До последнего вымпела

"И как в таких условиях воевать?" — Вирен незаметно для себя перескочил с воспоминаний на собственные мысли — "Вроде уже и не в осажденной крепости сидим, а все равно ничего не хватает! Как там он сказал: "сможем заменить расстрелянные пушки к октябрю"? Так на артурских кораблях пушки теперь чаще всего расстреляны так, что нарезы только угадываются и пользоваться ими практически бесполезно. Когда еще с Балтики придет та Третья эскадра? А ее еще и встречать придется! Ладно, наше дело — выполнять приказы, даже если они как в этот раз, прямо на свадебном пиру приходят. Но как именно выполнять, надо бы хорошо подумать...

Глава 5.

Даже самый экзотический пейзаж за окном поезда начнёт надоедать очень быстро, будь то горы, будь то джунгли, будь то море, горы и джунгли, сменяющие друг друга. А уж если это поля и леса, через которые в основном пролегала Транссибирская магистраль, а, после Волги степи, тайга и болота, то, к началу второй недели пути, смотреть в окно совершенно не приходило в голову. "Развлечением" могли быть только мосты через реки и тоннели. Василий с женой вполне конкретно маялись от скуки. Уже и наболтались друг с другом и о серьёзном и просто так, читать под стук колёс даже очень интересные книги так же изрядно поднадоело, "променад" по коридору вагона тоже развлекал не очень. В общем — тоска зелёная.

Даже радости всесокрушающей и торжествующей юности в отдельном купе, потихоньку становились не столь эмоциональными. Хотя, конечно, взрывы эмоций периодически случались:

— Оленька, какая ты у меня всё-таки трогательная женщина!

— И чего это во мне трогательного? Я похожа на кисейную барышню?

— Да Боже упаси! Ты натуральная амазонка. Вот только тебя всё время хочется ТРОГАТЬ. За все места! Чем я и собираюсь заняться.

— Руки прочь! Ай! Лейтенант, я пожалуюсь вашему начальнику...!

Дальнейший сюжет фантазия читателя дорисует сама...

Но вряд ли кто попробует утверждать, что только таким образом можно коротать время на протяжении трёх недель.

Редким развлечением были сколь-нибудь длительные остановки, когда можно было выйти из вагона и прогуляться по перрону или даже в окрестностях вокзала.

Нет, самих остановок после Урала было предостаточно, даже значительно больше, чем хотелось бы: чуть ли не каждые пятьдесят вёрст поезд останавливался на час-другой на какой-нибудь заштатной станции или разъезде. Но, согласитесь, что это не те места, где можно развлечься в долгом пути. Отдыхом можно было назвать только стоянку в сколько-нибудь крупном населённом пункте, где на вокзале имелся хотя бы буфет, а перрон не представлял из себя просто участка утоптанной земли.

Кстати именно в такой ситуации, в Иркутске, у Василия появился повод задуматься, над проблемами, которые его ожидали на службе:

— Ну конечно, господам офицерам за эту войну крестов понавешают. И георгиевских, и всяких. А нам и деревянных может не достаться. Похоронят в одной общей яме после боя какого-нибудь... — лейтенант совершенно случайно услышал разговор двух мобилизованных солдат, отправлявшихся, вероятно, в Манчьжурию и не заметивших находившегося рядом офицера.

— Ну да. Им то зачем о мире договариваться — их, господ, война кормит, а меня от семьи, от хозяйства оторвали, чтобы в китайской земле, непонятно за что зарыть...

Василий не стал ни одёргивать "политиканствующих" солдат, ни дослушивать их разговора. По пути к вагону он вдруг подумал о том, что должны чувствовать его матросы, которые прошли через войну, через ад Цусимского пролива, ждущие мира и, зачастую, предвкушающие своё возвращение в родную деревеньку... А тут снова воевать. Потому что "господа не договорились". Ведь даже он, офицер, был уверен, что мирные переговоры закончатся именно миром. Ан нет! И теперь большинство матросов, если не все они, будут чувствовать себя обманутыми. Будут! А ведь их нужно как-то заставить воевать, воевать не хуже чем раньше.

Вернувшись в купе, лейтенант поделился тревогами с женой, и реакция Ольги была совершенно неожиданной для молодого офицера:

— А чего ты ожидал, Вася? Ты совершенно напрасно ждёшь от меня осуждения этих солдат или твоих матросов — я их прекрасно понимаю и разделяю недовольство тех, кто должен рисковать своей жизнью в этой войне. Не обижайся мой родной, но я женщина. И для меня твоя жизнь значительно дороже, чем Корея и Китай вместе взятые.

— Но подожди! Ведь честь России...

— Нет, это ты подожди. Не перебивай меня. Я всё понимаю — ты офицер. Герой. Мне очень приятно идти рядом с тобой и видеть, как люди с восхищением смотрят на твои ордена. Ты служишь благородному делу — защищаешь Родину. Я горжусь тобой, Васенька, но ты бы знал как мне страшно, когда вдруг приходит мысль, что ты можешь не вернуться с моря в этой войне. А я ведь дочь офицера. И жена офицера. И совсем неглупая девочка. Я понимаю, что ваша профессия — воевать за Россию, когда это потребуется. А матери и жёны солдат и матросов — они что думают об этой войне, по-твоему? Ведь не Наполеон же топчет русскую землю, правильно? Где-то на краю света "господа" что-то не поделили. И из-за этого русские женщины будут терять навсегда своих самых близких мужчин? Мужей, отцов и сыновей?

— Эх, Олечка, — Василий приобнял явно разволновавшуюся от своей речи девушку, — я, бывало, тоже так раньше думал. Но, мы, мужчины на то и мужчины, чтобы встречать врага еще там, где он не может до вас, женщин и детей, дотянуться. Вот не добили Наполеона в италиях и австриях, так пришлось его в Москве встречать. Мы же не где-нибудь в Южной Африке или Америке сражаемся. И если японцы, как они утверждают, собрались строить Великую Азиатскую Империю вплоть до Уральских гор, то лучше уж встретить их где-нибудь в Китае, чем во Владивостоке, Иркутске а то и, не дай Бог, Москве...

Но, кажется, жену Василий не убедил. Снова потащились нудные дни пути. Поезд по-прежнему шёл "спотыкающимся аллюром": час ехал — два стоял. Но всё когда-нибудь заканчивается, сначала замелькали горы, потом открылся Байкал и, так как Кругобайкалская железнодорожная ветка уже была закончена, пересекать озеро на одноимённом с ним пароме не пришлось. Проведя в пути почти месяц, Василий с Ольгой, наконец, ступили на перрон Владивостокского вокзала.

Встречавший друга мичман Денисов обменялся энергичным рукопожатием с Соймоновым, после чего, представившись, преподнёс Ольге букет цветов и церемонно приложился к её ручке.

— Насчёт квартиры не беспокойтесь — всё сделал в лучшем виде: и от порта недалеко, и район приличный, и цена не особо высокая, — поспешил ответить на ещё не заданный вопрос ревизор "Пересвета", прекрасно понимая, что в первую очередь волнует его друга.

— Спасибо тебе огромное, Володя, я твой должник!

— Ладно тебе, ты бы для меня сделал то же самое, ведь так?

— Разумеется, но всё же...

— Да перестань! — Денисов вдруг лукаво посмотрел на лейтенанта. — А ты больше ничего интересного вокруг не заметил?

— Рад приветствовать тебя, Василий Михайлович! — подошёл к молодым людям улыбающийся капитан второго ранга с чёрной повязкой на левом глазу.

— Александр Васильевич! — задохнулся от неожиданности Соймонов. — Вы живы!

Василий со всей юношеской непосредственностью обнял любимого командира, раскрывшего объятья.

— Ай! — скривился Колчак, — Василий! Тебя не устраивает, что я жив? Хочешь доделать то, что не смогли японцы?

— О Господи! — испугался лейтенант. — Извините ради Бога! Совсем забыл... Вернее не подумал... Вернее...

— Да хватит уже, — усмехнулся кавторанг, потирая левое плечо, — понятно, что не хотел. И, честно говоря, несмотря на боль даже приятно, что не забыл меня и не загордился.

— О чём вы говорите, Александр Васильевич!? — попытался обидеться Соймонов...

— Может, в конце концов, представишь меня своей супруге?

— Ох! Простите, пожалуйста! — Моя жена, Ольга Михайловна. А это Александр Васильевич Колчак — мой первый командир. Помнишь, Оленька, я тебе писал, рассказывал о нём...

— Очень приятно, — протянула руку Ольга, — Василий действительно рассказывал о вас очень много хорошего.

— Александр Васильевич, — вмешался в разговор Денисов, — разрешите, я пока распоряжусь насчёт багажа? А вы пока побеседуете...

— Разумеется, — кивнул Колчак.

— Спасибо, Володя. Буду очень благодарен, — поддержал Соймонов, — Действительно... Ну, сам понимаешь...

— Да всё понимаю, не беспокойся, — улыбнулся мичман и пошёл к багажному вагону.

— Сударыня, — слегка поклонился Колчак, — очень рад знакомству с вами. Василий никогда не рассказывал, что у него есть такая очаровательная невеста. А то, что вы решились последовать за мужем на войну... Примите моё восхищение не только вашей красотой, но и мужеством. Чёрт...! Ой! Извините моряка за чертыханье, но "мужество" по отношению к вам... Не найду подходящего слова...

— Оставьте, я прекрасно поняла, что вы хотели сказать. Мне очень приятно было это услышать. Благодарю вас. — Ольга слегка раскраснелась от комплиментов, ей было действительно приятно, но хотелось всё-таки сменить тему.

— Александр Васильевич, — весьма кстати встрял в разговор Соймонов, — а вы-то как здесь оказались? Я очень рад вас видеть, но не могу понять как, будучи интернированным, вы смогли попасть во Владивосток.

— Да всё просто и банально — дал подписку о неучастии в войне и, во время перемирия, на нейтральном пароходе — сюда. Увы, послезавтра уезжаю на Чёрное море. В штаб. Должности на судах для меня теперь... Ну, сам понимаешь — не пиратским же бригом мне теперь командовать с одним-то глазом.

— Думаю, что любой командир броненосца был бы рад получить такого старшего офицера как вы.

— Увы. Начальство решило по-другому. Да и подписка эта... У меня есть только одно слово. И я его дал. — Освобожу от обязанностей хоть одного офицера-черноморца, среди них, после вашей победы, немало желающих поучаствовать в войне, — немного грустно улыбнулся бывший командир Василия.

Повисло неловкое молчание, которое почти сразу нарушил вернувшийся Денисов:

— Всё готово, багаж грузится, пока дойдём до извозчика, уже можно будет ехать.

— Ну что же, — Колчак козырнул Ольге и протянул руку Соймонову, — очень рад был познакомиться с вами, сударыня, и увидеть тебя, Василий Михайлович. Удачи тебе в войне. Да минуют тебя вражеские снаряды! Даст Бог, ещё свидимся.

— До свидания, Александр Васильевич, — с чувством пожал протянутую руку лейтенант и улыбнулся. — А свидимся обязательно, я, как оказалось, везучий.

— А ну-ка сплюнь быстро, — сердито шлёпнула Ольга мужа по плечу, — нашёл время хвастаться!

Василий не посмел ослушаться супругу и немедленно сымитировал плевки через левое плечо.

Простившись с кавторангом, молодёжь отправилась к экипажу. Багаж весь поместился в отведённом ему месте, не пришлось даже ничего брать с собой на сидения.

— Здесь совсем недалеко, если бы не багаж — минут за пятнадцать бы дошли, — мичман пожалуй даже слегка рисовался перед Ольгой, разыгрывая роль местного "белого охотника", но это было вполне понятно и простительно для всё-таки ещё очень молодого человека.

Василий слегка усмехнулся в реденькие усы и не стал мешать другу производить впечатление на свою жену.

Пока коляску трясло по дороге, Соймонову вдруг пришла в голову мысль о том, сколько счастья... Да-да, именно счастья, принесла ему эта война. Василий просто внутренне ужаснулся своим мыслям о том, что война может приносить счастье хоть какому-нибудь честному человеку. Но факты били наотмашь: не будь тяжело ранен в том бою под Артуром Колчак — не видать Василию ни Георгиевского креста, ни лейтенантских эполет, ни свадьбы с Ольгой (во всяком случае, в обозримом будущем). Не погибни Дмитриев в бою, и не было бы должности старшего офицера...

Чёрт! Ведь он не хотел карабкаться к своему счастью по чужим костям! Ведь само так вышло! Просто честно выполнял свой долг. Ведь разве думал о карьере, когда заменил на мостике тяжело раненого командира? — Нет и ещё раз нет! Неужели в бою можно думать о том, чем тебя за это наградят? И ведь не думалось!

Василий окончательно запутался в своих мыслях. Вероятно, это отразилось и на его лице, потому что Ольга вдруг окликнула мужа:

— Василий Михайлович! Вернитесь к нам! Что за чёрные думы вас посетили?

— Ой! Простите — задумался, — очнулся лейтенант и виновато посмотрел на жену и друга.

— Такое впечатление, что задумался ты о Геенне Огненной, — не преминул поддеть Денисов.

— О войне, Володь, — не принял шутливого тона Соймонов.

— Ах, в этом смысле... — Денисов тоже стал серьёзным, — Война, Василий, — наша профессия. И о ней, по моему глубокому убеждению, нужно говорить на службе. А иначе, мы с тобой с ума свихнёмся. Я сейчас не на броненосце, а в обществе друга и очаровательной женщины. И говорю о том, что мне приятно и интересно. Мы с тобой обязаны думать о победе над врагом, и это правильно. И, смею тебя уверить, в бою или перед боем, все мои мысли только об этом...

— Я тоже согласна с Владимиром Сергеевичем, — вступила в разговор Ольга, — Вам, конечно, мнение женщины не особенно ценно, но в самом деле служба-службой, а вне её нужно быть просто человеком, с простыми человеческими желаниями и проблемами.

— А я что, возражаю? — Василий почувствовал себя противопоставленным любимой и другу, — Чёрт побери! Вы мне дали хоть слово вставить? Я...

— Приехали! — оборвал лейтенанта Денисов, — потом доспорим. А сейчас выгружаемся и устраиваемся на месте.

Квартирка была в самом деле неплоха: две уютные меблированные комнатки на первом этаже двухэтажного дома и остальные помещения по стандарту — прихожая, ванная, уборная, кухня. Конечно, её нельзя было сравнить с квартирой Капитоновых на Васильевском, но молодым супругам было достаточно и этого, тем более, что Соймонову предстояло почти безвылазно находиться на корабле, а пока ещё Ольга сумеет нанять прислугу. В одиночку управляться с уборкой обширных апартаментов, готовкой, покупками и прочим молодой женщине явно было бы не под силу. Тем более планировалась ещё и работа в госпитале.

Хозяйка дома, Антонина Федотовна, миловидная сорокалетняя дама, весьма радушно приняла новых жильцов. Тем более что это радушие было "подогрето" оплатой за три месяца вперёд.

Соседями, которые не преминули заглянуть познакомиться, когда новосёлы хлопотали, устраиваясь в квартире, оказалась семья штабс-капитана Гусева из крепостной артиллерии: миниатюрная брюнетка Александра Игоревна с пятилетним сыном Серёжей. Сам глава семьи был на службе. Появление соседей было для Гусевой приятной неожиданностью, и женщина любезно предложила вновь прибывшим свою помощь в обустройстве на новом месте.

Как бы разумно и уютно не была расположена мебель в квартире, заселяющаяся в неё женщина всегда найдёт несообразности и немедленно начнёт эту самую мебель переставлять по-своему. А когда рядом есть ещё одна представительница прекрасного пола, с которой можно посоветоваться...

Ольга не являлась исключением, она, как и все женщины, была "дочерью Евы". Денисов достаточно быстро отбыл на броненосец, сообщив, что катер будет ждать в шесть часов вечера. Василию, вместе с нанятым за двугривенный дворником, пришлось ворочать кровать, сервант и прочую обстановку квартиры на протяжении без малого ещё двух часов.