Это навсегда - 1

Оно и верно. У АК-74М Глеба ствол почти в полтора раза длиннее, он укропов на бо́льшем расстоянии достанет. Да и ночной прицел у него имеется. Но Сармат не спешил стрелять.

— Приготовь ВОГи!

Неужели до них уже меньше 400 метров?

— Видишь их? Твоя правая группа, моя левая. После выстрела раскатываемся метра на три, каждый в свою сторону. Давай!

Выстрелы двух ГП-34 почти сливаются, и я качусь, качусь, качусь. Всё, кажется, хватит. Вовремя откатился, так как по тому месту, где я лежал, ударили сразу из двух или трёх стволов. Но вопли, доносящиеся оттуда, где взорвались 40-миллиметровые гранаты, говорят, что наши выстрелы были успешными.

Я снова вставил ВОГ-25 и метнул её туда, где только что вспыхивали огоньки автоматных выстрелов. А потом покатился дальше, прикрываясь гребнем холма. Теперь хоть застреляйтесь, суки! Хрен вы меня достанете.

Автоматной трескотни снизу поубавилось, и я рискнул высунуть голову. И вовремя. Глеб тоже накрыл залёгших, и в отблесках догорающих машин видно, что наши враги отползают назад. Но мой напарник машет мне рукой, чтобы я отходил вниз. Что случилось?

— Они АГС-17 в окне дома устанавливают. Бегом отсюда, сейчас здесь жара начнётся! Хватай наш гранатомёт, я прикрою, если кто-то сунется.

Так, ремень автомата через голову, АГС-30 в руки, и вперёд, к машине! Уже за спиной слышу частые хлопки разрывающихся на гребне холма гранат: 'Пламя' перепахивает наши покинутые позиции. Луна по-прежнему светит так, что видно каждую травинку. И это правильно! Меньше шансов рухнуть с пудовой железякой в руках!

Одна лента у вражеских гранатомётчиков, похоже, закончилась, а пока они меняют её на новую, я успею прорысить ещё метров сто. И снова за спиной загрохотали разрывы, но везение, похоже, закончилось. При стрельбе АГС-17 подскакивает, как заправский рысак, из-за чего разброс по дальности может быть довольно большой. И одна из гранат, видимо, проскользнув над самым гребнем, рванула метрах в десяти от меня. Раздался скрежет металла по металлу, а спину и правый бок сразу же обожгло, и я вместе с гранатомётом рухнул на землю. К горлу подступила тошнота, которая у меня возникает при потере крови, а перед глазами поплыло.

Украина, Киев, 26 сентября 2006 года, 11:10

Готовились ли мы к тому, что нам придётся воевать с бандеровцами?

Такой вероятности мы не исключали, хотя надеялись, что до реальной войны дело всё-таки не дойдёт. Надеялись, что всё ограничится вялотекущими стычками во время нацистских маршей и прочих массовых акций, поскольку ни милиция, ни СБУ не заинтересованы в усилении бандеровцев, агрессивных и склонных к насилию.

Первый раз я столкнулся с их кровавыми делами уже в сентябре 2006 года, когда мы готовились к срыву марша в честь УПА. Я тогда взял на себя роль посредника между Горкомом КПУ и партией Витренко. И хотя сама Наталья Михайловна (а особенно — её заместитель Владимир Марченко) наотрез отказалась объединять усилия с ненавистными ей 'коммуняками', с первым секретарём ГК КПУ Юрием Сизенко мы сошлись на том, что буду выступать кем-то вроде 'офицера связи': информировать руководство ПСПУ о планах коммунистов, а 'коммунистический штаб' о планах 'прогрессивных социалистов'. Против этого Витренко и Марченко не возражали.

В очередной мой приход в дом на Крещатике, где в крошечном дворике в соседнем подъезде с Печерским судом располагался офис партии Витренко, меня встретила распахнутая настежь дверь. Это было очень необычно, поскольку в адрес 'прогрессивных социалистов' постоянно сыпались угрозы, дверь в офис им пару раз пытались выломать, и руководители ПСПУ были вынуждены установить дверной звонок с видеокамерой, фиксировавшей тех, кто хочет войти.

В длинном коридоре старинной квартиры, построенной в 1940-е годы, после восстановления взорванного при немцах Крещатика, толпились какие-то люди, по полу были разбросаны куски гипса. Присмотревшись, я понял, что это — обломки огромного бюста Ленина, стоявшего раньше на небольшой, не очень устойчивой тумбочке. Поэтому первым моим вопросом было:

— А почему бюст разбитый? Уронили, что ли?

— Ты не знаешь, что ли? — вопросом на вопрос ответил кто-то из сотрудников офиса. — На нас же вчера напали!

Оказалось, что в конце дня, буквально через несколько минут после отъезда Витренко и Марченко, квартиру обесточили, отключив электрозамок, а следом в офис ворвались четверо молодых парней в балаклавах, вооружённых металлическими прутьями и самодельными топориками (приваренная к концу прутка заострённая стальная пластина). Помимо бюста Ленина, ставшего их первой жертвой, они накинулись на пожилых людей, находившихся внутри помещения. Вере Арзамасцевой перебили руку и ногу, Сергею Пирминову сломали руку, в трёх местах проломили череп. Полностью уничтоженная оргтехника — мелочь в сравнении с этим.

Помещение, где это происходило, выглядело ужасно: потёки крови на столах, залитый ею пол, кровавые брызги на стенах, разрубленных мониторах компьютеров, мебели, плакатах и партийных знамёнах... В коридорчике — кучкой сложенные орудия преступления, тоже перепачканные кровью. Их уже осмотрела милиция, но почему-то не посчитала вещественными доказательствами и оставила на месте.

Сергей Пирминов, по информации врачей, находился в тяжелейшем состоянии, ему сделали четырёхчасовую операцию, и надежды на выздоровление врачи оценивали как минимальные. Арзамасцева тоже была в тяжёлом состоянии, но после операции её жизни уже ничего не угрожало.

Как отреагировали на это в МВД? Своеобразно! Министр внутренних дел, 'терминатор революции' и алкоголик со стажем Юрий Луценко... немедленно обвинил Витренко в провокации: мол, это её люди сами устроили погром. Не правда ли, знакомо? 'Ополченцы в Донбассе сами себя обстреливают...'

Любопытна и 'не касающаяся дела' деталь. Камеры видеонаблюдения, установленные на входе в Печерский суд и фиксирующие тех, кто проходит в подъезд, где расположен офис ПСПУ, за несколько минут до случившегося отключила охрана суда, подчиняющаяся Луценко. Так что даже по их записи невозможно было выяснить, кто заходил в подъезд непосредственно пред преступлением и выходил из него сразу после преступления. То есть, действия налётчиков были скоординировали с действиями охраны. Но, естественно, следователи не нашли в этом никакой связи. Разумеется, не были найдены и сами преступники.

С Сергеем Пирминовым мне не доводилось раньше пересекаться в офисе ПСПУ. Не видел я его и после нападения: пережив несколько операций и став инвалидом, он больше не был способен работать.

Веру Арзамасцеву я знал, виделся с ней и после случившегося. Перелом ноги сросся хорошо, а вот рука не срасталась больше года, и симпатичная, улыбчивая женщина раннепенсионного возраста постоянно жаловалась на боли, не могла ничего делать этой рукой.

Юрий Луценко после отставки с поста министра был обвинён в нецелевом использовании средств и приговорён судом к заключению. Хотя, помимо этого, против него имелись свидетельства о том, что непропорционально огромные деньги за мобильную связь министерства выплачивались фирме его жены. Ради этого Ирина Луценко зарегистрировала компанию мобильной связи, не имеющую ни собственных вышек, ни соответствующего оборудования.

Юрий Луценко был амнистирован Януковичем по состоянию здоровья: врачи диагностировали у него болезнь печени, вызванную неумеренным употреблением крепких напитков. Но это совершенно не помешало ему участвовать в госперевороте. Как не помешало ни это, ни судимость, ни отсутствие юридического образования назначению Луценко украинским Генпрокурором, когда под давлением американцев Поршенко вынужден был отправить в отставку своего предыдущего ставленника (и кума) на этом посту. Юрий Луценко причастен к преследованию киевской хунтой инакомыслящих, журналистов, граждан, арестованных СБУ по надуманным и сфабрикованным делам.

Его жена Ирина Луценко ныне является представителем Порошенко в Верховной Раде. Отличается 'упоротостью' в вопросах ущемления прав русских и русскоязычных (хотя, в отличие от мужа, ей более привычно говорить по-русски, что я наблюдал в кулуарах одной из пресс-конференций с её участием). Крайне злобное существо, не скрывающее своей ненависти к людям из Донбасса.

Нападений на офис ПСПУ в Киев на моей памяти больше не случалось. Зато в том же в 2006 году случилось убийство черниговского комсомольца наградным ножом УНА-УНСО. Была выброшенная в окно подъезда девушка-агитатор, пришедшая агитировать за Партию регионов в ходе досрочных выборов 2007 года. Были искалеченные на выходе из телестудии комсомольцы, один из которых лишился зрения на один глаз. Были избитые молодые комсомольцы на агитационной палатке в ходе выборов в Киевсовет.

Много чего было, и в том, сколько крови прольётся, если дать слабину нацистам, мы отдавали себе отчёт. Но верили, что до этого не дойдёт...

Евросоюз, Франция, Страсбург. 01.06.30, пятница, 16:20

Сармат подбежал ко мне и принялся меня тормошить.

— Серёга, ты живой?

— Отвали! — прохрипел я, приподнимаясь на четвереньки. — Дай проблеваться.

— Зацепило? Куда?

— Да. Спину и бок.

И снова позыв рвоты выворачивает пустой желудок. Я пару раз сплюнул густую, вязкую слюну.

— Отнеси пока гранатомёт, я сейчас чуть оклемаюсь и сам приковыляю. Бл*дская реакция на потерю крови! Иди, это не смертельно!

Сармат подхватил гранатомёт и помчался к 'Крузаку'. А меня попустило, и я действительно поковылял в сторону машины. По спине, заднице и даже ногам текло тёплое, из-за боли в спине и боку при каждом движении приходилось корчить морду.

Деркулов примчался мне навстречу.

— Обопрись о плечо! А хромаешь чего? Тоже осколок.

— Хрен там! Об эту ё*аную железяку ударился, когда летел.

— Если материшься, значит, действительно не смертельно! — заржал он.

За горкой уже затихали выстрелы.

— Это херово! Они сейчас сунутся на гребень, а оттуда и нас распотрошат. Быстрее можешь?

— Могу! — сквозь зубу процедил я и даже изобразил что-то вроде рысцы.

Глеб раскрыл мне заднюю дверцу, на сиденье за которой уже лежала какая-то клеёнка.

— Падай сюда, на левый бок! Оторвёмся, я раны обработаю!

Мотор Тойоты рыкнул, и Сармат, уже никого не таясь, со включённым светом рванул по нашим следам подальше от базы.

Как я перенёс эти пять минут гонки по саванне, я не знаю. Опять темнело в глазах, опять приходилось до скрипа стискивать зубы, опять пытался блевать. Но наконец-то пытка закончилась. И понял я это, когда Сармат прямо сквозь штаны всадил мне в бедро шприц-тюбик с обезболивающим.

— Серёга, слышишь меня? Ляг на живот и вытяни ноги, уже можно!

Затрещали под ножом на спине разгрузка, камуфляж и футболка. Что-то полилось по спине и зашипело. Ага, перекисью залил. Это хорошо, кровь остановит. Потом он салфетками протёр кожу вокруг ран.

— Считай, в рубашке родился. Все три осколка по касательной. Один вообще только шкуру поцарапал. Потерпи, сейчас может быть больно, — предупредил он, а спустя две секунды на пол упало что-то металлическое. — И ещё разок... Ну, этот вообще крошечный! Подберёшь потом, если интересно.

Сармат положил на раны в боку и спине тампоны, которые закрепил медицинским скотчем.

— Всё, уё*ывай с заднего сиденья! Тебе сейчас лучше на переднем ехать, там ручка есть, за которую можно держаться... Куда, бл*дь?! Дай, я клеёнку подложу. Ты же мне всё кровищей перемажешь!

— Воды дай, — прохрипел я, усевшись, как на жёрдочке, на переднем сиденье.

— Х*й тебе, а не воды! Блевать же опять начнёшь.

— Не начну. Ты кровь остановил, теперь уже блевать не буду.

Со временем приноровился и к тряске, сев вполоборота и вжавшись левым плечом в высоко поднятую спинку.

— Сильно там меня располосовало?

— Да херня. По-моему, только чуть-чуть мышцы задело...

— Хорошо быть жирным!

Глеб хохотал до слёз.

Зато когда он дотащил меня до нашей с Ларисой комнаты, нам обоим было не до смеха от той п*здюлины, которую она нам вломила. Сармата спасло лишь то, что он в ответ разинул хавало и потребовал сделать перевязку.

— Я его под фонариком в саванне перематывал, мог и напортачить.

Остатки моей одежды побросали в пакет, чтобы не перебирать содержимое карманов, а футболка сразу отправилась в мусор.

— Нам бы поскорее свинтить из гостиницы. Не нравится мне этот портье. Может в полицию стукануть, а меня нисколько не греет полдня с ажанами разбираться, — пробухтел Глеб.

Мне он тоже не нравился. Может быть потому, что очень уж напоминал админа миасского форума Влада Башмакова, программиста ЗАО 'Сантехник'. Такое же худое, задроченное жизнью и женой-грымзой усатое чмо в возрасте за пятьдесят. Унылая физиономия портье практически один в одни совпадала с портретом этого подкаблучника, снедаемого чёрной завистью к любому, кто по жизни добился чего-то большего, чем простой обыватель.

Меня всегда поражало то, что этот, в общем-то, грамотный и неглупый мужик наотрез отказывается наказывать самых отпетых форумных хамов и хамок, пока оно не затеяло свару с Ларисой на моей страничке в фейсбуке. Лора написала что-то восторженное о Миассе и заявила, что Миасс просто не располагает к какой-то напряжённой работе, он создан для отдыха. И первым же ответом на её реплику была фраза Башмакова о том, что так могут рассуждать только психическим ненормальные люди. После этого мне стало ясно, что человек просто наслаждается тем, когда кто-то из его друзей-подружек оскорбляет нормальных, здравомыслящих людей, устраивает на них травли. Глубоко закомплексованный неудачник, почувствовавший себя Царём и Богом, вершителем человеческих судеб в рамках небольшого провинциально форума, самоутверждался, подводя личностей к тому, чтобы после публичных унижений перекрыть им доступ к дискуссионной площадке.

Возможно, я был не прав в отношении портье, перенося на него своё отношение к его двойнику, но он мне активно не нравился. А Лариса встала на дыбы:

— Куда валить? Ему сейчас надо в задницу вкатить какого-нибудь антибиотика и накормить антигрибковыми препаратами. Ты представляешь, что с его ранами будет, по такой жаре? А если они от тряски разойдутся? Пусть хотя бы сутки в покое побудет.

Сармат только рукой махнул с досады.

Предчувствие меня не обмануло. Полиция к нам таки явилась часов в 16 дня. Проверить документы, расспросить, где мы были сегодня ночью.

— Знакомого встретили, у которого машина в саванне сломалась, — на ходу соврал Глеб. — Не бросать же человека одного? Вот, съездили, помогли запчасти довезти, охраняли его, пока он её отремонтирует, а к утру вернулись...

— Но месье Фош утверждает, что месье Гордейеф вернулся в отель раненым...

— Увы, такая неприятность случилась. Мистер Гордеев светил хозяину автомобиля фонарём, когда тот занимался ремонтом, и случайно столкнул стойку, поддерживавшую капот, вот и получил травмы на спине и боку. Серёжа, задери футболку.

— А почему сам месье Гордейеф нам это не рассказывает?

— Я очень, очень плохо понимаю, и ещё хуже говорю по-английски...