Это навсегда - 1

Украина, Киев, 15.11.2010

Если разобраться в истории, то своим появлением Украина обязана именно Ленину. Начиная с его тезиса о праве нации на самоопределение, позволившему появиться УНР, ударившую Советскую Россию в спину, заключив сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией, на основании которого немцы в 1918 году и оккупировали Украину, а Черноморский флот пошёл ко дну. Затем, основываясь на ленинской национальной политике, была создана УССР, к которой 'прирезали' огромное количество земель, никогда не входивших в состав украинских губерний.

Тем не менее, ненависть украинских нацистов к Ленину всегда была яростной, а памятники ему регулярно подвергались нападениям с их стороны. Но самый главный украинский памятник Владимиру Ильичу, установленный на Бессарабской площади в начале бульвара Шевченко, некоторое время они не трогали, поскольку скульптура являлась действительно произведением искусства и охранялась государством. Пока правительство Юлии Тимошенко не исключила её из перечня памятников культуры. И началось...

Многострадальный памятник, изготовленный из редкой разновидности розового гранита и получивший какую-то крупную награду на международной выставке, регулярно обливали краской, закидывали помидорами и яйцами. А летом 2009 года член нацистской организации 'Конгресс украинских националистов' Николай Кохановский, воспользовавшись приставной лестницей, кувалдой отбил руку скульптуры и повредил лицо гранитного Ильича. Эта выходка вандала снималась на видео его помощниками, а никому не известный туповатый выходец из Запорожской области превратился в 'авторитетного националиста'.

В определении 'туповатый' личных эмоций не много. Мне доводилось сталкиваться с Кохановским, когда по редакционному заданию мы с Ларисой ездили на Шековицу, где националисты 'троллили' какого-то бизнесмена-застройщика. Там ныне покойный начальник отдела киевской милиции, занимавшийся поддержанием порядка на массовых акциях, и раскрыл Лоре схему, на которой зарабатывают кое-какие неонацисты. Выбирается застройщик, у которого не всё в порядке с документами на строительство. Возле стройки проводится две-три показательные акции с 'буйными' участниками. А после этого 'незаконному застройщику' предъявляется ультиматум: либо тот платит 'отступные', либо 'буйные' нацисты продолжают громить его стройку. Помимо Кохановского подобным 'промышлял' тогда и нынешний нардеп Игорь Луценко.

Наблюдая же за 'Мыколой' во время происходившего 'субботника', я убедился, что в его случае внутреннее содержание полностью соответствует внешности: низкий скошенный лоб, рыхлое 'бабье' лицо, полное отсутствие разума в заплывших глазках. Кстати, спустя несколько недель после нападения на памятник, Кохановский во время одной из акций напал на человека, осмелившегося неодобрительно высказаться о проходящем нацистском шабаше: как говорится, когда сила есть, ума не надо, а физической силой этот нацист не обделён.

После нападения вандала ЦК КПУ приняло решение об организации круглосуточной охраны памятника Ленину. Да только... средний возраст членов Киевской городской парторганизации коммунистической партии на тот момент составлял то ли 73, то ли 74 года...

Тем не менее, бывший сотрудник милиции Володя Король собрал группу молодых людей, которую переодели в чёрную форму без опознавательных знаков. И эта группа несколько лет (!!!) вплоть до 'Евромайдана', в ходе которого памятник был снесён и разрушен, охраняла скульптуру Ильича. А в помощь людям Короля каждую ночь направлялись несколько членов городских парторганизаций, возглавляемые каким-нибудь депутатом.

Палатки КПУ, где отдыхали сменяющие друг друга 'сотрудники охранного предприятия' и дежурные коммунисты, за четыре года стали чуть ли не 'частью памятника'. Но, нужно сказать, действовала такая охрана достаточно эффективно. Трудно сказать, сколько десятков покушавшихся на памятник скрутили и передали милиции ребята Короля, но Володя рассказывал, что в некоторые дни, особенно в нацистские праздники или день рождения Ленина, приходилось отбивать атаки вандалов по три-четыре раза за сутки.

К тому моменту наши отношения с коммунистами, если мягко выражаться, были уже далеко не радужными. Нас активно 'жрало' руководство горкома, и мы готовились к переходу из организации Академии Наук в 'молодёжку' Короля. Тем не менее, на одно из таких ночных дежурств мы попали.

Собственно, ничего особенного в ту ночь не произошло. Просто просидели возле памятника всю ночь, разговаривая с интереснейшим человеком, одним из идеологов КПУ Сергеем Петровичем Гмырей.

В отличие от прочих лидеров компартии, поразила простота, с которой Сергей Петрович держался в обстановке, совершенно нетипичной для нардепа трёх созывов, члена ЦК партии. Палатка, топчан для отдыхающей смены, стол, застеленный газетками, на который выложены скудные пайки, предоставляемые партией, и привезённые нами с Ларисой продукты. Поздняя осень, дрянная водка из пластиковых стаканчиков, которой 'греются' промёрзшие на холоде 'дежурные'. И неожиданно глубокие, но доступные даже пониманию простого работяги, рассуждения о партийных проблемах. Без лозунгов и патетики, 'на пальцах'. За свой киевский период жизни мне довелось видеться и разговаривать с десятками коммунистических 'бонз', но более естественного, 'живого', чем Гмыря, сложно припомнить. Разве что, Спиридон Павлович Килинкаров, с которым мы сдружились в курилке Верховной Рады, первый секретарь Луганского обкома КПУ...

Сергей Петрович Гмыря неожиданно умер в конце октября 2013 года, и сноса памятника Ленину, который мы с ним вместе охраняли ноябрьской ночью 2010 года, не успел увидеть.

Володя Король оставался на боевом посту вплоть до той самой ночи, когда нацистские вандалы снесли памятник Ленину на Бессарабской площади. Но трое-четверо коммунистов, переодетых в 'охранников', были не в состоянии противостоять нескольким сотням майданных боевиков. После госпереворота он окончательно порвал с компартией, в которой, по его словам, остались только перевёртыши и 'стукачи СБУ'. 'Я поддерживаю отношения только с теми, кто вышел из партии до 2013 года', — как-то написал он нам.

Николай Кохановский пять раз привлекался к уголовной ответственности: трижды за вандализм и дважды за нападения на людей. В составе отдельной сотни карателей вступил в батальон 'Азов', известный своими зверствами в Донбассе. Создал свой собственный нацистский карательный батальон, который сначала воевал в составе 'Правого сектора', а потом отделился и от него. В 2016 году участвовал в погромах и грабежах российских банков на Украине. Уже в 2017 году не поделил с другими боевиками контроль над одним из киевских особняков, дело дошло до перестрелки: Кохановский расстрелял в спину своего противника из травматического пистолета. Судебное заседание по его делу вылилось в погром нацистами здания суда, после чего судьи без разговоров вынесли Кохановскому оправдательный приговор. Как всегда, на основании того, что он 'патриот Украины', а посему не должен привлекаться к суровым наказаниям.

Евросоюз, Франция, окрестности Тулузы. 01.06.30, пятница, 00:45

У Ларисы всё-таки зародилось сомнение в том, что мы собираемся обвести её вокруг пальца, и часа три она просидела со мной в 'Тойоте'. И самым сложным было — не выразить своё недовольство тем, что она бесцельно тратит время, составляя мне компанию. Тогда — всё пропало, и фиг она уйдёт в номер. И когда она, наконец, объявила 'ну, всё: курим, и я иду спать', я заботливо поинтересовался:

— Ты хоть выспишься? Сармат обещал, что подъём на рассвете...

Ждать Глеба после того, как в окне Лоры погас свет, пришлось с полчаса.

— Заводи и тихонько выезжай на главную улицу... Теперь можешь включить свет, и двигай к дороге на Порто-Франко.

— Мы не к базе, что ли?

— К базе, к базе! Только со стороны Тулузы они наверняка выставили дозоры после того, как их люди на нашу мину нарвались, поэтому заходить к базе будем через саванну, с тыла.

Крюк по степным дорожкам получился приличный, километров под сотню. Сармат, снова облившийся аэрозолем, пару раз засекал азимут своим локатором, и когда результат его окончательно устроил, сам сел за руль, вырубил фары и повёл машину, нацепив на глаза очки с встроенным прибором ночного видения.

Последние километра два он вообще крался едва ли не со скоростью пешехода, пока не остановился в лощине между двумя грядами холмов.

— Всё, выгружаемся! И тоже облейся этой дрянью!

Машину разгружаем, себя загружаем. Автомат на шею, все имеющиеся магазины от него — в карманы разгрузки, ВОГи — тоже. Кроме одного, того, что я сразу загнал в дуло подствольника.

— Слушай, ты совсем без очков ничего не видишь, или всё-таки можешь без них обойтись? Ну, хотя бы до того момента, пока мы стрельбу не начнём.

— Могу, но именно до того, как стрелять начнём. А что такое?

— Да бликуют они у тебя от луны.

А огромная местная луна действительно светила нам в спину, как бешеная! Так, что дорогу до следующего холма было видно, почти как днём.

Только я рано намылился топать. Сармат ещё порылся в своём необъятном багажнике и подтащил к его краю что-то тяжёлое.

— Это я сам поволоку, а тебе эти две коробки тащить.

Ни хрена себе коробочки! Каждая — килограммов по пятнадцать весом! Плюс автомат, плюс пистолет, плюс патроны, плюс ВОГи, плюс гранаты... Это хорошо, что я теперь вешу чуть больше центнера, а то бы точно сдох где-то по дороге! А так — считай, что пару пакетов из супермаркета в Миассе волоку...

На половине подъёма всё равно запыхался, и Сармат шёпотом скомандовал:

— Оставляем гранатомёт и боезапас к нему здесь, а сами наверх. На гребень хребта выползаем, а не выходим.

Гранатомёт? Бляха, и как я не узнал в этой раскоряке, которую он волочёт, АГС-30, самый лёгкий из существующих в мире гранатомётов, всего 16 килограммов?! А я, значит, ленты с гранатами к нему тащил? Это уже вдохновляет!

'Ферма' примерно в километре, ниже нас. А мы — как раз на том самом холме, который укропы тренируются штурмовать. Четыре фонаря на территории светят неровным, дрожащим светом. Ясно: питаются от дизель-генератора, который тарахтит, кажется, вон в той пристройке к дому. Въездные ворота тренировочной базы закрыты.

Сармат надолго припал к тепловизионному монокуляру, тщательно проверяя окрестности базы на предмет засады или замаскированных пикетов.

— Отлично! На вышках по одному человеку при пулемётах. В общем, план такой, Серёга. Я навесным огнём из гранатомёта накрываю палатки. Корректировщик из тебя, как из говна пуля, поэтому тупо буду лепить по площадям. Скомандуешь мне только, на сколько метров ближе-дальше, левее-правее перенести огонь после пристрелочной очереди. Когда закончится первая лента, я вытащу АГС на гребень, а ты, пока я сейчас готовлю гранатомёт к огню, притащишь туда вторую. По моей команде бьём по вышкам. Тебе левая, мне правая. Главное не дать пулемётчику со второй вышки открыть огонь по нам до тех пор, пока я не перенесу огонь на неё. Успеет — пи*дец и тебе, и мне! А потом начинаем резвиться. Запомни: одна-две очереди — перекат влево или вправо. И так всё время, пока не дам команду отходить. После команды хватаешь гранатомёт и дуешь вниз, к машине, а я им пару сюрпризов оставлю.

Он что-то поколдовал с компасом.

— Чего разлёгся? Коробки тащить я, что ли, буду?

АГС установили метров на двадцать ниже гребня, и Деркулов минут десять что-то подкручивал, потом подползал к гребню, прикидывал, снова возвращался к гранатомёту, пока всё не выставил, как надо.

— Смотри за разрывами!

АГС тутукнул, и через несколько секунд два разрыва вспыхнули возле умывальников на краю палаточного городка. Пару секунд ничего не происходило, но потом в двух или трёх окнах жилого дома вспыхнул свет. А после этого началось!

Длинная пулемётная очередь саданула по гребню нашего холма метрах в ста пятидесяти правее. АГС снова затрещал короткими, в два-три выстрела, очередями, накрывая палатки и площадку рядом с ними. Туда уже выскочили первые проснувшиеся от взрывов бандерлоги, и теперь они исчезали в облачках пыли и дыма от взрывающихся гранат. Со второй вышки тоже вели истеричную стрельбу туда, куда прилетела очередь с первой, трассирующие пули, заряженные, как принято, одна через две обычных, вычерчивают красные дуги, пересекающиеся между собой.

Сзади звякнула пустая коробка с гранатомётной лентой, и Сармат подтащил АГС ко второй коробке, оставленной мной рядом с гребнем. Пока он заправлял свежую ленту, к пулемётам охранников на вышке присоединился ещё один, бьющий из выбитого окна жилого дома. Глеб, вытащивший свой агрегат на гребень, выматерился: в наших планах его не было.

— Сразу после того, как я е*ану по ближней вышке, мочи пулемётчика на второй, а я накрою того, что стреляет из дома.

Очередь из трёх ВОГов окутала вышку клубами дыма, а я уже строчу трёхпатронными очередями по второй.

Стрелок из дома успел сориентироваться, и в пяти метрах от Глеба вспухает земля.

— Хер тебе! — захохотал он, посылая двумя сериями четыре гранаты в окошко дома.

Он снова довернул АГС, и теперь в клубах дыма вторая вышка.

— Следи за домом! Если кто-то ещё там высунется, сразу мочи!

На площадке перед поваленными и разорванными в клочья палатками валяется десятка два тел, но есть и те, кто короткими перебежками рассыпаются по территории. Какие-то цели Сармат себе нашёл, достреливая нашу последнюю ленту с гранатами. И пока он оттаскивал гранатомёт пониже, я скупо досадил магазин по окнам дома, в одном из которых вспыххивал огонёк выстрелов. Две-три коротких очереди — перекат влево. Две-три очереди — новый перекат. Ещё пара очередей — перекат вправо.

— Глеб, несколько человек укрылось за грузовиками.

— И это хорошо! — ухмыльнулся он, доставая из кармашка какую-то коробочку.

Несколько манипуляций, и грузовики окутались шарами пламени.

— Классная вещь, радиоуправляемая мина, заложенная между рамой и топливным баком! — заржал Деркулов.

В отблесках пламени его ухмылка выглядит демонически. Особенно — если после неё повернуться к практически разгромленной базе и увидеть, как от взорванных автомобилей разбегаются три или четыре окутанных пламенем человеческие фигуры.

На том холме, откуда мы вечером рассматривали базу, тоже вспыхивают выстрелы, но попасть по нам оттуда можно только случайно: от нас до базы метров 800, а до вершины противоположного холма — ещё почти столько же. Зато обитатели дома проснулись, и отсюда видно, как их чёрные фигурки, подсвечиваемые пламенем пожара, выскакивают на улицу, стреляют в нашу сторону и скрываются за хозяйственными строениями.

— Не переводи патроны, — махнул рукой Сармат. — Далеко. Лучше давай позицию поменяем.

Мы переместились метров на пятьдесят левее, откуда, как сказал Деркулов, поглядевший в свой тепловизор, пойдут в атаку уцелевшие.

— Пожар толком рассмотреть не позволяет, но человек пятнадцать они там уже сконцентрировали. И в доме человека три-четыре осталось, в окна выглядывают. Так, всё! Они пошли! Не спеши. Огонь после меня откроешь.