытьи. Ему мерещился недожаренный, окровавленный окорок ручного медведа, приправленный мясистыми пальцами магистра ди Сави. Он поедал это яство под пение сладкоголосой девушки и болезненные стенания старухи настоятельницы. Просыпался птах каждый раз от боли и осознания, что жуёт свой язык.

За ночь ненависть к медведу возросла пропорционально усилившемуся голоду. Обуреваемый страстью к пище, совиный голубь постарался думать о мести. Создания троллей, надо сказать, существа не робкого десятка и, в отличие от обыкновенных голубей, умеют мстить. Мстить страшно! К утру птах точно знал, что сотворит с медведом и недогадливой старухой. Обследовав клетку, он понял, как из неё выбраться...

Едва в комнату прокрались серые тени грядущего рассвета, совиный голубь просунул через прутья лапу и отодвинул задвижку, запиравшую дверцу. Дверца бесшумно распахнулась, открыв хищнику путь к свободе, мести и долгожданной еде. Медвед, дурачок, преспокойно спал под диваном. Птах замер, балансируя на пороге и выцеливая жертву, и камнем ринулся вниз, раскрыв крылья.

От грохота его падения пробудился медвед. Сначала он ничего не понял, его зрение и сообразительность значительно уступали голубиным, потом протёр зенки и, с ужасом разглядев топорщащее скудные перья создание на полу, заверещал. Начисто забыв о шнурке, он бросился наутёк и растянулся на ковре. Совиный голубь к тому времени принял стоячее положение, закурлыкал, мечтательно-кровожадно прикрыл глаза и направился к жертве. Настал час мести!

Зверёк заметался под диваном, тщетно пытаясь разорвать шёлковый шнурок. Совиный голубь прыгнул на несчастное животное, впившись когтями в густую шерсть. Взревев, медвед рванулся изо всех сил. Предчувствуя гибель, он сломал ножку дивана и понёсся по номеру. Ретивость жертвы удивила и даже слегка испугала. Птах вцепился когтями в шкуру бегущего, прильнув к его холке на манер всадника на скачущей галопом лошади, и методично долбил клювом по темечку, вырывая клочки коричневой шерсти. Обезумевший "скакун" запрыгнул на диван, оттуда на штору, по которой взобрался на карниз, и скакнул на люстру. Люстра со свечами не была предназначена для прыжков, потому грохнулась на обеденный столик, разбив вдребезги глиняную посуду и вазу с цветами. Зверёк перепугался пуще прежнего и понёс с удвоенной скоростью. Ветер ударил в лицо птаха, он ощутил себя летящим по небу...

Солнце клонилось к закату, когда в дверь деликатно постучали. Совиный голубь, почивавший на куче разодранных в пух подушек, встрепенулся. Впервые в жизни он наелся так, что ему стало трудно шевелиться. Роза, застрявшая в перьях на голове, диковинным украшением нависала над его правым глазом. Очищенные от крови пёрышки блестели, и совиный голубь имел основание считать себя красавцем мира пернатых.

— Прошу прощения, есть кто дома? — раздалось за дверью.

Совиному голубю было лень отвечать. Будь ручной медвед жив, обязательно бы ответил. Крылатый почтальон покрутил головой, проверяя, нет ли кого в комнате, и нехотя сполз с горы уничтоженных подушек. Если сюда войдёт жадная старуха, надо её встретить подобающим образом. Птах залез на стену, расположившись над входом, и стал ждать. Полное брюхо оттягивало его вниз, но он стойко переносил тяготы засадного положения.

— Вот видите, в номере никого нет, — послышался женский голос. Совиный голубь узнал по нему служанку, приносившую еду. Заскрипел проворачивающийся в замочной скважине ключ. — Пасмурно сегодня, тучи набежали аж чёрные, я таких никогда не видела. Тётка Джулиана — наша посудомойка — говорит, тоже ничего похожего не помнит. Как вы думаете, к чему бы это?

— К склерозу, — рассеянно пробормотал старческий мужской голос. — И к большому дождю, может быть. Не обращайте на тучи внимания, дорогая Селеста, открывайте дверь.

— А вы точно близкий друг матушки Лазарии? — с подозрением спросила служанка. — Что-то раньше вас никто не видел рядом с ней, а ведь она постоянно снимает номер в нашей гостинице.

— Дорогая Селеста, вы держите меня, уважаемого в городе человека, за мошенника и обманщика? — возмутился старик.

Что-то тихо звякнуло, и служанка довольно произнесла:

— Нет-нет, я просто хотела сказать, вы, наверное, очень близкий друг матушки, раз она предпочитает встречаться с вами тайно...

— Вот плутовка, — усмехнулся старик. — Матушка Лазария — моя любимая поэтесса!

Дверь отворилась. Вдруг с хрустом со стены отвалился кусок штукатурки вместе с прижимающимся к нему птахом и рухнул под ноги седовласому старику.

"Провалилась засада!" — подумалось совиному голубю.

— А вот и птичка, которую я обещался принести матушке Лазарии! — радостно воскликнул старик, подхватывая расстроенного птаха на руки. — Пойдём со мной, мой маленький свидетель!

Совиный голубь не противился человеку. На руках ему сделалось тепло и уютно, и он мгновенно уснул.

Сердце Виктора пело. Удачное избавление от плена, сопряжённое с уничтожением крысолюдов, придало ему уверенности. Теперь он не сомневался, что справится с любым врагом, будь то огнедышащий дракон или некромант-оборотень. Он прослывёт героем, реабилитируется в Ордене, с него снимут подозрения и восстановят в ранге. Да его вообще возведут в ранг Великого Магистра, сместив Мудрейшую! И красотке Агнесс он как будто пришёлся по душе. К девушке он почему-то испытывал трепетное, нежное чувство, названия которому пока не подобрал. О Всеотец, до чего хорошая жизнь начнётся!

Исполненный радужных перспектив, бывший послушник размашисто шагал к столпившемуся у подножия Башни Земного Ведовства народу. Стражники, дружинники, среди них мелькают знакомые физиономии ведунов. Из пёстрого сборища выделялся, точно упитанный королевский лев на фоне уличных шавок, командор Ордена Карающих, вооружённый боевым молотом. Он может и не поверить на слово новоявленному Избранному.