До последнего вымпела

А хода 'Токива' действительно лишился: один из двенадцатидюймовых снарядов пробил всё, что только можно, и разорвался непосредственно в машинном отделении крейсера. То есть ход не был потерян окончательно, но скорость упала в разы. А потом, исколачиваемый снарядами крейсер просто не имел возможности дотянуться до своего основного кильватера. А 'кильватер' не ждал — у него имелась своя задача.

Быть концевым в колонне, как оказалось, — самое неблагодарное дело: ради тебя не прекратят сражение. Не повезло — погибай сам.

А русские комендоры, рыча от восторга, засаживали снаряд за снарядом в гибнущий 'Токива' с уже совершенно убийственных пятнадцати кабельтовых. Ближе подходить было опасно — появлялся риск получить в ответ минный выстрел. Но речь всё равно шла уже о последних минутах пребывания японского крейсера на поверхности воды. Он горел уже весь, ответный огонь практически прекратился, из казематов один за другим вырывались снопы огня... В качестве финального аккорда прозвучал взрыв носовой восьмидюймовой башни и 'Токива' стал стремительно заваливаться на борт. Ещё несколько минут, и только днище корабля возвышалась над волнами.

Русские броненосцы прекратили огонь и 'Бородино' по приказу с 'Жемчуга' взял курс к 'Орлу', которому сейчас тоже приходилось туго. И это ещё очень мягко сказано. Положение броненосца было просто критическим. Четыре корабля японской линии уже на протяжении четверти часа рычали на бывшего флагмана своими главным и средним калибром. И небезрезультатно.

Шимоза жгла и рвала корабль. Вернее его надстройки и небронированный борт — броневой пояс не был пробит ни одного раза, но всё, что не являлось бронёй, пылало и корёжилось, разлеталось клочьями и сминалось. Глядя на этот плавучий костёр, невозможно было поверить, что в данном аду имеются живые люди...

А люди были. Живые. И продолжающие сражаться.

Ещё действовали носовая двенадцатидюймовая башня, и носовая же шестидюймовка правого борта. Продолжала огрызаться огнём и средняя батарея семидесятипятимилиметровых пушек. Броненосец упорно тянулся к своим. Горел, но не тонул. И, как ни странно, продолжал держать восемь узлов.

И колонна, ведомая 'Бородино', усиленно спешила навстречу. Ещё немного и русский кильватер вклинился в тот трёхмильный промежуток между избиваемым 'Орлом' и японской колонной. Предварительно, разумеется, головные русские броненосцы обработали огнём флагманский корабль Того. Тот немедленно сделал левое плечо вперёд и поспешил увеличить дистанцию — японский адмирал совсем не горел желанием подставить свои мателоты под облегчённые снаряды русских на оптимальной для них дистанции.

А вообще-то он ждал только одного: русского снаряда, который поставит точку в земном пути адмирала Того.

Получая доклады о потопленном 'Токива', гибнущем 'Якумо', о 'ныряющих в бездну' один за другим бронепалубных крейсерах, о состоянии 'Сикисимы'... Командующий Соединённым флотом Империи понимал, что проиграл. Проиграл вдребезги и окончательно. И проиграла Япония. Сражение и войну.

Пусть удастся затоптать в пучину пылающий русский броненосец и даже привести в Сасебо или Такесики 'живыми' оставшиеся четыре броненосных корабля, ведь это не спасёт Империю от поражения в войне. Даже идущая с Балтики эскадра вполне соизмерима по силам всему оставшемуся флоту страны Ямато. А те русские корабли, что вернутся после сегодняшнего боя во Владивосток, вместе с выходящими из ремонта, сильнее, как минимум, втрое. И теперь практически не имеется крейсерской разведки... 'Итсукусима', 'Хасидате', ''Нийтака', 'Цусима', 'Сума' и 'Читосе' уже стали жертвами сегодняшнего сражения. Пару дней назад потерян 'Такачихо'... И счёт ещё, вероятно, не закончен. Чем мы так прогневили богов?

Небеса не ответили. Просто поставили перед фактом: 'Сикисиму' в очередной раз накрыло шквалом огня, а расстояние являлось слишком незначительным, чтобы даже главный пояс мог удержать рвущиеся на сумасшедшей скорости внутрь броненосца тяжёлые снаряды русских. Вовремя разорвать дистанцию не удалось...

На флагмане адмирала Того разворотило переднюю трубу, снова раздраконило починенную на живую нитку рулевую машину, свалило грот-мачту и вырубило кормовую башню главного калибра. Но бой сейчас протекал на контркурсах, осталось выдержать огонь русских 'пенсионеров' — 'Наварина' и 'Нахимова', а потом будет возможность привести флагманский броненосец в более-менее боеспособное состояние...

А вот комендоры упомянутых кораблей, замыкающих русскую боевую линию, оказались в корне не согласными с ожиданиями командующего японским Соединённым флотом. Они постарались всадить в 'Сикисиму' максимум того, что могли. И преуспели. Теперь рухнула уже кормовая труба, рвануло огнём из среднего каземата левого борта, а восьмидюймовый с 'Адмирала Нахимова' угодил непосредственно в боевую рубку. Относительно узкие смотровые щели пропустили внутрь немного осколков, но контузией от взрыва тяжёлого снаряда 'приласкало' всех, кто находился внутри. Адмирала Того, без сознания, на носилках переправили в лазарет.

Вирен, наблюдавший с борта 'Жемчуга' взрыв и пожар вокруг боевой рубки 'Сикисимы', а так же то, что вражеский флагман зарыскал на курсе, немедленно приказал: 'Эскадре два поворота 'вдруг' влево. Атаковать головной корабль противника.'.

— Роберт Николаевич, дымы с оста. Много дымов, — доложил Левицкий.

— Миноносцы, вероятно, — кивнул адмирал. — Вызвать по радио 'Пересвета' и крейсера. Скоро начнёт темнеть — надо соединяться для отхода и, заодно, отогнать этих ночных разбойников подальше от нашего курса.

Командующий флотом отдал приказ и забыл о нём. Он наблюдал, как боевая линия осуществляет манёвр. Получалось не очень, но в принципе — получалось: 'Адмирал Нахимов' повёл за собой боевую колонну, а скорость противника, при наличии серьёзно повреждённого 'Сикисимы' не позволяла японцам оторваться от преследователей.

То есть три броненосных крейсера вполне могли улепетнуть, но в этом случае, флагман флота оставался на полное растерзание русским кораблям.

Хотя и имевшаяся ситуация не особо позволяла крейсерам Симамуры всерьёз заступиться за 'старшего брата': заслонить его своей относительно тонкой бронёй от двенадцатидюймовых снарядов гайдзинов...

Ну да, один раз можно. Нахвататься попаданий, которые вполне могут стать критическими. И не спасти собрата.

Логика кричала и билась в черепе адмирала Симамуры: Отойди! Уведи крейсера!! Спаси хотя бы оставшиеся три!!!

Нет. 'Идзумо' заложил вираж вокруг своего охромевшего флагмана, с перспективой вернуться и снова прикрыть 'Сикисиму' бортами трёх своих крейсеров.

Глава 36

— Радио с 'Пересвета' и от Энквиста, ваше превосходительство, — протянул бумажки минный офицер 'Жемчуга' адмиралу.

— 'Веду бой... Не имею возможности прекратить...', — Вирен увидел, что обе телеграммы практически идентичны. — Они что там, с ума посходили?! Да хоть они там все поголовно на бабах лежат — немедленно встать и выполнять приказ! Радируйте срочно!..

— Прошу прощения, — оторопел доставивший телеграммы. — Что радировать? Про баб?

— Про каких баб, лейтенант? — Роберт Николаевич начал слегка звереть, но вовремя понял сам, что слегка зарвался в своём желании однозначного понимания приказов от офицеров. Несмотря на формулировку. — Передавайте: 'Немедленно идти на соединение с главными силами. Ожидаются минные атаки со стороны противника.'

И Энквисту, и Эссену.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, но командир 'Пересвета', либо убит, либо тяжело ранен — телеграмма подписана лейтенантом Соймоновым.

Вот это да! Вирена было трудно удивить, но известие о выходе Эссена из строя, повергло адмирала в полный ступор: понятно, что война есть война, но рассудок просто отказывался воспринимать тот факт, что Николай Оттович во время сражения может быть где-то, кроме мостика или боевой рубки корабля, которым командует.

До жути хотелось узнать, что случилось с лихим каперангом, убит он или ранен... Но адмирал прекрасно понимал, что не может себе позволить удовлетворить своё любопытство во время боя — не та эта информация, которой сейчас можно засорять эфир. Нет! Сейчас не до этого!

— Отправляйте депешу! И запросите о состоянии судов, — отпустил командующий лейтенанта Линдена.

Ответ пришёл достаточно быстро и обнадёживал: все корабли на плаву, серьёзных повреждений не имеют, идут на соединение. Особо порадовала весть об уничтоженных трёх крейсерах японцев. В том числе 'Якумо'.

Тревожила недостаточная скорость 'Пересвета' в тринадцать узлов и недостаток тяжёлых снарядов на нём и на 'Баяне'. Однако порадовала догадливость Соймонова, который сообразил сообщить, что Эссен именно ранен. Вирен вздохнул с облегчением и помянул про себя добрым словом молодого лейтенанта, у которого был посаженным отцом на свадьбе.

Нельзя сказать, что Роберт Николаевич считал командира 'Пересвета' своим другом, но относился к нему с огромным уважением за храбрость, решительность и острый ум.

Но не до сантиментов — идёт бой.

— Что с 'Орла'?

— Никакой информации, ваше превосходительство, — немедленно отозвался командир 'Жемчуга'. — Горит. Мачты сбиты. Связи нет ни по беспроволочному телеграфу, ни флажной. Что делать будем?

— Возьмите курс к нему. И приготовьтесь принимать людей — не довести броненосец до Владивостока. Какими средствами располагает крейсер?

— Целы катер и две шлюпки, — немедленно понял Левицкий, что имеет в виду адмирал.

— Добро. Готовьте. Броненосцы с 'Сикисимой' и сами справятся. А орловцев нужно принять на борт. Негоже оставлять их на погибель или плен. Отсигнальте 'Орлу', чтобы экипаж приготовился оставить броненосец.

— Но ведь миноносцы...

— Выполняйте, Пал Палыч, — устало отозвался Вирен. — Дымы ещё не близко, а Энквист с крейсерами вот-вот подойдёт. Сразу его и отправим отгонять японских 'шакалов'. Ещё вопросы будут?

— Никак нет, ваше превосходительство! — строго по уставу отозвался кавторанг.

— Вот и ладненько. Идём к 'Орлу'.

'Жемчуг' направился к горящему и уже заметно кренящемуся русскому броненосцу, а остальной кильватер главных сил продолжал методично избивать 'Сикисиму', который явно доживал последние минуты.

На флагмане адмирала Того уже рухнуло всё, что ранее стояло вертикально: мачты, трубы, вентиляторы. Уже горело всё. Уточнять не требуется: 'всё', оно и есть 'всё'.

Броненосец зарылся в море по самые клюзы и продолжал оседать носом.

Русский кильватер отсёк от тонущего корабля три броненосных крейсера японцев, и удерживал их на почтительном расстоянии, не давая приблизиться и помочь гибнущему 'Сикисиме'. В этом не было никакого садизма — просто необходимо доводить дело до конца. До решительного результата: раз уж представилась такая возможность, то последний современный броненосец противника необходимо уничтожить.

— Лихо им там приходится, — говорили комендоры на русских кораблях. — Однако, добить надо! Потопим эту 'Симу', и войне конец. Давай, подавай быстрее!

Объятый пожарами флагман командующего флотом Страны Восходящего Солнца стал заваливаться на левый борт и уже черпал волны своими казематами. Казалось, было слышно даже на кораблях русской линии, как шипит, погружаясь в воду, раскалённая броня.

Обгорелое тело командующего Соединённым Флотом, вместе с броненосцем уходило в пучину Японского моря.

'Труп врага всегда хорошо пахнет' — говорят на Востоке. Доля истины в этом есть, и на кораблях под Андреевским флагом дружно орали: 'Ура!', видя, как идёт на дно морское самый грозный из их противников.

Крейсера Симамуры не рискнули испытывать судьбу дальше и, разорвав дистанцию, отошли. Причём было совершенно очевидно, что продолжать сражение они не рискнут. Да это и риском нельзя назвать — натуральное самоубийство: три, изрядно побитых броненосных крейсера, против пяти броненосцев и 'Нахимова'...

Но, в сорока кабельтовых, происходили события весьма печальные и для русского флота...

— Ближе не подойти, вашбродь, — виновато обратился младший боцман Востряков, к командующему катером, мичману Ратькову. — Сами ведь чуете, как жарит!

— Да чую, чую! — раздражённо ответил офицер. — Вижу, что они там сами все заранее за борт сиганули, видя наше приближение...

А катер действительно, просто наткнулся на стену нестерпимого жара, которым 'дышал' погибающий 'Орёл', очень хотелось даже слегка отвернуть назад, чтобы не находиться в этом аду. И было совершенно понятно, что на борту живых уже быть не может — не способна выдержать человеческая плоть такую температуру.

Катер сделал к борту 'Жемчуга' пять подходов (ещё два — вёсельная шлюпка). Всего спасли около полутора сотен орловцев...

— Где хоть один офицер? — недоумевал Ратьков.

— Так что, ваше благородие, ни одного найти ещё с полчаса до вашего прихода не могли. Боцман Павликов броненосцем командовал, — отозвался один из матросов. — По всем батареям офицеров искали — все переубиты.

— А в машинном?

— Там, над бронепалубой — вообще Геенна Огненная: ни спуститься, ни подняться, — отозвался ещё один. — Из низов здесь, вроде, совсем никого.

— Ладно, братцы, — мичман никак не ожидал такого ответа, — отдохните пока. И... Спасибо вам!

— Рады стараться! — совсем небодро и вразнобой выдохнули в ответ те, кого только что выдернули из пучины.

— Живых там больше нет, — Вирен хоть и не был уверен в своих словах, но оставлять 'Орла' на плаву и уходить было нельзя: кто его знает, выгорит корпус, подойдут японские миноносцы, поднимутся на борт... Ещё не хватало, чтобы увели на буксире в Японию, тогда позора не оберёшься.

— Топить? — деловито осведомился Левицкий.

— Разумеется. Подходите на три кабельтовых и отдайте приказ своим минёрам приготовить оба аппарата левого борта...

— Смотрите! — протянул руку в сторону 'Орла' штурман, хотя это было совершенно излишне — и так все не отрывали взглядов от броненосца.

Над умирающим кораблём поднялся столб пламени, причём произошло это с левого, невидимого сейчас с 'Жемчуга' борта. Сразу обозначился заметный крен и бывший флагман эскадры стал заметно валиться на тот самый левый борт.

— Неужели уже японские миноносцы? — недоумевали на мостике крейсера.

— Скорее огонь добрался до погребов средней шестидюймовой башни, — высказал предположение Левицкий, — уж больно по месту совпадает...

Ещё пара минут, и 'Орёл' окончательно лёг на борт, а чуть позже перевернулся кверху килем.

— Прими, Господи, души рабов своих! — закрестились на 'Жемчуге'.

— Благодарю тебя, Господи, что не дал взять греха на душу! — шептал про себя кроме этого Вирен.

— Павел Павлович, пройдите рядом с местом гибели — вдруг кто-то чудом спасся, — обратился адмирал к командиру крейсера.

— Разумеется, Роберт Николаевич, но только пусть уже сначала на дно уйдёт. Если вы не настаиваете, конечно...

— Ни в коем случае, действуйте по своему усмотрению.

— Крейсера подходят! — раздался голос сигнальщика. — Наши!

— Чёрт побери! Стыдно сказать, но о них и забыть успел... — Вирен, словно встряхнулся после последних событий. — Передать на крейсера: 'Немедленно атаковать вражеские миноносцы на зюйд-остовых румбах'.