Умер Тьери в начале зимы, как он и мечтал с улыбкой на устах. Земля уже промерзла, и приходилось сначала отогревать ее магией, а лишь потом вытаскивать лопатой. Лин выбрал место не далеко от могилки доброй отзывчивой женщины — бабки Тальи, под большим раскидистым кленом. Копка ямы заняла весь день, затем совершенно измотанный, Лин обернул тело старика в несколько слоев ткани, приготовленной Тьери специально для такого случая, и уложил тело на дно. Он постоял еще немного, сжимая в руке ком земли и шепча молитвы всем богам, которых мог вспомнить, одновременно. Затем бросил ком вниз и, подняв выкинутую землю магией, аккуратно опустил обратно, засыпав могилу. Получившийся холмик, увенчал ничем не примечательный крест, тоже сделанный Тьери собственноручно. Единственное, что Лин добавил от себя, это надпись на отполированных досках: "Тому, кто оставался человеком, не смотря ни на что". Она появилась с помощью магии, по его желанию, и стереть ее сможет только время.
Вот так Лин в очередной раз остался один. Он сидел в одиночестве на табурете посреди пустой комнаты и мечтал напиться. Наверное, он так бы и сделал, если бы было что пить. С тех пор, как Тьери начал готовиться к смерти он принципиально перестал ставить свой самогон. И постоянно говорил, что пить на поминках, это не обычай, а извращение. На поминках надо петь, плясать и веселиться, а не горевать и напиваться. Ведь покойнику уже все равно, а вот живым выпивка не поможет, только добавит лишней боли.
Встав с табурета, Лин огляделся и решил прибраться. Все хоть будет чем заняться, а за работой и настроение может улучшиться. И решить, наконец, как сказать обо всем Эве. Она ведь расстроится. Несмотря на все просьбы старика, они не могли не переживать его смерти и естественно дочь захочет проводить человека, ставшего им другом. Решено, в ближайшие выходные он пойдет в деревню, возьмет Эву на полденька, и отведет на кладбище. А там видно будет. В конце концов, ему не привыкать оставаться одному...
* * *
Вынырнув из воспоминаний, Лин встал из-за стола, кинул на поднос плату за ужин, собрал свои вещи и пошел наверх в комнату, кивнув попутно смотрящему на него с вопросом в глазах трактирщику. Трактирщик тут же расплылся в широчайшей угождающей улыбке, отчего глаза у него превратились в щелки, а нос стал напоминать картошку. Вид он при этом имел весьма самодовольный. И, словно в предвкушении, опять начал потирать одну руку о другую. Но Лин уже не смотрел в его сторону, а неторопливо поднимался по лестнице, планируя предстоящий разговор.
Не смотря на количество выпитого, Лин чувствовал себя абсолютно, можно даже сказать аномально, трезвым. И это немного напрягало. Будь он навеселе, возможно, удалось бы провести время с пользой. А так, ну что он может с собой поделать, коль природа такая. Не может он спать с женщиной, не испытывая никаких чувств.
Дверь, предусмотрительно оставленная незапертой, немного приоткрылась и через порог переступила давешняя деваха. В руках она держала очередной кувшин с вином и пару глиняных кружек, с которых капала вода. Видимо их все же пытались помыть. Девушка, все также призывно покачивая бедрами, прошла в центр комнаты и огляделась, куда бы пристроиться.
Комната была стандартной, такой же, как и во всех придорожных гостиницах, виденных Лином в немалых количествах, ну может чуть грязнее и запущеннее. Вся меблировка состояла из узкой односпальной кровати у стены, стола у окна, да старого колченогого стула рядом с ним. Не было ни шкафа под одежду, ни даже элементарной тумбочки. На единственном давно немытом окне висела занавеска не понятного цвета, то ли в горошек, то ли это пятна были расположены столь причудливым узором. В углу одиноко прижатый к стенке стоял веник, по мнению Лина, сроду не знавший, что такое уборка. На стене, сбоку от кровати, висел подсвечник с одной единственной початой уже свечкой. Еще только войдя в комнату, он щелчком пальцев зажег свечу и сейчас она, нещадно чадя, отбрасывала причудливые блики на все присутствующее.
Видимо придя, наконец, к какому-то решению, девушка сунула в руки Лина кувшин и кружки, подошла к столу и, покачав, видимо для проверки прочности, подняла в воздух. Удивлению единственного зрителя этого действа не было предела. Он в шоке следил, как далеко не хрупкая, но, все же, женщина, перенесла стол поближе к кровати, с трудом установила его на неровном полу так, чтобы не особо качался, и уселась на кровать. Панцирная сетка, жалобно заскрипела и ... прогнулась практически до пола, отчего ноги девушки стремительно взлетели вверх, и теперь она, не переставая, размахивала ими в воздухе, стараясь подняться. Вот только кровать свою жертву так просто выпускать не собиралась.
Со стонами и всхлипами девушка продолжала барахтаться в удерживающих ее объятиях кровати. Каким-то не постижимым образом она умудрилась при этом, еще и запутаться в покрывале, и теперь почти потеряла способность шевелиться. Сетка продолжала жалобно скрипеть и раскачиваться не только вверх-вниз, но еще и из стороны в сторону, что было просто не возможно. Привлеченные подобными звуками жители этажа, проходившие мимо и остановившиеся под дверью, принялись с увлечением обсуждать гигантские подвиги своего соседа. Это было последней каплей в терпении Лина. Оглядев композицию — продажная девка на кровати, и сотрясаясь от смеха, он повалился на стул, в отличие от стола стоявший не далеко от окна, и обхватил себя руками за плечи. Но, взглянув на выражение лица девушки, с недоумением замершей все в той же позе, заржал в голос. Происходящее было настолько смешно, а он так давно не веселился, что остановиться не было никакой возможности. И только отсмеявшись вдоволь, Лин обратил внимание на странную тишину, наступившую в комнате, которую прерывали лишь едва заметные всхлипывания и шмыганья носом.
Справившись с собой и устыдившись подобного поведения, Лин решил все же оказать посильную помощь, а потому направился к столь любвеобильному предмету меблировки. Девушка, почти полностью завернутая в покрывало, тихонько плакала, как могла, стараясь сдерживать рвавшиеся рыдания. От подобной картины стыд стал просто нестерпимым. Лин наклонился над кроватью, просунул руки под спину прислужницы и одним движением вынул ее из плена. Оглядевшись, куда бы деть столь драгоценную ношу, и не найдя ничего лучше, он опустил девушку прямо на стол рядом с кувшином и позабытыми уже кружками. Как была в покрывале, она так и замерла, не решившись его снять.
— Тебя как зовут то? — Решил разрядить обстановку Лин.
Служанка чуть высунула глаза из-под защитного барьера между ними и, увидев Лина, снова разрыдалась. Он подтащил стул поближе к столу, уселся на него и, в порыве сочувствия, принялся легонько поглаживать руки девушки, судорожно сжимающие края покрывала на груди. Она принялась всхлипывать еще громче, потом заревела в голос, и, чуть наклонившись вперед, уткнулась головой ему в плечо. Не придумав ничего лучше, он просто пересадил ее со стола к себе на колени и теперь уже поглаживал вздрагивающую от рыданий спину. Постепенно судорожные вздохи сменились вполне нормальным размеренным дыханием и девушка зашевелилась.
— Инека, — произнесла она и, видя непонимающий взгляд, уточнила, — меня зовут Инека.
— Очень приятно. — Улыбка вышла вполне искренней и гораздо теплее, чем можно было предположить еще час назад.
Лин с интересом разглядывал девушку. От слез, косметика размазалась по лицу, и теперь оно имело странную тигровую раскраску. Волосы растрепались и из аккуратного узла превратились в большой стог сена, с торчащей во все стороны соломой. Хотя, приведи их в порядок, и они будут совсем неплохо смотреться. Длины чуть ниже лопаток, по цвету, они напоминали только собранный мед и имели тот же янтарный оттенок. На удивление в таком окружении, девушка оказалась чистюлей, и даже волосы приятно пахли после недавней помывки. Запах повис в воздухе. Покрывало все еще висело на плечах в качестве плаща и, надо сказать, придавало его обладательнице гораздо более пристойный вид. Поскольку платье во время всей этой эскапады с кроватью сползло и перекрутилось так, что трудно было определить, где перед, где зад. Оно и так имело вид, в каком не показываются в приличном обществе, а уж сейчас и подавно. Из-под покрывала торчали стройные ножки, обутые в простые женские лодочки, которые из соломы плел любой уважающий себя сапожник. В общем и целом она была очень даже ничего, если бы не одно но. Она была трактирной шлюхой. И притом, уже давно.
— Подожди минутку, — Лин, наконец, встал со стула. Подошел к двери и, лишь закрывая ее, обернулся. Девушка же даже не пошевелилась.
Спустившись на первый этаж, Лин прошел прямиком на кухню, где хозяйничала тетка огромных размеров и неприятной наружности. Попросив дать ему кувшин с теплой водой, полотенце и небольшой глиняный тазик, он сграбастал все полученное в охапку и отправился назад в комнату. Вот теперь можно и поговорить.
Она ждала его на том же самом месте, где он ее и оставил. Имела бледный и покинутый вид, а потому Лин не заморачиваясь скинул с нее покрывало, подвел к установленному на стуле тазику и знаками показал, что нужно умыться. Взглянув на него снизу вверх, она послушно наклонилась и вытянула сдвинутые ладошки над тазом. Смыв с лица остатки косметики и горьких переживаний недавнего позора, девушка стала чуть увереннее и уже смотрела на помощника вполне откровенно. Лин переставил таз с опустевшим кувшином поближе к двери и, решив расставить все точки над "и", заговорил.
— Садись, — предложил он, указывая на стул. — У тебя красивое имя, Инека. Ответь на несколько вопросов и можешь быть свободна. Мне от тебя больше ничего не нужно.
— А как же любовь, — удивленно вымолвила девушка, которая теперь, из-за отсутствия на лице боевой раскраски, стала гораздо симпатичнее и на порядок моложе.
— А то, что ты называешь "любовью" мне не требуется.
— Ты что импотент что ли? — Это было произнесено с таким откровенным ужасом, что Лин поневоле испугался за состояние своего здоровья, а главное за то впечатление, что он производит на женщин.
— Да нет вроде, — неуверенно протянул он, — просто женщины меня не интересуют. — Но увидев, выражение лица собеседницы поспешил уточнить. — То есть они меня в данный момент не интересуют. Некогда мне сейчас, да и настроение не то.
— Видела я, какое у тебя настроение, — буркнула она. — Ржал так, что стены тряслись.
— Ну, прости меня, пожалуйста. — Лин взлохматил челку, от чего она очень натурально встала дыбом. — Просто последние дни в таком напряжении жил, а тут ты и вот... кровать, — при этом он махнул в сторону указанного предмета и поневоле улыбнулся.
Заметив краем глаза, что девушка смотрит в ту же сторону и так же искренне улыбается, Лин перевел дыхание, значит простила. Он сам не мог понять, зачем ему это прощение, но, почему то, эта девушка задевала его чувства. Может потому, что под слоем краски оказалось очень милое личико. Можно было даже сказать, что она красива.
Ее волосы он рассмотрел раньше, и сейчас вглядывался в лицо. На общем фоне выделялись глаза — они были того насыщенного оттенка серого грозового неба, переходящего в черный, при особо ярких чувствах их обладательницы. Разрез глаз соответствовал обычному для этого региона Кирсы, то есть был овальной формы с чуть прищуренными уголками, из-за чего казалось, что человек постоянно хитрит. Нос длинный и прямой, с чуть вздернутым кончиком, щеки покрылись чуть заметным румянцем от столь пристального рассматривания, но это нисколько не смутило Лина. Еще заметив, чуть выпирающие широковатые скулы, крупный рот с красиво очерченными пухлыми губами и разлет угольно черных бровей он наконец перевел взгляд ниже. На тонкую шею, которую обхватывала обычная крученая веревка с крестиком, очень полную для ее фигуры грудь, тонкую талию и стройные ножки. Все это предстало перед Лином воочию, поскольку то, что стало с платьем, назвать одеждой было трудно, а кое-где, так и вовсе не возможно.
Раскрасневшаяся и засмущавшаяся девушка подорвалась со стула и стала судорожно одергивать платье, пытаясь вернуть его на место. Получалось не очень. Потому Лин решил помочь и принялся расправлять завернувшиеся части подола сзади. В четыре руки дело пошло быстрее и вскоре Инека обрела прежний вид, исключая, пожалуй, излишне резкие и вызывающие движения и напористость во взгляде. Она, наконец, снова стала похожа на человека. А Лин тут же вспомнил, где находится, в какой компании, а главное что он здесь делает и зачем.
Махнув в сторону стула, он направился к кровати и, подумав минуту, сел на самый край, рассудив, что здесь просто обязана быть перекладина. Под мешком с сеном, брошенным поверх сетки, правда, видно ее не было, но по логике вещей... Логика на этот раз не подвела, поскольку он не провалился, а вполне удобно устроился, облокотившись спиной о спинку спального места и положив один локоть на стол. Лин потянулся к кувшину и, решив поухаживать, наполнил обе кружки принесенным вином, о котором они давно позабыли за всеми произошедшими событиями. Так разговор пойдет проще, еще мелькнула мимолетная мысль, а потом была вытеснена потоком информации о жизни девушки-сироты в этом захолустье.
Лин делал вид, что внимательно слушает, изредка кивая и поддакивая в тех местах рассказа, где это требовалось. Остальное же время он рассматривал блики в кружке с вином от почти прогоревшей свечи и думал о том, как бы плавно, не обидев, повернуть разговор в нужное русло.
Девушка как раз дошла до последних дней и, словно что-то почувствовав, начала рассказывать о человеке, появившемся сразу после обеда в зале таверны. По ее словам выходило, что он был невысокого роста, щуплый, закутанный в черный плащ до пола из-под которого выглядывали острые носы эльфийских сапог. На голове незнакомца была огромная черная широкополая шляпа, полностью закрывающая лицо. Но главное было не это. Инека привыкла обращать внимание не на внешность клиентов, посещающих данное заведение, а на признаки состоятельности. Вот, например, сапоги, которые не каждый купец мог себе позволить. Или руки у этого конкретного господина были абсолютно белыми, видимо человек совершенно не бывал на солнце, и еще он явно был аристократом, притом очень состоятельным. Его руки имели длинные сильные пальцы, не знавшие другой работы кроме как перелистывания страниц или удерживания поводьев. И они были сплошь усеяны перстнями. Такого разнообразия перстней и колец Инека не видела никогда. Но был среди них один, особенно приглянувшийся девушке, и вот тут сердце Лина впервые пропустило такт. Он прекрасно знал описываемый девушкой перстень, когда то даже сам держал его в руках и уговаривал друга купить этот раритет. Он и купил...
Меж тем Инека закончила рассказывать и с недоумением смотрела на Лина. Видимо она задала какой-то вопрос, который он проигнорировал, раздумывая об открывшемся. А картина вырисовывалась неприглядная. Нет, он, конечно, знал, что за ним послали далеко не простачка, это должен был быть кто-то хорошо знавший Лина, либо получивший подобную информацию из первых уст. Но что это будет именно Ильяс? Пожалуй, этого он точно не ожидал. Бывший друг, а ныне злейший враг. Да, этот был поистине опасен. И не столько тем, что сильнее, это все равно не так, сколько тем, что знал Лина очень хорошо. Причем не только лучшие стороны. Он был свидетелем проявления отрицательных черт характера и мог прекрасно анализировать поведение оппонента. И что отвратительнее всего, Лин не знал, что теперь делать. Надо было подумать. В тишине, с закрытыми глазами и совершенно бесстрастным подходом. А потому нужно завершать разговор и выпроваживать девушку. Тем более что время уже перевалило за полночь, а вставать требовалось пораньше, чтобы преодолеть как можно большее расстояние и сократить отставание еще на пару часов.
