Вирус разума

— Здорово придумано, — подумал Кирилл, — кто не знает, тот пройдет в один из тоннелей и будет бродить тут до скончания века, так и не достигнув цели.

Они один за другим шагнули в проем. Первое, что поразило Кирилла, был воздух. В помещении, годами закрытом наглухо, воздух оказался на удивление чистым и свежим. Словно все это время в помещении работала установка климат-контроля.

Пещера, в которую они попали, была настолько велика, что свет от шара над головой Аспера не доставал ни до потолка, ни до противоположных стен. Он хлопнул в ладоши, и по всей пещере вспыхнули точно такие же шары. Ровный яркий свет залил всю пещеру и больно резанул по привыкшим к полумраку глазам. Когда зрение восстановилось, Лада восхищенно ахнула, а Кирилл, потрясенный увиденным, протянул:

— Да-а-а-а, как сказал бы наш друг-шаман: 'Однако!'

То, что открылось им в залившем окружающее пространство свете, уже нельзя было назвать пещерой, это был зал. Нет, даже не так. Это был Колонный Зал. Огромный, размерами с хорошее футбольное поле зал, с тремя рядами массивных, в два обхвата колонн, сделанных из розового мрамора, с полом, выложенным плитами из полированного камня, образующими затейливую и в то же время строгую вязь узоров, и пронзительно голубым, как небо летним утром, сводом. Стены и колонны были покрыты резными украшениями и россыпями драгоценных, весело переливающихся в матовом свете камней. В стенах были выбиты большие ниши, подсвеченные каждая своим шаром и украшенные каменной мозаикой и резьбой. У каждой ниши, насколько мог судить Кирилл, был свой неповторимый рисунок. Аспер, наслаждаясь произведенным впечатлением, подвел их к одной из ниш. Внутри стояли четыре колонны, между которыми в воздухе висел, ни на что не опираясь, сильно вытянутый эллипсоид. Размеры его впечатляли: три метра в длину и полтора в высоту на широком конце. Он имел форму сильно вытянутого яйца или гигантской морковки, у которой повар-затейник плавно закруглил концы, придав ей гладкую, обтекаемую форму. Черный цвет, сквозь который тут и там проблескивали сияющие всеми цветами радуги вкрапления, покрывал его снизу на две трети. Верхняя часть эллипсоида была прозрачной.

Приблизившись, Кирилл незаметно коснулся его рукой. Это не был холодный камень или стекло. Материал, из которого он был сделан, напоминал гладкий и теплый на ощупь пластик. Кирилл с нескрываемым любопытством заглянул внутрь и вздрогнул. Там лежал человек. Вернее, это не мог быть человек. Это была трехметровая копия человека. Идеально сложенная, с правильными чертами лица, но сильно увеличенная копия человека. Фигура не лежала, а висела внутри эллипсоида, точно по его центральной оси. Было отчетливо видно, что она ни на что не опирается. Видимо ее поддерживало какое-то силовое поле.

— Красивая, — прошептала Лада.

До Кирилла только сейчас дошло, что фигура женская. Под тонким, невесомым покрывалом, накрывающим тело, отчетливо проступали высокая грудь, округлые бедра и характерная впадина внизу живота. Это действительно была женщина, и очень красивая. Видимо, Кирилла сбила с толку гладко выбритая голова, которая, тем не менее, ничуть не портила владелицу.

— Знакомьтесь, это Виола, — подошел к ним Аспер, — одна из самых красивых женщин Арктиды. Мой товарищ и сотрудник. Всего их здесь чуть меньше сотни.

— Она живая? — в глазах Лады стояли слезы.

— Как тебе сказать, Ладушка. Я в любой момент могу сделать ее живой, но это ее неминуемо убьет. Как впрочем, и любого из здесь лежащих. Мне так и не удалось понять, почему они умирают в течение трех часов после активации. Что-то случилось тогда, когда они отправлялись в будущее. Что-то, что нарушило ход консервации, и теперь они все обречены лежать тут вечно.

— А кто ты такой, чтобы решать, висеть им тут в этих капсулах или, наконец, умереть, как и положено?

Голос за спиной заставил всех вздрогнуть и обернуться.

— Ой, кто здесь? — прошептала Лада.

Кирилл молча и нервно осматривал пустой зал, ожидая, что незваный гость вот-вот появится из-за колонны. Первым пришел в себя Аспер. Он горько усмехнулся и бросил в пространство:

— Кратос, ты все-таки смог сюда пролезть.

— Конечно, смог. А ты, дурачок, думал, что я просто так сдамся и уйду отсюда 'не солоно хлебавши'. Ты же меня знаешь, Аспер, я всегда добиваюсь, чего хочу, рано или поздно.

Говорившего по-прежнему не было видно, а по голосу, из-за акустики огромного помещения, определить точное его место расположения было невозможно. Иногда казалось, что он прячется возле входа, иногда — что он стоит прямо перед тобой.

— Как же тебе это удалось? Я никаких следов магии, кроме твоей атаки на роботов не вижу.

— А причем тут магия. Ты всегда слишком сильно полагался на магию. Это технология. Тот самый прогресс, с которым ты безуспешно борешься всю свою жизнь. Прогресс, который я поставил себе на службу.

— Значит, ты теперь у нас человек — невидимка? — Аспер тщательно сканировал пространство, пытаясь вычислить, где скрывается противник.

— Что, — хохотнул голос, — пытаешься меня просканировать? Бесполезно, зря стараешься.

Кирилл потянулся было к ножу, висящему на поясе, но тут же услышал:

— Спокойно, мальчик, я тебе не по зубам. Стой, как стоишь, и не дергайся. Глядишь, еще поживешь. Если я разрешу.

— Может быть, поговорим?

— А о чем нам с тобой говорить, Аспер? Между нами все уже давно ясно. За последние двести лет после нашего последнего разговора ничего не изменилось. Ты не оставляешь своих бесплодных попыток спасти эту цивилизацию, а я....

— А ты гонишь эту цивилизацию в ад. Ее гибель — вот твоя цель. Если помнишь, я тогда просил тебя одуматься, а ты вверг планету в мировую войну.

— Да ты прав. И мы уже много раз говорили об этом. Современная цивилизация на пути к гибели. Она сама выбрала этот путь, в тот самый момент, когда какому-то умнику пришла в голову идея колеса, а другой умник, вместо того, чтобы размозжить ему голову, похвалил его и дал лишний кусок мяса. И война — хороший стимул, заставляющий лучшие умы планеты двигать вперед науку, во славу прогресса, спасающего от гибели поколение нынешнее и неминуемо приводящего к гибели поколение будущее. Ты обратил внимание, что каждая последующая война уносит большее число жизней, чем предыдущая. А все потому, что спасая свои шкуры, отцы придумывают все новое и более совершенное оружие, которое потом убивает их детей. Так было и так будет всегда, и ты, Аспер, не в силах этому помешать. Ты упустил свой шанс. А я свой использую по полной. И цели своей я достигну, и помешать ты мне не сможешь, потому что твоя сущность противна сущности людей. Ты живешь вечно, а они на этой планете создания временные и, понимая это, стремятся урвать за отпущенный им срок по максимуму. Каждый в силу своих способностей, конечно. Один ворует, режет и насилует, другой — рвется к власти, получает ее всеми правдами и неправдами и сидит себе на троне, пуская пузыри от счастья, третий творит, не покладая рук, не задумываясь, как изменится мир после его творчества; какие последствия ждут его сопланетников после публикации его книги или изобретения. Плевать он хотел на мир, он себя в эту минуту творцом ощущает, Богом практически, и счастлив тем. Мощью и силой ума своего упивается, как ребенок, только что раздавивший гусеницу. Цивилизация с мышлением ребенка, не видящего мир дальше своей игровой комнаты, обречена на гибель. И мы в этом можем им только помочь, чтобы начать все заново, с чистого листа. Чтобы не пропустить момент зарождения разума на планете, и взять его под контроль еще в зародыше и вести по жизни за руку, не туда, куда он идти хочет, а туда, куда должен.

— А куда идти, решать, конечно, будешь ты?

— Разумеется, потому что я буду их Богом. Ты тоже когда-то был Богом, но струсил и отказался от этой роли. Люди тебе верили, а ты их предал, отвернулся от них. Тогда к ним пришел я. Ведь люди не могут без пастыря. Люди — это бараны, которых пасет пастух. Он их кормит и поит, выбирает им поля, где травка позеленее, да посочнее. Чтобы бока их были жирными, а шерсть шелковистой, а когда шерсть становится достаточно длинной, он ее состригает. Пастух следит, чтобы стадо регулярно пополнялось молодняком, но если он сочтет, что баранов стало слишком много, он спокойно зарежет их на мясо.

Лада вдруг ощутила тревогу, холодной железной рукой сдавившую сердце, и в тот же миг внутренним зрением увидела, как тончайшая темно-коричневая нить угрозы протянулась от входа в зал к Кириллу.

— Причем здесь Кирилл, — подумала она, — логичнее, если бы угроза была направлена в сторону Деда. Надо бы как-то ему об этом сообщить.

Пока она размышляла, как дать знать об этом Деду с Кириллом, Кратос продолжал развивать свою мысль, упиваясь возможностью стоять перед Аспером практически лицом к лицу и не опасаться его атаки. Он видел, что тот аккумулирует энергию для удара, но до сих пор не знает, куда этот удар направить.

— Ты не захотел быть пастухом. Но и бараном ты быть не желаешь. Да и зачем мне в стаде баран, все время стоящий на задних лапах, да еще и блеющий постоянно остальным, дескать, никакой он не пастух, а такой же баран, как и вы, только живет дольше. Такого барана на шашлык отправить — святое дело!

Сразу вслед за этими словами возле входа вспыхнул большой слепящий глаза шар и, оставляя за собой огненный шлейф, стремительно метнулся вперед. Аспер выставил перед собой открытые ладони, пытаясь блокировать атаку, но шар полетел не в него, а в Кирилла. Он пробил его грудь насквозь и ударился о стену, осыпая пол дождем из искр. Кирилл исчез. Издав то ли всхлип, то ли стон, Лада рухнула на пол без памяти. Аспер не стал выцеливать Кратоса, а нанес удар сразу по всем направлениям. Энергия, накопленная для атаки, породила чудовищную волну, расходящуюся от него на уровне пояса кругами и сметающую все на своем пути. Огромные каменные колонны лопались, как тростинки и крошились на куски там, где в них ударялась волна. Они начали падать на пол, сметая на своем пути украшения, резные скамейки и сто лики. Капсулы с арктидами, лишившись колонн, а с ними и поддерживающего их силового поля, одна за другой с грохотом падали на пол, взметая клубы пыли. Свод зала, оставшись без опор, начал стремительно покрываться сетью мелких трещин, как картины старых мастеров кракелюрами.

Если монолитные колонны, веками поддерживающие свод, разлетались в пыль и крошево под воздействием ударной волны, то что могло противопоставить ей обычное человеческое тело, пусть и принадлежащее великому магу. Безумная сила подхватила тело Кратоса и, сминая кости, скручивая конечности, разрывая мышцы и сухожилия, швырнула на стену, недалеко от входа. Ударившись, Кратос рухнул на пол без сознания. Костюм, получивший повреждения, отключился, снимая с него маскировку.

Аспер подошел к телу Кратоса, внимательно посмотрел на его искореженное тело, снял с головы шлем, пощупал пульс на шее и, убедившись, что тот еще жив, не особо церемонясь, вновь нацепил шлем ему на голову, подхватил за шкирку и поволок к выходу. В проходе он бросил тело так, чтобы верхняя его половина оказалась в тоннеле, а нижняя внутри зала. Удовлетворенный проделанным, он вернулся к лежащей без чувств Ладе, поднял ее на руки и исчез с легким хлопком, едва различимым за надвигающимся грохотом, вызванным начавшимся обрушением свода.

* * *

Мишель и Полковник остались снаружи, томясь от неизвестности и невозможности что-либо предпринять. Устроив замаскированную лежку среди ближайших камней, они отключили 'хамелеоны', экономя заряд батарей, кто знает, когда еще эти костюмы им понадобятся. Когда троица за которой они следили, скрылась в пещере, Кратос вошел в пещеру один, а им велел остаться и ждать сигнала у входа.

— Вам дальше нельзя. Аспер вас мигом учует. А я от него закрыт полностью, он не только не видит меня, но и не чувствует.

Кратос ушел в подземелье, помечая дорогу специальным маркером, видимым только в инфракрасном свете.

Прошло около двух часов ожидания, когда они вдруг почувствовали подземный толчок, настолько сильный, что со склона горы сорвался и полетел вниз, увлекая за собой соседей, приличных размеров валун. К счастью, камнепад проходил в стороне от их лежки. Мишель закрыл глаза, вдохнул глубоко несколько раз, сосредоточился на размеренности собственного дыхания и позвал мысленно:

— Отец, где ты?

В ту же минуту в его голове возник голос Кратоса. Он звал на помощь.

— Он зовет нас. Ему нужно помочь, — крикнул Мишель и, забыв даже включить костюм, кинулся к пещере.

Полковник немедленно последовал за ним. Включив приборы ночного видения, они довольно уверенно пробежали путь от входа в пещеру до разрушенного зала. Пыль в тоннеле около входа в зал висела густой мутной стеной, затрудняя не только дыхание, но и видимость. Наверное, поэтому они не сразу разглядели в нагромождении камней тело Кратоса. Картина, представшая перед ними, вызывала благоговейный ужас перед стихией и одновременно жалость к несчастному, оказавшемуся заживо погребенным под камнями. Кратос не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, чтобы подать им какой-нибудь сигнал. Он только мысленно звал их к себе, указывая приблизительное направление поиска. Мыслил он по-прежнему четко и по-деловому. Мишель даже сначала понадеялся, что все обошлось, но тут же разглядел торчащую из камней, переломанную в нескольких местах руку отца и видимую часть головы, вернее то, что от нее осталось. Верхняя часть черепа была относительно целой, видимо помог шлем на голове, а вот лица практически не было. Пуленепробиваемый экран визора не выдержал удара огромного куска колонны и был разбит и сметен вместе с лицом. Челюсти были сломаны и свернуты на сторону, нос и глаза вдавлены внутрь.

— Это конец, — Полковник за свою боевую жизнь повидал всякого и мог отличить серьезные травмы от тех, про которые говорят: 'несовместимые с жизнью'. — Он погиб, Мишель, и ничего тут уже не поделаешь. А нам лучше отсюда убраться подобру-поздорову. Не нравятся мне что-то эти трещины на потолке и стенах. В любой момент засыпать может.

— Нет, Полковник, никуда мы не пойдем. Он жив и просит о помощи. Я его ясно слышу. Нужно разобрать завал и вытащить его.

Знакомство с этой семьей приучило Полковника ничему не удивляться. Если Мишель говорит, жив, значит — жив. Вряд ли он сошел с ума от горя. Не такая у него подготовка. А раз жив, значит, нужно босса из-под камней доставать.

Завал разгребали осторожно, но быстро. С одной стороны, боялись повредить и так изрядно покалеченное тело Кратоса, ведь из-за неосторожно или не ко времени убранного камня, могло произойти движение остальных камней, находящихся сверху и внутри зала. С другой стороны, трещины на своде и стенах тоннеля расширялись с угрожающей скоростью и звуком. Пыль, постепенно переходящая в мелкие камешки, сыпалась сверху и недвусмысленно давала понять, что времени у спасателей все меньше и меньше. Когда каменный завал над Кратосом удалось более менее расчистить, они увидели, что тело ниже пояса придавлено довольно большим куском колонны, поднять который без спецтехники или большего числа помощников было не возможно. Звать на помощь Ястреба, прикрывающего их снаружи, было бессмысленно, он все равно не успел бы, так как счет уже шел на секунды. Полковник навалился на колонну, пытаясь приподнять ее хотя бы на миллиметр, и прохрипел: