Зверь Лютый. Книга 17. Пристрелочник

"Бумага — сама не ходит" — старая бюрократическая мудрость.

Так я вам больше скажу: и у средневекового пергамента ног — тоже нету. Хоть бы на нём и печати государей стояли.

Короче: вылез я на штабель брёвен от муромских дощаников в паре вёрст выше Стрелки. Поднял стяг с рябиновым листиком и давай размахивать. Типа: вот он я. Подходи — не бойся!

Насчёт продолжения: "уходи — не плачь"... как получится.

У меня за спиной — две версты замусоренного берега, коптильни, пух с перьями, сарайчики, на реке — пара лодок с бойцами и Чарджи, за штабелем Любим с десятком стрелков, Салман с десятком мечников, Курт... со своими зубами, Николай с парой приказчиков...

Встречаем гостей. Рабочая обстановка.

Таможню приходилось проходить неоднократно. А вот самому... "мытарить". Разница с работой на блок-посту, с "зачисткой", с "проверкой паспортного режима" — существенная. Опыта из первой жизни — нет, из средневековья — аналогично.

Я же сказал: "как получится"!

Живчик — молодец. Я его — попросил, он — сделал. Впереди каравана — полупустая лодейка с муромскими отроками и по гридню — на каждой крупной посудине. Дал князь купцам провожатых. Чтобы не заблудились на реке.

Лодейка поворачивает ко мне, за ней, хоть и с задержкой, сворачивают со стрежня к берегу булгарские посудины. Одна за одной. Караван пристаёт к берегу.

"Парковка" таких корабликов... уже смешно.

"Русская Правда" различает несколько типов судов:

"Аже лодью украдёт, то 7 кунъ продаже, а лодию лицемь воротити, а за морьскую лодью 3 гривне, а за набоиною 2 гривне, а за челнъ 8 кунъ, а за стругъ гривна".

Вот такие называют — "учан". От тюрского "чан", кадь. Хотя, мне кажется, больше похоже на паузок. По сути — плот из тесин, с низкими дощатыми "набитыми" бортами, наклонёнными наружу. Длинное рулевое весло, мачт не вижу, но они съёмные — лежат внутри, наверное. Гребцов с десятка полтора, хотя уключин втрое больше. Палубы нет, будка на корме. Но главное — грузоподъёмность. Такая лоханка вмещает до 50 возов. Полторы-две тысячи пудов груза — серьёзно.

По сути — одноразовая упаковка для товара. В море на таком не выйдешь, по волокам — не протащишь. Но на большой реке — на мелях не застрянешь и, при попутном ветре, прилично идти можно. Пристаёт к берегу такое корыто... тяжело. Цепляет дно "скулой" и начинает разворачиваться — задницу течение заносит.

Муромская лодейка без мудростей выскочила на песок с разгона, отроки высыпали, ухватили за борта и вытянули выше. Следом первый учан заскрипел по песочку. С него канат бросили.

И? Я — жду-смотрю, муромские — тоже смотрят. На учане какой-то дед длиннобородый воздвигся. И заорал. Матерно по-тюркски. С шелудивыми ослицами и дикими собаками. И оттуда народ — попрыгал в воду. А подцепиться не к чему. Кнехтов здесь нет.

Ни в смысле — парная тумба с общим основанием на причале для крепления тросов. Ни в смысле: немецкий наёмный пехотинец незнатного происхождения.

До немцев — три века, до парных тумб — ещё больше. Пока, гости дорогие — цепляйтесь за песочек. Вот с десяток мужичков нерусской национальности и поднапряглись. Пока задницу этой бескилевой дуры к бережку прислоняли.

На таких лайбах может быть до полусотни гребцов. Но здесь и трети нет. Что радует: каждый гребец — потенциально воин. Два десятка корабликов — тысяча находников... Надо учесть на будущее.

Длиннобородому даже сходни на берег кинули. Слез, важный такой, халат дорогой, сапоги с носами, пояс с шитьём.

— Да пребудет с тобой благословение Аллаха, мудрого, милосердного, воевода. Я Муса-аль-Табари, караван-баши. Мы увидели твои движения с этим... платком, и подошли спросить — нужна ли тебе помощь правоверных?

Факеншит! Опят мозги в трубочку сворачиваются. От перенапряжения.

По формулировкам — он меня не уважает. "На помощь пришли". По говору... откуда-то с юга, не тюрок, или давно в дороге. Бывалый, осторожный, самоуверенный. Русский язык знает хорошо. Но — "не уважает". Спешиваем наглеца. Без мордобоя, лобовых наездов и обид. Чисто "изумлением от познаний дикаря лесного" в моём лице.

— Аль-Табари? Из Амула?

А глаза у дяди не тюркские. А очень даже ближневосточного размера.

— Экхм... Господин бывал в Табаристане?!

Как я мог там бывать?! Табаристана с 13 века нет.

— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос, уважаемый?

— Э... Нет. Я родился в Баб-уль-Абвабе.

— Прекрасный город, прекрасная гавань. Правда, очень извилистый вход.

Подавился. Воздухом надо дышать, а не глотать. Подождём, пока откашляется. Сделаем вид, что... что сделали вид.

— Эгмм... Могу ли я спросить господина...

— Не можешь. Твои люди стремятся в свои жилища, а зима — близко. Итак, прикажи всем им спуститься с кораблей и сесть вдоль этой горы. А старшие из корабельщиков и владельцы товаров пусть подойдут сюда.

— Э... Благородный господин. Зачем ты велишь людям выйти из лодок? Мы готовы заплатить пошлину и, если позволит Аллах, продолжить путь к нашим домам. Скажи нам, сколько ты хочешь за проход?

Уже "благородный господин"! А всего-то — мелкие географические подробности вспомнил! А подход-то у него — наш: "Командир! Сколько ты хочешь и давай разойдёмся". Дядя, Стейнбека читать надо: "Честность — лучший рэкет". Тем более, что я собираюсь взять больше.

— Увы, Муса, я понимаю причину твоей спешки, но закон, установленный блистательным эмиром Ибрагимом, да продлит Аллах годы его жизни, и князем Андреем, да пребудет на нём благословение Богородицы, не позволяет мне принимать плату за проход. Я всего лишь цепной пёс, стерегущий эти торговые пути от злых людей. Прикажи своим людям сойти с кораблей. Чтобы я мог осмотреть их и убедиться, что среди них нет злых.

— Э! Началник! Зачем сойди?! Вах! Зачем смотри?! Ты — уважаемый человек! Э! Слыхал-слыхал! Воин! Да! Герой! Джигит! Храбрий-храбрий! Ми — уважаемый луди! Ми — добрый купец. Вах! Малэнкий башкиш хочишь? А? Такой малэнкий, такой красивэнкий... Совсем-совсем незаметнэнкий. Но дорогой... ужас-с-с! Эмир... где эмир?! Эмир далеко — не видит, князь далеко — не видит. Никто не видит! Никто не скажет! Уважаемые луди! А? Никто! Мамой клянусь!

Идиот. Предлагать взятку на виду у всего каравана, в присутствии муромских гридней... да и сверху, с Дятловых гор, полно народу смотрит.

Нет, не идиот — конформист. Работает по стереотипу. "Берут — все!". А про трудовые подвиги Чичикова-таможенника в начале его служебного пути... Нету, нету на них русской классики.

Подошедший купец тоже одет богато, моложе — окладистая чёрная борода. Очень интенсивен в жестикуляции, в мимике. И не очень — в понимании. А вот караван-баши уже учуял. Смотрит напряжённо, оглаживает бороду.

— Почтенный. Те люди, которые долго не моют ушей — не слышат моих слов. И они с ними расстаются. С ушами. И — с головой. Прости мне мою нескромность, но давно ли ты промывал свой проход? Я имею в виду — слуховой.

Какая часть моих ассоциаций в сказанном дойдёт до собеседника? И полезет ли он в драку? Потому что я буду бить сразу насмерть.

До чернобородого доходит медленно. Мой тон достаточно благожелателен, а русский для него, явно — не родной. Сначала улыбка становится "замёрзшей", проступает недоумение, переходящее в растерянность, в непонимание. В озлобление. Он краснеет, поджимает губы. Потом распахивает рот, чтобы достойно мне ответить. Но Муса успевает первым. Короткая, негромкая, "рубленная" фраза. Кажется, купец, пытается возразить. Новая команда, ещё короче.

— Йадххб!

Негромко, но чётко. Как-то это... не по восточному. Язык не тюркский. Арабский? Фарси? Факеншит! Сколько же ещё надо впихнуть в мою бедную лысую голову!

Купец, зло пыхтя, удаляется, помощник караван-баши бежит вдоль берега и выкрикивает приказ всем спуститься на берег. Народ бурно возмущается, но начинает перелезать через борта этих... учанов.

— Что ты ищешь, достопочтенный вали? Возможно, я смогу помочь тебе. Нам говорили о том, что ты не держишь рабов и запрещаешь провозить их через твои владения. Это — удивительно. Я бывал во многих странах, но нигде не встречал такого запрета. Владетельные господа в твоей стране будут очень расстроены твоим решением.

О! Прогресс: взамен гяурского — "господин" пошло родное правоверное — "вали". Ещё одна ступенька в его внутреннем представлении о моём месте в социальной иерархии. И при этом — скрытая угроза.

* * *

Муса — прав. "Святая Русь" — нищая страна. Все дорогие товары: фарфор и шёлк, пряности и слоновая кость, качественное оружие и породистые кони, тонкие ткани и искусно сделанные вещи... — приходят с Востока. Всё там: природные условия, полезные ископаемые, высокие технологии, вершины культуры... Запад за всё это платит. Так будет строиться глобальный товарообмен аж до 19 в., когда с Запада пойдут реально дешёвые и качественные фабричные вещи. До этого...

Я уже говорил: через столетие во Франции и Германии заработают "высокие печи". Они не будут новым изобретением — на Востоке существуют тысячелетия. Но европейцы приспособят к ним воздушное дутьё от водяных машин. Чего на Востоке сделать не смогли — воды мало. На Востоке занялись "высокими технологиями" — немногочисленными дорогими высококачественными изделиями. Прекрасный подход при транспортных коммуникациях в зачаточном состоянии.

А Европа будет делать массу дерьма. Массу дрянного железа, пополам с чугуном, который колется при ударах. Это не оружие, достойное выдающегося бойца-гроссмейстера, это оружие для дворовой команды.

"Обнажил я бицепс ненароком.

Даже снял для верности пиджак".

Вырезать дамасскими клинками толпы "без-пиджачных" придурков с любыми бицепсами — нетрудно. Но на основе обилия дешёвого, пусть и дрянного железа, пошло пороховое оружие. И тут уже неважно: какой клинок в чьих руках. Пусть бы и сделанный мастерами с Инда по древним арийским технологиям.

"Мистер Кольт — великий уравнитель".

Построение западных империй, начиная с Римской, основывалось на военно-техническом превосходстве. Метрополии не достигали паритета с колониями в товарообороте. Италия во времена Ранней Империи ввозила в 4 раза больше, чем вывозила. Колониальные европейские империи эпохи железа и пороха импортировали... всё. А главным экспортным товаром столетиями были "благородные мерзавцы в блестящих шлемах".

Первая громкая попытка такого сорта только что прошла: Иерусалимское королевство. И оно сейчас потихоньку заваливается — не хватает "благородных мерзавцев".

Пока этого военного — порохового и железного — преимущества нет. Европейцы выкручивают друг друга досуха. Чтобы купить восточные товары. Заплатив, преимущественно, золотом и серебром.

Но на Руси нет и этого! Основной экспорт: меха. Бобров уже выбили. Песец, соболь, чернобурка... за ними надо на Север топать. Ещё там берут моржовый клык и китовый ус ("рыбий зуб"). Тот же товар, часто — дешевле и лучшего качества, можно взять в Булгаре Великом. А вот из самой Руси...

Хорезмийцы берут немного льняные ткани. Покупают воск для освещения. Но по настоящему, постоянно, массово из выросшего на Руси — берут рабов. Особенно — рабынь. Русоволосые славяночки хорошо идут на рынках Халифата. И не только для роскошных гаремов и утончённых услад благородных владык. Эти женщины достаточно выносливы и плодовиты. Обзаведясь такой рабыней, даже небогатый человек будет иметь послушную сильную работницу в хлеву и на дворе. И просто на племя: дают здоровый приплод, который подращивается и неплохо продаётся.

Для многих святорусских людей продажа в рабство собственных детей — условие выживания в голодный год и безбедного существования — в сытый. Сходно живут аланы и яссы на Кавказе, в других странах. Но для "узорчья земли русской" — боярства — продажа холопов и холопок — из важнейших источников дохода.

Три основных источника у бояр: добыча, жалование, вотчина.

Военную добычу ограничивают князья: не дают грабить друг друга "в частном порядке", забирают большую часть добычи в общем походе.

Жалование... его же выслужить надо! А оно само по себе требует расходов. Да и князья лишнего не заплатят: зиму пережил? И — хватит.

Вотчина. Борти, звериные и рыбные ловы, снопы льна и пуды хлеба... Это — берётся. "Отобрать и поделить" — не лозунг большевиков, а норма жизни святорусского боярства. Отобрать выловленное, выращенное... Поделить между своими. Землевладелец — не земледелец, землю не "делает". Ничего не делает — только владеет и отбирает.

Вотчинники, кроме редких "мутантов", вотчинное хозяйство не изменяют. Потому что не умеют. Оно и катится — "как с дедов-прадедов заведено бысть есть".

Ну не будет боярин учить смердов правильному севообороту по Энгельгардту! Тем более — сам не знает.

Ни земледельцы, ни землевладельцы — интенсификацией производства почти не занимаются. Активнее прогресс идёт в монастырях. Которых на "Святой Руси" мало. Что-то новенькое возникает в городах. Но для горожан агрономия — подсобное хозяйство.

А русская аристократия, в основной своей части — не делатели, но — собиратели.

Присваивающая форма хозяйствования. Что выросло — то и присвоил.

Например: "двуногая скотинка с голубенькими глазками, крупными дойками и репродуктивной функцией".

И — продал.

"Все так живут".

* * *

И тут я со своими... предрассудками.

— Муса, ты не заметил мелочи. Моя страна — здесь. В моей стране только я — владетельный господин. Русь — не моя страна. Мнение владетельных особ в разных сопредельных странах... может быть любопытно. Не более. Не удивляйся — на Стрелке есть много других причин для удивления. Даже для столь опытного путешественника, как ты. А пока... я вижу — твои люди уже сошли на берег. Пошли помощника с моими людьми. Николай, Салман — осмотрите корабль.

— Э... Зачем твои люди на мой учан?! Что они хотят смотреть?! Они — неверные! Их сапоги смазаны свиным салом! Они испоганят мой корабль!

Ещё один. Вроде — из булгарских. Толстый, бородатый, обперстнённый. Количество "гаек" превосходит количество пальцев. Судно-владелец. А гонор — как у судо-владельца. Увы, дядя — суд здесь мой.

— Достопочтенный, мои люди ищут людей. Рабов, удерживаемых силой, укрываемых разбойников...

— Жок! Мундай жок! (Нет! У меня нет таких!)

— Хорошо. Они посмотрят. А у тебя есть большой выбор. Или уйти на испоганенном корабле. Или не уйти вообще.

Как он зашипел! Но...

Всё-таки, Салман выглядит внушительно. Вылез из-за штабеля брёвен с десятком мечников, услышал тираду возмущённого торговца и повернулся к нему.

"Короля играет свита" — давняя средневековая мудрость.

Я — не король. Но "свита — играет". Фактом своего существования.

Салман просто смотрит. И начинает улыбаться. Купец узнаёт, в ужасе отшатывается, шепчет:

— Кара касипетин... (Чёрный ужас)

Салман улыбается ещё шире. Мда... от такого оскала и медведь в берлоге уписыется. Какая у меня свита... харАктерная. Труппа для Хичкока.

— Салман, ты знаешь этого купца?