Тар Бонниус возвращался из столицы. Там он принимал самое активное участие в празднике урожая, представляя западные земли и выступая от их имени. Он был доволен: часть пожертвований, которые в этот великий праздник обычно распределяли между самыми бедными, он сумел переложить в свой карман, а урожай с его плантаций вызвал искреннее восхищение таких же как он фермеров.

Антонеллу он заметил издалека. Девушка весело и беззаботно шла по дороге, напевая про себя какую-то мелодичную песенку. Она планировала добраться до столицы, чтобы обрадовать своим появлением любимого брата, вынужденного там жить. Чудесная погода, щебет птах, запах немыслимых трав и свобода кружили голову, и мир казался полным радости и любви.

'Какая жертва!' — подумал Тар Бонниус, едва взглянув на нее. Ему хотелось бы вот так же жить и радоваться, но не получалось приглушить обиду и злобу на всех, кто был удачливее его. Вот и она! Тар Бонниус скрипнул зубами, а потом в мгновение сменил гримасу ненависти на улыбку.

— Милая леди! — он постучал по крыше тросточкой и возница остановил карету. — Я впервые в этих местах. Не подскажете ли наиболее удобную дорогу до берега Великого Змея?

— С удовольствием, — откликнулась Антонелла. — Едете все время прямо, потом будет развилка, берите правее, а потом легче прямо по полю. Там легко можно проехать!

Тар Бонниус закатил глаза, будто пытаясь мысленно представить весь путь, но потом огорченно развел руками.

— Может, вы меня проводите, если не торопитесь?

Антонелла, собственно, не торопилась. Да и было здесь совсем недалеко... Она кивнула, взялась за протянутую руку Тара Бонниуса и легко запрыгнула в карету.

— Сначала прямо, — закричал он вознице. Антонелла с улыбкой кивнула и захлопнула дверцу. Это было последнее мгновение, которое она провела на свободе. Потом — удар, темнота и боль в затылке...

Очнулась девушка, прикованной к сырой склизкой стене металлическим наручником. Он был вбит так высоко, что она буквально висела на своей руке, не имея возможности ни сесть, ни лечь. Антонелла не поверила своим глазам и ощущениям, которые были, мягко говоря, болезненными. Она застонала и попыталась принять более удобное положение.

— А вот и моя маленькая рабыня, — в маленьком окошке в металлической двери появилась скалящаяся рожа Тар Бонниуса. — Ну как ты, птичка моя, все ли тебе нравится?

— Как вы смеете! — едва прошептала Антонелла. — Меня найдут и вам не поздоровится!

Мужчина расхохотался:

— Да кто тебя найдет? И как? Тебя же никто рядом со мною не видел. Шла, шла, да и сгинула!

Антонелла только сейчас поняла, что он прав, и от бессилия чуть было не расплакалась.

— Добро пожаловать в мой персональный зверинец, птичка! Ты у меня будешь... — он будто задумался, — голосицей! Как и эта птаха, будешь сидеть в клетке и будить меня своим веселым пением! Все ясно? И не дай Богини, услышу в твоем голосе хоть одну грустную нотку! А сейчас...

В замке загремели ключи и Тар Бонниус вошел в камеру.

— Кушать пойдем, голосица моя! Знаешь, как этих птичек кормят? С рук! Вот и ты будешь есть только с моих рук! И никак иначе...

Он подошел, накинул на шею Антонелле петлю из ремня со скользящим замком и отстегнул наручник. Девушка, едва смогла выпрямиться, изо всех сил врезала ему по причинному месту, а когда он согнулся, локтем по шее. Именно так учил ее отец. Тар Бонниус согнулся и потянул за ремень, петля тут же стала сжиматься на горле девушки. Она схватилась за нее, но пальцы лишь скользили по коже. Перед глазами забегали радужные круги, и она задыхаясь упала на пол.

— Тварь, — едва прошептал Тар Бонниус. — Ты не птичка, ты дикая кошка! И я научу тебя быть ласковой и услужливой...

Он ослабил петлю и Антонелла со свистом и хрипами начала дышать. Тар Бонниус схватил ее за руку и вновь подвесил на стену:

— Сегодня — ни еды, ни воды. А завтра поговорим в другом месте!

Он с силой захлопнул дверь и ушел, а Антонелла вновь без сил повисла на своей же руке, буквально, выворачивая ее из сустава.

— Эй, эй... — туман в голове вдруг прорезал чей-то тихий шепот. — Ты меня слышишь?

Антонелла застонала.

— Это хорошо! Потерпи чуток! — замок заскрежетал и в подвал к Антонелле кто-то прошмыгнул.

Девушка с трудом открыла глаза. Перед нею стоял паренек, может, чуть постарше нее. Он оглядел ее и присвистнул.

— А ты — красавица! И как же тебя угораздило!

Он достал из-за пазухи странную явно самодельную глиняную фляжку и поднес к губам девушки. Он с жадностью прильнула к горлышку. Парень намочил край своей рубахи, больше похожей на мешок и вытер ее лицо.

— Меня Февром зовут, а тебя?

— Антонеллой, — она едва смогла выговорить свое имя.

— Красивое имя! Знатная?

Она кивнула.

— Здесь это без разницы, — разочарованно произнес парень.

— А где я?

— В рабстве у этого гада... Вот, видишь? — он поднял длинную грязную челку и показал выжженное на нем клеймо в виде треугольника и цветка клевера в нем. — И тебе завтра такое поставит.

Антонелла не сдержала слез. А парень будто спохватился:

— На, поешь! — он сунул ей в руку огурец и ломоть хлеба. — Я всегда что-нибудь из еды на кухне ворую. Для таких случаев.

— Давно ты здесь? — хрустя таким вкусным огурцом спросила она.

— Уже лет пять... — буркнул Февр. — Сначала тяжело, а потом приспосабливаешься...

— Я не смогу... — прошептала девушка.

— Ты главное смотри на него с обожанием, говори, какой он хороший... Он кем тебя назначил?

— То есть, — не поняла девушка.

— Вот меня, к примеру, хомячком. Держит в клетке, заставляет бегать в колесе, но иногда оставляет дверцу открытой и потом с диким восторгом ловит, в основном, на кухне... Девушек у нас давно не было, а вот женщины или птицы, которые должны зерна клевать, песни петь и раскрашивать свои тела, или киски... Ты кем будешь?

— А... Сначала говорил птичка, а потом — дикая кошка!

Он в ужасе посмотрел на нее:

— Это плохо? — запаниковала Антонелла.

Парень только сглотнул, не решаясь, видимо, объяснить, что к чему.

— Ты, главное, не сопротивляйся и делай вид, что тебе приятно... Иначе забьет насмерть...

— Может, так и лучше? — Антонелла и сама удивлялась, как всего за один-два дня из жизнерадостной девушки она превратилась вот в это...

— Даже не смей так думать... — он к чему-то прислушался. — Ладно, я завтра приду... Улыбайся и хвали его... Поняла?

Антонелла кивнула.

Следующий день для нее был просто адом. Она поняла реакцию Февра на ее статус, когда Тар Бонниус на следующий день вывел ее из подвала и привел в самую настоящую пыточную комнату с огромной кроватью посредине. Она не сопротивлялась ни когда он ее учил длинной плетью, ни когда... Она даже думать об этом не хотела... А он потом гладил ее, нахваливая, какая же кошка стала послушной, почти совсем домашней.

Антонелла будто умерла. Она ничего не чувствовала, радуясь, лишь когда к ней в гости приходил Февр. Парень жалел ее, таская какие-то травки и убеждая, что они нужны, чтобы не было детей. Антонелла верила ему и с послушностью ела их.

Так шли неделя за неделей, месяц за месяцем. Счет времени Антонелла совсем потеряла, измеряя его лишь сменой комнат во все том же подвале. Тар Бонниус был доволен рабыней, а потому сначала перевел в камеру с кроватью, а потом почти в нормальную комнату, где за занавесочкой был даже душ.

Февр и здесь Антонеллу не бросил. Долгими ночами, когда хозяин точно был занят какой-нибудь очередной киской, они сидели и мечтали. Да-да, даже в таком безнадежном положении они не могли не мечтать. Очень скоро Антонелла и Февр настолько привыкли друг к другу, что воспринимали себя не иначе как единой семьей. А однажды...

— Нелли, — так Февр звал девушку, — я, наконец, собрал все необходимые ключи!

— Но как? — удивилась она.

— Очень просто! Я же хомячок. Когда хозяин забывает про дверку, я достаю хлеб, пережевываю его, а потом ищу ключи. Вроде бы просто бессмысленно бегаю по дому, уморно пофыркивая, а на самом деле, жду подходящего момента. Этот придурок носит ключи на связке, а ее любит раскидывать где попало. Вот я и ищу момент, когда он не смотрит, и делаю слепок. А потом у себя в подвале вырезаю копии из деревяшек. Непрочно, конечно, но на несколько раз открыть-закрыть хватает.

— А чем ты вырезаешь?

— Я вилку с кухни уволок и заточил о стены!

— Ну ты даешь! — Антонелла потрепала парня за волосы. — И что предлагаешь?

— Бежать надо! — он сверкнул глазами.

— Но как? — Антонелла не понимала... Хозяин никогда надолго своих рабов не оставляет. Только если в столицу ездит. Но это не чаще раза в год.

— Вот-вот... Даже знаю, о чем думаешь... О столице?

— Но сложно выяснить, когда он в следующий раз...

— Через три дня! — Февр сверкнул глазами. — Я, когда в клетке бегал, слышал, как он вслух рассуждал, какой наряд надеть.

Надежда вспыхнула яркой звездой! Внутри Антонеллы все просто дрожало от радости и предчувствия.

— Нелли, ты чего? — Февр обнял ее за плечи. — Не надо так волноваться, он же сразу раскусит! Держи себя в руках. Все должно быть, как обычно!

Антонелла кивнула. Все три дня она кланялась господину, удовлетворяла все его прихоти и восхваляла достоинства. А он лишь победно улыбался и хлопал ее по щечке. А потом Тар Бонниус уехал...

Февр явился, едва стемнело, и поманил Антонеллу пальцем. Они потихоньку скользнула за ним. Последняя дверь... И они в скромном чистом домике добропорядочного эльфа. И в этот самый момент перед входной дверью раздалось брюзжание хозяина.

— Надо же было забыть трость... — ворчал он, отпирая замок.

Отступать было поздно. Быстро запереть все двери за собой они бы не смогли, да и шум выдал бы их побег. А уж если их поймают... Хозяин всем показывал голову женщины, которая осмелилась бежать с год назад.

Антонелла и Февр замерли с двух сторон входной двери, а едва Тар Бонниус вошел, парень саданул его по голове тяжеленной вазой из хрусталя, стоявшей на полу прямо позади него. Хозяин охнул и завалился на бок. Из раны его потекла кровь.

— Он мертв? — в ужасе произнесла Антонелла. Февр лишь пожал плечами и потянул ее за собой на улицу. — Подожди! К нему же никто не ходит, а вдруг те, другие, внизу умрут, прежде, чем их отыщут.

— А ты права... Жди здесь! — Февр вручил Антонелле единственное свое оружие — заточенную вилку и побежал к лестнице.

Девушка заметно нервничала в ожидании Февра. Она ходила туда-сюда, стараясь не смотреть на тело хозяина, вызывающее только рвоту. Поэтому и не заметила того момента, когда он пришел в себя и схватил ее за ногу. Антонелла от неожиданности упала. Тар Бонниус в мгновение набросился на нее и начал душить. Она сама не поняла, как воткнула в опротивевшее тело мужчины вилку. Хозяин дернулся, недоумевающе глядя на рабыню, а потом повалился на нее и затих. В этот момент вернулся Февр, а за ним остальные рабы.

— Убийца! — истерично закричала какая-то женщина, указывая на Антонеллу.

Февр влепил ей пощечину, потом деловито подошел к хозяину, стянул его в сторону и, обшарив карманы, вытянул кошель с монетами и горсть их засунул себе в карман, остальные кинув бывшим рабам. Потом он поднял девушку, поставил на ноги, стер кровь с лица и вытянул ее из дома. Он шел, не оборачиваясь, пока они не миновали ворота, небольшую лужайку и не вошли под сень леса.

— Как ты? — спросил Февр. Антонеллу трясло. Нужно было где-то остановиться и привести себя в порядок. Об этом парень тоже уже подумал, прихватив из комнаты хозяина пару штанов, рубашек и мягких туфлей.

Антонелла вообще мало что понимала, пока Февр буквально не втолкнул ее в речку. Он осторожно отмыл волосы девушки, лицо, тело, вручил сверток с одеждой и отправил переодеваться. Свежесть воды и ночной осенний морозец привели Антонеллу в чувство. Когда из речки вышел Февр, она улыбнулась ему.

— Неужели мы на свободе?

— Конечно, родная... Только теперь на нас с тобой висит убийство, а значит, нужно скрываться.

— Но ты же можешь... — Антонелле даже страшно было представить, что Февр ее бросит, — ты же не убивал...

— Дура ты, Нелли! — сердито ответил парень. — Как я могу бросить тебя, когда люблю! Это такое мужское чувство: раз и навсегда!

Антонелла разрыдалась:

— Как меня теперь можно любить? — Февра быстро присел рядышком и обнял ее.

— Ты — самая прекрасная для меня! — он притянул к себе лицо девушки и начал его целовать. — А о том, что с нами было, лучше забыть! Раз и навсегда!

Они потом долго бродили по Светлому Лесу и Мирграду, опасаясь любых представителей государства, и представляясь супругами. Они жили то в одном городке, то в другом, обзаводясь хозяйством, а потом бросая все на произвол судьбы. Но со временем воспоминания, как и всяческие страхи, отступили, оставив лишь почти незаметные следы от клейм. Их они закрывали челками или повязками, платками или капюшонами.

А потом Нелли и Еврасий, как они назывались, пришли в Тримир и решили обосноваться здесь. Город очень понравился смешением культур народов, какой-то сумбурностью и вместе с тем четким порядком. Они побывали в Храме Богинь и принесли клятвы верности, а вскоре Нелли обнаружила, что ожидает ребенка.

Это было самое счастливое время в их жизни! Они ждали малыша, делали ремонт в арендованных двух комнатах, и любили друг друга. А потом родилась Лисса, ставшая для супругам и смыслом жизни и маленьким солнышком.

Беда пришла, когда, казалось, все уже наладилось. Еврасий работал плотником и резчиком по дереву, выполняя различные заказы. В тот день он мастерил в доме сына старосты Тримира беседку. Стоял жаркий день и Еврасий неосторожно утер пот со лба, сдвинув ленту, которую носил постоянно. И сын старосты увидел клеймо! А пребывал он в подпитии, принялся орать и махать кулаками, звать слуг. В тюрьму Еврасий не собирался, да и нужно было предупредить Нелли, а потому отчаянно сопротивлялся, пока кто-то не саданул его обухом по голове. Умер Еврасий, не приходя в себя. Только тогда догадались позвать стражей.

— Я сам отвез его тело жене, — нахмурился Леонард Тримирский, — тогда-то плачущая Нелли и рассказала мне эту историю. У нас в те годы не было связи с эльфийской гвардией. Только недавно, уже после войны, я узнал, что того эльфа признали виновным в тяжких преступлениях. Все рабы свидетельствовали об издевательствах. И убивших Антонеллу и Февра давно оправдали. Я же был на войне, вернулся недавно, хотел сообщить Нелли эту новость, но не успел. Она умерла с месяц назад, а ее дочка, которой она так и не сказала правду об отце, исчезла. Я спрашивал хозяйку дома, где малышка, но та лишь развела руками. Боялась, наверное, что я обнаружу девочку в конуре у собак. Так что, я рад, что вы ее обнаружили!

Эта жуткая история вызвала столько чувств у Фрея, что он тут же вызвал нотариуса и оформил опеку над Лиссой. А я все не могла вспомнить, что же мне напоминала эта история...

А потом мы пошли покупать девочке наряды. Лисса была счастлива до безобразия. Она крепко держала Фрея за палец и каждый раз, когда он отходил от нее хотя бы на минуту, начинала кукситься и плакать. Умотавшись, она забралась к нему на руки и сладко уснула, прижимаясь к нему и улыбаясь во сне.