Чаганов: Война- Часть 3

— Товарищи,— Василевский подходит к аккуратно выполненной таблице на ватмане, составленной из отдельных блоков,— принято решение о переименовании мехкорпусов нового строя в танковые дивизии. Считаем, что оно более соответствует составу этого соединения. При этом прошу отметить, что это именно переименование, а не переформирование. Танковая дивизия будет так же состоять из одного танкового полка трёх батальонного состава с общим количеством средних и лёгких; мотострелкового полка из трёх стрелковых батальонов на автомашинах и одного мотоциклетного батальона; и артиллерийского полка, состоящий из гаубичного, зенитного и самоходного дивизионов. Общая численность вместе с частями управления и вспомогательными частями 12 тысяч 716 человек.

'Танковая дивизия, это, как я понимаю, чтобы никто не догадался. На самом же деле в ней будет меньше 200 танков. С учётом опыта удачной финской компании решено в полтора раза сократить их число, а мотострелковый полк, наоборот, численно увеличить. Дальше, в планах к концу года создать 25 танковых дивизий, на базе которых организовать 8 танковых корпусов и 3 танковых армии. Следовательно, предстоит создать 11 управлений корпусного и армейского звена... кандидатов в эти структуры надо провести через 'фильтр' в первую очередь. Похоже, что в этом генштабистов даже подталкивать не надо, они сами все прошли через 'сито', поэтому не откажут себе в удовольствии посмотреть на мучения нижестоящих коллег'.

— В эти же сроки,— спокойный убаюкивающий голос Василевского гипнотизирует собравшихся,— до конца года, Генеральный штаб на основе опыта боёв в Финляндии планирует реорганизацию Военно-воздушных сил Красной Армии. Этот опыт подсказывает нам, что стремление Управления ВВС в течение последнего времени вывести армейскую авиацию из подчинения армейских штабов и замена авиабригад авиадивизиями было в целом правильным. Действия Дальнебомбардировочной авиации Главного командования и Воздушной армии, приданной Северо-Западному фронту признаны в целом успешными и поэтому предлагается распространить их опыт на все ВВС. На основе имеющихся авиабригад армейской и фронтовой авиации будут созданы 38 авиадивизий, 10 авиакорпусов, которые войдут в 6 Воздушных армий...

'Управлений авиабригад, в принципе, должно хватить и на авиадивизии и на авиакорпуса, и на Воздушные армии, при соответствующем отборе... Вот, кстати, ещё кандидаты на 'фильтр''.

— ... В целях образования резерва авиационных соединений, предстоит сформировать 12 новых авиационных дивизий...

'Обеспечь, понимаешь, дядя Лёша, до конца года ещё почти 4 тысячи новых самолётов'...

— ... из них: смешанных авиадивизий — 5, дальнебомбардировочных — 4, истребительных — 3. Предполагается увеличить штатную численность ВВС Красной армии до 60248 человек, а общую численность Красной Армии иметь 3 521 448 человек.

'Засветился весь Голованов, Генштаб согласился на все его предложения, с которыми он обивал его пороги с прошлого года'.

Франция, Бретань,

Префектура города Кемпер,

14 июля 1940 года, 14:00.

— Прошу прощения, господин премьер-министр,— нарочито спокойный генерал Хюнтцигер появляется в дверях кабинета,— я только что получил сообщение германские войска вошли в Ла-Рошель.

— Что вы теперь скажете?— вскакивает из-за стола Рейно, обращаясь к стоящему рядом де Голлю,— они проходят через наши порядки как горячий нож сквозь масло!

— Это было предсказуемо,— морщится тот,— у нас нет сил чтобы защитить все пункты, ведь так, господин Главнокомандующий?

— Это правда, господин премьер-министр,— кивает бритой головой Хюнтцигер,— мне пришлось отвести наши войска от Ла-Рошель на север к Нанту, чтобы уплотнить наши порядки в Бретани.

— 'Отвести', 'уплотнить', оставьте эти слова для газетчиков, генерал,— хватается за голову Рейно,— мы сейчас оказались отрезаны от Испании, от юга и востока страны, итальянцы скоро возьмут Марсель, мы теряем выход к Средиземному морю! От Франции у нас остались только жалкий пятачок у Дюнкерка, который падёт со дня на день и Бретань, до которой у Гитлера ещё не дошли руки!

— Марселю ничего пока не угрожает,— спокойно замечает де Голль,— во всяком случае, до тех пор, пока мы не закончим эвакуацию в Алжир и на Корсику наших войск и новобранцев, а также техники. Ввиду подавляющего превосходства немцев мы вынуждены были отказаться от обороны на широком фронте поэтому и создали 'бретонский бастион' и 'Дюнкеркскую крепость'. При поддержке англичан и американцев, используя наш флот, мы можем оборонять их сколько захотим, а тем временем в Алжире создадим новую армию, которая освободит Францию. Мы потеряли территории, но сохранили свою честь.

— Допустим,— Рейно тяжело опускается в кресло,— а вы уверены, де Голль, что освобождённая Франция останется независимой?

— Я в этом убеждён, господин премьер-министр.

— А мне кажется,— Рейно, кивает на красивую кожаную папку, лежащую перед ним на столе,— что этот проект 'Декларации о союзе', который прислал мне Черчилль, больше похож на акт отказа от суверенитета, чем на договор о дружбе. 'Общее правительство', 'общая армия'. Не окажется ли так, что вскоре нам, пользуясь зависимым положением, начнут выкручивать руки, требуя политических уступок?

— Это просто декларация, Поль. Она больше нужна французскому народу, чем англичанам.

* * *

Сталин, обернувшись на шум открывшейся двери, кивает на стул напротив раскрасневшегося Молотова:

— Прочтите это.

'Ругались похоже,— пододвигаю к себе стопку машинописных листов бумаги,— так, что у нас тут... перевод личного послания Черчилля Сталину... 'В настоящее время, когда лицо Европы меняется с каждым часом, я хочу воспользоваться случаем — принятием Вами нового посла его величества, чтобы просить последнего передать Вам от меня это послание'... 'несмотря на различные формы правления и системы политического мышления'... 'на то, что недавно Германия стала нашим врагом и Вашим другом'... 'не должно мешать установлению между нашими странами доверительных и взаимовыгодных отношений'. Припекло, однако, Черчилля. 'Только сам Советский Союз может судить о том, угрожает ли его интересам нынешняя претензия Германии на гегемонию в Европе, и если да, то каким образом эти интересы могут быть наилучшим образом ограждены'... 'политика же самой Великобритании сосредоточена на двух задачах: во-первых, спастись самой от германского господства, и, во-вторых, освободить остальную Европу от господства, которое сейчас устанавливает над ней Германия'... 'выражаем готовность всесторонне обсудить с Советским правительством любую из проблем, возникших с нынешней попыткой Германии проводить в Европе последовательными этапами методическую политику завоевания и поглощения''.

— Так быстро прочли, хорошо,— удивлённо поднимает брови вождь,— что можете сказать по этому поводу, товарищ Чаганов?

— Считаю, товарищ Сталин, что сейчас очень удобный момент для улучшения отношений с Англией и Америкой, в первую очередь экономических...

— Черчилль,— раздражённо перебивает меня Молотов,— сам оказавшись в катастрофическом положении, пытается втянуть нас в войну с Германией. Только слепой может не замечать этого. Наша задача оттянуть момент вступления в войну! Ваше, товарищ Чаганов, постоянное стремление плясать под дудку заокеанских и британских политиков становится уже подозрительным.

— Погодите, товарищ Молотов,— морщится вождь,— продолжайте, товарищ Чаганов.

— ... Я просто пытаюсь оценить возникшую ситуацию с экономической точки зрения. Даже без Англии, промышленный потенциал Америки значительно превосходит потенциал Германии с её сателлитами. При этом выгода торговых отношений с Германией для нас не так уж и велика. Судите сами, торговый кредит, полученный от них, равен в долларах примерно 50 миллионам, причём неясно сумеем ли мы до момента начала войны с немцами выбрать его, так как мощности промышленности Германии загружены полностью. Уже сейчас мы вынуждены брать в Германии не то оборудование, что нам нужно, а то, что у них есть в наличии, зачастую не новое. К тому же надо принять во внимание, что многие виды продукции, в которой мы очень нуждаемся, немцы не выпускают, как, например, нефтеперерабатывающее и нефтедобывающее оборудование.

— 'Мечты, мечты, где ваша сладость? Где, вечная к ней рифма, младость'?— бубнит себе под нос Молотов, тщательно протирая носовым платком стёкла пенсне.

— 'И ей ужель возврата нет? Ужель мне скоро тридцать лет'?— так же, не глядя на оппонента, парирую я.

— И всё же, товарищ Чаганов,— вождь прячет улыбку в усах,— зачем нам англичане? Тем более опыт подсказывает, что доверять их словам нельзя ни в коем случае, а если же мы подпишем с ними хоть какую-то бумагу, то назавтра её содержание будет опубликовано в газетах. Черчилль, этот старый лис, искушён в политической игре, не упустит случая вбить клин меду нами с Германией.

— Торговля с англичанами любыми товарами, исключая вооружения, не нарушает условия нашего договора с Германией, товарищ Сталин. Например, мы очень заинтересованы в поставках каучука с плантаций в Британской Малайзии. А взамен мы можем обеспечить англичанам транспортировку через свою и финскую территорию шведских подшипников и железной руды...

— А Гитлер станет благодушно взирать на это,...— Молотов водружает пенсне на нос и саркастически смотрит на меня в упор,— нет, товарищ Чаганов, вы определённо хотите поссорить нас с Германией.

— Я лишь хочу, чтобы, когда начнётся война с Германией, наше государство встретило её с сильными союзниками, а не в одиночку. Работу над этим надо начинать уже сейчас.

— Чем позже наше государство вступит в войну, тем слабее будет противник и тем сильнее будем мы...

— С каждой новой победой Гитлер становится сильнее, получая в качестве трофея десятки тысяч автомобилей, тысячи танков. При этом миллионы рабочих из завоёванных стран, заменят на заводах мобилизованных в армию немецких рабочих. Сейчас мы видим к чему привела Францию, да и Англию их политика 'умиротворения'. Мы должны сделать выводы из этих ошибок. Надо исходить из того, что война с Гитлером неизбежна и отсрочить её никакими договорами о ненападении или торговыми соглашениями не удастся.

— Вы тоже не горячитесь, товарищ Чаганов,— вождь, морщась, начинает раскачиваться с пятки на носок и обратно,— политика делается с холодной головой. Не следует оставлять попыток отсрочить наше вступление в войну хотя бы потому, что сейчас мы не готовы к ней...

— Товарищ Сталин,— неожиданно для себя прерываю вождя,— но это процесс взаимный: мы готовимся, они готовятся. Почему мы считаем, что отсрочка более выгодна нам? Мы можем, как германцы за счёт Франции за пару месяцев увеличить свой промышленный потенциал на 30 процентов? Кто первый бьёт, тот находится в выигрышной ситуации, так может планировать место и время удара, от этого сила этого удара возрастает многократно.

— 'Мальбрук в поход собрался',— язвит мой постоянный оппонент.

— Эта фраза из песни, товарищ Молотов, немного не к месту,— мои губы сами растягиваются в улыбке,— интересно, что местом действия всей этой истории является город, у которого позднее французы выстроили свою 'Линию Мажино'. Так вот, перед началом битвы среди французских солдат разнёсся ложный слух, что командующий войск противника герцог Мальборо умер. Во французском лагере началось веселье, на радостях родилась известная песенка: 'Мальбрук в поход собрался, наелся кислых щей, под вечер ..., и умер в тот же день'. В жизни, однако, всё произошло наоборот. Герцог Мальборо на следующий день разгромил французов и те о песне забыли на долгие годы...

— Опять,— смеётся Сталин,— на те же грабли, ну ладно, оставим пока Англию с Францией. В общем-то, товарищ Чаганов, я пригласил вас не за этим. Ваш знакомый Бернард Барух дал о себе знать, снова хочет с вами встретиться. Предлагает два места: либо на Аляске в Анкоридже, либо в Исландии в Рейкъявике.

'Логично, в первый раз ему пришлось ехать дальше, чем мне'.

— Я готов, товарищ Сталин, а когда?

— Вот в этом и вопрос, товарищ Чаганов, Барух хочет встретиться как можно скорее. Не знаете почему?

— Не имею представления, но очень кстати. В последнее время американцы стали задерживать поставки...

Вождь поворачивает голову в направлении появившегося в дверях Поскрёбышева, тот молча передаёт ему свежеотпечатанный лист бумаги.

— Только что лондонское радио передало,— Сталин, пробежав документ глазами, передаёт его Молотову,— что Англия и Франция подписали 'Декларацию о союзе', хотят на время войны создать единое правительство.

— Я, пожалуй, поеду в наркомат,— встаёт с места тот,— надо будет переговорить с их послами, возможно узнаю подробности.

— Хорошо, поезжайте,— вождь отходит к письменному столу и начинает сосредоточенно набивать трубку.

— Товарищ Сталин,— решаю нарушить молчание я,— мне кажется, что лучшего момента для улучшения отношений с Англией и не придумать, к тому же теперь Черчилль будет представлять и Францию. По сути, сейчас мы можем вернутся к трёхсторонним переговорам, только теперь в более выгодной ситуации для нас, чем это было летом 1939-го...

— В чём же наша выгода? Переговоры выгодны англичанам с французами, они самим их фактом втягивают нас в войну с Германией, при этом сами могут сбежать за море: первые — на Остров, вторые — в Африку.

— Пусть так, товарищ Сталин, а что мы при этом теряем? Англия и Франция уже практически проиграли войну на континенте, следовательно Германии, имеющей крупнейшую в мире сухопутную армию, ничего не остаётся, как напасть на нас, ведь в Европе больше соперников у неё нет. Когда это случится, нам придётся всё равно вступать с Англией и Францией в переговоры о союзе, так может быть лучше сделать это уже сейчас? Тем более, что в этом году Гитлер начать новую войну уже не успеет и поэтому мы имеем, по крайней мере, ещё один полный год для подготовки.

— Нет, товарищ Чаганов, вступать с ними в официальные переговоры мы не станем,— Сталин пыхает трубкой,— но провести зондаж их позиции было бы не плохо. Я думаю, что вашу встречу с Барухом следует провести в Рейкъявике, а через Литвинова дать знать о ней лондонским Ротшильдам. Как считаете захочет Черчилль, если ему станет известно о встрече, предавать её огласке?

— Уверен, что не станет, товарищ Сталин.

Вождь подходит к письменному столу и поднимает трубку местного телефона:

— Голованова, срочно.

* * *

— Рейкъявик?— командующий ВВС отводит взгляд от висящей на стене карты полушарий,— а сколько пассажиров надо перевести?

— Десять— двенадцать,— отвечает вождь.

— Тогда, я думаю, что у нас лишь два варианта — либо ТБ-7, либо 'Дуглас'. Но оба они не без изъяна. Нет уверенности, товарищ Сталин, что длина взлётно-посадочной полосы будет достаточной для тяжёлого бомбардировщика...

— Что вам известно об этом аэродроме, товарищ Голованов?

— До мая месяца, когда англичане захватили Исландию, там был небольшой полевой аэродром на юге Рейкъявика, прямо на берегу залива. Когда мы в прошлом году готовили полёт Коккинаки в Америку, то проверяли все аэродромы вдоль маршрута. Этот имел наименьшую длину из всех около 600 метров, для 'Дугласа' подойдет, но придётся где-то совершать промежуточную посадку, так как топлива не хватит.