-Не совсем... — хмыкнул Итвара. — Некоторые истолкования в нашей традиции объявлены запрещенными. Вдобавок в Приложении уже закреплены все важные толкования. Если ты говоришь: "нечто обозначает что-то", ты не должен вступать в противоречие с Приложением. Конечно, места для толкований осталось еще предостаточно, — Итвара сделал рукой неопределенный и витиеватый жест. — Но, по крайней мере, мы спорим только о частностях: например, явится ли Жертва тогда, когда мы будем наиболее достойны его прихода или, наоборот, тогда, когда наше падение станет совсем уже вопиющим.

Дайк глубоко задумался. Ему казалось, он больше не вправе молчать и должен открыть Итваре правду. Бывший тирес умен и искренен. Нельзя оставлять его в заблуждении... Надо сказать: вы давно превратились в людей, а людям вестники Вседержителя принесли настоящую благочестивую веру — вот образок дивной, пресветлой Ярвенны, вестницы и хозяйки Даргорода. "Я помогу тебе бежать из Сатры!" — готов был пообещать Дайк.

Но слова замерли на губах. Что ответить, если Итвара спросит его: "Почему это истина?". Дайк хорошо помнил, о чем его наставлял послушник в благотворительной больнице, и мог бы повторить его доказательства... Но и тиресы Сатры приводят множество доказательств своим учениям! Их можно опровергнуть, однако в Приложении показано, как их надо понимать, чтобы они были неопровержимы. Получается замкнутый круг: если ты опровергаешь, ты просто не знаешь, как надо толковать. Дайк посмотрел на себя глазами Итвары и понял, что должен будет сказать ему то же самое.

-Ответь, Итвара, ты осмелился бы покинуть Сатру? Уйти за Стену? — наконец спросил Дайк. — Если бы я обещал тебе помощь и защиту там, в Обитаемом мире?

Но он, свободомыслящий Итвара, непонимающе вскинул брови:

-Там же скверна!.. — и недоуменно повел плечом. — Уйти в мир — значит стать человеком, небожитель не должен себе подобного позволять.

Дайк рассчитывал на поддержку Сатвамы. Ему помнилась их встреча, когда Справедливый, страдая от болезни печени, откровенно и зло выкладывал свои соображения о Сатре.

На этот раз тирес был совсем здоров. Его мать пришла с женской половины и, грузно переваливаясь, начала накрывать на стол. Сатвама постарался принять Сияющего радушно.

На столе у тиреса была овощная похлебка, вареное постное мясо и сильно разбавленное вино: Сатвама ел теперь только то, что позволила ему Гвендис.

-Всего наилучшего твоей утешительнице, — начал он разговор. — Она совсем подняла меня на ноги.

-Я передам, она будет рада, — ответил Дайк.

-Так что ты задумал, Сияющий? — приступил к делу Сатвама. — Надо сказать, на состязаниях ты наговорил немало странного. Но, боюсь, тебе не выехать на одних вещих снах, — доверительно добавил он. — Тебе не хватает твердого знания Приложений. Дело может кончиться тем, что ты допустишь грубую ошибку в толковании, и тебя поднимут на смех. Видишь ли, Дэва, наши споры до того бесплодны, что поймать противника на ошибке, хотя бы на оговорке — единственный способ его опровергнуть. Тебя в первую очередь попробуют выставить невеждой, в твоих речах станут искать неточность, пусть даже в самом несущественном замечании.

-Я как раз в эти дни читал Приложения и Свод, — сказал Дайк. — Просыпался и засыпал над ними. Свод не очень большой, я одолел его за полтора суток. Но Приложений целые горы. Я сидел у Итвары и боялся, что мешаю ему: и ел, и даже ночевал у Учтивого.

-И что? — усмехнулся Сатвама. — Голова гудит, как с попойки, а Приложений еще непочатый край?

-Верно, — сознался Дайк. — На них уйдут годы, даже если не спать ночами.

-У Итвары много собрано, — подтвердил тирес Сатвама. — Заслуга отца, конечно: сам Учтивый мало в чем преуспел. Но надо отдать должное: Итвара действительно все это прочел, хоть, может, и не выучил наизусть, но, по меньшей мере, знает, где какую строчку искать.

-Нет, — остановил его Дайк. — Я не стану проповедовать еще одно учение на основе Приложений и Свода. Тиресам кажется, свет клином сошелся на ваших писаниях, — продолжал он. — Без них не бывает ни истины, ни правоты. Но не может же быть, чтобы надежды и мысли всех и впрямь сводились только к спорам о чистоте и страху оскверниться! Сколько есть в Сатре небожителей, которые просто живут на этой земле, мерзнут, голодают, выживают зимой, им особенно некогда и задуматься, почему тиресы враждуют и за что дерутся. Спроси их, чем отличается учение Тесайи от учения Дварны, — никто толком не скажет, а если б и понимали — куда им приложить это в их суровой и темной жизни? Вот о них-то я и думаю сейчас.

Сатвама напрягся:

-Что у тебя на уме, Сияющий?

Дайк решительно произнес:

-Отстроить Сатру заново. Для этого нужны рабочие руки. "Очистительную неделю" надо отменить.

-Что? — с легкой усмешкой протянул тирес.

-Эти камни, — Дайк мотнул головой на каменную стену покоя, — добывали когда-то в каменоломнях и везли сюда от самого Альтстриккена пленные люди. Они только и знали, что молотки, да клинья, да кайла. Когда Сатра была построена, их засыпали заживо в штольнях. Но гибель разве была для них в новинку? Голодные, израненные, в обносках, они пробили гору и достали камень, из которого потом встала прекрасная Сатра, достали золото, серебро и железо. Но человек не вправе был входить в Сатру, чтобы не осквернить ее землю. В границах царства небожители делали все сами. Были ремесла, которыми занимались даже цари. Йосенна была искусной швеей. Когда царевна полюбила Белгеста, она своими руками сшила для него всю одежду. А Бисма был зодчим. Он руководил стройкой Стены Бисмасатры и собственного дворца. Дасава Санейяти — музыкант. Он играл и пел для других небожителей на пирах. Сейчас вам трудно представить, как будущий царь Дасавасатры играет и поет на праздниках! Но тогда для небожителей это было почетное дело. Ваши предки развели здесь сады, вымостили улицы, засеяли землю.

Мы тоже должны начать это делать, — убежденно повторил Дайк. — Строительство вернет Сатре все. Станем сильными и умелыми, станем бесстрашными, как те. Все остальное наладится, потому что, когда мы станем такими, мы и сумеем понять, что такое истина.

Дайк выговорился, это давно накипело у него на душе.

Сатвама глубоко задумался, исподлобья поглядывая на смолкшего собеседника. "А странный, — мелькнуло у него, — пошел слух: что он и есть сам Дасава..."

-Ты ждешь, что я поддержу тебя, Дэва? — спросил тирес. — Дай подумать... Твои мысли не новы. Время от времени в Сатре начинаются похожие разговоры. Все сложнее, чем кажется тебе, чужаку. По-твоему, мы перестанем сокращать число рабов, а будем заново осваивать одичавшие земли Сатры. Что ж, рабы еще больше размножатся. Мы, свободные, наконец просто растворимся среди них. Кроме того, ты правильно заметил, тирес: "Строительство вернет Сатре силу, мастерство и бесстрашие". В древности люди-рабы добывали для нас мрамор и золото, а потом среди людей родился Белгест. Хочешь, чтобы второй Белгест родился прямо в Сатре? — Сатвама говорил размеренно, неторопливо, подчеркивая голосом те слова, которые казались ему особенно важными. — Своими войнами, своим строительством — своим примером — наши предки невольно учили людей, как сражаться и возводить города. Теперь мы на свою голову научим собственных рабов?

-Рассуди сам, Сияющий, — продолжал тирес Сатвама. — Ты сказал, что не станешь проповедовать новое учение на основе Приложений и Свода. Ты твердишь, что строительство Сатры сделает нас лучше, и мы "сумеем разобраться, где истина"! Но этим ты предлагаешь пересмотреть саму нашу веру. Она костяк нашей жизни! Без веры, как любит говорить этот болтун Одаса, в наших душах воцарится тьма и безумие.

-Что же именно случится, если кто-то потеряет веру в Жертву и страх оскверниться? — упрямо переспросил Дайк.

-Что? — Сатвама на мгновение плотно сжал губы. — Про Тесайю я тебе в прошлый раз говорил? Что он зверь?

Дайк кивнул.

— Так вот, в каждом живет зверь. И если сейчас вера в Жертву как-то сдерживает этого зверя... то без веры он вырвется на свободу. Элеса! Вот пример небожителя с окраин, который потерял страх. А если все они потеряют страх? Тогда от нищеты, скуки, отчаяния они пойдут развлекаться с нашими женщинами, резать, убивать. Прежде всего они разгромят дома тех, у кого что-то есть. Начнут, может, с Тесайи или с меня — кто побогаче. Ведь если Жертва не придет, чтобы осудить недостойных и вернуть сияние достойным, тогда можно все! Все можно, всем равно один путь... кстати, а куда путь? Навеки в подземное царство? — насторожился Сатвама.

Дайк внимательно слушал.

-А ты веришь в Жертву, тирес Сатвама? — неожиданно спросил он.

Сатвама не ужаснулся вопросу и спокойно ответил:

-Я убежден, что искренне верят и Тесайя, и Дварна. Что до меня — и, догадываюсь, до Итвары — мы скорее привыкли к мысли о Жертве. Без этой мысли в нас останется пустота, которую нечем заполнить.

В свой черед Дайк начал отвечать:

-Я попросил Итвару рассказать мне про книги, до которых я не дошел. Он пересказал мне все самое основное и общее и посоветовал, какие главы мне стоит прочитать самому. Небожители должны знать, что Жертва, возможно, вымысел: просто подтасовка из отельных строк, которые вырваны из разных мест Свода. Каждый должен понимать выбор, который он делает. Со слов тиресов большинство верит, что явление Жертвы обязательно, как восход солнца. Но вы обещаете остальным то, за что не можете отвечать, и не предупреждаете их об этом.

-Ты выбьешь землю из-под ног простых небожителей, если оставишь им такой выбор, — вмешался Сатвама.

-Я уже слышал, — ответил Дайк. — Ты сказал: вера в Жертву сдерживает вас, если Жертва не придет, можно все. Но право сдерживать, и право решать, что можно, — сейчас это присвоили тиресы. А небожители умирают от мора, голода и от рук друг друга, — "умирают от Сатры"!

-И им нужно хотя бы посмертие, — напомнил Сатвама.

-Если Жертва не придет, — возразил Дайк, — тогда вы обманываете не только живых, но и мертвых.

-Ты хочешь разрушить все, что у нас есть.

-Что разрушить — руины? — Дайк отвернулся. — Я хочу строить.

Сатвама недоверчиво усмехнулся:

— Я вижу, Сияющий. Ты задумал сделать неважным для небожителей все, о чем учат нынешние тиресы. Тогда ты останешься единственным. Но помни, Дэва, этому не бывать.

-Ты и впрямь думаешь, что мне нужна власть над Сатрой? — переспросил Дайк.

Сатвама, помедлив, ответил:

-Должно быть, нет... Но в конце концов все равно получится так.

Гвендис шила при двух светильниках, разложив вокруг себя катушки и ткань. Дайк присел на скамью у стены, боясь в полумраке и в тесноте опрокинуть светильник или задеть шитье.

-Я виделся с Дварной. Погрозил ему с глазу на глаз, чтобы он не трогал Адатту. Дварна сказал, что и сам не собирался мстить, потому что парень не стоит этого.

-Мне кажется, он все-таки побоялся тебя, — подняла взгляд Гвендис.

-Мне тоже... Не похоже, что Дварна станет прощать, пускай даже и из презрения. Да впрочем, ну его... Завтра я выйду на площадь как тирес Сияющий и брошу клич заново строить Сатру. Подходит "очистительная неделя", — продолжал Дайк. — Твоя правда, Гвендис: они сводят себя с ума, от каждой такой недели все свихнутся еще больше. Надо, чтоб не было этого, а то чем дальше, тем тут будет хуже.

Гвендис закончила шить и отложила готовую рубашку. Она сшила ее для Тимены, который пришел из зарослей в негодном рванье. Впрочем, Тимену теперь все называли Гроной.

Дайк осторожно пересел на кровать, чтобы быть ближе к Гвендис. Глухая тоска Сатры охватывала порой и его. Он представлял себе большой ветхий дом и запущенный сад, что своими руками приводил в порядок, служа садовником у любимой. Если бы не сияние и надежда вернуть себе память, не занесло бы его в Сатру. Он был бы мужем Гвендис и занимался каким-нибудь ремеслом. А теперь он — неизвестно кто: может, и впрямь Дасава Санейяти, о чем пошла в Сатре молва.

Уставшая за день Гвендис прислонилась виском к его плечу. Приникнув щекой к ее волосам, Дайк сказал:

-Ты рядом — и все будто бы не так тяжко.

-И мне, — спокойно ответила она.

-Что-нибудь есть хуже, чем нам с тобой расстаться? — спросил Дайк. — Я думаю, нет. А ты сама знаешь что-нибудь такое?

Гвендис чуть-чуть покачала головой:

-И я не знаю.

-Давай не расставаться, Гвендис? Раз ничего хуже этого нет, то пусть я небожитель, и неизвестно, что будет дальше, — давай все равно не расставаться...

На широкой площади белели нагромождения присыпанных снегом плит — руины неизвестных построек. В одном месте возвышалось полукольцо обломанных колонн. Вокруг лежал разрушенный временем город.

Вместе с Дайком на площадь пришли Сполох, Адатта и Тимена. Уже здесь к ним присоединился Итвара Учтивый. Эйонна собралась в гости к Гвендис: они вместе решили подождать, когда вернутся мужчины.

В последнюю минуту Итвара осмелился поддержать Дайка и помочь ему подтвердить словами писаний, что задуманное им дело не противоречит духу высшей истины.

-Все споры бесконечны, — шепнул Итвара Дайку. — Будем держаться за свое. Доказать ничего не докажем, но и не уступим, — он насмешливо улыбнулся.

Под мышкой Итвара принес тяжелую стопку свитков и книг. Сполох протянул руки:

-Дай мне, а то разроняешь.

Итвара, покрепче сжав свою драгоценную ношу, торопливо заверил:

-Нет, нет, я сам!

Тьор не пошел на площадь. В спорах тиресов не было для него ничего интересного. Небожитель Геда тоже остался с ним. Великан заканчивал отделку каменного "стола". Геда шлифовал плиты для будущих столбов. На негодных обломках он и сам уже пробовал высекать первые черты будущих орнаментов. У Геды не только не было великанской силы — он вообще никогда не слыл силачом. Работа ваятеля стала для него настоящей пыткой, он еле ноги таскал и изранил себе все руки. Но Геда уже знал: он ни за что, пока жив, не бросит это дело.

Молодой небожитель успел понять, что Тьор — стьямма, что-то вроде человека. Но Геде это было уже все равно. Если чтобы научиться работать с камнем, нужно оскверниться, он готов был платить такую цену. Геда расспрашивал Тьора об Обитаемом мире, о хребте Альтстриккен и поселении Скьодафьолле, но никому, даже Адатте, не передавал того, что слышал.

На площадь стекался народ. Итвара попросил бывших приверженцев разнести по Сатре весть, что Сияющий хочет рассказать о своем учении. Весть вмиг облетела все улицы города: небожителям хотелось узнать, что на уме у необыкновенного тиреса. Толпа становилась гуще. Явились влиятельные тиресы: Тесайя, Сатвама, Дварна. Начинающий терять вес, но все еще не одинокий Одаса угрюмо стоял в кругу своих.

Наконец Дайк помахал рукой, что начинает. Настала тишина.

Дайк говорил все то же, что уже говорил то Сатваме, то Гвендис, то Итваре Учтивому. Он повторял:

-Вы, свободные небожители, скоро вымрете совсем. У вас нет любви, откуда же взяться детям? Чтобы отделаться от желания, вы ходите к утешительницам, которые знают науку не зачинать. Посмотришь — можно подумать, в Сатре живут одни мужчины. Ваши жены целый день за работой, взаперти, грустны, и вас не тянет друг к другу. Вы видитесь только тогда, когда вынудит похоть, а женщины всегда принимают вас — чужих им — через силу. Все потому, что у вас нет любви, вы даже не поняли, о чем повествует Светоч!