Светоч (Ветер забытых дорог)

Мир подстроил им подлую ловушку. Дасава сжимал зубы от бессильного гнева. Но он не знал, как выбраться из болота. Замкнувшиеся за стенами Сатр, отвергшие Обитаемый мир небожители не умели выживать на его просторах. Разведка в незнакомом краю была для них опаснее открытого боя с жалкими дикарями-людьми.

Спустя короткое время в трясине пропал еще один воин. Невозможно было понять, какой шаг станет гибельным. Просвеченный солнцем туман казался желтым. Где-то далеко кричала птица.

Вдруг, словно поднявшись прямо из топи, меж редких искривленных деревьев соткалась женщина в платье из простого небеленого холста, украшенном пучками болотной травы и мха. От опытных разведчиков Дасава слышал о земнородных — детях Обитаемого мира. Они зарождались в особых местах земли — некоторых рощах, заводях, зарослях и пещерах — и для небожителей были еще более нечистыми созданиями, чем люди.

Легко ступая по поверхности топи босыми ногами, болотница приблизилась к отряду и безмолвно замерла в камышах.

— Прочь, земнородная тварь! — крикнул один из товарищей Дасавы.

Со взмахом руки небожителя воздух рассекла извилистая молния. Но болотница уже растворились в туманной мгле.

До ночи разведчики потеряли в походе еще двоих.

Стемнело. В траве метались крошечные огни. Невозможно было ни сесть, ни лечь: небожители столпились на зыбком островке, с трудом выдерживая тяжесть доспехов. Наутро воины совсем обессилели.

К полудню в живых остался один Дасава. Только он добрался до нового островка твердой земли.

Припекало солнце. От болота поднимались испарения. Усилием воли не давая ногам подогнуться, Дасава двинулся дальше.

Он оступился в заросшее осокой окно совсем рядом со своим островком. Дасава успел схватился за подвернувшуюся под руку корягу. Но топь засасывала, и доспех тянул вниз. Пытаясь бороться, Дасава все быстрее уходил в трясину. Он погрузился по пояс, по грудь... "Проклятый мир. Он убил нас всех", — думал несостоявшийся царь Дасавасатры. Еще миг, и он начнет захлебываться болотной жижей.

Сквозь сон Дайк различил смутно знакомый встревоженный голос.

— Дайк! Дайк, проснись, — кто-то тряс его за плечо.

Дайк с усилием открыл глаза — и увидел над собой бледное, взволнованное лицо Гвендис.

— Дайк, проснись. Встань, пожалуйста.

Дайк окончательно пришел в себя.

-Гвендис, — отозвался он и начал вставать, опираясь о стену кабака.

Девушка подала ему руку.

— Дайк, я тебя искала, еле нашла. Пойдем ко мне. Почему тебя не было? Куда ты ходил? Тебе надо в дом. Ты же совсем болен, — Гвендис решительно сжала его грязную, исцарапанную ладонь. — Пойдем.

Пара полупьяных матросов в разорванных робах, выйдя из кабака, остановились, бездумно глядя на них. Должно быть, решили: молодая отыскала, наконец, своего неприкаянного пропойцу-мужа, и ждали, не будет ли, на что поглядеть?

Дайк пошатываясь пошел за Гвендис, и вдруг его охватила шальная радость. Он засмеялся, несколько раз принимался что-то говорить, но ему не хватало слов. Им вслед посматривали редкие прохожие.

Они добрались до дома Гвендис, и она повела Дайка вверх по скрипучей лестнице. Дайк уже затих и нахмурился.

— Осторожно, тут перила расшатаны, — Гвендис поддержала его, и вовремя — он оперся рукой на перила, которые опасно подались под его тяжестью.

Они вошли в сумрачную комнату. На полках — от пола до потолка — кожаные корешки книг, в углу — конторка.

— Садись, — она подвела Дайка к креслу. — Я сейчас.

Дайк сел и сразу закрыл глаза — приступ радости сменился у него слабостью во всем теле и дремотой. Он уронил голову на грудь.

Наконец вернулась Гвендис с миской овощной похлебки и большим куском хлеба.

-Дайк, поешь, пока не остыла, — она поставила миску на столик возле его кресла. — Ну, не спи. Увидишь, тебе сразу станет лучше.

Дайк медленно начал есть. Гвендис хлопотала в комнате.

— Ты сильно заболел, у тебя горячка. Я постелю тебе здесь. Это библиотека, но, бывало, отец тут спал. Отец был лекарь, — добавила она. — Я приготовлю лекарство, но главное тебе сейчас быть в тепле и в покое.

Гвендис сбегала на кухню еще раз и вернулась с охапкой дров, начала растапливать камин.

Дайк доедал похлебку.

Гвендис грустно улыбнулась. Дайк отблагодарил ее за пару мисок похлебки, за старую одежду и доброе слово таинственным голубым камнем. У Гвендис не было даже догадок, где он его достал. Она не знала, настоящий это бриллиант или нет. Но яркая игра света и живой блеск заставляли Гвендис думать, что настоящий. Она была уверена: Дайк нигде не украл удивительный самоцвет. Он казался ей таким бесхитростным человеком, что она не могла представить себе, как бы он украл драгоценность у богача: ведь богачи умеют защищать свои сокровища от воров! Дайк бедствовал и не умел даже стянуть булку на рынке. А тут — самоцвет из сказки!

Гвендис вгляделась в своего нового друга. Обветренное лицо почти обезображено невзгодами и болезнью, но в нем до сих пор чудится что-то правдивое, что еще раньше подсказало Гвендис не бояться его. Она подошла, чтобы взять из рук Дайка пустую миску — он держал ее на коленях. Впервые после смерти отца она была не одна в библиотеке.

-Тебе надо отдохнуть, — сказала она. — Я принесу одежду отца. Пока я перешью, поспи тут, в кресле.

Гвендис укрыла его, сидящего, одеялом.

— Гвендис, — шепотом сказал Дайк. — Я ничего не помню...

Она не поняла, что он хочет сказать.

— Ты скоро поправишься. Все будет хорошо. Дайк...

Обычно Гвендис берегла дрова для кухни и топила очень редко, только в сильные холода. Зима в Анвардене была дождливой, случалось, выпадал мокрый снег. Гвендис пряталась в своем расшатанном просторном доме, кутаясь в одеяла и платки. Но сегодня она разожгла камин для больного и сама осталась в библиотеке с шитьем.

Дайк не заметил, как уснул, и проснулся, услыхав, что его зовут по имени. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то держит его за руку и даже гладит по волосам. Тяжело дыша после беспокойных видений, он открыл глаза. Дайк смутно помнил, что Гвендис уже несколько раз подходила к нему, давала выпить холодного отвара, отирала лоб мокрым полотенцем. Значит, он спал долго.

Стемнело, только в камине чуть светились угли. Дайк сидел в деревянном кресле, а напротив - Гвендис в простом сером платье, со светлой косой, которую, собираясь на улицу, она подкалывала вокруг головы.

— Ты очень тревожно спал, — сказала она. — Я решила разбудить. Тем более что пора ужинать. Тебе снятся плохие сны? На, выпей воды.

Дайк не сразу пришел в себя. Сделал несколько глотков из протянутой ему кружки, осмотрелся туманным взглядом.

-Лучше бы я совсем никогда не спал... — пробормотал он.

Гвендис была задумчива — во сне Дайк невнятно говорил на чужом языке. Девушка решила пока не расспрашивать его об этом.

За ужином она зажгла фитилек в плошке с жиром. Он чадил и давал мало света, но свечи были слишком дороги. У девушки мелькнуло: если продать драгоценный камень, она сможет каждый вечер читать при свечах в библиотеке возле ярко горящего камина.

Ужин — хлеб, чай на травах и кашу — они с Дайком съели быстро. Для себя одной Гвендис не стала бы варить кашу, но ради него было нужно. За окнами совсем стемнело, и Гвендис закрыла ставни. По крыше стучал дождь, но в библиотеке было тепло и спокойно. Дайк представил, как холодно и сыро сейчас в порту.

— Я никогда не видела такого большого и красивого камня, как твой, — сказала Гвендис. — У меня даже голова закружилась, когда ты дал его мне. Спасибо, Дайк.

Он улыбнулся в ответ, как улыбаются бродяги и собаки — скаля зубы.

— Дайк. Расскажи, пожалуйста, откуда он у тебя, — тихо продолжала Гвендис. — Если это тайна, я обещаю никому не говорить. Может быть, это из твоего прошлого? Ты обеднел, а раньше был богатым? Но нет, — Гвендис покачала головой. — Невозможно. Почему ты жил в порту, голодал, когда у тебя был этот камень?... Видишь, я теряюсь в догадках. Все кажется невероятным.

-Это потому, — произнес Дайк, — что я вижу во сне Сатру. Камень был спрятан в тайнике, который устроил царь Бисма. Я видел это.

Он опустил голову. В благотворительной больнице Дайк насмотрелся на сумасшедших, которых держали в цепях. Страх, что его сочтут помешанным, был для него невыносим.

— Что ты сказал? — изумилась девушка. — Ты видел тайник во сне?

— Это все было на самом деле. Я нашел плиту и каменный столб. То место, которое было во сне, — повторил Дайк.

— А откуда ты сам родом? — Гвендис снова подумала о незнакомом языке, на котором он говорил в бреду.

— Не знаю, — Дайк поглядел на нее и нахмурил светлые брови, чуть темнее своих русых волос. — Я ничего не помню. Мне просто снится эта проклятая Сатра...

Гвендис наконец поняла.

— Вот что... Мне еще раньше казалось, что с тобой что-то не так. Жаль, ты не сказал сразу. Значит, ты потерял память о себе — но вдруг стал видеть в снах то, чего с тобой никогда не было? Надо посмотреть, что пишут о болезнях памяти в лекарских трактатах, — и, чуть улыбнувшись, девушка пояснила. — Я знаю, не принято, чтобы женщина изучала лекарское ремесло. Но я научилась у отца. Его считали ученым и чудаком... Я даже занимаюсь практикой. Многим людям не хватает денег, чтобы обращаться к настоящему лекарю. Они зовут меня. Этим я и живу с тех пор, как не стало отца.

-Почему он умер?

-Заразился от больного. Уже давно. При отце дом был еще совсем крепкий, а сейчас весь скрипит.

-Когда ты продашь самоцвет, все будет хорошо, правда? — спросил Дайк.

-Конечно... Это просто чудо, — Гвендис помолчала. — Прошу, Дайк. Поживи у меня, пока не будешь здоров и пока я не продам камень. Он, наверное, очень дорогой. Его цены хватит, чтобы беды кончились не только для меня, но и для тебя тоже. Тебе не надо сейчас уходить, Дайк.

Дайк сидел в кресле, грея руки о чашку с травяным чаем. Он был тревожен и хмур.

-Что такое Сатра? Что тебе снится? — спрашивала Гвендис.

-Царство небожителей, которые нарушили запрет Вседержителя и ушли в Обитаемый мир, а потом раскаялись и попытались отречься от мира.

Гвендис промолчала. Она считала, что хорошо знает священную историю, но ей ни разу не попадалось упоминание о царстве небожителей на земле. Гвендис глядела на догорающий в плошке фитилек. Плошка стояла на каминной полке.

-Падшие небожители ненавидели людей: ведь люди обжили запретный Обитаемый мир, как собственный дом. За это небожители считали их отступниками, из-за которых Вседержитель не позволяет им вернуться обратно на небеса, — говорил Дайк. — Во сне я иногда вижу все так, как если бы смотрел глазами царя Бисмы или Дасавы... Я видел, как убивали людей после постройки Бисмасатры! Их просто засыпали камнями и землей в одной большой яме — живых.

Стиснув зубы, он сильно замотал головой, чтобы прогнать видение. Гвендис привстала с кресла. Дайк признался, сжав руками виски:

— Я был кем-то другим, а потом стал Дайком. Когда я засыпаю, я боюсь, что проснусь опять незнакомцем. Себя у меня нет, я чувствую внутри пустое место, которое может занять кто-нибудь еще.

Дайк помолчал, потом поднял на нее измученный взгляд:

-Скажи правду, Гвендис: я безумный?

Дочь лекаря почувствовала, как у нее защемило сердце.

-Нет, Дайк. Правда, нет. Тебе пора ложиться спать.

-Гвендис... запри дверь, — хрипло попросил Дайк.

Она не поняла:

-Ты боишься, что кто-нибудь сюда придет?

-Нет, — быстро ответил Дайк. — Если я останусь у тебя на ночь, запри дверь той комнаты, где я буду спать. Заложи кочергой снаружи.

Она утешительным жестом провела ладонью по его густым русым волосам.

-Не надо. Ты должен перестать так думать.

Дайк замер.

-Ты плохо придумал про кочергу, — ласково, но твердо продолжала Гвендис. — У тебя горячка, я не хочу оставлять тебя на ночь одного. Ты не безумный и не должен относиться к себе, как к дикому зверю. Я лекарь, Дайк, слушайся меня. Я дам тебе снотворное, и тебе совсем не будет сниться никаких снов. А ты прямо сейчас постарайся верить в себя, что ты в здравом рассудке. Ты нашел для меня драгоценный камень. Это было так трудно, но ты сумел. А я сумею вылечить тебя, я обещаю.

Была еще одна причина, по которой Гвендис решила спать в библиотеке. Ей не хотелось топить у себя в спальне: лучше поберечь дрова. Дайк перетащил в библиотеку ее небольшую деревянную кровать. Он виновато улыбнулся, видя, как ослабел и не справляется один, так что Гвендис пришлось ему помогать. Во всем доме стоял промозглый холод. Дайк почувствовал это, когда они вышли из теплой библиотеки.

Гвендис показала, где поставить кровать, чтобы, ложась спать, они с Дайком не стесняли друг друга. Наконец она затушила фитилек, они легли, и Дайк, боясь снова разбудить ее своим бредом, не позволял себе заснуть. Но Гвендис, как и обещала, дала ему снотворное, так что Дайк продержался недолго.

Дайк видел: сквозь болотный туман проступили очертания человека. Через трясину, легко и быстро, как посуху, шагал высокий светловолосый парень. В руке у него была длинная жердь. Он шел стремительно и уверенно, движения были точны — жердью незнакомец нащупывал впереди себя твердую почву и ступал на нее. Одет болотный житель был в холщовые грубые штаны, заправленные в сапоги из кожи, и длинную рубаху с вышивкой. Поверх рубахи — куртка нараспашку без рукавов, мехом наружу. За спиной — лук и колчан.

Увязший в топи уже по самые плечи, небожитель Дасава не сводил с него глаз. Человек оказался рядом на островке и сразу же протянул Дасаве жердь. Небожитель мертвой хваткой вцепился в нее. Незнакомец крикнул. Его язык напоминал язык небожителей, и Дасава понял: "Держись!". Человек с силой потащил жердь на себя. Подтащив Дасаву поближе, он протянул ладонь. Дасава медлил. Он знал, что не должен браться своей рукой за руку человека. Это осквернило бы Дасаву. Но человек крикнул: "Хватайся, ну!" — и тогда небожитель крепко схватил его ладонь. "Держись, не шевелись, я сам тебя вытащу!" — приговаривал незнакомец. Дасава послушался.

Не сразу, с большим трудом человек выволок на островок закованного в доспехи небожителя. Лежа навзничь, Дасава разглядел его: у лесного человека серые глаза и длинные, собранные в хвост волосы. На шее у него на кожаных шнурках висит несколько маленьких деревянных изображений — колесо и другие причудливые фигурки.

-Снимай эту железную куртку, задохнешься в ней, — говорил человек, неумело ища способа снять с него доспехи. — Я шел по вашим следам. Если бы мне поспеть раньше!

Дасава почти не делал усилий, чтобы понять его язык — это были искаженные слова его родной речи.

Парень нашел ременные завязки и снял с Дасавы зерцало. Человек с удивлением рассматривал грудную половину доспеха.

-Зачем вы полезли в этом в болото? — обескураженно спросил он. — Ну, ничего, слава старому лесу, ты живой. Я отведу тебя в наше селение.

Дасава, еще не опомнившись от близкой смерти и неожиданного избавления, не находил, что сказать. Лесной человек продолжал: