-Петр Петрович, не расскажете мне, что это вы, давеча, на корабельного мастера в атаку пошли с таким натиском, что тому пришлось так поспешно ретироваться.

Да это та ещё сволочь, причём упрямая. Я ему говорю, что его мастеровые плохо заделали орудийный порт, от снятого 75-мм в корме. И что эта его заплатка на полном ходу сама отвалится. А он утверждает, что она и снаряд выдержит.

-Я думаю, вы его переубедите, это я вам помешал своим появлением.

Мы поднялись на крейсер, и тут же были окружены офицерами корабля, и опять были искренние пожелания скорейшего выздоровления и возвращения на свою должность командира группы. Было действительно приятно, ведь офицеры говорили искренне. Это чувствовалось. Но через несколько минут командир направил их выполнять свою работу. А Петр Петрович сам начал мне рассказывать, каким после модернизации будет его крейсер. Он так эмоционально всё это преподносил, как будто именно он это всё придумал и именно с его подачи затеяли это перевооружение.

-Вот тут будет ещё стоять одно восьмидюймовое орудие — подведя меня к кормовому мостику и показывая место, где именно оно будет стоять. Вот для этого тут срежут фальшборт, чтобы он не мешал во время стрельбы. По разработанному проекту, теперь наш крейсер будет иметь на вооружении три восьмидюймовых и двенадцать шестидюймовых орудий.

Всё это я и так знал, но не стал ничего говорить Петру Петровичу, а только вместе с ним восхищался будущей мощью "Макарова".

-Петр Петрович вы только добейтесь того, чтобы восьмидюймовку обязательно оборудовали броневым щитом полузакрытого типа, и обязательно сделать хотя бы противоосколочный навес. Я этот вопрос тоже подниму кое-где. Вот только я вскоре убуду на лечение и проконтролировать не смогу, так что вы настаивайте, чтобы щит всё же изготовили и установили.

-Обязательно добьюсь, ваше превосходительство, никуда они не денутся, поставят.

-Вспомните "Варяг", с его открытыми орудиями, и поймёте, для чего нужен этот щит. А теперь пойдёмте, посмотрим, что там под палубой твориться.

Спустились с ним на батарейную палубу, где происходил демонтаж 75-мм орудий. Теперь, с возросшим водоизмещением эсминцев, эти орудия были бесполезным грузом на крейсерах.

-Вот тебе и кубрики для размещения экипажа — внес я своё предложение Владиславлеву, или по проекту тут что-то другое будет?

-Да нет, именно тут будут кубрики для кондукторов и офицерские каюты, а также пара помещений для технических служб.

Пробыв около часа на "Макарове" и попрощавшись с его командой, я сошел с крейсера. Оценив масштабы работ по ремонту боевых повреждений и модернизации, понял, что крейсеру тут придется простоять до весны. Так как до ледостава его ввести в строй точно не успеют. Теперь я решил посмотреть на будущий авианосец, и направился туда, где он стоял. Мой путь пролегал мимо стапеля, на котором стоял огромный корпус линейного крейсера "Наварин", но людей на нем не наблюдалось.

Я остановился и стал разглядывать пустой корпус линейного крейсера. "Вот из него после войны может получиться неплохой авианосец на первое время — подумал я. А что, англичане и японцы ведь переделали свои линейные крейсера в авианосцы. А мы что, не сможем что ли? Должны смочь. До американских "Саратоги" и "Легси" они, конечно, сильно не дотянут, но думаю, что хуже той английской тройки не будут. Хотя наш-то почти на двадцать метров будет короче их, зато на четыре метра шире, а значит, будет более остойчив. Да кроме того, ширину можно за счет установки булей, ещё увеличить". Я еще раз окинул взглядом корпус "Наварина" прикинул, как бы выглядел авианосец из этого недостроенного корабля.

-Да работы тут непочатый край — сказал я сам себе вслух — но думаю, что из него выйдет нормальный авианосец. А потом перевести его Север, так как Балтика не место для авианосцев. А второй на Тихий океан — узкоглазых пугать. Это пока мечты, но возможно осуществимые. Пойду лучше посмотрю, как продвигаются работы на нашем эрзацавианосце. Может статься, что этот корабль и будет на пару десятилетий нашим единственным авианесущим кораблём.

"Океан" стоял возле достроечной стенки, впереди него находился линейный крейсер "Бородино" спущенный на воду два месяца назад. Я увидел, что на нем производятся какие-то работы, хотя еще три месяца назад решили, на всех кроме головного работы прекратить. На "Океане" также шла работа на палубе, во все стороны торчали ещё не до конца срезанные конструкции надстроек, мачт уже не было, а посередине, над всем этим хаосом, сиротливо торчала последняя из трёх дымовых труб. Глядя на всё это, понимаю — такими темпами мы и до конца войны его не получим, надо будет что-то делать. Надо ещё раз сходить к Григоровичу, может он что предпримет. Я не стал подниматься на корабль, за сегодняшний день я и так столько находился, что ноги гудели, да и покушать пора, с утра ещё ничего не ел. На завтра же я запланировал посетить Путиловский, а потом ещё и Усть-Ижорскую верфь.

Планы планами, но на следующий день мне пришлось остаться дома.

III

Знакомство с интересным человеком.

С утра мне нездоровилось, раны начали ныть, да и слабость какая-то навалилась. Качалов забеспокоился, начал негромко, но непрерывно зудеть на тему что, дескать, я не берегу себя. Извожу себя хождениями и поездками по разным заводам и фабрикам, когда надо лежать в постели, чтобы раны быстрее зажили. Причём, вроде и негромко зудит, но так, что аж зубы болеть, вроде как, начали. Всё порывался пойти и вызвать "дохтура", на что был профессионально отматерён, и получил категорический приказ — прекратить ногами сучить. А так же — сесть на стул, закрыть пасть и поджать хвост.

После этой фразы Прохор стал задумчив, примерно минуту стоял с открытым ртом, соображая, что же я имел в виду, потом рот закрыл и тихо сел в кресло, преданно смотря на меня.

-Сейчас отлежусь и после обеда направимся на Путиловский. Понятно тебе?

-Да, — буркнул Прохор.

К обеду боль понемногу стала отпускать, и я уже начал собираться, но тут испортилась погода, пошел моросящий дождь, который лил почти до следующего утра. Теперь я понял, отчего это у меня так заныли раны.

-Прохор если нам сегодня суждено целый день провести дома, сходи в лавку и прикупи чего-нибудь существенного.

-А чё брать-то, Вашпревосходитьство?

-Прохор, хватит ворчать, не мне тебя учить, что брать. В первый раз что ли? Вот тебе три червонца, и вперёд!

И пока я дожидался возвращения Прохора, у меня состоялась интересная встреча с одним подполковником. Мы столкнулись — образно говоря — в общем коридоре, где располагались наши квартиры.

-Подполковник Трифонов Николай Геннадьевич — представился он. Я тут по соседству с вами квартирую.

Подполковнику на вид было сорок-сорок три года, не менее метр восемьдесят пять росту. Такие должны в гвардии служить, а не в простом пехотном полку. На лице шрам, который начинался в сантиметре от мочки ухо и заканчивался около рта. И чтобы скрыть его он начал отращивать бороду.

-Контр-адмирал Бахирев Михаил Коронатович — временно в отставке по ранению.

-Я всё о вас знаю Ваше превосходительство.

-Так уж все и знаете?

-О вас много писали. Про ваши победы на море.

И он вкратце пересказал одну статейку, где расписывали мои подвиги. И как у нас всегда бывает, сильно приукрасив. Но народу нужны герои. Так что, понимая в чём дело, я не сильно досадовал на этих писак. Действительно, даже во время мира стране нужны герои, а уж во время войны тем более. А сухопутные вояки не могли ничем похвастаться, так что пусть пишут про флот, на общее благо.

Так что, почитав газеты, подполковник знал обо мне, но именно то, что написано. Что именно под моим командованием отряд кораблей нашего флота изгнал остатки германского флота из Рижского залива. И что именно там я был тяжело ранен. И что я сейчас нахожусь в отпуске по ранению, он тоже знал.

-Тогда понятно, откуда у вас такая осведомленность. Но изрядно в этой газетёнке обо мне приврали, особенно про мой героизм.

-Но ведь сражение было, ваше превосходительство? И наш флот его выиграл?

-Николай Геннадьевич, давайте без чинов, по-соседски. И да, сражение было, и жестокое. И враг у нас был очень, повторяю, очень серьёзный. Немцы вообще очень серьёзные враги. Обученные, дисциплинированные. И, перед сражением, о том, кто победит, даже не мыслили, хотя верили, что верх мы одержим. И победили, правда, дорогой ценой. Потеряли линкор, почти со всем экипажем. И не только. Много моряков погибло, непростительно много, для меня непростительно, я ведь командовал. А газетчики... Они же, всегда были, есть и будут типичными представителями древнейшей профессии.

После такого окончания фразы, подполковник, а после небольшой паузы и я, хотелось бы сказать, что засмеялись, но на самом деле, просто заржали в два голоса. Отсмеявшись, Николай Геннадьевич пригласил меня к себе, как говориться "для закрепления знакомства".

-Такое дело, Николай Геннадьевич, с минуты на минуту должен вернуться мой вестовой, я его за снедью, в лавку отправил.

-Михаил Коронатович, да никуда он, не денется. Нас ведь, наверняка слышно будет.

И снова улыбки двух офицеров в два голоса.

-Ну, хорошо, только черкну ему пару слов.

После написания записки для Прохора, я направился со своим новым знакомым в его квартиру, где был полуофициально представлен его супруге, милой молодой женщине, лет так, двадцати восьми, а заодно познакомился с его шестилетним сыном. Супруга подполковника быстро организовала стол, за который мы все сели. Для начала мужчины пропустили по рюмочке, за знакомство, потом ещё несколько, за императора, за дам, за победу русского оружия.

-Я смотрю, Николай Геннадьевич, вы тоже в тылу не отсиживались?

-А, вы об этом, — касаясь своего шрама, проговорил подполковник, — было дело. Это меня в июне, под Барановичами.

Тут его супруга, сославшись на неотложные дела, оставила нас, очевидно, что ей не хотелось, в очередной раз, слушать о том, что произошло на фронте, когда чуть не погиб её муж, и отец их сына.

А он рассказал мне, какие, оказывается, жаркие бои происходили летом в Белоруссии. Вот в одном из этих боёв, он и получил эту отметину, красовавшуюся сейчас на его лице. Причём получил в рукопашной, от немецкого тесака. Ещё, в этом бою он получил пулю в бок. После лечения в госпитале, получил отпуск по ранению, но его уже отгулял. Месяц назад, получив предписание прибыть в Петроград, и по прибытию, возглавил пехотный полк, где семьдесят процентов личного состава были бывшие фронтовики, которые уже пообщались с "девушкой с косой". По плану их должны были через месяц перебросить на юго-западный фронт. Принимая полк, подполковник решил, что два месяца в столице, это срок не малый. Тогда-то он и вызвал жену с сыном из Владимира в Петроград, чтобы побыть немного с родными. А сегодня ему вручили приказ, готовиться к срочной переброске на северный фронт. Как стало ему известно, подобное предписание получил не только его полк.

-У меня категорический приказ, через два дня полк должен быть полностью готов к погрузке на транспорты для следования в сторону Риги. И почему это нельзя было нас перебросить посуху до Риги, а не везти морем? Не дай бог, на мину налетим, или германская подлодка нас подобьёт, ведь не все умеют плавать. Да и не поможет это, вода-то сейчас холодная. И какой штабной дурак это придумал? Вы, Михаил Коронатович, случайно, не знаете?

И смех и грех. Сказать правду, так хороший человек, да и отличный офицер оконфузится, так что промолчим, хотя хотелось и посмеяться, и одновременно, рассказать этому подполу о том, как оно реально, там, под Ригой. Но выбрав правильное решение, я только отрицательно покачал головой.

Но на душе стало спокойнее. Оказывается, государь всё же продавил решение о выделении войск из Петроградского гарнизона для усиления десанта.

-Вот что Николай Геннадьевич! Я знаю, куда вас пошлют. И знаю зачем. Вас перебросят на плацдарм, который несколько дней назад захватили наши войска в районе Ирбенского пролива. Это крайне важный плацдарм, который, как я думаю, поможет выиграть войну.

Это я, конечно, загнул, для красного словца. Ничего, пусть гордится таким делом, Хотя, если поглядеть на его награды, станет понятно, что он боевой офицер, а не тыловая четвероногая тварь.

-Если действовать с плацдарма умело и решительно, а главное, согласованно с другими частями и флотом, то можно ударом с тыла по Неманской армии противника, отбросить германца далеко от Риги. А главное — надо обязательно соединиться с 12-й армией, и тогда Рижского залива германцам не видать, как своих ушей, а если ещё и Виндаву отбить, тогда можно туда часть флота перевести. Это было бы вообще превосходно.

-Отобьём, Ваше превосходительство, обязательно отобьем, — уже не говорил, а рапортовал мой новый знакомый заплетающимся языком, -да у меня такие орлы в полку, да они..., они не первый день воюют, так что мы ещё ух...., германцу надаём хороших, даже отличных... .

-Вы, Николай Геннадьевич, судя по Георгию и Владимиру с мечами на вашем мундире, боевой офицер, и как немец воевать может, знаете, на вашем лице отмечено. Так что легко не будет. Так?

-Знаю, — буркнул мгновенно протрезвевший подполковник. Провёл рукой по своей изуродованной щеке. И в его взгляде появилось что-то мстительное, бешеное.

-Тогда надо заниматься подготовкой солдат, обучением.

Я кратко передал ему историю с японскими винтовками.

-С немцем надо воевать умело, умно воевать, беречь и солдат и оружие. Да и одного вашего полка для победы будет маловато.

-Так туда не только мой полк перебрасывают, а не менее двух, это я точно знаю и несколько отдельных батальонов, а это около десяти тысяч, да ещё со средствами усиления. Давненько я такого не видел.

Подполковник, как и я, просто не имел полной информации о количестве срочно перебрасываемых войск. Для усиления группировки на плацдарме было выделено два полка полного состава со средствами усиления и восемь отдельных батальонов. Всего около пятнадцати тысяч человек. Но об этом я узнал позднее.

-Тогда это уже серьёзно.

-Вот и я о том же. И главное, большинство солдат обучены и обстреляны, новобранцев не так много и они среди опытных фронтовиков быстрей обучатся выживать и бить врага.

-Ну что ж, тогда давайте по крайней на сегодня, за то чтобы война побыстрее закончилась нашей победой, и чтобы вернуться нам домой живыми и здоровыми. Хотя здоровье мы с вами немного подрастеряли. Ну ничего, после победы восстановим.

Мы с ним ещё понемногу пригубили. Так что посидели мы с подполковником хорошо, и изрядно набравшись, расстались только за полночь. Прохор встретил меня "с распростёртыми объятиями", помог мне добраться до постели, что-то бурча себе под нос, но вслух читать нотаций не стал. Как только моя голова коснулась подушки, я тут же вырубился.